Читать книгу Черные розы - Саманта Кристи - Страница 8

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Пот стекает у меня между грудей, а футболка, в которой я сплю, промокла насквозь. Я пытаюсь стряхнуть с себя ночной кошмар, но тут осознаю, что это вовсе не кошмар. Это малыш Эрон кричит в детской во все свое младенческое горло. Я крепко закрываю глаза и жду, когда этот нескончаемый плач прекратится. Плач продолжается. Я переворачиваюсь на бок и накрываю голову подушкой, покрепче прижимая ее к ушам, чтобы заглушить шум.

Все бесполезно. Мне больше не заснуть. Я сажусь на край кровати, извергая проклятия в адрес Трик и своих гудящих мышц. Я тренируюсь уже две недели, и кажется, что у меня болят даже волосы. Я встаю и смотрю на себя в зеркало – на плечах появился намек на выраженные мышцы. Рукам-то зачем быть сильными? Я же участвую в забеге!

Я быстро натягиваю на себя спортивную форму и хватаю сумку. Потом спускаюсь по лестнице и по пути к выходу хватаю из вазы с фруктами банан.

– Пока! – кричу я и выхожу из дома.

Не уверена, что кто-то меня услышал. Эрон все еще вопит.

По пути в спортзал в голову мне начинают лезть плохие мысли, и я ловлю себя на том, что разглядываю незнакомые лица прохожих. Я наблюдаю за выражениями лиц мужчин моего возраста, когда они встречаются со мной взглядом. Они меня узнают? Я роюсь в своих снах и воспоминаниях, прямо как ФБР запускает распознавание лиц преступников. Видела ли я этих людей раньше?

Чувствуя, как моим напряженным телом овладевает паника, я ускоряю шаг. Жду не дождусь, когда наконец доберусь до беговой дорожки и забуду обо всем остальном.

* * *

Через несколько часов, когда мой разум успокоился, а ноги превратились в желе, я принимаю душ, потом беру сумку и выхожу из раздевалки. Когда я выхожу из спорткомплекса, Трик поднимает большие пальцы вверх. Она словно знала, что мне сегодня было нужно. Мы боксировали на ринге, и я была в ударе. Трик неплохо меня отделала, но могу сказать, что и я заставила ее попотеть. Несмотря на то что моему телу сегодня изрядно досталось, я улыбаюсь.

Но когда я по рассеянности натыкаюсь на какого-то человека у входа в зал, моя улыбка тут же испаряется, а кровь отливает от лица.

– Ой, девушка, простите, – произносит мужчина, не узнавая меня – он поднимает книгу, которую уронил при нашем столкновении.

Я хочу уйти, но ноги меня не слушаются. Когда я смотрю на него, у меня закипает кровь. Хотя мои кулаки сегодня хорошо поработали, я крепко сжимаю их и думаю, не отметелить ли старого мерзавца. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы на него наброситься, – это мысль о том, что мы находимся прямо перед входом в спортзал, которым владеют мои зятья. Нелестная информация в новостях может навредить их бизнесу. Информация в новостях также может привлечь внимание ко мне, а этого я допустить не могу.

Прежде чем я успеваю опомниться и уйти, мужчина выпрямляется. Теперь кровь отливает и от его лица тоже, но, как мы оба знаем, это происходит по совсем другой причине. Я испытываю ярость, а он – стыд.

– Пайпер?

Я поворачиваюсь к нему спиной и приказываю своим ногам двигаться.

– Пайпер Митчелл, это ты?

Ноги медленно уносят меня прочь от него.

– Пайпер, я знаю, что это ты! Подожди, пожалуйста. Поговори со мной.

Не останавливаясь, я оборачиваюсь и громко и четко произношу:

– Мне нечего вам сказать, мистер Тейт.

Он хватает меня за руку, и я застываю, словно оказалась в одном из своих кошмаров.

– Пайпер, я всего лишь хочу узнать, все ли с ней в порядке. Пожалуйста, если не хочешь говорить, где она, то хотя бы скажи, что она жива и здорова.

Я дерзко – что совсем не похоже на то, что происходит в большинстве моих снов, – вырываю руку.

