Читать книгу Если он выбрал тебя… Повести и рассказы - Самая Вагиф - Страница 3

Шихы сидел во дворе под раскидистым тутовым деревом, за столом, покрытым дешёвой клеёнчатой скатертью, и курил. Марзийя как мышка прошмыгнула мимо него и, быстро поднявшись по деревянным ступеням на небольшую открытую веранду, примыкавшую к их дому, скрылась в глубине комнат. Шихы резким движением отбросил в сторону недокуренный окурок и тяжёлой поступью вошёл в дом.

Средняя дочь, тринадцатилетняя Гюльзар, стояла у двери в спальню и, не заходя в комнату, о чём-то еле слышно переговаривалась с матерью.

– Несчастье на нашу шею! Уж лучше бы она умерла, не родившись! – услышал Шихы сердитый шёпот девочки.

На её бледном личике с огромными чёрными глазами было написано недетское возмущение, когда она обернулась и увидела отца.

Нахмурив брови, Гюльзар тут же прекратила разговор и слегка посторонилась, уступая ему дорогу.

– Пошла вон! – сказал ей отец.

Девочка фыркнула, но покинула свой пост.

Марзийя стояла, устало прислонившись к стене около детской кроватки, которую Шихы два месяца назад купил для их будущего сына. Делая вид, что и не замечает присутствия жены, Шихы склонился над кроваткой. В это мгновение за ним внимательно наблюдали пара голубеньких как бусинки глазёнок. Именно внимательно, словно то было не новорожденное дитя, а, по крайней мере, годовалый и очень любопытный ребёнок.

– Ишь ты! – ворчливым тоном промолвил Шихы, обратив внимание на сей факт. Но не успел он сказать это, как ребёнок одарил его своей беззубой и очаровательной улыбкой.

Стояла летняя жара и девочка была не запелёнутой, а одетой в распашонку и штанишки. Перед взором Шихы предстало милое пухленькое создание с розовыми щёчками, крошечным алым ротиком, светлыми волосёнками и беленькой, как первый снег, кожей. Дочери Шихы все до одной были темноволосыми и черноглазыми, а эта словно из другого теста слепленной оказалась.

Грозно сдвинутые брови Шихы внезапно дрогнули и разгладились. Его взгляд потеплел, и он хмыкнул.

– Светленькая, и глаза голубые, ну вылитая покойная мать моя, – задумчивым тоном произнёс он, не отрывая глаз от младенца. – А кокеткой будет, да ещё какой. – И вдруг, метнув косой взгляд на изумлённо застывшую жену, он процедил: – Простудится ребёнок, это же дитя, а не взрослый человек, одеялом прикрой!

Вот так впервые появление в доме Шихы ещё одной новоиспечённой дочери прошло на удивление мирно. Этим самым ребёнком, как я уже говорила ранее, была я. Хотя… хотя лучше бы я не рождалась на этот свет! Шихы назвал меня в честь своей покойной матери Ситарой. До этого времени ни одна из остальных его шести дочерей не удостаивалась такой неслыханной чести. Теперь Шихы, приходя домой, не хмурил как раньше свои густые брови. Ведь дома его ждала маленькая и любимая проказница, невозможно капризная, но очаровательная, как цветочек.

– Эта девчонка заставила меня осознать, что отцовское счастье не зависит от того, дочь ты имеешь или сына! – поговаривал он иногда со смущённой улыбкой.

Мне позволялось всё: я могла и шалить, и смеяться в присутствии отца, тогда как остальным дочерям никогда подобная вольность не разрешалась в этом доме. И поэтому некоторым из моих сестёр такое положение дел совсем не нравилось. Особенно шестой дочери Шихы – Ираде. Ей было восемь лет. И она тоже жаждала отцовской любви. Но тщетно. Отец по вечерам любил сажать к себе на колени только малышку Ситару, и лишь ей позволял теребить свои длинные смешные усы. Я звонко смеялась, хлопая в ладоши, когда отец в очередной раз покупал мне новое платьице или игрушку, а Ираде и десятилетней сестре Саре оставалось лишь молча завидовать. Отец не обращал на них особого внимания, разве что приказывал им принести ему чаю.

Так прошло-пролетело несколько лет. Старшие мои сёстры вышли замуж одна за другой. Шихы соглашался на любую работу, даже самую тяжёлую, чтобы справить быстро подраставшим, как грибы, дочерям достойное приданое. Хоть и был немногословным, неласковым отцом, но заботился о нас, как считал нужным. Днём на стройке подрабатывал, ночью – сторожем в школе, а весной и летом ухаживал за садом вместе с Марзиёй, чтобы потом продавать фрукты на местном базаре. Однажды вернулся он со смены, выпил чаю, отказался от еды, пожаловавшись на боль в пояснице, и сказал жене, что приляжет ненадолго.

– Разбуди меня в пять вечера, – попросил он её, и улёгся на кровать, накрывшись с головой старым пледом.

Когда пробило пять часов, жена вошла в комнату, чтобы его разбудить. Окликнула несколько раз по имени, но муж даже не пошевелился в ответ. Марзийя снова позвала:

– Шихы? – и положила ему руку на плечо. В ту же секунду дом огласился её дикими воплями. – Нет! Не может быть! Шихы! Очнись! Открой глаза! Почему ты молчишь?! Скажи хотя бы слово! Не молчи!

Испуганные дети Марзийи немедленно позвали соседей. Женщину с огромным трудом удалось оттащить от уже похолодевшего мёртвого тела Шихы. Так Марзийя осталась вдовой с тремя детьми на руках. После смерти мужа ей пришлось очень туго растить детей без отца. Перебивались, как умели. Марзийя работала то подёнщицей на хлопковом поле, то уборщицей в местной конторе, и бралась за любую посильную для себя работу, чтобы её дети не ходили голодными и раздетыми. На большее у неё сил не хватало. Так, на жиденьком супе и обносках старших сестёр выросли последние три дочери Марзийи и покойного Шихы. Те из дочерей вдовы, что уже успели обзавестись собственной семьёй, были заняты своими детьми и заботами. Но когда к очередной сестре заявились сваты, замужние дочери Марзийи не преминули внести свою лепту в заготовку приданого для неё. Если бы не они, то Марзийя едва ли смогла достойно проводить пятую дочь в дом её мужа. Только об одном она жалела, когда дочери вместе с мужьями и её внуками приезжали в гости, и дом наполнялся радостными голосами и смехом – что Шихы не удалось пожить подольше.