Читать книгу Под парусом мечты - Сара Ларк - Страница 10

Шарлотта считала, что Джек чересчур сильно тревожится за Глорию.

– Боже мой, конечно же, она пишет несколько натянуто, – заявила она. – Особенно по сравнению с Лилиан, ведь, судя по всему, эта девчушка – настоящий ураган. Но Глории тринадцать, у нее в голове совсем другие вещи, ей недосуг переносить на бумагу глубокие рассуждения. Возможно, она хочет закончить поскорее и совершенно не думает о содержании.

Джек наморщил лоб. Они оба сидели в поезде, ехавшем из Греймута в Крайстчерч, и как раз вспоминали лучшие моменты своего свадебного путешествия. Все прошло чудесно. Калев Биллер оказался совершенно потрясающим собеседником для Шарлотты, кроме того, он дал им различные советы насчет вылазок по окрестностям. Илейн и Тимоти редко выходили в свет – хотя Тим отказывался признаться в этом, но даже повседневная работа доводила его до истощения. После несчастного случая бедро срослось неправильно, что вызывало адскую боль, если он делал больше двух шагов или же слишком долго сидел на жестких стульях. Он был рад возможности побыть на выходных и в праздники дома, в кресле и посвятить себя семье. Ни о каких пеших прогулках к чудесам света вроде Блинных скал не могло быть и речи.

Илейн, которая, в принципе, с детства была связана с природой, регулярно выезжала верхом, но ограничивалась ближайшими окрестностями. Впрочем, они с готовностью одолжили Джеку и Шарлотте одноколку и одну из своих лошадей, и молодожены жадно принялись исследовать Западное побережье. Калев Биллер оказался отличным советчиком. Раз или два он даже сопровождал молодую пару к известным племенам маори, где их приняли очень гостеприимно. Шарлотта радовалась свадебной хака, которую поставили специально для них, блистала недавно приобретенными языковыми знаниями.

– Вы сумеете многого добиться как исследователь, – сказал Калев, прощаясь. – Преданиями и мифами никто до сих пор не занимался. Мы с Курой больше интересовались музыкой. Кроме того, меня восхищает резьба. Но вы заслужите признание, если сохраните истории прежде, чем они обрастут новыми событиями. Я сознательно не говорю «разбавятся» – суть сохраняемой устно культуры заключается в том, чтобы приспосабливаться к переменам. И маори – истинные мастера приспособления. Мне даже жаль, что они так быстро отказываются от своего уклада жизни, поскольку жизнь пакеха кажется им более комфортной. Когда-нибудь они пожалеют об этом. Надеюсь, что старые маорийские предания все же сохранятся.

Шарлотта гордилась его похвалой и с еще большим усердием погрузилась в свои исследования. Джек добродушно дал ей на это время и возобновил свою давнюю дружбу с Илейн, выезжая с ней на верховые прогулки и помогая тренировать собак. При этом речь невольно снова и снова заходила об английском интернате. Тревога Джека относительно Глории нарастала по мере того, как Илейн рассказывала о Лилиан и ее веселых письмах.

– Глория, кстати, совершенно не поверхностна, – говорил он теперь, обращаясь к жене. – Напротив, она слишком много думает, если что-то увлекает ее. И она всегда была в восхищении от жизни в Киворд-Стейшн. Но теперь… ни единого вопроса об овцах и собаках. Она любила своего пони, но сейчас совсем не вспоминает о нем! Я не верю, что все это заменили игра на фортепьяно и рисование!

Шарлотта мягко улыбнулась.

– Дети меняются, Джек. Ты поймешь это, когда у нас будут свои. Мне кажется, нужно сделать это поскорее. Или ты так не считаешь? Я хочу сначала девочку, а потом мальчика. Ты тоже? Или лучше сначала сына?

Она играла своими волосами, собираясь распустить косу. При этом она бросала многозначительные взгляды на широкую постель, занимавшую большую часть салона-вагона Джорджа Гринвуда. Джек находил это странным – любить друг друга под ритм едущего поезда, но для Шарлотты, по-видимому, это было одним из важных моментов свадебного путешествия.

Джек поцеловал жену.

– Я приму все, что ты мне подаришь! – нежно произнес он, взял ее на руки и отнес на постель.

