Читать книгу Тень фараона - Сантьяго Мората - Страница 7

Прошли недели, прежде чем мы вновь увидели фараона. Он заметно осунулся. Потемневшая кожа приобрела лиловый оттенок, словно все его тело было покрыто синяками, и все же он, казалось, был счастлив остаться в живых после очередного приступа болезни.

Как обычно, с его возвращением во дворце воцарилось веселье. Жизнь вернулась в привычное русло – улыбки, царедворцы, гомон, церемонии, праздники, благовония, наряды, игры. Все вокруг ликовали.

Все, кроме Тута.

Мы с ним виделись только изредка, по утрам он обычно куда-то исчезал. Я не знал, продолжает ли он встречаться со жрецами, хотя подозревал, что так оно и есть.

Я, как обычно, проводил время с царской семьей, наслаждаясь счастливыми мгновениями и предчувствуя, что конец мой близок – по меньшей мере как слуги при дворце.

Тут, как и прежде, словно ничего не случилось, звал меня принять участие в играх, а на церемонии жертвоприношения солнцу я иногда замечал тревожный блеск в глазах Нефертити и перехватил один-единственный заговорщицкий взгляд, брошенный на меня.

Я с удовольствием проводил время во внутреннем саду, в одиночестве или в многочисленной компании детей разного возраста, даривших столько счастья царской семье, особенно после смерти Макет.

Я не грустил и не испытывал страха, иногда мне нравилось находиться в кругу товарищей. Последние события убедили меня, что не стоит отдавать предпочтение ни одной из враждующих сторон.

Отправляясь к Нилу, где Тут не стал бы меня искать, я наслаждался исходящим от реки покоем. Тревожные мысли уносились прочь, я сидел или лежал на берегу, нежась в удушающий зной под легким ветерком, любуясь переливами красок и солнечными бликами на воде, покачивающимися маленькими лодочками, и забывал обо всем. В один из таких дней я не заметил, что рядом со мной стоит Мерит.

– Не грусти, Пи. Мы сделаем так, чтобы ты остался во дворце, даже если Тут прогонит тебя.

Она уселась рядом. Я, благодарно улыбнувшись, смотрел на нее. Она не была миловидной, поскольку унаследовала от отца толстые, непропорционально большие губы и странное телосложение, но, без сомнения, была так же добра и отзывчива, как и он.

– Спасибо, Мерит. На самом деле я не грущу. Просто размышляю.

– Здесь очень хорошо. Ведь иногда малыши немного надоедают, верно?

Я решил воспользоваться случаем и спросил:

– Мерит, скажи мне, что ты думаешь о своей семье? Какая судьба нас ожидает?

Она снисходительно улыбнулась:

– Я же тебе сказала, что поговорю с отцом.

– Нет, речь не обо мне одном, но и о тебе, обо всех нас.

Она опустила голову.

– Я могу рассчитывать только на брак с каким-нибудь чужеземцем из далекой страны или со стариком.

Я рассмеялся.

– Ну что ж. Во всяком случае, тебя не посмеют тронуть и ты по-прежнему будешь жить в роскоши.

– Если нам улыбнется удача и кто-нибудь из вас добьется высокого положения, тогда, быть может…

Я погладил ее по щеке.

– На это не стоит рассчитывать. А если это и произойдет, то нескоро. Я думал о другом. Что, если фараоном станет Тут? Как он будет править? Боюсь, он находится под сильным влиянием…

– Тебя это не касается.

– Я просто беспокоюсь за него!

Вырвав свою руку, она убежала. Только этого мне не хватало! Обвинения в гнусной измене!

Ко мне, встревоженные необычной сценой, подбежали дети.

– Что случилось?

Я прокашлялся.

– Мерит обиделась на одну мою шутку. Надеюсь, она меня простит.

Анхесен стрельнула в меня своими горящими злыми глазками. Какие они разные!

– Надеюсь, ты не забыл, кто ты такой! Иначе тебе придется иметь дело со мной… или с Тутом. Несколько палочных ударов сделают тебя покорным, и ты вновь превратишься в слугу, которого обласкали непонятно почему.

Я не мог не разозлиться. Хотя спина у меня еще болела.