– Вы что, шутите?! У вас правда хватает наглости спрашивать, в порядке ли она? Может, если бы вам было на это не наплевать десять лет назад, она была бы в порядке.

Он ахает, в глазах у него появляются слезы. У этого мерзавца нет никакого права плакать! Я качаю головой и снова пытаюсь уйти. Он удерживает меня, с силой схватив за плечи.

– Она умерла? О боже, что я наделал?!

Чьи-то большие руки отрывают мистера Тейта от меня и прижимают к кирпичной стене здания с такой силой, что на спине у мерзавца наверняка останутся синяки.

– У вас проблемы? – Мейсон обращается ко мне, но его рассвирепевший взгляд прожигает глаза мистера Тейта.

Я облегченно выдыхаю:

– Нет, никаких проблем. Он уже уходил.

Я иду в противоположном направлении – обратно в зал, там я чувствую себя в безопасности. Потом останавливаюсь – слова раскаяния мистера Тейта на меня подействовали. Я ругаю себя за то, что сейчас сделаю. Я подарю ему спокойствие. Он этого не заслужил, но я все равно это сделаю. Я ненадолго оборачиваюсь.

– Ответ – нет, она не умерла.

И проскальзываю в дверь, прежде чем услышу от него еще хоть слово мольбы. Я уверена, что Мейсон не позволит ему последовать за мной. Даже мистер Тейт не настолько глуп, чтобы вступить в конфронтацию с профессиональным футболистом. К тому же он вдвое старше Мейсона. Он выглядит старым. Очень старым. Так, словно состарился не по годам под бременем того, что он сделал. Вот и хорошо, он это заслужил. Он заслужил это даже больше страданий.

Сумка съезжает у меня с плеча, потому что я наклоняюсь и упираюсь ладонями в колени, словно меня ударили в живот.

– Ну почему все мужчины считают, что им можно тебя либо бросить, либо причинить тебе боль? – спрашиваю я, обращаясь в пустоту.

– Этот мудак причинил тебе боль? Кто он такой?

При звуке голоса Мейсона я прикрываю глаза. В панике я даже не осознала, что он стоит рядом со мной.

Мое молчание лишь разжигает его злость.

– Точно, так и есть! Черт, я его сейчас убью! – восклицает Мейсон и направляется к выходу.

– Нет! – кричу я, останавливая его. – Не в этом дело, оставь его в покое.

Мейсон возвращается, своей массивной рукой берет меня за подбородок и осторожно приподнимает голову, пока мы не встречаемся взглядами.

– Пайпер, ты в порядке?

Я неуклюже киваю и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. Потом дрожащими руками поднимаю сумку с пола и надеваю ремень на плечо:

– Мне пора.

Мейсон без каких-либо усилий забирает у меня сумку.

– Ты не в состоянии никуда идти, Принцесса. – Он берет меня под локоть и ведет в кафе спорткомплекса. – И я тебя не отпущу. Тебе нужно сесть, выпить кофе и что-нибудь съесть.

– Может, уже прекратишь называть меня Принцессой? Какого черта ты вообще это начал? И почему ты считаешь, что знаешь, что мне нужно? – дуюсь я, останавливаясь на полпути.

– Я прекрасно знаю, что тебе нужно, потому что мне хорошо известно, что у тебя только что была изнурительная тренировка, от которой ты выдохлась и ослабла. Мне известно, что после вышеупомянутой тренировки у тебя была, по всей видимости, довольно напряженная встреча с тем мудаком. Мне также известно, что ты чертовски упряма и ни за что не станешь никого слушать – сколь бы правдивыми ни были их слова. И я называю тебя Принцессой потому, что именно ею ты и являешься: ты путешествуешь по миру за папочкин счет, и тебе совершенно насрать, какое влияние это оказывает на других.

Я осознаю, что пока Мейсон все это говорил, он вел меня в кафе, и теперь мы стоим перед диванчиком в задней его части. Он подталкивает меня к дивану.

– Так чем же мне тебя накормить, Пайпер?

– Тьфу ты!

Я пытаюсь уйти, но он загнал меня в угол. Но я четко осознаю, что не испытываю паники. Наоборот. Удивительно, что я чувствую себя в такой безопасности, когда он надо мной нависает.