Шарлотта была легкой как перышко. Совсем не такая, как Глория, которая с самого детства была кряжистой… Он не мог представить себе, чтобы она вдруг совершенно безболезненно вписалась в жизнь такого интерната, как «Оукс Гарден».

– Если тебя это так тревожит, почему ты ей просто не напишешь? – спросила Шарлотта, заметив, что Джек сейчас не совсем с ней. А ему казалось, что она читает его мысли. Шарлотта пожалела, что толком не знала девочку. Словно от нее ускользнул важный элемент личности Джека. – Напиши ей обычное письмо, без тех длинных описаний поголовья скота, которые каждые пару дней сочиняет мисс Гвин. Она тоже пишет почти так же натянуто и скучно, как Глория, будто составляет отчеты: «Согласно последним данным, на настоящий момент в Киворд-Стейшн насчитывается одиннадцать тысяч триста шестьдесят одна овца». Кого это интересует?

«Глорию», – подумал Джек, но все-таки почувствовал себя лучше. Он обязательно напишет девочке. Но сейчас нужно заняться другим…

Казалось, вся деревушка Состон погрузилась в приготовления к свадьбе преподобного отца. Торжество назначили на 5 сентября, епископ непременно хотел лично обвенчать пастора и мисс Бличем. Узнав о помолвке, он пригласил пару на ужин в свой дом, и Саре удалось произвести самое лучшее впечатление. Супруга епископа, говоря с ней об обязанностях доброй жены пастора, сказала, что вполне понимает, когда девушка временами чувствует, что от нее ждут слишком многого.

– К этому привыкаешь, мисс Бличем. К тому же карьера вашего будущего супруга только начинается. И если я правильно поняла своего мужа, она продвигается просто отлично. Его наверняка будут ждать более великие дела, а когда в качестве помощника у него появится викарий, вы сможете уделять внимание задачам, которые вам больше нравятся…

Сара задумалась, какие это могут быть задачи. До сих пор она не обнаружила у себя интереса к церковной работе. Однако терзающие ее сомнения тут же отбрасывались в сторону, едва на нее устремлялся взгляд восхитительных карих глаз Кристофера. А мимолетного прикосновения его руки было достаточно, чтобы Сара уверилась в собственном призвании быть супругой священника.

Поэтому она не стала возражать, когда миссис Бастер настояла на том, чтобы снять мерку для свадебного платья – в стиле моды 1890 года. Она терпеливо выслушала советы родительниц учеников воскресной школы, которые наперебой предлагали своих отпрысков, чтобы нести шлейф или разбрасывать цветы, и попыталась как можно дипломатичнее намекнуть на то, что Глория Мартин и Лилиан Ламберт имеют гораздо больше прав на это. При этом Глория вполне могла отказаться от столь почетной обязанности.

– Я ведь такая некрасивая, мисс Бличем, – заявила девочка. – Люди начнут смеяться, когда увидят меня в вашей свите.

Сара покачала головой.

– Они будут смеяться и в том случае, если я надену свои очки с толстыми линзами, – усмехнулась она. – Хотя насчет очков я еще не решила. Может быть, я все же не буду надевать их.

– Но тогда вы заблудитесь по дороге к алтарю, – заметила Глория. – И вообще… преподобный отец должен любить вас и в очках, правда?

Глория совершенно естественно сделала ударение на слове «правда». Она давно отказалась от надежды на то, что ее будут любить такой, какая она есть. Конечно же, она читала письма, которые писала ей бабушка Гвин, и верила семейству МакКензи, что они любят правнучку. Но любят ли они саму Глорию? Или просто наследницу Киворд-Стейшн?

Ночами Глория размышляла над тем, почему бабушка Гвин так охотно подчинилась воле ее родителей. Девочке казалось, что Джек, насколько она помнила, был против того, чтобы ее отправили в Англию. Но Джек не ответил на ее письмо. Он не приедет, чтобы забрать ее. Возможно, он даже забыл о ней.

– Преподобный любит меня и без очков, Глори. Точно так же, как я люблю тебя, вне зависимости от того, идут тебе эти кошмарные венки или нет. И твоя бабушка любит тебя, и родители… – Мисс Бличем старалась вовсю, но Глория знала, что она лжет.