– Говори что хочешь! Ты только угрожать и умеешь! Если бы я не знал твоих родителей, то решил бы, что там, наверху, – я указал на верхние террасы, – живут одни глупцы. А пока наслаждайся своей жизнью принцессы и молись, как и я, Атону, чтобы твой отец поправился.

Она замолчала, щеки у нее вспыхнули. Ее реакция привела меня в полное замешательство, и я не заметил, как ко мне приблизился Пай и изо всех сил влепил мне пощечину.

Руки у меня непроизвольно дернулись, но я мгновенно овладел собой и удержал их на месте, чтобы никто не подумал, что я хочу его ударить. Я ни при каких условиях не мог поднять на него руку. Я был старше и сильнее, и, если бы я захотел, он получил бы по заслугам.

Я повернулся и пошел прочь, но неспешным шагом, сжав кулаки и высоко подняв голову. До меня донесся яростный крик Анхесен:

– Я все расскажу Туту!

«Пускай себе кричат сколько вздумается, – подумал я. – Клянусь Атоном, их крики напоминают вой гиен. А рядом с царем и царицей они кажутся овечками…»

Я сел, чтобы немного подумать. Потирая пылающую щеку, я почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной. Обернувшись, я увидел Пенту. Он опустился на колени возле меня.

– Кажется, из‑за тебя поднялся небольшой переполох.

– Я…

Мне не хотелось ничего объяснять или оправдываться. И я стал молча смотреть на солнце.

– Иногда их высокомерный вид раздражает, верно?

Я не ожидал, что Пенту меня поймет, и удивленно посмотрел на него. Мы оба улыбнулись, и он продолжил:

– Они так не похожи на своего отца…

– Как чувствует себя фараон? – невольно перебил его я.

Горько улыбнувшись, Пенту промолчал. Мы оба стали смотреть на солнце, вознося молчаливую молитву. Я раскаивался в том, что задал этот вопрос, и сожалел, что вторгся в его тайну. Вдруг я с изумлением обнаружил, что был бы рад, если бы Пенту оказался моим отцом. С тех пор как темный монах попытался подкупить меня своими лживыми словами, я непрестанно об этом думал. Заметив, что Пенту собрался уходить, я схватил его за руку.

– Подождите!

– Слушаю тебя.

– Я кое-что хочу вам рассказать. Вы пользуетесь доверием фараона, и я не могу не довериться вам и скрыть, что против фараона плетется заговор.

Я все ему рассказал. Он хмуро посмотрел на меня и задумался.

– Простите меня, – проговорил я.

Он погладил меня по еще горящей щеке.

– Ты ни в чем не виноват, спасибо за доверие. На самом деле я предполагал нечто подобное, потому что Тут приказал мне почаще заниматься с Тьютью и поскорее сделать его своим помощником. Я спрашивал себя, чем вызван такой каприз; теперь мне все стало ясно.

– Он связан с Темными.

– Мы знаем.

– И еще он угрожал царице.

Пенту удивленно посмотрел на меня. Я бросил на него умоляющий взгляд. Я до сих пор винил себя в происшедшем и изверг это из себя, словно яд. Потребность рассказать об этом была настолько сильной, что я испытал огромное облегчение, и Пенту сразу это заметил.

– Поговорите с фараоном, – попросил я. – Только он может что-то сделать.

– Поговорю. Не сомневайся.

– Спасибо. Я боялся, что ни с кем не смогу об этом поговорить. И еще, господин…

– Да?

– Как по-вашему, я изменил своему свету?

– Подумай, перед кем ты прежде всего в ответе.

– Перед моим господином, фараоном, и моим богом Атоном, его отцом.

– Тогда ты поступил правильно. Не упрекай себя за это. – Он похлопал меня по спине. – Если узнаешь что-нибудь еще, сообщай мне без колебаний. А теперь мне пора идти. Если Тут увидит нас вместе, он заподозрит неладное.

Я кивнул. Пенту грустно улыбнулся и ушел. А я направился прямиком в свою каморку, хотя солнце стояло еще высоко. Мне никого не хотелось видеть.

На исходе дня, когда я начал засыпать, раздался знакомый голос. Меня звал один из воспитанников.