– Я не путешествую по миру за папочкин счет, – вру я. – Я решила потратить на путешествия деньги, отложенные на мое обучение.

– Что в лоб, что по лбу, – отвечает Мейсон, набирая что-то на телефоне. – Все равно эти деньги из одного источника. Я слышал о том, куда ты ездила. Я знаю, сколько что стоит. Деньги на твое обучение давно закончились, Пайпер. Если, конечно, твои родители не думали, что ты будешь изучать медицину в Гарварде.

Я открываю рот, пораженная его дерзостью. У меня нет настроения с ним спорить, особенно если учесть, что он прав. Поэтому я скрещиваю руки на груди и откидываюсь на спинку дивана. Посидеть и правда неплохо. Но я не собираюсь ему в этом признаваться.

Через две минуты нам приносят кофе и пару бутербродов. Глядя на еду, я ухмыляюсь, осознав, что Мейсон сделал заказ по телефону.

– Ты что, в плен меня взял?

Я морщусь, как только слова слетают с моих губ.

– Нет. – Мейсон садится рядом со мной, оставляя между нашими бедрами почтительное расстояние. – Я просто настаиваю, чтобы ты поела – тебе нужно восстановить силы, чтобы смочь отбиваться от грабителей на улице.

Я уступаю и беру сэндвич с индейкой.

– Он не грабитель.

– Тогда кто он такой? Я не позволю тебе уйти, если ты в опасности.

Мейсон делает глоток кофе и протягивает руку к своему сэндвичу. Он нерешительно смотрит на меня, борясь с собой. Потом его взгляд меняется, и на лице появляется теплое, подбадривающее выражение. Такое выражение бывает у моих родителей и сестер. Это выражение заботы.

– Я знаю, что с тобой что-то случилось. Этот человек как-то с этим связан?

Услышав его слова, я замираю. Мейсон знает? Но откуда? Я обдумываю альтернативы. Я едва знаю Мейсона и не обязана ничего ему рассказывать. Я пристально смотрю на него. В нем есть что-то, что располагает к нему людей. Мейсон – огромный парень, но при этом кажется очень нежным. Его голубые глаза умоляют меня ответить ему.

– Я тебя не отпущу, пока ты мне не расскажешь, Пайпер.

Ну, по крайней мере, он не назвал меня Принцессой. Мейсон протягивает мне мой нетронутый кофе. Я протягиваю к нему руку, но с силой сталкиваюсь с рукой Мейсона, чашка переворачивается и отлетает к другому краю столика, а горячая жидкость чуть не обжигает нам обоим руки.

– Черт! Прости, – говорит Мейсон, думая, что это его вина. – Ты не обожглась?

Он проводит ладонью по моей руке, осматривая ее. Мой первый порыв – отдернуть руку. Каждая клеточка моего тела кричит, чтобы я это сделала. Но я позволяю Мейсону себя осмотреть, а сердце при этом бешено колотится у меня в груди. Я позволяю ему перевернуть мою руку и осмотреть ее от локтя до кончиков пальцев, потому что его прикосновение ощущается иначе. Я никогда такого не испытывала.

Мейсон заканчивает осмотр и делает знак официанту, чтобы тот вытер стол.

– Я принесу тебе другой кофе.

– Нет, не нужно. – Я молюсь, чтобы он не заметил, как дрожит у меня голос. Я достаю из сумки бутылку с водой. – У меня есть вода.

Не знаю, что именно меня убедило, но за долю секунды я решаю ему довериться. Может, это из-за его бережного прикосновения. Может, из-за того, что с ним я чувствую себя в безопасности. Может, мой рассказ его удовлетворит, и он от меня отвалит. Но если я ему расскажу, не подставлю ли я Чарли?

– Об этом никто не знает, – произношу я, мысленно прося у Чарли прощения. Она поймет. Я в этом уверена. – Никто, кроме меня, моей лучшей подруги и моей мамы.

Мейсон в задумчивости ковыряет свой сэндвич, словно то, что я сейчас скажу, может причинить ему боль.

– Понял. Ты можешь мне рассказать.

Я оглядываю кафе, чтобы убедиться, что мы одни.

– Тот человек – отец Чарли.