Зато Лилиан, будучи в восторге от своих предсвадебных поручений, только об этом и говорила. Больше всего ей хотелось сразу сесть за орган, но это взяла на себя мисс Уэджвуд, несмотря на то что во время репетиций она выглядела несколько огорченной.

Кристофер Бличем был доволен развитием событий, хотя ему всегда становилось немного тоскливо, когда он видел Бриджит Пирс-Бэрристер во время богослужений. Нельзя возобновлять хрупкую, только что зародившуюся связь с девушкой. Теперь, когда он был официально помолвлен, ему хотелось сохранять верность. Как бы тяжело ему ни приходилось, он был исполнен решимости стать для Сары хорошим мужем, верным и заботливым, – хотя ему казалось, что миссис Уинтер снова стала поглядывать на него с интересом и некоторым сочувствием. Она должна понимать, что Сара не та женщина, о которой он мечтал; с другой стороны, ни Эмили Уинтер, ни Бриджит Пирс-Бэрристер ни в коей мере не годились для роли жены пастора. То, что Кристофер перестал смотреть на обеих женщин, а все больше ухаживал за Сарой, он считал высшей степенью проявления христианской добродетели и почти героизмом. Сара давно превратилась в воск в его руках; все удавалось слишком легко, чтобы хоть в малейшей степени возбудить его.

Постепенно приближался великий день, и община бурлила от волнения. Сара примеряла платье и проливала слезы, поскольку оно сидело ужасно. Кроме того, из-за обилия рюшек оно казалось детским. Ее весьма неброские формы терялись в море сатина и тюля, все топорщилось и натягивалось не там, где нужно.

– Я не тщеславна, но не могу же я предстать перед епископом в таком виде! – пожаловалась она на свое горе Кристоферу. – При всем уважении к доброй воле миссис Бастер и миссис Холлир я вынуждена сказать, что они на самом деле не умеют шить. Теперь они хотят исправить, но вряд ли получится…

До сих пор Кристофер не задавался подобными вопросами, однако понимал, что Сара должна идти к алтарю в достойном подвенечном платье. Конечно, матронам общины было приятно, что они одевают невесту пастора, и до нынешнего дня Кристофер всегда старался успокоить нервную Сару. Но если платье совсем не подходит…

– Миссис Уинтер – хорошая швея, – заметил он. – Она наверняка сумеет все исправить. Завтра поговорю с ней.

– В этом кроется некоторая ирония, – заметила Эмили Уинтер, когда Кристофер обратился к ней с неожиданной просьбой. – Именно я шью платье для невесты-девственницы… Она ведь еще девственница, верно?

Эмили стояла в дверях своего дома и при этом постаралась встать так, чтобы обратить внимание Кристофера на ее формы. Эмили была невысокой, но хорошо сложенной женщиной с мягкими округлостями и кукольным личиком. Нежная молочно-белая кожа, зелено-карие глаза, каштановые волосы, пышными локонами спадающие на плечи, если она не связывала их в низкий пучок, – все это делало ее весьма привлекательной.

– Конечно же, я к ней не прикасался! – заявил Кристофер. – И пожалуйста, Эмили, не нужно на меня так смотреть. Я теперь почти женатый мужчина, а наши отношения уже принесли достаточно неприятностей…

Эмили хрипло рассмеялась.

– Несмотря на это, ты отдал бы лучшие годы своей жизни за то, чтобы я в день твоей свадьбы стояла рядом и стыдливо прошептала «да». Или ты меня больше не желаешь?

– Речь идет не о желании, Эмили, речь идет о моем добром имени. И о твоем, кстати, тоже, не следует забывать об этом. Итак, ты поможешь Саре? – Кристофер отчаянно пытался скрыть свое волнение.

Эмили кивнула.

– Я подам эту мышку как можно лучше. Нужно завесить Сару густой фатой, верно? – Она снова рассмеялась. – Пришли ее ко мне как можно скорее, я знаю миссис Бастер. Платье придется полностью перешивать.

Сара явилась в тот же день. И снова разразилась слезами, когда миссис Уинтер попросила ее примерить платье перед зеркалом. Эмили возвела очи к небу. Еще и плакса! Но она сдержит свое обещание. И Эмили решительно освободила платье от тюля и рюшек, а затем посоветовала Саре, которая обычно носила костюмы, а летом – скучные платья свободного покроя, узкий корсет.

