Читать книгу Обитель Апельсинового Дерева - Саманта Шеннон - Страница 10

В Аскалонском дворце мало было башен выше Алебастровой. Винтовая лестница вела наверх, в палату Совета, круглую и полную воздуха, с раздвинутыми прозрачными шторами на окнах.

Эду ввели в нее, когда часы на башне прозвонили половину десятого. С утра она надела одно из своих лучших платьев со скромным плоеным воротником и единственным своим ожерельем.

Со стены на нее смотрел портрет Святого. Рыцарь Галиан Беретнет, прямой предок Сабран. Он вздымал зажатый в руке Аскалон – Истинный Меч, тезку столицы.

На взгляд Эды, он смотрелся болван болваном.

Совет Добродетелей сочетал в себе три части. Самыми могущественными были герцоги Духа: каждый из них вел род от рыцарей Святого Союза, собранного Галианом Беретнетом, и каждый был хранителем одной из Шести Добродетелей Рыцарства. За ними шли ярлы провинций, главы благородных домов, управлявших шестью областями Иниса, и рыцари-бакалавры, происходившие из простых семей.

Сегодня за столом Совета, занимавшим большую часть камеры, собрались всего четверо.

Дама Ашер ударила о пол своим жезлом.

– Госпожа Эда Дариан, – оповестила она, – из ординарной прислуги личных покоев ее величества.

Королева Иниса сидела во главе стола. Ее губы были накрашены в цвет крови.

– Госпожа Дариан, – кивнула она.

– Ваше величество. – Эда почтительно присела. – Ваши милости.

– Садитесь.

Занимая предложенное место, Эда поймала взгляд капитана рыцарей-телохранителей Тариана Куделя: он со своего поста у дверей ободрил ее улыбкой. Кудель, как почти вся королевская стража, был высок, крепок телом и при дворе не имел недостатка в воздыхательницах. С самого приезда Маргрет капитан был влюблен в нее, и Маргрет, насколько знала Эда, отвечала на его чувство, но между ними стояла разница в положении.

– Госпожа Дариан, – заговорил, подняв брови, Сейтон Комб. Герцог Вежливости сидел по левую руку от королевы. Он был не только ее главным секретарем, но и главой разведывательной службы. – Ты нездорова?

– Простите, мой господин?

– Тени под глазами.

– Я вполне здорова, ваша милость. Лишь немного утомлена волнениями от визита ментцев.

Комб мерил ее взглядом над ободком своей чаши. Главный секретарь, приближавшийся к шестому десятку, бледный как смерть, с безгубым ртом над аккуратной бородкой, являл собой грозную фигуру. Поговаривали, что, если заговор против королевы Сабран проклюнется утром, к полудню он насадит его на вертел. Какая жалость, что хозяин наемных убийц до сих пор избегал его когтей.

– В самом деле. Непредвиденный визит, хотя и приятный, – слегка улыбнувшись, проговорил Комб. Он бывал сдержан в выражении любых чувств. – Мы опросили уже многих домочадцев ее величества, но приближенных дам сочли за лучшее оставить напоследок, ведь вы были так заняты ментским визитом.

Эда выдержала его взгляд. Пусть язык тайн был родным для Комба, ее тайны он не знал.

Герцогиня Справедливости, дама Игрейн Венц, сидела по другую сторону от Комба. В малолетство Сабран, после смерти королевы Розариан, она обладала наибольшим влиянием на юную королеву, и, как видно, именно ее рука выковала из Сабран образец добродетели.

– Однако, раз уж госпожа Дариан здесь, – улыбнувшись Эде, сказала она, – не начать ли нам?

Лепкой лица и лазурными глазами Венц походила на свою внучку Розлайн – только ее завитые на висках волосы давным-давно обратились в серебро. Годы прорезали тонкие складки у ее губ, почти таких же бледных, как кожа лица.

– В самом деле, – согласилась Нельда Штиль. Герцогиня Доблести была полной женщиной с темно-коричневой кожей и темными кудрями. На ее шее блестело рубиновое колье. – Госпожа Дариан, позапрошлой ночью на пороге большой опочивальни найден мертвый мужчина. Он держал в руках кинжал, изготовленный в Искалине.

Кинжал левой руки – могла бы добавить Эда. Такие использовали на поединках вместо щита, для обороны и перехвата ударов, но этот кинжал мог и лишать жизни. Каждый убийца имел при себе такое оружие.

– По-видимому, он намеревался убить ее величество, – продолжала Штиль, – но сам был убит.

– Ужасно, – пробормотал герцог Щедрости. Девяностолетний Ришард Эллер даже летом кутался в меха.

К тому же, сколько могла заметить Эда, он был ханжа и дурак. Она совладала со своим лицом:

– Еще один убийца?

– Да, – морща лоб, ответила ей Штиль. – Ты, конечно, уже слышала, что за последний год это не первый случай. Из девяти покушавшихся проникнуть в Аскалонский дворец убийц пятеро были убиты прежде, чем их могли задержать.