– Пи, принц требует тебя к себе.

Первые шаги я сделал, дрожа от страха, но постепенно успокоился и у входа в резиденцию, где Тут находился вместе с двумя телохранителями, окончательно взял себя в руки. Он ехидно смотрел на меня.

– Тебе не кажется, что ты стал слишком заносчивым?

– Я дурно поступил. Прошу прощения.

– Не забывай, кому ты служишь.

Я опустил голову.

– Я это хорошо знаю.

– Замечательно!

Повисло неловкое молчание. Я продолжал смотреть себе под ноги. Казалось, буря миновала и мне ничто не угрожает.

– Эй!

Подняв глаза, я увидел его руку. Пощечина была сильной.

– Пай – мой друг, но больше никому не позволяй себя бить. Это меня унижает, потому что ты принадлежишь мне.

На моих глазах выступили слезы ярости. Чтобы сдержаться, я сжал зубы. Кивнул и посмотрел ему в глаза. Я понимал, что мое высокомерие до добра не доведет, но ничего не мог с собой поделать.

Тут улыбнулся и ушел.

Прошло несколько восхитительно спокойных месяцев. Однажды ночью, когда я собирался улечься спать, кто-то прикрыл мне рот рукой. Я начал вырываться, думая, что настал мой последний час, но надо мной, жестом призывая меня к молчанию, нависал улыбающийся Тут. С трудом сдерживая смех, он отнял руку от моего рта.

– Ты чуть не обделался от страха! – проговорил он, давясь от смеха. – И это неспроста!

В конце концов я тоже рассмеялся. Тут выбежал, торопливо делая мне знаки следовать за ним. Он нес в руках довольно большой узел, который отдал мне не раньше, чем мы оказались за пределами дворца.

– Надень вот это, – указал он на дорогую тунику, а другую, еще богаче, накинул на себя. Потом, к моему ужасу, протянул мне огромный нож. – Спрячь его под туникой. – Он подмигнул. – На всякий случай. И еще вот это.

Тут вручил мне мешочек с драгоценностями. Целое состояние! Вероятно, он не подозревал, сколько стоит его содержимое. Мои мольбы не возымели действия. В конце концов он посмотрел на меня своими глазами гиены, взгляд которых теперь пугал меня, и сказал:

– Ты можешь решить, служить мне или нет, но не пытайся меня изменить. Никогда.

Я кивнул.

– Мой господин! – произнес я торжественно.

Он улыбнулся.

– Мы хорошо повеселимся. Пошли.

– Куда?

– К доступным женщинам. Хочу испытать на себе то, что так нравится супруге моего отца.

Я похолодел. Но, вспомнив о своем решении, промолчал. Посчитав, что мое любопытство удовлетворено, Тут снова улыбнулся:

– Мы сделаем вид, что я молодой господин, а ты мой слуга. Ты расплатишься и будешь охранять меня прямо в спальне, чтобы ничего не случилось. С тобой я буду в безопасности.

Я не слишком хорошо представлял себе, что должен делать, но времени на подготовку не осталось, так как вскоре мы прибыли на место. Интересно, как Тут нашел сюда дорогу? С виду это был обыкновенный дом, но в глубине находился огромный сад, и там десятки девушек разгуливали между сидевшими в креслах клиентами. Здесь были представительницы всех рас, разного возраста и внешности на любой вкус. Одни разносили напитки и сладости, другие играли на флейтах, арфах и прочих инструментах. Посреди сада танцевало несколько обнаженных девушек, на других был только пояс или распахнутая туника, попадались и полностью одетые.

Тут толкнул меня локтем, чтобы привести в чувство, и очень вовремя: я был ошеломлен. К нам обратилась женщина постарше, с величавой осанкой и умными, темными, чересчур накрашенными глазами.

– Каким образом мы можем доставить удовольствие молодым господам?

– Моему господину нужна компания. В просторной спальне, вдали от посторонних глаз. Чтобы никто не подглядывал и не подслушивал. Мы заплатим столько, сколько скажете, но имейте в виду: если вы проговоритесь, мы употребим против вас всю нашу власть.