– Отец Чарли?! – Мейсон гневно хмурит брови. – Он что-то с тобой сделал? Или с ней?

– И да, и нет. То есть с ней, а не со мной, – запинаясь, произношу я. – В смысле, он ничего не сделал с ней. Скорее, он не сделал того, что должен быть сделать.

В глазах Мейсона я вижу непонимание и вопрос.

– Это длинная история, – говорю я.

Мейсон бросает сэндвич и откидывается на спинку дивана.

– Я никуда не спешу. У меня времени вагон и маленькая тележка.

Поверить не могу, что собираюсь раскрыть эту тайну, можно сказать, незнакомцу. Ну что я знаю про Мейсона Лоуренса? Кроме того, что мне рассказывали сестры, и того, что я нагуглила про него в последние недели – я мысленно закатываю глаза, – я его почти не знаю. Но все статьи, все истории, которые я слышала от друзей и родных, сходятся в одном: Мейсону можно доверять. Он честный и искренний парень, если такие на самом деле существуют. И где-то глубоко внутри я с этим согласна.

– Он оставил Чарли и ее маму, когда Чарли было двенадцать.

Я осмеливаюсь поднять взгляд на Мейсона. Он ничего не говорит. Взглядом он приглашает меня продолжать:

– Ее мама была знаменитостью. Манекенщицей и актрисой. Но после рождения Чарли ей не продлили контракт манекенщицы и перестали предлагать роли. Она увлеклась наркотиками и алкоголем. И она… м-м-м… винила Чарли в том, что у нее больше не было работы.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «винила»? – спрашивает Мейсон.

– Именно то, что говорю. Она ее била. Она била Чарли.

Когда я рассказываю Мейсону секрет Чарли, у меня учащается пульс. Надеюсь, Чарли меня за это не проклянет.

Мейсон раздумывает о моих словах и смотрит на меня поверх своей кофейной чашки.

– И он об этом знал?

Я киваю:

– Да, мы в этом почти уверены. Чарли однажды услышала, как они ругались по этому поводу. Ее мама угрожала отцу. Сказала, что, если он скажет кому-нибудь хоть слово, его карьере придет конец. Он был начинающим сценаристом и пытался продать свои сценарии, а у нее было достаточно влияния, чтобы ему помешать.

– Значит, он предпочел карьеру собственной дочери?! – Мейсон сжимает руку в кулак и бьет по столу так, что все стоящие на нем предметы подпрыгивают: – Вот говнюк!

И тут я вспоминаю нечто, что совсем вылетело у меня из головы. У Мейсона есть дочь. Я никогда не видела их вместе, так что до этой минуты мне не приходило в голову, что он отец. Сейчас он, наверное, представляет, как кто-то причиняет боль его дочери. Я прогоняю эту мысль из головы, не хочу даже думать об этом.

– Поэтому Чарли захотела после школы уехать из страны? – Мейсон в недоумении качает головой. – Но ведь теперь она взрослая женщина. Мать больше не сможет доставить ей неприятностей.

Он резко ставит чашку на стол, и кофе выплескивается через край.

– Подожди-ка… твоя мама об этом знала?

Я машинально кладу руку ему на плечо, чтобы его успокоить. Но тут же одергиваю руку, почувствовав искру, пробежавшую между его плотью и моей. Я игнорирую непривычное чувство в животе и объясняю:

– Мама обо всем узнала только после того, как все закончилось и мы уже готовились уехать за границу. В любом случае она ничего не могла бы сделать. Чарли попросила ее хранить молчание, сказала, что будет все отрицать, если мама об этом заявит. Было бы слово Чарли против ее слова.

– Но зачем ей так долго жить за границей? Почему она не могла просто уехать из дома и начать жить отдельно, когда ей исполнилось восемнадцать?

– Потому что это еще не конец истории, – сухо отвечаю я, стараясь подавить свои эмоции.

– Блин, – произносит он, ерзая на месте.

Потом кладет свою большую руку на диван у меня за головой, не прикасаясь при этом ко мне. Мейсон даже незнаком с Чарли. Он и меня-то едва знает, но в его глазах я вижу беспокойство и тревогу. Он кивает на мою бутылку с водой:

– Хочешь чего-нибудь покрепче?