– Как ни странно, – задумчиво протянул Комб, – но самым разумным выглядит заключение, что негодяя убил кто-то из приближенных королевы.

– Благородное деяние, – отозвалась Эда.

Венц фыркнула:

– Едва ли, любезная. Этот «защитник», кто бы он ни был, сам убийца, и его следует разоблачить. – Ее голос стал визгливым от злобы. – Этот человек, как и убийца с кинжалом, невидимкой вторгся в королевские покои, каким-то образом обойдя рыцарей-телохранителей. Он совершил убийство и оставил труп там, где его могла найти ее величество. Уж не намеревался ли он насмерть перепугать нашу королеву?

– А мне представляется, ваша милость, что кто-то хотел помешать насмерть заколоть нашу королеву.

Сабран шевельнула бровью.

– Рыцарь Справедливости хмурится на всякое кровопролитие, госпожа Дариан, – сказала Венц. – Если бы тот, кто убивает головорезов, объявился перед нами, мы могли бы его и простить, но таинственность говорит о его зловещих намерениях. Мы узнаем, о ком идет речь.

– И мы рассчитываем на помощь свидетелей. Произошло это позапрошлой ночью около полуночи, – подхватил Комб. – Скажи, госпожа, ты не видела или не слышала чего-либо подозрительного?

– Ничего не припоминается, ваша милость.

Сабран не сводила с нее взгляда. От ее пристального внимания у Эды разгорелась кожа под плоеным воротником.

– Госпожа Дариан, – продолжал Комб, – ты показала себя преданной слугой двора. Я искренне верю, что дама, подаренная королеве посланником ак-Испадом, безупречна. Тем не менее я должен предупредить тебя, что молчание сейчас равняется измене. Известно ли тебе что бы то ни было об этом убийце? Слышала ли ты, как кто-либо выражал неприязнь к ее величеству или симпатию к драконьему царству Искалин?

– Нет, ваша милость, – ответила Эда, – а если бы услышала хоть шепот, я принесла бы его к вашим дверям.

Комб переглянулся с Сабран.

– Хорошего дня, госпожа, – пожелала королева. – Вернись к своим обязанностям.

Эда сделала реверанс и вышла. Кудель закрыл за ней дверь.

Здесь не было стражников: они ждали у основания башни. Эда позаботилась, чтобы ее шаги к лестнице были слышны издалека, но, сделав несколько шагов, остановилась.

Слух у нее был острее обычного. Следствие обитающей в ее крови магии.

– …Выглядит правдивой, – говорила Венц, – но я слышала, что она балуется запретными искусствами.

– Что за чушь! – отозвался Комб. – Неужто вы верите басням об алхимии и колдовстве?

– Мне, как герцогине Справедливости, подобает учитывать все вероятности, Сейтон. Все мы, конечно, понимаем, что эти убийцы – затея Искалина: им, как никому, хотелось бы видеть ее величество мертвой, – но необходимо откопать и этого «защитника», столь ловкого в искусстве убийства. Мне было бы весьма любопытно узнать, где он обучился… этому искусству.

– Госпожа Дариан всегда прилежно служила мне, Игрейн, – сказала Сабран. – Если у тебя нет доказательств ее участия, может быть, двинемся дальше?

– Как прикажете, ваше величество.

Эда наконец перевела дух.

Ее тайне ничто не грозило. Никто не видел, как она той ночью прокралась в королевские покои. Невидимость входила в число ее талантов, ведь пламя умеет рождать и тени.

Шум снизу. Железные шаги по ступеням. Это совершали обход рыцари-телохранители.

Чтобы подслушивать дальше, ей требовалось более укромное место. Эда быстро спустилась этажом ниже и проскользнула на галерею.

– …Одного с вами возраста, по всем словам весьма приятен и умен и суверен одной из стран Добродетели. – Это говорил Комб. – Вы знаете, ваше величество, что последние пять королев Беретнет избирали консортов из Иниса. Межгосударственных браков не случалось более двух столетий.

– Вы, как видно, сожалеете об этом, ваша милость? – заметила Сабран. – Неужто в вас так мало веры в обаяние инисских мужчин, что вас удивляет выбор моих предков?

Смешки.

– Я сам инисский мужчина и потому не могу согласиться с такой оценкой, – отшутился Комб, – но времена меняются. Межгосударственные союзы необходимы. Теперь, когда Искалин предал истинную веру, мы должны показать миру, что три оставшиеся страны, присягнувшие Святому, верны союзу и ни в коем случае не поддерживают Искалин в его заблуждении, будто Безымянный возвращается.

– Их заблуждение несет опасность, – добавила Венц. – Восточники почитают змеев. Союз с драконьими землями может показаться им соблазнительным.

– Думаю, здесь ты не права, Игрейн, – сказала Штиль. – Я не слышала, чтобы восточники изжили свой страх перед драконьей чумой.

