Читать книгу Похождения Павла Ивановича Чижикова - Саади Исаков - Страница 8

Газета чисто теоретически могла уже пойти в тираж, после чего оставалось только ждать поживы. Чижиков был доволен как человек, сделавший первый шаг на пути к новой жизни, и, хотя он не был окончательно уверен, что всё получится как надо, смотрел в будущее с воодушевлением и ушел от Зряченского на подъеме. Ему надо было сделать еще два предварительных дельца, способных повлиять на успех, и к вечеру он уехал в уездный город NN, где в банке служил его школьный товарищ Вальдемар Трефф. Павел Иванович хотел к утру быть у него, обговорить первое дельце и сразу же вернуться обратно, обделать второе и готовиться к предстоящему наплыву писем и, как следствие, денег.

Зряченский между тем подумал, что на всякий случай следует заготовить критическую отходную статью на тот замес, если дело у Чижикова пойдет как-нибудь косо и криво. Тогда он ее опубликует и, сославшись на свободу слова, дезинфицирует орган печати и стерилизует свое перо.

Но он даже не подозревал, в какое дело ввязался и сколько денег ему посчастливится заработать и не заработать, а Чижикову вместо зловредного друга придется на этой почве обрести лютого врага.

В банке провинциального города NN, где управляющим служил его давний знакомый, Чижикову надо было открыть на себя счет, но не на свою фамилию Чижиков, как это положено – хотя, впрочем, и на свою, но так хитро, чтобы деньги приходили с пометкой «Родовой стресс» как самостоятельному адресату, но на его, Павла Ивановича, счет. Обыкновенному человеку это трудно понять, поэтому у него и возникают проблемы с наживанием больших денег, поскольку даже такие простые, примитивные схемы не уживаются в его голове. Принимать на личный счет деньги с другим адресатом было нельзя, а не отправлять назад – и того хуже. Если деньги скапливаются на депозите как не имеющие правильного адресата, они рано или поздно становятся достоянием банка и архивируются навсегда, как сокровища КПСС, вывезенные тридцать лет назад генералами КГБ в чемоданах, не востребованные по причине естественной убыли курьеров в погонах и формальных владельцев.

В поезде – а он поехал именно поездом, в спальном вагоне высшего разряда с душем, халатом и белыми гостиничными тапочками с эмблемой РЖД, придуманной дизайнером-юмористом, отдаленно напоминающей каббалистическое קופ-фук, по смыслу похожее на неприятное действие в шашках, когда игрок профукал, прозевал, – облачившись в белый халат, Чижиков представлял себе пачки денег, роскошную жизнь и завидное для окружающих положение в обществе.

В машине за рулем он ездить не любил, потому что уже тогда понимал, что такому человеку, как он, не пристало возить себя самого, то есть работать шофером у собственного тела. Это, по его мнению, не только не соответствовало статусу успешного бизнесмена, но и отвлекало от вдохновенных мыслей – например, о том, как в кратчайшие сроки осуществить свою заветную мечту – сказочно разбогатеть.

Проводница в фартуке с вышитой эмблемой РЖД, больше похожая на домохозяйку или кастеляншу из правительственного санатория эпохи застоя, дородная и розовощекая, способная заменить заботливую мать и игривую жену заезжему партийному молодцу, заботливо принесла ему незатейливый ужин из ресторана и соточку «Столичной», после которой Чижиков, удовлетворенный, заснул. Утром его уже ждал завтрак: сырнички со сметаной и чай.

– Вставайте, Павел Иванович, через час ваша станция.

Чижиков по-детски открыл глаза – один за другим с длительным интервалом, потом снова зажмурился, как дети притворяются крепко спящими, и так пролежал еще пару минут, затем поджал ноги, отбросил одеяло и разом вскочил, и застыл в той нелепой позе с разведенными руками, в которой оказываются гимнасты после сальто. Тапочки оказались чуть левее, и он в них не попал. Наш герой отскочил в сторону, да так, что ловко в них влился, – эта процедура заменила ему утреннюю гимнастику и окончательно взбодрила.

Вечер, подумал Павел Иванович, закончился хорошо, ночь он провел замечательно, в непрерывном сне, день тоже начинался благоприятно, виды на остаток дня формировались положительные.

Чижиков приехал в банк с утра пораньше, благодушный, сел в приемной, на двери которой было золотом на черном, как на мемориальной доске, имя его приятеля, и стал ждать. Банкир, однако, не торопился и появился около одиннадцати. На лице его специально для секретарши было написано, что он задержался по важному делу, хотя было понятно, что никаких дел с утра не имелось – просто ленился.