– Но я же не смогу в нем дышать! – застонала Сара, на что Эмили, покачав головой, заявила:

– Немного скованности на пользу юной невесте! К тому же корсет поднимет вашу грудь и подчеркнет бедра. Вам это необходимо! Поверьте мне, у вас будет совершенно другая фигура!

И она действительно оказалась права. Сара завороженно смотрела в зеркало, наблюдая, как миссис Уинтер подшивает ставшее совсем простым платье, сужает юбку и увеличивает декольте.

– Это слишком откровенно! – запротестовала Сара, но Эмили сделала кружевную вставку, благодаря которой платье казалось закрытым, но тем не менее именно она привлекала внимание к вдруг ставшей заметной Сариной груди. Уходя от Эмили, девушка немного успокоилась. Впрочем, она настояла на очень простой вуали, хотя миссис Уинтер предлагала более сложное сооружение.

– Ну, тогда я должна сделать вам хотя бы прическу! – заявила Эмили. – Если бы вы не зачесывали волосы так строго, могло бы быть очень красиво…

Стоя перед зеркалом в день своей свадьбы, Сара сама себя не узнавала. Эмили Уинтер справилась с платьем в последнюю минуту, но оно сидело как влитое. Конечно, в корсете Сара чувствовала себя непривычно, однако вид в зеркале был невероятный.

Лилиан и Глория с трудом держали себя в руках от восхищения.

– Может быть, если бы вы стали шить и для меня… – неуверенно начала Глория.

Обе девочки выглядели не лучшим образом в платьях подружек невесты. Миссис Бастер настояла на розовых платьях, и похожий на конфету наряд оказался не к лицу даже Лилиан. Цвет не гармонировал с ее рыжими локонами. А Глория в своем платье снова стала толстушкой.

– Тебе нужно немного подрасти, – заметила миссис Уинтер. – Ты еще вытянешься. А вообще я бы посоветовала тебе просторные платья. Таких широких лент на талии быть не должно. Но давай подумаем об этом позже! Платья подружек невесты не должны быть красивыми. Нехорошо, если девочки будут затмевать невесту.

«Что в этом случае совсем нетрудно», – подумала Эмили. В принципе, она была вполне довольна своей работой, но чтобы сделать Сару Бличем красавицей, требовались усилия совсем иного рода. Начать хотя бы с того, что белый цвет был не к лицу невесте. Из-за него кожа ее казалась бледной, а черты лица – невыразительными. Искусно подобранная вуаль могла бы исправить это, но ведь Сара настояла на этой простой штучке…

Эмили как можно более затейливо уложила ткань на волосах Сары, которые та упрямо не хотела распускать. Эмили заколола их изысканно, с яркими летними цветами – их собрала Лилиан и сплела венок: получилось очень красиво.

В любом случае Эмили Уинтер сделала все возможное. И за это собиралась потребовать плату от преподобного.

Кристофер Бличем ждал невесту в ризнице. Он был счастлив, получив возможность побыть в одиночестве и собраться с мыслями. Епископ беседовал на улице со своими «овечками», а Сара пока еще не была готова. Все это может затянуться. Кристофер нервно ходил из угла в угол.

Внезапно он услышал скрип двери, которая вела с кладбища в комнату рядом с ризницей. Там в дождливые дни преподобный снимал плащ и сапоги. Но сейчас стоял сухой осенний денек, и посетительница, которая только что вошла, была одета в яблочно-зеленое праздничное платье и темно-зеленую шаль, наброшенную на плечи. Свои пышные волосы она собрала широкой заколкой на затылке, и теперь тяжелые крупные локоны мягко спадали на плечи. Их насыщенный каштановый цвет прекрасно гармонировал с кокетливой зеленой шляпкой.

– Эмили! Что ты здесь делаешь? – Преподобный был удивлен и слегка расстроен ее внезапным появлением.

Эмили Уинтер оглядела стройную, но сильную фигуру в элегантном черном фраке, который Кристофер позаимствовал у кого-то для свадьбы.