– Ее когда-то страшился и Искалин.

– Одно несомненно, – прервал их Комб. – Нам никак нельзя выказывать слабость. Ваш брак с Льевелином, королева, показал бы всем, что кольчуга Добродетели прочна, как никогда.

– Рыжий князь ведет торговлю со змеепоклонниками, – возразила Сабран. – Даже неявное поощрение такой торговли было бы неразумно. Особенно теперь. Ты не согласна, Игрейн?

Слушая ее, Эда не сдержала улыбки. Королева уже нашла довод против нового поклонника.

– Хотя долг Беретнет – обеспечить страну наследницей при первой возможности, но я соглашусь с вами, ваше величество. Мудрое замечание, – едва ли не с материнской лаской отозвалась Игрейн. – Льевелин недостоин правнучки Святого. Его торговля с Сейки позорит все страны Добродетели. Проявив терпимость к подобной ереси, мы поощрим тех, кто питает любовь к Безымянному. Не будем забывать также, что Льевелин был обручен с донматой Маросой, ныне наследницей драконьих земель. Привязанность между ними могла сохраниться.

Мимо балкона прошел рыцарь-телохранитель. Эда плашмя прижалась к стене.

– Эта помолвка была разорвана, как только Искалин изменил вере, – пренебрежительно напомнил Комб. – Что до торговли с Востоком, дом Льевелин не поддерживал бы сношений с Сейки, не будь это необходимо. Да, Ваттены привели Ментендон к вере, но они же разорили его. Если мы предложим им выгодные условия союза с Инисом, а на горизонте замаячит бракосочетание правителей, возможно, с этой торговлей будет покончено.

– Мой милый Сейтон, ментцы покоряются не нужде, но жадности. Они в восторге от монополии на торговлю с Востоком. Кроме того, мы едва ли сможем поддерживать их до бесконечности, – сказала Венц. – Нет, о Льевелине и говорить не стоит. Намного больше даст союз – к которому я давно пытаюсь склонить ваше величество – с вождем вождей Аскрдалом. Нам нельзя ослаблять связей с Хротом.

– Ему семьдесят лет, – с отчаянием в голосе напомнила Штиль.

– А разве Глориан Защитница не обвенчалась с Гумой Веталдой, когда тому было семьдесят четыре? – пискнул Эллер.

– Истинно, обвенчалась и родила здоровое дитя, – с удовольствием подтвердила Венц. – Аскрдал принесет с собой опыт и мудрость, какими не располагает Льевелин, князь молодого государства.

Помолчав, Сабран спросила:

– А других претендентов нет?

Последовало долгое молчание.

– Слухи о вашей близости с благородным Артелотом разошлись широко, – неверным голосом отозвался Эллер. – Кое-кто полагает, что вы могли тайно обвенча…

– Избавьте меня, ваша милость, от беспочвенных сплетен. И от разговоров о благородном Артелоте, – оборвала Сабран. – Он покинул двор без причин и уведомлений. Не желаю о нем слышать.

Новое натянутое молчание.

– Ваше величество, – заговорил наконец Комб, – мои осведомители сообщают, что Артелот взошел на борт направляющегося в Искалин корабля в сопровождении благородного Китстона Луга. Он, по-видимому, узнал о моем намерении послать кого-нибудь на поиски вашего благородного отца… и счел себя одного пригодным для дела, так близко касающегося вашего величества.

Искалин.

На один ужасный миг Эда лишилась возможности шевельнуться или вдохнуть.

Лот.

– Быть может, это к лучшему, – продолжал в полной тишине Комб. – Отсутствие благородного Артелота позволит улечься слухам о связи между вами – а нам давно пора узнать, что происходит в Искалине. И жив ли ваш благородный отец принц Вилстан.

Комб лгал. Лот никак не мог ни проникнуть в его замысел послать в Искалин лазутчика, ни решиться отправиться туда самому. Сама мысль об этом нелепа. Не только потому, что Лот не был столь безрассудным, но и потому, что Ночной Ястреб никому не позволил бы узнать о своих планах.

Это его интрига.

– Что-то здесь не так, – вымолвила наконец Сабран. – Такое безрассудство не похоже на Лота. И тем более мне трудно поверить, что никто из вас не предугадал его намерений. Разве вы не мои советники? Разве у вас нет глаз во всех уголках моего двора?

Новое молчание было плотным, как марципан.

– Два года назад я просила вас, Сейтон, послать кого-нибудь за моим отцом, – уже мягче заговорила королева. – Вы ответили, что риск слишком велик.

– Боюсь, что так и было, ваше величество. Теперь же я считаю, что мы должны узнать правду любой ценой.

– Но не ценой жизни благородного Артелота. – Голос королевы звенел. – Вы пошлете за ним своих людей. Чтобы вернуть его в Инис. Остановите его, Сейтон.