– Чижиков, ты ли это? – спросил банкир Трефф с порога приемной.

– Я, – ответил Чижиков.

Они обнялись и три раза, по-московски, поцеловались.

– Какими судьбами, брателло, заходи. Чаю или сразу коньяку?

– Чаю.

– Давай по коньяку. Такое, понимаешь ли, событие.

– Я не пью с утра, – Павел Иванович не любил, когда ему навязывали алкоголь, потому что сам спаивал деловых партнеров во время переговоров.

– Ну да, новые веяния. Спорт, фитнес. Здоровье бережем. Не куришь, небось?

– Не курю.

– Молодец, а я вот по старинке и пью, и курю, и бабами увлекаюсь. Работа у меня нервная. А ты случайно не из этих теперь будешь, из модных, – третьего рода?

– Типун тебе на язык.

– Ладно, твое личное дело, можешь не говорить.

– Я жениться собираюсь. Есть у меня одна на примете, – соврал Павел Иванович и перевел разговор на другую тему: – Ты бы табличку, что ли, сменил.

– Зачем?

– Почто такой траур?

– Ты, я так понимаю, не за этим ко мне приехал.

– Я, – начал Чижиков, стараясь не терять больше времени и в расчете поскорее вернуться назад, – к тебе действительно по делу.

– Ха! Раз так, то сначала тебе придется со мной выпить, иначе никаких дел.

– Пощади.

– Не пощажу. Иначе какие дела? Вот если я к тебе когда приду по делу, тогда ты будешь устанавливать свои порядки.

– Хорошо, только немного.

– Пойдем в библиотеку, там у меня сигарная комната. Там расскажешь.

Они прошли в сигарную. Чижиков искренне удивился таким нововведениям в банках. В сигарной стояли низкий стол, зеленый диван и два под стать ему кресла. На стенах висели портреты Треффа в присутствии, в обнимку или в окружении знаменитостей.

– Все здесь были, – с подчеркнутой гордостью сказал банкир Трефф.

– И Ельцин тоже? – тогда он как президент был в ходу.

– Нет, у Ельцина был я, но это ничего не значит.

Они сели за низкий столик из красного дерева со стеклянной столешницей. Старый товарищ открыл ящик с сигарами. Достал одну и протянул Чижикову:

– На, закуривай!

– Я не курю.

– Сигары – это другое. От них вреда нет, – сказал он и заставил Чижикова взять сигару.

– Вот и молодец. Теперь налью коньяка, и можем приступать к разговору, как деловые, понимаешь ли, люди.

Чижиков нехотя прикурил, неумело причмокивая губами.

– Ну что у тебя, дело на миллион?

– Ну, не на миллион, – поскромничал наш герой. – Так, чтобы только штаны не спадали.

– Ну, ты молодец, я всегда знал, что из тебя будет толк.

– Мне нужен счет у тебя в банке.

– Признавайся, если бы тебе нужен был просто счет в банке, ты бы ко мне в такую даль не потащился.

– Это правда.

– Ну, ты точно жулик.

– Не более, чем все.

– Пройдоха ты, брат.

– Но ты ведь не знаешь, зачем мне надо.

– А я и знать не хочу. Потому что ты прохиндей.

– Но почему же?

– Сто раз прохиндей, и можешь меня не переубеждать. Вот, лучше выпей.

– Мне будет плохо, – нарочно капризничал Чижиков.

– От коньяка будет плохо? Давай научу, как надо. С сигарой – самое милое дело. Сначала дым подержи во рту, а потом глоток коньяку. Подержи, подержи, сразу не глотай. Вот так.

Чижиков с непривычки поперхнулся, и у него выкатились наружу покрасневшие глазищи.

– Возьми у меня кредит процентов под 20. Очень выгодный кредит.

– Ну зачем мне кредит?

– Как зачем, сейчас все берут кредиты. У тебя есть свой бизнес?

– Есть.

– Возьми у меня миллионов сто. Найми себе директора. Договорись с ним за 10 миллионов отступных, чтобы он годок-другой посидел в тюрьме. Остальные переведи себе за границу и живи потом припеваючи, загорай на Канарских островах. Это сейчас так стало модно.

– Мне так не надо. Это же форменный грабеж, – сказал Чижиков. – А тебе-то какой интерес?