– А ты как думаешь? Представляю тебе плоды своего труда. Вот…

Женщина повернулась к маленькому окну ризницы и предложила ему посмотреть на улицу. Отсюда вполне хорошо просматривалась одна сторона церковной лестницы, где Эмили оставила Сару. Сейчас невеста болтала с Глорией и Лилиан, которые в своих кукольных платьях походили на гномов из сахарной глазури. Зато Сара совершенно преобразилась. Кристофер удивленно смотрел на ее нежную, но не лишенную приятных изгибов фигуру в простом сатиновом платье. Казалось, Сара даже держится ровнее. Из-за сложной прически лицо выглядело немного полнее.

– Она тебе нравится? – Эмили придвинулась поближе к Кристоферу.

Тот глубоко вздохнул.

– Эмили… Миссис Уинтер… Конечно, она мне нравится. Ты… Вы совершили чудо…

Эмили рассмеялась.

– Всего пара уловок. Сегодня вечером принцесса снова превратится в Золушку. Но тогда возврата уже не будет.

– Его уже нет!

Кристофер попытался отодвинуться от Эмили, хотя ему и не хотелось этого. Он вдруг почувствовал нарастающее возбуждение, усиленное очарованием опасности. Что, если взять Эмили прямо сейчас? Здесь, рядом со своей церковью, в паре шагов от епископа… и от Сары.

– Еще не поздно предаться сладким воспоминаниям, – манила Эмили. – Давай, преподобный… – Она произносила слова медленно, небрежно. – Мой муж уже пьет за здоровье новобрачных. Епископ благословляет всех деревенских озорниц, а твоя Сара утешает свою маленькую уродливую Глорию, потому что та похожа на толстого фламинго. Нам никто не помешает… – Эмили сбросила шаль. Кристоферу хотелось одного: утонуть в ее плоти.

– Давай, Кристофер, еще один, последний раз…

Сара никак не могла решиться. Она так красива – впервые в жизни! Ей казалось, что она уже видит восхищенный взгляд Кристофера, когда войдет к нему в церковь. Он не поверит своим глазам. Он должен любить ее, сейчас еще больше, чем прежде…

«О, ты прекрасна, возлюбленная моя!» «Песнь песней» приобретет для него совершенно новое значение, да и для Сары тоже. Потому что она прекрасна, любовь помогла ей расцвести.

Если бы только не эти очки! Сара знала, что из-за них глаза ее кажутся огромными и круглыми, как у совы, и что они портят всю нежность ее черт. Как же ей хотелось отказаться от этой вещи! Но, конечно же, без них она лишит себя желанного зрелища: сверкания глаз своего возлюбленного у алтаря. И кольцо придется искать на ощупь… Глория права, она вполне может налететь на епископа. А этого не должно случиться. Сара не могла и не хотела вслепую воспринимать все, что ожидает ее на свадебной церемонии. Пару минут, когда ее подведут к любимому, можно пережить без очков. Но не всю церемонию.

Да, она что-нибудь придумает. Кристофер должен хоть раз увидеть ее во всем великолепии, пусть даже это приносит несчастье. Ничего страшного не произойдет, если он увидит ее прежде, чем они войдут в церковь. Нужно просто на минутку забежать к нему в ризницу, рассказать, как чудесно справилась Эмили, – и, возможно, он поцелует ее. Точно, он поцелует ее, иначе и быть не может! Сара подобрала платье и фату.

– Я сейчас вернусь, девочки. Скажите епископу, если он спросит. Через пять минут можем начинать. Но сейчас мне нужно…

Она поправила очки и торопливо пошла в обход церкви, к маленькому входу в ризницу. Там было не заперто. Конечно нет, ведь Кристофер вошел именно через этот вход.

Задыхаясь в жестком корсете, волнуясь в предвкушении своего триумфа, Сара сняла очки и на ощупь вошла в примыкающую к ризнице комнату. Дверь была открыта. И там… двигалось странное, причудливое тело, наполовину лежавшее в кресле… что-то черное и зеленое… И что-то розовое. Обнаженная кожа?

– Кристофер? – Сара стала нашаривать очки в складках своего подобранного платья.

– Сара, нет! – Кристофер Бличем хотел предотвратить худшее, но Сара уже надела очки.

Впрочем, Эмили все равно не успела бы так быстро поправить платье… и брюки Кристофера…

Вид был совершенно унизительный. Отталкивающий.