– Простите, королева, но он теперь уже в драконьих землях. Невозможно послать за ним кого-либо, не выдав дому Веталда, что он прибыл без официальных полномочий, – о чем там и без того могут догадываться. Мы только увеличим опасность для него.

Эда сглотнула ком в горле. Комб не просто услал Лота от двора, но и загнал его туда, где влияние Сабран ничтожно. Она ничего не сможет исправить. Только не теперь, когда Искалин стал непредсказуемым врагом, способным в любой миг разорвать хрупкий мир.

– Ваше величество, – вмешалась Штиль, – я понимаю, что это известие причиняет вам боль, однако мы должны принять окончательное решение относительно предложения Ментендона.

– Ее величество уже решила против Льевелина, – вставила Венц. – Аскрдал – единственный…

– Я вынуждена настоять на продолжении обсуждения, Игрейн. За Льевелином есть множество преимуществ, и я не позволю так отмахнуться от его кандидатуры, – резко возразила Штиль. – Это тонкий вопрос, королева. Простите меня, но вы должны обзавестись преемницей, и поскорее, дабы успокоить свой народ и укрепить трон для следующего поколения. Нужда в этом была бы не столь насущной, если бы не эти покушения на вашу жизнь. Если бы у вас была дочь…

– Благодарю за заботу, ваша милость, – бросила Сабран, – но я, еще не забыв зрелище трупа у моего ложа, не готова обсуждать зачатие на нем дочери. – Ножки кресла проскребли по полу, следом задвигались и четыре другие. – Даму Линору можете опросить без меня.

– Королева… – начал Комб.

– Я собираюсь к завтраку. Доброго утра.

Эда вернулась на лестницу и уже спускалась по ней к тому времени, как открылась дверь палаты Совета. На дорожку от башни она ступила с жестоко бьющимся сердцем.

Маргрет придет в отчаяние, когда узнает. Ее брат слишком простодушен и мягок, чтобы служить соглядатаем при дворе Веталда.

Он в этом мире долго не протянет.

В Королевской башне вели утренний танец домочадцы королевы. Грумы и служанки мелькали из комнаты в комнату. Из личной кухни тянуло поднимающимся хлебом. Постаравшись проглотить горечь, Эда протолкалась мимо палаты приемов, где, как всегда, теснились ожидавшие королеву просители.

Приблизившись к опочивальне, Эда ощутила свои сторожки. Они были разбросаны по всему дворцу, как капканы. В первый свой год при дворе Эда была вся одним больным нервом, не спала ночами от их звона при каждом движении, но мало-помалу научилась различать искры, которые они посылали в нее, и раскладывать их, как костяшки на счетах. Приучила себя отмечать только тех, кто оказывался не на своем месте. Или появившихся при дворе незнакомцев.

В опочивальне Маргрет снимала постель, а Розлайн Венц вытряхивала холстины. У Сабран подходило время кровотечения – ежемесячное напоминание, что в лоне еще не растет наследница.

Эда взялась помогать Маргрет. Ей надо было рассказать той про Лота, но с этим приходилось ждать, пока они останутся наедине.

– Госпожа Дариан, – нарушила молчание Розлайн.

Эда выпрямилась:

– Сударыня?

– Дама Катриен с утра больна. – Теперь первая дама ловко нацепляла полотно на шелковый поясок. – Ты вместо нее отведаешь завтрак ее величества.

Маргрет нахмурилась.

– Конечно, – хладнокровно согласилась Эда.

Это было наказание за вчерашнее отступление в легенде. Дамы опочивальни, отведывая пищу королевы, получали вознаграждение за риск, но камеристке доставалась лишь опасность и никакой благодарности.

Однако Эда увидела в этом свой шанс.

На пути к королевскому солярию ей представилась еще одна возможность. Трюд утт Зидюр шла следом за двумя другими фрейлинами. Обгоняя девушку, Эда поймала ее за плечо и, оттянув в сторону, выдохнула в ухо:

– Найди меня завтра после молений, не то я позабочусь, чтобы твои письма попали к ее величеству.

Другие фрейлины обернулись, и Трюд заулыбалась, словно услышала от Эды какую-то шутку. Хитрая лисичка!

– Где? – спросила она, не переставая улыбаться.

– На тайной лестнице.

Они разошлись.

Королевский солярий был тихой гаванью. Он тремя сторонами выдавался над стенами Королевской башни, открывая несравненный вид на столичный Аскалон и вьющуюся по городу реку. Над городскими улицами поднимались каменные колонны и столбы дыма из труб. Около двухсот тысяч душ звали столицу своим домом.

Эда редко выходила в город. Приближенным королевы не к лицу торговаться на рынках и на цыпочках перебираться через сточные канавы.

На залитом солнцем полу играли тени. Сидящая за столом королева виделась одиноким силуэтом, ее рыцари-телохранители стояли у дверей. Их протазаны скрестились перед Эдой.

– Госпожа, – обратился к ней один, – сегодня не ты прислуживаешь за трапезой ее величества.