– Я получу провизию с этих денег. Наберу таких, как ты, с десяток-другой, пущу банк под откос и присоединюсь к тебе на Канарах.

– На нарах ты присоединишься.

– Смешно сказал. Но я тебе смешнее скажу: в нашем государстве обманывать нельзя. Можно только грабить. Еще помянешь мое слово.

– Нет, я так не хочу.

– Даже под 19 процентов? Это я тебе как другу предлагаю. Другому кому – ни за что.

– Нет.

– А под 18? Неблагодарная ты свинья.

– Нет, не надо.

– Ну ты и жмот, – с явным огорчением сказал Трефф. – Тебе по дружбе предлагают сразу то, чего ты сможешь достичь лет минимум через десять, причем упорным, утомительным трудом и бессонными ночами – с целью нажить копейку и перегнать деньги за границу, чтобы там провести остаток своих дней. Наращивание оборотного капитала ему подавай вместо 90 миллионов в кармане уже сейчас. Ты не жмот, ты, приятель, дурак. Потом помянешь мое слово.

Чижиков покраснел, что было с ним нечасто. Он мужественно сносил оскорбления. Иной раз ему хотелось встать и уйти, но такое малодушие противоречило его убеждению: он всегда стремился довести дело до нужного ему финала, а для этого надо было стерпеть. И это вовсе не факт, что в другом банке его не ожидало бы то же самое. Но самое ужасное заключалось в том, что Трефф был прав. Все его собственные планы сводились к одному – заработать и зажить на широкую ногу за границей. Но не так примитивно и пошло, как предлагал ему банкир. Наш Павел Иванович был в какой-то степени романтиком.

– Так что тебе надо, если не кредит?

– Понимаешь, я хочу открыть счет на себя, но чтобы люди, перечисляя деньги, не знали, что они перечисляют их мне.

– Я же сказал, что ты жулик.

– Я никого не обманываю и не собираюсь. Это будут добровольные перечисления.

– Нашел дураков?

– Я бы сказал, это пожертвования.

– Как, например, на детей Анголы и Мозамбика?

– Ну, что-то вроде того, только без дальнейшего адресата, а будут накапливаться у тебя в банке, пока я их не заберу.

– Ага, имя свое светить не хочешь, чтобы потом не побили?

– Как раз не поэтому. Просто имя у меня не солидное.

Чижиков! Ты бы деньги Чижикову перечислил?

– Ни за что.

– Вот и я о том же. А если фамилия Добронравов или доктор Краснов – тогда другое дело.

– А еще лучше немецкая фамилия – Остерман, Мених, Вебер, Трефф.

– Именно.

– С каждого перевода три доллара, – подытожил банкир.

– Это грабеж!

– Жулик.

– Бандит.

– Аферист.

– Доллар.

– Два.

– Не могу. У меня большие накладные расходы.

– Два.

– Доллар.

– Доллар и кредит под 20 процентов.

– Доллар, кредит, но проценты с депозита.

– Доллар, но процент с депозита как со срочного вклада мой.

– По рукам.

– По рукам! Ну ты, брат, и аферист.

– От бандита слышу.

Они снова ударили по рукам, обнялись, расцеловались и пошли в соседний ресторанчик «Моцарт у Сальери» обмыть сделку, в результате чего Чижиков забыл свой синий шелковый шарф с золотыми огурцами, подаренный одной дамой с романтическими намерениями. Он носил этот подарок с благодарностью, как иной носит кольцо, что с ним бывало в исключительных случаях.

Обнаружив потерю уже в поезде, Павел Иванович в отчаянии стал метаться по красной ковровой дорожке вагонного коридора с криком:

– Профукал, всё профукал, – чем весьма смутил проводницу, перепугавшуюся насмерть, потому что вид у него был отчаянный, как у игрока, который спустил всё свое состояние в коммерческий штос и, не ровен час, пустит себе пулю в лоб.

Он отродясь был бережлив, подобные потери переживал мучительно и долго сокрушался тому, как это он не уследил, а потом целый день анализировал с дотошностью психоаналитика, что же могло повлиять на утрату, и приходил к выводу, что это – результат совокупности всех обстоятельств еще задолго до момента приобретения утраченного предмета, вплоть до того позорного случая, когда отец выпорол его за приклеенные намертво в альбом для рисования драгоценные почтовые марки раннего СССР, чем они были обесценены навсегда.

Зигмунд Фрейд был бы им весьма доволен за искренние рассуждения и глубокий самоанализ.