Все это вновь превратило Сару Бличем, одержимую своим чувством, соблазненную, любящую, в ту умную девушку, которая не боялась ставить под сомнение свой мир.

Всего лишь мгновение она недоуменно смотрела на полуголые тела в комнате рядом с домом Божьим. А потом глаза ее сверкнули гневом и разочарованием.

Кристофер невольно вспомнил ее любимых героинь из Библии. Он вполне мог представить, что сделали бы с ним Эсфирь и Иаиль…

Но Сара даже не заговорила. Бледная, с плотно сжатыми губами, она сорвала фату с волос.

Эмили испугалась, что она сорвет с себя и корсет, поскольку та уже потянулась к застежке на платье. Однако девушка сумела взять себя в руки. Не удостоив застигнутых врасплох любовников ни единым словом, она выбежала на улицу.

– Оденься… Епископ… – Эмили первая вернулась к реальности. Но было уже поздно.

Кристофер не думал, что в своем состоянии Сара сообщит епископу о том, что произошло, но несколько минут тому назад он был в церкви и, должно быть, видел, как невеста сломя голову выбежала из ризницы.

Преподобный инстинктивно втянул голову в плечи и приготовился обороняться. Гнев Господень не заставит себя ждать…

– Мне очень жаль, Глори, мне действительно очень жаль.

Сара Бличем обнимала плачущую девочку.

– Но ты должна понимать, что при сложившихся обстоятельствах я не могу остаться. Как на меня будут смотреть?

– Мне все равно! – всхлипывала Глория. – Но если вы сейчас уедете в Новую Зеландию… Бабушка Гвин правда разрешила? Она действительно вышлет вам деньги?

В день свадьбы Сара Бличем бежала из церкви, не помня себя от гнева и разочарования, но, уже проносясь мимо удивленных гостей, она начала собираться с мыслями. Нужно уехать из этого места как можно скорее. Сначала из Состона, потом из Англии, иначе она сойдет с ума.

До своей комнаты в доме миссис Бастер она домчалась беспрепятственно и, сорвав с себя платье и невероятно затянутый корсет, надела первый попавшийся костюм. Затем собрала вещи и отправилась в Кембридж.

Семь миль – не слишком дальний путь. Поначалу она почти бежала, потом шла шагом, а в конце уже едва плелась. Постепенно жгучий гнев отпустил ее, а чувство стыда, смешанное с разочарованием, сменилось усталостью. В Кембридже есть отели. Сара могла лишь надеяться, что не придется платить слишком много вперед. Наконец она нашла скромный, но выглядевший как-то по-домашнему пансион и постучала. И впервые за этот ужасный день ей повезло. Хозяйка, вдова по имени Маргарет Симпсон, не стала задавать вопросов.

– Позже расскажете мне, что произошло… если захотите, – мягко произнесла она, ставя на стол перед девушкой чашку чая. – А сначала отдохните.

– Мне нужна почта, – прошептала Сара, дрожа всем телом. Теперь, когда она успокоилась, ее бил озноб. – Мне нужно послать телеграмму… в Новую Зеландию. Как думаете, отсюда это возможно?

Миссис Симпсон снова наполнила чашку и набросила на плечи странной гостье шерстяную кофту.

– Конечно. Но это подождет до завтра…

Сара никогда бы не подумала, что после такого дня сможет уснуть, но, к своему собственному удивлению, провалилась в крепкий и глубокий сон, а на следующее утро проснулась с ощущением свободы. Конечно, она испытывала и стыд, и страх перед будущим. Но главное – у нее появилось ощущение, что ее перестали принуждать. В принципе, она рада была возможности вернуться домой. Если бы только не Глория.

– Твоя бабушка не может мне «разрешить» вернуться в Новую Зеландию, овечка моя, – заявила она девочке приветливо, но решительно. – Я одна решаю, где мне хотелось бы жить. Но она пообещала оплатить путешествие, если мои… э… надежды не оправдаются. И она сдержит обещание, она уже подтвердила это.