Она не успела ничего объяснить, потому что Сабран окликнула:

– Кто там?

– Госпожа Эда Дариан, ваше величество. Ваша камеристка.

После короткого молчания проследовало:

– Впустите.

Рыцари немедленно расступились. Эда, не стуча каблучками, приблизилась к королеве, сделала реверанс:

– Доброе утро, ваше величество.

Сабран уже снова смотрела в молитвенник в финифтяном переплете.

– Я ждала Катри.

– Дама Катриен нездорова.

– Она провела ночь со мной. Я знала бы, если бы она заболела.

– Так сказала дама Розлайн, – ответила Эда. – Если позволите, сегодня я отведаю вашу трапезу.

Не дождавшись ответа, Эда села. Так близко к Сабран, что уловила запах ее саше с корнем ириса и гвоздикой. Инисцы верили, что эти ароматы предохраняют от болезни.

Некоторое время они молчали. Грудь Сабран поднималась и опускалась ровно, но складка рта выдавала гнев.

– Королева, – заговорила Эда, – я, может быть, слишком смела, но, как мне кажется, вы сегодня не в духе.

– Действительно слишком смела. Твое дело – проверять, нет ли яда в моей пище, а не обсуждать мое настроение.

– Простите меня.

– Я слишком много прощаю. – Сабран захлопнула книгу. – Ты, видно, не уделяешь внимания даме-воительнице – рыцарю Вежливости, госпожа Дариан. Может быть, твое обращение не истинно? Может быть, ты оставляешь моему предку пустые церемонии, а втайне держишься своей ложной веры?

Эда не пробыла с ней и минуты, а уже ступила на зыбкую почву.

– Ваше величество, – осторожно сказала она, – королева Клеолинда, ваша праматерь, была наследной принцессой Лазии.

– Об этом мне нет нужды напоминать. Ты считаешь меня полоумной?

– Я не думала вас оскорблять, ваше величество, – сказала Эда. Сабран отодвинула молитвенник в сторону. – Клеолинда была благородна и добра душой. Не ее вина, что она с рождения ничего не ведала о Шести Добродетелях. Быть может, я наивна, но, чем наказывать, нам следовало бы жалеть невежественных и вести их к свету.

– В самом деле, – сухо бросила Сабран. – К свету костра.

– Если вы, моя госпожа, пожелаете отправить меня на костер, я должна принести извинения, – отозвалась Эда. – Говорят, что из эрсирцев выходит плохая растопка. Мы, как наши пески, слишком прокалились на солнце, чтобы гореть.

Королева взглянула на нее. Ее взгляд нашел брошь на платье Эды.

– Ты выбрала покровителем рыцаря Щедрости.

Эда коснулась броши.

– Да, – сказала она. – Я, как одна из ваших приближенных, отдаю вам свою верность. Чтобы отдавать, нужна щедрость.

– Щедрость. Как и у Льевелина. – Сабран будто беседовала сама с собой. – Как бы не оказалось, что ты отдашь больше, чем иные. Сперва Роз вздумала завести ребенка, и вот она слишком утомлена, чтобы служить мне, затем Арбелла не может со мной погулять, а теперь Катри изображает больную. Мне каждый день напоминают, что никто из них не взывает к покровительству Щедрости.

Эда видела, что Сабран в гневе, но ей понадобилось немало самообладания, чтобы не опрокинуть чашу вина на голову королеве. Дамы опочивальни многим жертвовали, чтобы служить ей круглые сутки. Они пробовали ее пищу и примеряли ее платья, рискуя жизнью. Катриен, одна из самых желанных для кавалеров придворных дам, едва ли могла надеяться на супружество. Что до семидесятилетней Арбеллы, та служила еще матери Сабран и до сих пор не знала отдыха.

От необходимости отвечать Эду избавило появление завтрака. Среди подававших его фрейлин была и Трюд утт Зидюр, но она не пожелала встретиться с Эдой взглядом.

Эду смущали многие инисские обычаи, но утренняя королевская трапеза была среди них самой нелепой. Прежде всего королеве наливали вино по ее выбору – а затем подавали не одно, не два, а восемнадцать блюд. Тончайшие ломтики темного мяса, растертую в пасту смородину. Булочки с черным ментским медом, яблочным повидлом, маслом или перепелиными яйцами. Соленая рыба из Лимбера. Лесная земляника на сливочном снегу.

Сабран, как всегда, выбрала лишь золотистую булочку, указав на нее кивком.

Тишина. Трюд засмотрелась в окно. Одна из подруг-фрейлин, всполошившись, толкнула ее локтем в бок. Опомнившись, Трюд лопаточкой подхватила хлебец и с реверансом переложила на тарелку королевы. Другая девица подала завиток сладкого масла.

Пришла очередь отведывательницы. Трюд с хитрой улыбочкой вручила Эде нож с костяной ручкой.