Она не приняла мои слова за шутку, как я опасался. Но так и должна была вести себя женщина ее профессии.

– Выберите любую девушку или девушек. Вас проводят в такую комнату, какая вам нужна. Вам нечего бояться. Я вас не знаю и знать не хочу. Ваши имена мне не нужны.

Я кивнул. Не торгуясь, заплатил запрошенную цену, не показывая содержимого мешочка. Впрочем, я не мог оценить стоимость драгоценностей, так как слуги практически никогда ими не расплачивались. После некоторых колебаний Тут наконец выбрал девушку, парик которой подозрительно напоминал тот, что носила Нефертити.

Я проводил их в спальню, вошел вместе с ними и расположился у двери. Хотя мне не полагалось подглядывать, я не удержался и видел, как Тут, едва девушка разделась и легла, дрожа от возбуждения, неуклюже взгромоздился на нее. В конце концов девушка рукой ввела его член, и после короткой схватки Тут с содроганием изверг свое семя.

Немного погодя я поднял глаза. Тут выглядел рассерженным. Возможно, из‑за того, что происходившее не слишком напоминало сцены, которые он наблюдал в спальне своего отца. Девушка улыбнулась и снова взяла инициативу на себя.

По-видимому, это не понравилось Туту, хотя умелая забота девушки сделала свое дело и через несколько мгновений он снова оказался на ней. Вторая атака была более продолжительной и, вероятно, более приятной, но под конец, когда девушка, изогнувшись, шепнула ему что-то, чего я не расслышал, он приподнялся и отвесил ей звонкую пощечину.

Я испугался, что девушка устроит скандал, но она замерла, не выказывая ни удивления, ни гнева. Такое равнодушие разозлило Тута, но он не стал ее бить. Он встал, оделся, и мы, не сказав ни слова, вышли.

Я предположил, что мои представления о соитии не вполне соответствуют общепринятым – в конце концов, у меня тоже не было опыта в этих делах, – и на том успокоился.

Когда мы вошли во дворец через вход для прислуги и вновь переоделись, Тут мне сказал:

– Никому ни слова. Договорились?

Не удержавшись, я спросил, не выказывая обиды:

– В последнее время ты обращаешься со мной так, словно я тебя предал.

Тут промолчал и, выдавив улыбку, похлопал меня по спине. Я отправился спать. В эту ночь мой сон тоже был тревожным. Казалось, я больше никогда не буду спать так крепко, как прежде.

Во-первых, Тут слишком рано стал мужчиной. Я плохо в этом разбирался, так как едва ли не во всем мой жизненный опыт был довольно скромным, однако мне казалось, что все должно подчиняться естественному ритму, как подчиняются ему растения. Ускорить этот ритм означало бы нанести непоправимый вред, поэтому стремительное взросление Тута меня не радовало.

Во-вторых, меня чрезвычайно тревожила его связь со жрецами. Кто кем управляет? Каким бы смышленым ни был Тут, в лукавстве он не мог соперничать с верховным жрецом, за спиной которого был опыт многих поколений, начиная с самого Имхотепа.

Последнее касалось лично меня, а не моего долга перед Тутом. Мне вспомнилось странное замечание жреца. Кто мой отец? Я никогда не задумывался над этим, мне сказали, что я сирота, взятый на службу во дворец и выбранный в качестве слуги лично Тутом.

Однако в моей голове роились вопросы. А что, если я не сирота? А что, если жрецы на самом деле знают, кто мой отец? А что, если он еще жив?

Я всегда считал себя счастливейшим человеком под сводом Нут, ведь такие места, как у меня, обычно доставались детям вернейших подданных фараона в награду за безупречную службу. Случалось также, что принц из какого-нибудь соседнего царства прибывал во дворец в качестве мирного заложника, как бы для того, чтобы завершить свое образование. Пока он обучался в самом сердце цивилизованного общества, его голова служила залогом мира, однако ни его сородичи, ни египтяне не позволяли ему забыть, кто он такой, и, чтобы исключить возможность покушения, его лишали доступа к членам царской семьи.

Однако все мои размышления ни к чему не приводили, а под конец, перед тем как погрузиться в сон, я думал всегда об одном, вернее, об одной.

О Нефертити.