Я тихонько фыркаю от смеха и качаю головой:

– Ты что, забыл? Я же тренируюсь. Никакого алкоголя.

– Да, точно. Подожди до нашего свидания, – с невозмутимым видом произносит он.

Я напрягаюсь. Он, наверное, понял, что задел меня за живое, поэтому быстро добавляет:

– Я пошутил, Пайпер. Так, значит, у этой истории есть продолжение?

Я медленно выдыхаю и потираю шею, чтобы избавиться от напряжения. Позади себя я чувствую руку Мейсона, она приближается ко мне, потом нерешительно отстраняется, словно ему приходится сдерживаться, чтобы не прикасаться ко мне. У меня учащается пульс, и я еще раз вздыхаю. Интересно, это от того, что он почти до меня дотронулся? Или от того, что он этого не сделал?

Я отодвигаю сэндвич, чувствуя дурноту от того, что собираюсь ему сказать:

– Мама Чарли была алкоголичкой. Она тусовалась с другими алкоголиками. Иногда парни, которых она приводила домой… вели себя с Чарли неподобающим образом.

– Черт, – еле слышно бормочет Мейсон. – Мне очень жаль.

Я киваю:

– Да, мне тоже. Но это случалось больше чем пару раз. Поэтому она не хочет возвращаться. Некоторые из тех людей были известными. Чарли не хочет рисковать встретиться с ними или со своей матерью – не хочет их видеть даже по телевизору. А за границей довольно легко обходиться без американского телевидения.

– Поэтому ты поехала с Чарли и с тех пор с ней путешествуешь? – спрашивает Мейсон.

– Чарли – моя лучшая подруга, – отвечаю я, крутя пальцами браслет, как я часто делаю, когда нервничаю. – Мы поддерживаем друг друга.

– Ты чертовски хорошая подруга, Пайпер.

Мейсон немного расслабляется, кажется, он успокоен тем, что я вне опасности. Его взгляд перемещается на тревожные движения моих рук.

– Это Чарли подарила тебе этот браслет?

– Угу.

Я кладу левую руку на диван рядом с собой – подальше от его пытливых глаз.

– Слушай, если допрос окончен, можно я пойду? У меня сегодня смена в ресторане.

Мейсон встает, но все еще перегораживает мне проход.

– А в каком ресторане? – спрашивает он и ждет ответа, прежде чем дать мне выйти.

– В ресторане Скайлар. Им больше всего нужна помощь.

Мейсон поджимает губы. Кажется, он расстроен. Потом он меня выпускает. Я начинаю двигаться к выходу, но его голос меня останавливает:

– Кстати, о Скайлар. Она должна была пойти со мной на благотворительный вечер, который «Джайентс» устраивают в эти выходные, но не сможет. У Гриффина какая-то грандиозная фотосъемка, и он хочет, чтобы Скайлар к нему присоединилась. Можешь меня выручить и сходить со мной на этот вечер?

Я смотрю на него так, словно у него выросла вторая голова.

– Я не хожу на свидания, Мейсон. И, насколько я знаю, ты тоже.

– Именно поэтому мне и нужно, чтобы кто-нибудь со мной пошел. Ну ты понимаешь, чтобы на меня не вешались всякие девицы. Соглашайся, Принцесса, вечеринка будет очень скромная.

Я ухмыляюсь:

– Кажется, мы договорились, что ты больше не будешь так меня называть.

Мейсон смеется:

– Не помню, чтобы мы об этом договаривались. Но я скажу тебе вот что: если ты со мной пойдешь, то обещаю, что буду называть тебя только по имени.

Не могу поверить, что я вообще об этом размышляю. О свидании с Мейсоном.

Нет, не о свидании. Если сначала с ним должна была пойти Скайлар, значит, речь точно не о свидании.

Потому что Мейсон не ходит на свидания.

Как и я.

Никогда.

– А в пользу какой благотворительной организации? – спрашиваю я, медля с ответом.

– Кажется, вырученные деньги пойдут на оплату усыновлений парам, у которых не хватает на это денег.

Сердце гулко стучит у меня в груди. Я закрываю глаза и набираю в легкие воздух.

– Ладно, – говорю я, выходя из спорткомплекса и думая о том, во что только что ввязалась.