Первым делом Эда пригубила вина. Затем сняла пробу с масла. Ни там ни там не было посторонних привкусов. Наконец она отрезала ломтик булочки и тронула его кончиком языка. От капли «вдовицы» защипало бы нёбо, дипсас высушил бы язык, а «пыль вечности» – редчайший из ядов – придавал всякой пище липкое послевкусие.

Но в булочке не было ничего, кроме плотного хлеба. Эда поставила блюда перед королевой и отдала нож для проб Трюд, которая вытерла его и обернула салфеткой.

– Оставьте нас, – приказала Сабран.

Девицы переглянулись. Обычно королева желала, чтобы фрейлины за едой развлекали ее шутками или сплетнями. Однако они послушно откланялись. Эда поднялась последней.

– Не ты.

Она села на место.

Солнце все ярче заливало светом королевский солярий. Блики плясали на кувшине с шиповниковым вином.

– Юная Трюд в последнее время стала рассеянна, – заметила Сабран, глядя на дверь. – Быть может, нездорова, как и Катри? Подобную волну недомоганий ожидаешь при дворе, скорее, зимой.

– Это, несомненно, шиповниковый насморк, моя госпожа, не более того. Что до благородной Трюд, она, думается, тоскует по дому, – сказала Эда. – Или… молодые фрейлины часто страдают любовной болезнью.

– Ты сама не так стара, чтобы говорить такое. Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть, королева.

– Стало быть, немногим моложе меня. А ты не страдаешь любовной болезнью, столь обычной у юных служанок?

В других устах это могло бы прозвучать насмешкой, но глаза Сабран были холодны, как камни ее ожерелья.

– Боюсь, инисцам трудно полюбить того, кто был ранее привержен иной вере, – с заминкой отозвалась Эда.

Сабран задала не пустой вопрос. Ухаживание в Инисе считалось государственным делом.

– Чепуха, – сказала королева. Солнце блестело в ее волосах. – Как я поняла, ты близка с благородным Артелотом. Он говорил мне, что на каждом пиру Верности вы с ним обменивались подарками.

– Да, моя госпожа, – признала Эда, – мы близкие друзья. Его отлучка из города меня огорчает.

– Он вернется. – Сабран бросила на нее оценивающий взгляд. – Он за тобой ухаживал?

– Нет, – не кривя душой, ответила Эда. – Я считаю благородного Артелота любимым другом и не желаю большего. А если бы и желала, особа моего положения не годится в нареченные будущему ярлу Златбука.

– В самом деле. Посланник ак-Испад говорил, что ты низкой крови. – Сабран сделала глоток вина. – Итак, ты не влюблена.

Женщина, так легко оскорбляющая нижестоящих, должна быть податлива на лесть.

– Нет, моя госпожа, – сказала Эда. – Я здесь не для того, чтобы тратить время на поиски супруга. Я здесь, чтобы служить милостивой королеве Иниса. Этого более чем достаточно.

Сабран не улыбнулась, но ее суровый взгляд смягчился.

– Не хочешь ли завтра погулять со мной в личном саду? – предложила она. – То есть если дама Арбелла не поправится.

– Если таково ваше желание, ваше величество, – ответила Эда.

В отведенной им каюте едва хватало места на две койки. Дюжий ментец подал ужин: солонину, по рыбешке размером с большой палец на каждого и немало повидавший хлеб, о который запросто можно было обломать зубы. Кит, управившись с половиной своей порции мяса, сбежал на палубу.

Лот сдался, осилив полкуска хлеба. Рядом с дворцовыми угощениями эта снедь и близко не лежала, но сейчас это тревожило его меньше всего. Комб отправил его на гибель, и за что?

В одиночестве можно было поразмыслить.

Лот и раньше знал, что у Ночного Ястреба люди, случается, пропадают. Те, в ком он видел угрозу дому Беретнет – оттого ли, что они вели себя недостойно своего положения или притязали на власть больше, чем им причиталось.

Лот и до предупреждений Маргрет и Эды знал о слухах. Придворные шептались, что он соблазнил Сабран, об их тайном венчании. Теперь, когда герцоги Духа искали ей партию за границей, такие шепотки, даже самые беспочвенные, могли стать помехой. Лот стал проблемой, и Комб ее решил.

Наверняка нашелся бы способ послать весточку Сабран. Однако сейчас следовало заняться более насущным делом. Обдумать, как шпионить в Карскаро.

Лот, потирая переносицу, вспоминал все, что знал о принце Вилстане Чекане.

Сабран ребенком не была близка с отцом. Подтянутый и бородатый, вояка по всем повадкам, Чекан, на взгляд Лота, воплощал идеал своего предка, рыцаря Умеренности. Принц-консорт никогда не выдавал своих чувств, хотя явно дорожил семьей и позволял самым близким друзьям его дочери, Лоту и Розлайн, почувствовать, что и они входят в эту семью.

