Читать книгу Автобиография моего безумия. Прочти меня - Самуэль М - Страница 7

Я вспоминаю это чувство без муки. Этот образ представляется без вожделения, хоть и не без удовольствия. Лёгкая паутина тоски касается моего лица при любом упоминании о тех днях всё же. Это было ярко и живо, и ускользнуло вместе с ней, уезжающей в другую страну. Когда я теперь пытаюсь вспомнить её, мне неизменно видится только белое пятно, в прошлом совращающее своим самобытным ароматом. Как я лелеял в своей опороченной душе ожидания удовольствий, что нёс каждый вдох полной грудью в сантиметре от её лица! Я ждал этих вдохов от объятий при каждой встрече. И при расставании мне некогда было вкусить горечь предстоящей разлуки, важнее было вобрать побольше воздуха в лёгкие, пока её податливое тело заключено в моих жадных руках. Теперь меня не покидает ощущение, что я безнравственное животное, влачащее бессмысленное существование, поклоняющееся только своим низменным инстинктам. Что ж, но и во мне было что-то светлое и святое – это кусочек неё, застрявший между «нельзя» и «хочу».

Она служила в церкви. Да и сейчас там, хоть и сменила местоположение географически. Я вёл мирскую жизнь. Не читал Библии и выпивал, когда хочется. На мне были рваные джинсы с намёком на рок-н-ролл и распущенность с пятном от сигаретного окурка на лодыжке. На ней – белоснежнейшая ткань, десятилетием врастающая в её тело вместе с вечными обетами. Три её обета – три моих беды. Обвиняю их, а ведь дело в другом бессилии. Обет послушания – беспрекословное следование выбору всей своей жизни в любое время, тогда как я даже не смог противиться здравому смыслу и не произносить ей слова, обличающие мои чувства, принося тем самым терзания её неискушённой душе. Обет бедности – голые белые стены квартиры, в которой она жила добровольно с другими подобными ей. Я жажду белое лишь в золоте, а на деле те же пустые стены с претензией на дизайн и моду. Обет безбрачия – под порицание может подойти даже флирт и лёгкое соприкосновение рук. Чувствую себя живым и непринуждённо счастливым, лишь горя в судорогах оргазма. Я хотел бы разорвать плен этих бессмысленных на мой приземлённый взгляд обетов и забрать её. Но мне нечего ей дать кроме страсти. Ни богатств, ни надёжность чувств, никаких гарантий будущего. Поэтому с томным вздохом я делаю вид, что сам отпускаю и её, и свои чувства, как будто у меня был выбор борьбы за всё это, но великодушие и благоразумие взяли верх. Игра и обман самого себя, чтобы, вытеснив прозаичность, наполнить эту историю меланхоличным романтизмом. И теперь это всего лишь история, которая заставляет сознание временами не распознавать: реальна ли она или вычитана. И чтобы не смущать самого себя собственным бессилием, ещё сильнее очерняю переполняющие меня чувства, тем самым делая их безумнее и напраснее, неспособными иметь место за пределами моего существа. А её, напротив, ещё чище, ещё целомудреннее, ещё недосягаемее, чтобы увеличить разрыв между нами до максимума. И этим получить оправдательное право на успокоение и дальнейшее полное бездействие. А пока в моей голове её безгрешность незыблема, распутство её тела под хитоном – лакомая часть моей безумной фантазии.

_____________________________________________________________________

– Ты что, пытался переспать с монахиней?

– Ну, во-первых, это не твоё дело. А, во-вторых, ей хотя бы было больше восемнадцати…