И действительно, Гвинейра МакКензи получила телеграмму Сары в тот же день – Энди Макэран отвез ее из Киворд-Стейшн в Холдон – и сразу же перевела деньги через «Гринвуд Энтерпрайзис». В ближайшее время Сара отправится в Лондон, а там сядет на первый же корабль, уходящий в Литтелтон или Данидин. Но сначала нужно сказать Глории. С тяжелым сердцем она заказала извозчика в «Оукс Гарден» и с гордо поднятой головой вошла в здание. Несмотря на кислые взгляды учителей и экономок, Сара сохраняла спокойствие.

Как и ожидалось, Глория была безутешна.

– А вы не могли хотя бы остаться в Англии? – в отчаянии спрашивала девочка. – Может быть, мисс Эрроустон даст вам работу…

Сара покачала головой.

– После того, что произошло, Глори? Нет, это невозможно. Ты только представь, ведь тогда мне придется встречаться с Кристофером во время каждого воскресного богослужения…

– Но разве преподобного не сместят? – спросила Глория. – Лили говорит, что его должны вышвырнуть.

Сара задумалась. Наверное, девочки многое слышали… и даже видели. Они были рядом с ризницей и первыми увидели, как она выбежала из церкви. По крайней мере любопытная Лилиан должна была сразу же пойти и посмотреть, что случилось. Возможно, именно девочки позвали епископа… Но что бы ни говорила Лилиан Ламберт и какого мнения ни придерживалась бы Глория Мартин, Кристофер, судя по всему, не потеряет место. Даже если епископ и стал свидетелем его недостойного поведения, он вряд ли станет разоблачать Кристофера перед всей общиной. Конечно же, он строго отругает его, но позор расстроенной свадьбы останется на Саре. Скорее всего, ее бегство расценят как панику или приступ истерики, и все будут по мере сил сочувствовать «бедному преподобному отцу».

– Не знаю, что будет с преподобным, но лично я уезжаю, – твердо произнесла Сара. – Мне жаль, что я не могу забрать тебя с собой, но все обстоит именно так. Кроме того, скоро приедут твои родители, Глори. Ты будешь чувствовать себя лучше…

Глория сомневалась в этом. С одной стороны, ей не терпелось увидеть отца и мать, но с другой – она боялась этой встречи, потому что не ждала от них ни любви, ни понимания.

– Однако я могу рассказать бабушке Гвин, насколько ты здесь несчастна, – неловко предложила Сара. – Может быть, она что-нибудь сделает…

Глория сжала губы и выпрямилась.

– Не трудитесь, – негромко произнесла она.

Глория больше не верила в чудеса. Похоже, никто в Киворд-Стейшн не скучает по ней по-настоящему. И Джек не приедет, чтобы забрать ее.

В кармане она мяла письмо, пришедшее утром. Гвинейра МакКензи в своей скупой манере рассказывала о свадьбе. Теперь Джек женат на Шарлотте Гринвуд. Наверняка у них скоро будут дети. И он совсем забудет о Глории.

– Очень рада, что вы приехали именно сейчас!

Мисс Эрроустон в эйфории приветствовала Уильяма Мартина – и, конечно же, это не имело никакого отношения к моменту его прибытия. Здесь сыграл свою роль его шарм. За редким исключением Уильяму всегда удавалось обаять женщин. Кругленькая ректорша мурлыкала, как кошка, и смотрела на высокого мужчину почти влюбленными глазами. Уильям Мартин уже перешел в средний возраст, но по-прежнему был стройным и красивым. Волнистые светло-русые волосы, в которых все еще не было седины, ясные синие глаза и улыбка на слегка загорелом лице делали его неотразимым. Вместе с темноволосой экзотичной Курой они были броской парой. Мисс Эрроустон мысленно вопрошала себя, как у двух таких красивых, харизматичных людей мог появиться столь посредственный ребенок, как Глория.

– Мы получили письмо для Глории, которое нас, мягко говоря, настораживает… – Мисс Эрроустон выловила конверт из ящика стола.

– А как вообще обстоят дела у Глории? – спросил Уильям своим располагающим тоном. – Надеюсь, она хорошо вписалась в коллектив и радует учителей.

Мисс Эрроустон заставила себя улыбнуться.

– Что ж… Ваша дочь все еще перестраивается. Судя по всему, она слишком одичала там, на другом конце света…

Уильям кивнул и всплеснул руками.

