Читать книгу Похождения Павла Ивановича Чижикова - Саади Исаков - Страница 10

Чтобы сэкономить на почтовых издержках и предотвратить неизбежное воровство, которое Павел Иванович после разговора с Хвощовой посчитал фатальным, наш герой стал фантазировать на предмет других способов поступления фотографий. Ведь если ему удалось хоть как-то договориться с почтовым отделением по месту поступления писем, то со всеми отделениями по месту отправки, сортировки и транспортировки, где присутствовала шаловливая рука среднестатистического работника министерства связи, договориться было нереально. Оставалось надеяться на авось, потому что русский человек может воровать, а может и не воровать, если ему вдруг приспичит или временно вступят какие-нибудь патриотические или идейные соображения наподобие скреп. Но потом он вдруг опять вспомнит максиму, что «не пойман – не вор», чему всенародно учились испокон веков, и снова примется за свое. И хотя шанс попасть в первую, непредсказуемую фазу всеобщей честности минимальный, но есть, на это можно, но не следует сильно уповать.

Несмотря на этот коренной вопрос российского существования, были и другие сомнения в сотрудничестве с поч той. Особенно хотелось сэкономить на времени доставки. Ради этого Павел Иванович придумал назначить в провинции, то есть по крупным и мелким городам и поселкам городского типа, уполномоченных из неработающего элемента, чтобы они за дополнительную скромную копейку выполняли нехитрую работу, суть которой заключалась в следующем: собирать фотографии на местах, проводить семинары по типу организации сетевого маркетинга и создавать клубы здорового образа жизни на базе снятия родового стресса по фотографии.

В обязанностях уполномоченного было также ходить на почту, принимать конверты заказные и до востребования, раз в неделю передавать письма курьеру, получать от курьера корреспонденцию и снова нести на почту или отправлять с проводниками поездов, если в городе была станция и останавливались прямые до столицы скорые поезда.

Для этой деятельности идеально подходили раскассированные к тому времени интеллигенты, бывшие учителя, инженеры, партийные и профсоюзные деятели не выше производственных парторгов и профоргов, кто еще окончательно не предал партию и атеизм, не сбежал в объятия церквей всех мастей и у кого еще чесалась тогда активность, но применить ее в силу своей идейной и духовной вторичности, без чужой продуктивной идеи и цели им было никак и ни к чему. То есть все те активисты и застрельщики, у кого не было в генах упомянутой выше коммерческой жилки делать деньги из ничего, готовы были устремиться на помощь Павлу Ивановичу.

Чижиков, будучи человеком рассудительным, понял одну прелюбопытнейшую особенность существования: если во Вселенной существует закон всемирного тяготения, то среди людей распространен закон всемирного притяжения. Фактически если у кого появляется необходимость в людях, то оные начинают к нему интуитивно стремиться и вокруг группироваться, причем как раз те, кто в данный момент нужен. И наоборот, если к тебе народ не потянулся, брось это дело и начни искать другое. Не мучь фортуну.

Так, в одном губернском городе, в местном кремле, Чижиков стоял с непокрытой головой возле неогороженного котлована, куда накануне свалился пьяный строительный рабочий из русаков и за ночь замерз при температуре минус 4. Об этом случае говорил весь город, однако новость дошла до Чижикова, когда к нему подошел крупный мужчина с бородкой и разъяснил беду.

– Ужасно, – отреагировал Павел Иванович на известие.

– Яков Геннадьевич Крамской, местный краевед, – представился мужчина, дыша паром, – вообразите, это у нас первый такой случай. И как раз перед праздником.

– Это прискорбно.

– Мэр очень переживает. Боится огласки.

– Думаете, могут снять?

– Думаю, могут.

– А я думаю, что не снимут. Не те уже времена.

– Но кого-то же снимут.

– Кого-то снимут. Прораба снимут.

– Прораба точно снимут.

– А кого еще?

– Кроме прораба, некого и снимать. Разве что бригадира?

– Можно и бригадира.

Павел Иванович внимательно осмотрел незнакомца, не найдя в нем особых изъянов – разве что он был в сандалиях, надетых на белый шерстяной носок. Погода стояла для такой моды не располагающей. Но эту странность наш герой отнес к общему тяжелому положению трудящихся масс всей необъятной страны на тот исторический момент.

– Чем обязан? – любезно спросил Павел Иванович.

– Я, собственно, вот по какому делу. Мне сказали, не имею права говорить, кто, что вам нужны доверенные лица по части одного вами придуманного дельца.

Чижиков удивился, но смолчал. Единственным, с кем он встречался, был мэр города, бывший винозаводчик Бобриков, человек крупный, мощный даже с виду, государственный. Одетый в костюм от «Бриони» и в роговых очках, он заставлял трепетать только одним своим присутствием. А если он говорил слово, то держись! Усмотреть связь между этими двумя людьми не представлялось никакой возможности. Хотя, подумал Павел Иванович, провинция всегда непредсказуема. Вот, к примеру, собрался в кремль на прием к губернатору по случаю тысячелетия города, а стоишь на краю мелкой пропасти, в которой ночью отдал богу душу местный алкаш.