После коронации Сабран их отношения переменились. Отец и дочь часто вместе читали в королевской библиотеке, и отец давал королеве советы в делах правления. Смерть королевы Розариан оставила пустоту в жизни обоих, и в этой пустоте они наконец сдружились – но Чекану этого всегда было мало. Розариан была его путеводной звездой, и без нее он чувствовал себя потерянным в пустыне инисского двора. Он попросил Сабран дать ему место постоянного посланника в Искалине и с тех пор удовлетворялся этим местом, а ей писал по письму на каждое время года. Сабран всегда ждала этих писем из Карскаро, где правил своим веселым двором Веталда. Лот догадывался, что Чекану легче было похоронить свое горе вдали от дома, который он делил когда-то с Розариан.

Последнее его письмо было не похоже на прежние. Он почти прямо извещал Сабран, что считает дом Веталда причастным к убийству Розариан. И больше никто в Инисе не получал вестей от герцога Умеренности, а потом голубь принес из Карскаро известие, что Искалин назвал Безымянного своим богом и повелителем.

Лот собирался выяснить, что происходит в городе. Что вызвало раскол со странами Добродетели и что сталось с Чеканом. Если Искалин, как опасалась Сабран, готовился объявить дому Беретнет войну, любые сведения оказались бы бесценны.

Он утер лоб. Кит на палубе, пожалуй, изжарится, как кролик. Кстати говоря, Кит ушел уже давно.

Лот со вздохом поднялся. В двери не было замка, но он решил, что пиратам ни к чему его дорожный сундук с одеждой и прочими вещами. Вещи собрали, как видно, люди Комба, пока Лот тихо ужинал в личных покоях с Сабран и Розлайн.

Наверху оказалось прохладнее. Бриз поднял легкую рябь. Моряки, сновавшие по палубе, ревели песню, но смысла ее Лот не разобрал за скороговоркой морских словечек. Что бы ни говорил Харло, поднявшегося на ют Лота никто и не заметил.

Лебединый пролив отделял королевство Инис от большого материка, где располагались страны Запада и Юга. Через Пепельное море с него даже в разгар лета приносило жестокие ветра.

Кита Лот застал перевесившимся через борт и утиравшим рвоту с подбородка.

– Добрый тебе вечер, почтенный, – хлопнул его по плечу Лот. – Никак ты попробовал пиратского винца?

Кит был бледен, как лилия.

– Артелот, – вымолвил он, – кажется мне, знаешь ли, нехорошо.

– Тебе бы воды попить.

– Не рискнул попросить. Все время, что я тут, наверху, они ревут без умолку.

– Моряки всегда поют за работой, – глуховато прозвучало у них за спиной.

Лот вскинулся. Неподалеку стояла, опершись на планшир, женщина в черной широкополой шляпе.

– Рабочие песни, – она бросила Киту винный мех, – помогают швабрам скоротать время.

Кит вывернул затычку.

– Ты сказала «швабрам», госпожа?

– Тем, кто швабрит палубу.

По виду и выговору эта корсарка была родом из Искалина. Темно-оливковая кожа, веснушки сквозь загар. Волосы как ячменное пиво. Глаза прозрачного янтаря тонко обведены черной тушью, а левый еще и подчеркнут шрамом. Среди пиратов она выглядела особенно представительной, отличаясь даже блеском сапог и чистотой камзола. На боку у нее висела рапира.

– На вашем месте я бы вернулась в каюту до темноты, – посоветовала она. – Моряки в большинстве недолюбливают господских отпрысков. Плам держит их в руках, но, когда он ложится спать, засыпают и их хорошие манеры.

– Мне кажется, мы незнакомы, госпожа, – напомнил Кит.

Ее улыбка стала заметнее.

– А что навело тебя на мысль, будто я ищу знакомства, сударь мой?

– Но ведь ты заговорила первая.

– Может быть, от скуки.

– Надеюсь, мы тебя развлечем. – Он с обычной пышностью поклонился. – Я Китстон Луг, придворный поэт. Будущий ярл Медового Ручья, к огорчению моего отца. Счастлив знакомством.

– Я Артелот Исток, – склонил голову Лот. – Наследник графской четы Златбука.

Женщина подняла бровь:

– Эстина Мелаго. Наследница собственной седой головы, боцман на «Розе вечности».

Лицо Кита ясно говорило, что имя ему знакомо. Лот предпочел не расспрашивать.

– Итак, – сказала Мелаго, – вы направляетесь в Карскаро.

– Ты оттуда родом, госпожа? – осведомился Лот.

– Нет. Из Вазувы.

Лот выждал, пока она пила из стеклянной бутылки.

– Госпожа, – сказал он, – я подумал, не скажешь ли ты нам, чего ожидать при дворе короля Сигосо. Мы почти ничего не знаем о событиях в Искалине за последние два года.

– Я знаю не больше вашего. Бежала из Искалина, и не я одна, в тот день, когда дом Веталда присягнул на верность Безымянному.

Снова подал голос Кит:

– И многие из беглецов подались в пираты?