– Лошади, крупный рогатый скот и овцы, мисс Эрроустон, – драматично произнес он. – Вот и все, о чем они там думают. Кентерберийская равнина… Крайстчерч, который с недавних пор именуется большим городом… Соборы… Театры… Все это звучит весьма многообещающе, но, пожив там, понимаешь, что, как уже было сказано, остаются все те же лошади, крупный рогатый скот и овцы! Нужно было привезти Глорию в более вдохновляющую атмосферу раньше. Но так уж получилось, мисс Эрроустон. Большой успех предполагает большие усилия.

Мисс Эрроустон понимающе кивнула.

– Поэтому супруга не приехала с вами за Глорией, – заметила она. – А ведь мы все так надеялись на встречу.

«И на еще один бесплатный концерт», – подумал Уильям, но ответил очень приветливо:

– По окончании последнего турне Кура была не совсем здорова. А ведь вы прекрасно понимаете, что певицы должны серьезно относиться даже к малейшей простуде. Поэтому мы сочли, что для нее будет лучше остаться в Лондоне. У нас номер люкс в отеле «Риц»…

– Неужели у вас нет дома в городе, мистер Мартин? – удивилась мисс Эрроустон. При упоминании знаменитого отеля, торжественное открытие которого состоялось несколько лет назад и который находился под патронатом принца Уэльского, ее глаза заблестели.

Уильям покачал головой, словно выражая легкое сожаление.

– И загородного дома тоже, миссис Эрроустон. Я, конечно, уже неоднократно затрагивал тему по поводу стильной резиденции, но моя жена не хочет оседать где бы то ни было. Думаю, сказывается маорийская кровь. – Он обворожительно улыбнулся. – Так что там насчет письма, мисс Эрроустон? Кто-то докучает нашей дочери? Возможно, это еще одна вещь, к которой Глории придется привыкать. У успешных музыкантов всегда были и будут завистники…

Мисс Эрроустон вынула письмо из конверта и развернула его.

– Я не назвала бы это «докучает». И мне несколько неприятно, что мы открыли письмо. Но вы должны понять… как отец… Вы наверняка приветствуете тот факт, что мы строго следим за нравственностью наших воспитанниц. Письма от мужчин, о родственной связи которых с девочкой нам ничего не известно, мы на всякий случай открываем. Если оно оказывается безобидным, мы тут же заклеиваем его снова, что, конечно же, чаще всего и бывает. В противном случае девочку приходится призывать к ответу. Да, а на этот раз… Впрочем, прочтите сами.

Милая моя, чудесная Глория!

Я не знаю, как начать это письмо, но я слишком тревожусь, чтобы ждать дольше. На это меня подвигла моя возлюбленная супруга Шарлотта. Она посоветовала написать тебе и высказать свою тревогу.

Как у тебя дела, Глория? Возможно, этот вопрос покажется тебе неуместным. Ведь в твоих письмах мы читаем, что ты всегда очень занята. Ты рассказываешь об игре на фортепьяно, о рисовании и множестве занятий с другими девочками, твоими новыми подругами. Но твои письма кажутся мне поразительно короткими и натянутыми. Возможно ли, что ты совсем забыла о нас, оставшихся в Киворд-Стейшн? Не хочешь знать, как дела у твоей собаки и твоей лошади? Возможно, это глупо, но между строчек я никогда не вижу улыбки, не вижу ни единого личного слова. Напротив, временами мне кажется, что я чувствую в твоих коротких строках грусть. Думая о тебе, я всякий раз вспоминаю твои последние слова, которые ты сказала мне перед отъездом: «Если все будет совсем плохо, ты заберешь меня, Джек?» Тогда я утешал тебя, я не знал, что сказать. Но правильный ответ, конечно же, будет «да». Если ты действительно в отчаянии, Глория, если ты одинока и не видишь ни капли надежды на то, что что-то изменится, напиши мне и я приеду. Не знаю, как я это устрою, но ты всегда можешь на меня рассчитывать.

Твой любящий тебя больше всего на свете сводный двоюродный дед

Джек

Уильям, наморщив лоб, пробежал глазами строчки.

– Вы были правы, перехватив это, мисс Эрроустон, – заметил он, закончив читать. – В отношениях между моей дочерью и этим молодым человеком всегда было что-то нездоровое. Просто выбросьте это письмо.

Так Глория осталась одна. Совсем одна.