– Допустим. А что вы, собственно, умеете делать? – отвлекся Чижиков от невеселых дум.

– Я умею всё.

– Как всё?

– Понимаете ли, нет, у меня богатая биография. Как бывший военный могу народ вокруг себя собрать, могу интеллигенцию в шеренгу построить. Вот только купать девок в шампанском не приходилось, на Лазурном берегу побывать не пришлось, ну и побить венецианский хрусталь в ресторане тоже пока не сложилось.

– А хочется?

– Очень, – честно признался собеседник. Чижиков оглядел Крамского:

– А не поздновато будет?

– Мечтать никогда не поздно. Понимаете ли, нет?

Яков Геннадьевич оказался при всем человеком вполне образованным, не показывал недостатка в обходительной культуре, а в сандалиях был, видимо, в силу стесненных финансовых обстоятельств. Он проявлял себя к тому же чистюлей и аккуратистом, что было заметно, опять же, по белоснежным шерстяным носкам и по-солдатски подшитому белому воротничку к клетчатой ковбойской рубахе из мягкой фланели. Это выдавало в нем отставного военного еще застойного, брежневского образца, туповатого, однако добродушного, не злонамеренного и мечтающего посвятить остаток жизни, как и его кумир-эпикуреец, приобщению к пошлым ценностям потребительского бытия, с гаражом редких западных лимузинов как компенсацией за скудную советскую молодость, жизнь с очередями за туалетной бумагой и беспросветное существование в военном городке, а в последнее время – за непереносимые переживания о том, что покупная способность пенсии сокращается, как бальзаковская кожа, да и приходит она с перебоями и опозданием по месяцам.

Из всего Чижиков вывел, что Крамской может стать хорошим исполнителем новой коммерческой инициативы, филигранно следующим всем инструкциям, после чего, не отходя от края пропасти ни на шаг, изложил суть дела, дословно пересказав известную статью в «Деловой Правде».

Он был так убедителен, что Якову Геннадьевичу тут же захотелось снять родовой стресс, потому что он мгновенно уверовал, что в его последних сексуальных неудачах эротического характера, несмотря на богатую фантазию, виноват как раз он самый, оглушивший дитятю Яшеньку при рождении, потому как все другие способы преодоления полового бессилия больше не помогали. Даже регулярное хождение в храм, где молился святому Спиридону Тримифунтскому, покровителю мужчин в случае половой нужды и падения уровня тестостерона.

– А как бы мне самому того? – поинтересовался Крамской у Чижикова.

– Это можно. Вам бесплатно или за деньги?

– Бесплатно, конечно.

– То есть без возврата?

– То есть вы не даете гарантии, что стресс когда-нибудь не вернется?

Это надо было хорошенько обдумать. Крамской неожиданно подсказал, что возможен рецидив, что стресс может вернуться, скажем, через полгода, пускай год, как последствие другого стресса. Это во многом меняло дело, расширяло перспективы пополнения кармана и умножения капитала за счет хроников из неврастеников.

– Дорогой ты мой, – закричал Чижиков Крамскому и неожиданно обнял его, отчего тот окаменел.

– Вы даже не знаете, какой вы стервец-молодец! Конечно, с возвратом. То есть я верну фотографию, которую вы мне принесете, с доказательством о снятии родового стресса, – тут он замешкался, потому что на радостях вдруг распахнулась его душа, но он вовремя ее сузил, – отдадите двадцатку потом, с общих дел.

На этом они расстались. Чижиков пошел на прием к губернатору по случаю юбилея города, который не стали отменять из-за траура по погибшему рабочему – слишком значительное было торжество и слишком скромным было несчастье.

На приеме присутствовала вся элита губернии: местные знатные дамы, жены чиновников, сами чиновники, их дети, в том числе и завидные невесты. Роль офицеров, расквартированных в гарнизонах, в городе выполняли казаки, разукрашенные орденами и медалями, глядя на которые складывалось впечатление, что страна с 1985 года непрерывно воюет, а казаки умудряются быть на государственных приемах и одновременно участвовать в боевых действиях на всех фронтах.

Чижиков пригляделся к одному из орденов на груди казака в чине полковника, и он показался ему очень похожим на орден Ушакова I степени, полученный странным образом минуя вторую. Павел Иванович поинтересовался, за какую такую морскую кампанию казачий полковник удостоен высокого генеральского ордена, кавалеры которого в количестве 47 штук были известны наперечет.

– Сильно умный, – сказал обиженный полковник Чижикову, отошел в сторону и направился жаловаться мэру на новенького, непонятно каким образом прибившегося к губернскому кораблю.

– Да и ты сам себе на уме, – крикнул ему вдогонку Павел Иванович, – орденок отстегни, не по чину будет.