– В корсары, с твоего позволения. – Мелаго кивнула на герб. – Нет. Большей частью изгнанники отправились в Ментендон и Эрсир, чтобы, кто как сумеет, начать жизнь сначала. Но выбраться удалось не всем.

– Значит, не весь народ Искалина склонился перед Безымянным? – спросил ее Лот. – Они просто боятся своего короля и не могут выбраться из страны?

– Очень может быть. Теперь из нее никто не выходит, да и входят очень немногие. Карскаро еще принимает иноземных послов, чему вы сами свидетельство, а вот жители страны, по всему, что я знаю, могли уже вымереть от чумы. – Ветер сдул ей на глаза завиток волос. – Если сумеете вернуться, расскажете мне, на что теперь похож Карскаро. Я слышала, до того как отправили голубей, там случился большой пожар. Когда-то столицу окружали лавандовые поля, но все они выгорели.

Лоту от этих слов стало еще больше не по себе.

– Признаться, – продолжала Мелаго, – мне любопытно, зачем ваша королева отправила вас в эту змеиную яму. Я думала, благородный Артелот ее любимец.

– Нас отправила не королева Сабран, – уточнил Кит, – а кошмарный Сейтон Комб. – Кит вздохнул. – Он, знаешь ли, никогда не любил моих стихов. Так ненавидеть поэзию может только бездушная оболочка человека.

– Ах, Ночной Ястреб, – хихикнула Мелаго. – Вашей королеве к лицу такая птица.

Лот застыл:

– Как это надо понимать?

– Святой! – Кит явно заинтересовался. – К пиратству еще и ересь! Ты намекаешь, что наша королева – ведьма?

– Корсары не пираты. И говори потише. – Мелаго оглянулась через плечо. – Поймите меня правильно, господа. Я лично ничего не имею против королевы Сабран, но родилась в суеверных краях, а в Беретнетах в самом деле есть некая странность. У каждой королевы только по одному ребенку, всегда дочери, и между ними такое сходство… не знаю. Похоже на колдовство, на взгляд…

– Тень!

Мелаго развернулась. Крик донесся с «вороньего гнезда».

– Опять виверна, – выдохнула она. – Извиняюсь.

Она принялась карабкаться по вантам. Кит подбежал поближе:

– Виверна? Никогда их не видел.

– И незачем нам их видеть, – вмешался Лот. По плечам у него бегали мурашки. – Нам здесь не место, Кит. Идем вниз, пока…

– Подожди. – Кит заслонил глаза от света. Ветер трепал его кудри. – Лот, ты видишь?

Лот скосил глаза к горизонту. Низкое красное солнце почти ослепило его.

Мелаго, цепляясь за выбленки, поднесла к глазам подзорную трубу:

– Чтоб мне… – Она опустила трубу и подняла снова. – Плам, это… глазам не верю!

– Что там? – крикнул ей квартирмейстер. – Эстина!

– Это… высший западник! – хрипло отозвалась она. – Высший западник!

Ее слова упали как искра на трут. Порядок на палубе развалился. Лот почувствовал, как каменеют у него ноги.

– Готовьте гарпуны, цепные ядра, – крикнула морячка из Ментендона. – Ждите пожара. Не задевать его, если не нападет.

Лота, когда он увидел, холод пробрал до мозга костей. Он не чувствовал ни рук, ни лица.

Этого быть не могло. Но это было.

Змей. Чудовищный четвероногий змей почти двухсот стоп в длину от рыла до кончика хвоста.

Это уже не мелкая виверна, грабящая стада. Этой породы не видели веками, с последних дней Горя Веков. Самые могущественные из драконьего племени. Высшие западники, самые большие и беспощадные из драконов, ужас змеиного рода.

И один из них пробудился.

Зверь скользил над кораблем. Когда он прошел прямо над головами, Лот почуял его внутренний жар, смрад дыма и извести.

Медвежий капкан пасти. Раскаленные угли глаз. Они вписались в его память. Он еще ребенком слышал сказки о таких, находил страшные картинки в бестиариях – но даже самые мучительные кошмары не вселяли в душу подобного ужаса.

– Не трогать! – крикнула ментка. – Выжидать!

Лот прижался спиной к мачте.

Невозможно было отрицать свидетельство собственных глаз. Это существо, окрасься его чешуя красным, было точным подобием Безымянного.

Команда суетилась, как мураши в залитом водой муравейнике, но змею, как видно, было не до них. Он пронесся над Лебединым проливом. Лот видел бьющийся в нем огонь, волнами проходивший от глотки до брюха. Его шипастый хвост оканчивался грозным бичом.

Чтобы не упасть, Лот ухватился за планшир. В ушах у него звенело. Рядом дрожал, стоя в золотистой луже, молоденький моряк.

Из своей каюты показался Харло. Он смотрел вслед удалявшемуся западнику.

– Впору молиться о спасении, господа мои, – тихо проговорил он. – Фиридел, правое крыло Безымянного, пробудился от спячки.