Сколько теперь развелось таких самозванцев, думал про себя Павел Иванович, рассуждая о судьбе России, где всегда находятся люди, готовые примазаться к чужим славе и подвигам, чтобы заполучить уважение и расположение окружающих на фуфу. И ладно если просто наслаждаться почетом задарма – так ведь они еще умудряются за это получать финансовые средства, жить безбедно и брать не по чину. Эти ушлые людишки, думал Чижиков, уже захватили половину России, построили себе дома по берегам отечественных и зарубежных водоемов, хоромы с внутренним бассейном и баней, а на чем сделали деньги, что на свет произвели, кроме детей и отходов жизнедеятельности, – неясно.

Одному богу известно, на чем. Скорее всего, присосались к нефтяной трубе или к власти либо потихоньку осваивают налоги, выдоенные из таких фирм, как «Чижиков и К^о». Было видно, что казак задел нашего героя за живое, потому выходило: орден – хоть и дешевая подделка и пустяк, зато содержание казака было на его, Павла Ивановича, кровно заработанные деньги, а их было жаль.

Разволновавшийся Чижиков пошел подкрепиться бульоном с расстегаями, любезно представленными в губернском меню. Он всегда ел, когда был нервно возбужден, поэтому наел себе небольшое плотное брюшко. Еда была отменной, и Павел Иванович попробовал практически всё: и икру, и семгу, и даже местный борщ, к которому отдельно подавалась гречневая каша – местный деликатес, который, как его здесь же научили, следует есть по-особому, зачерпывая борщ ложкой уже с кашей внутри. Так ему подсказал один местный, оказавшийся на поверку министром туризма. Не помешало под разговор выпить водочки.

Павел Иванович поинтересовался, как тут дела обстоят с дамским полом, до коего у него всегда была охота, но не всегда доходили руки.

– Не считая, конечно, русоволосых несовершеннолетних красавиц, которых пусть обхаживают стройные курсанты местного военного училища, – уточнил Павел Иванович, зная губернские обычаи.

Оказалось, что на месте с этим делом обстояло совсем неплохо, и Исаак Израилевич Фридман – так звали случайного собеседника – указал на двух дам необычайной красоты, вдову и дочь бывшего тоже министра, однако провинциального образования. Павел Иванович обомлел и хотел было попросить товарища познакомить с дамами, но тут его срочно позвали к мэру.

– Ты мне тут народ не баламуть, – сказал мэр Павлу Ивановичу. – Казаки мне город помогают держать в узде. А цацки эти у них – слабость, сам понимаешь. Пусть. Полковник подходы к дискотеке «Пять углов» охраняет, а туда ходит моя дочь. Правильно, Петрович?

– Правильно, – буркнул полковник.

– Ну, иди, иди, – сказал ему мэр Бобриков таким тоном, как отправляют от себя детей или собак, – нам нужно остаться наедине.

Петрович ушел.

– Я слышал, ты хочешь наладить у нас бизнес?

– Хочу. Кстати, Крамской от вас был?

– Знаешь, что характеризует государственного человека? Умение правильно занять оборонительно-наступательную позицию. Например, при либералах дискотека называлась «Пентагон», а при мне – «Пять углов». И теперь ее охраняют казаки.

– Это так. А что от меня-то нужно?

– Я тебе – налоговые послабления для твоего филиала, ты мне – разницу в карман, а если кто от тебя что потребует дополнительно, бандиты, органы, эпидемстанция, пожарные, ты мне скажи, я всё улажу.

– Годится. Всё через Якова Геннадьевича?

– Можно и через него, но иногда сам не забывай заходить.

– А что он пришел в сандалиях?

– Конспирация. Чтобы ты сразу не подумал, что от меня. Мало ли что. Ну всё, сейчас губер придет речь говорить. Я пойду его встречу.

Пока Павел Иванович разговаривал с мэром Бобриковым, дамы исчезли из поля зрения. Чижиков метнулся на поиски, но их нигде не было. Он вышел на улицу, где вкруг стояли казаки и на приблатненный фасон курили модные в их среде папиросы «Беломорканал». Увидев Чижикова, Петрович не сдержался и косо, как урка, на того посмотрел, но Павлу Ивановичу было не до казачьей дерзости.

Он был увлечен романтическими настроениями, не зная пока точно, кем – если не матерью, так дочерью. Не найдя их снаружи, Павел Иванович буквально вбежал обратно в кремлевские палаты, где еще проходило торжество и держал приветственное слово сам губернатор Рюрик Хасбулатович Вампохер, назначенный на должность незадолго до юбилейных торжеств как символ единения великих народов и ценностей на Руси в одну скрепу, прошелся взглядом по всем уголкам в поисках Фридмана, чтобы справиться о дамах, но и тот исчез как бес, то есть провалился.

Чижиков опечалился. Найти дам не представлялось возможным, а спрашивать о них у мэра Бобрикова он посчитал ужасной дерзостью и не по чину.

Так он и уехал из города, не узнав, кто были эти две прекрасные дамы. Но с тех пор он постоянно думал о них и о том, что одна из них могла бы стать его женой, прекрасной во всех отношениях.