Читать книгу Под парусом мечты - Сара Ларк - Страница 9

Так называемые «дополнительные занятия» в субботний день вскоре стали для Глории самым интересным событием недели. Она начинала предвкушать их уже в понедельник, и если будни выдавались особенно кошмарными, она видела учительницу во сне и мысленно жаловалась ей на неприятности. Конечно же, мисс Бличем не ограничивалась уроками французского, которым они усердно занимались первый час, – ведь мисс Эрроустон и мадам Лаверн, учительница французского языка, должны были видеть прогресс. А потом Глория рассказывала о своем ежедневном мученическом соседстве с Габриэллой и другими девочками, и Сара давала ей полезные советы относительно того, как с этим быть.

– Нельзя все сносить настолько безропотно, Глория! – с легким упреком говорила она. – Нет ничего оскорбительного в том, чтобы иногда попросить о помощи экономку. Особенно если с тобой проделывают такие злые шутки, как та, что с чернилами!

Габриэлла испортила школьную блузку Глории, посадив на нее чернильное пятно.

– А если ты не хочешь жаловаться напрямую, то просто попроси экономку взять твои вещи на хранение. Или встань ночью, посмотри, не устроила ли эта девочка что-нибудь еще, подмени одежду. Габриэлла будет выглядеть очень глупо, если найдет пятна на собственной блузке, в то время как ты, уже одетая, выйдешь из комнаты. У вас ведь примерно одинаковый размер. Не стесняйся подсунуть грязные или помятые вещи другой соседке. Тогда взбучку получит Габриэлла. Ты тоже можешь иногда подшучивать над девочками…

Глория вяло кивала. В отношении того, как разозлить других людей, ей не хватало фантазии. Она просто-напросто не могла придумать ничего, что могло бы задеть Габриэллу. Лилиан и ее подруги постоянно подшучивали над учителями и одноклассниками; история с пауком в карте была у всех на устах.

Маленький рыжеволосый кобольд терпеливо внимал тревогам Глории и мягко улыбался.

– Это та коза, которая наябедничала после вечеринки, да? – переспросила она. – Конечно же, я что-нибудь придумаю!

На следующем уроке скрипки Габриэлла увидела, что ее инструмент совершенно расстроен. В этом не было проблемы для по-настоящему музыкальной ученицы, но слух у Габриэллы был не лучше, чем у Глории, и она обычно подкупала очень одаренную девочку из класса Лилиан, чтобы та настраивала ее скрипку перед занятием. А теперь пришлось это делать в присутствии мисс Тэйлер-Беннингтон. Позор был ужасный, Лилиан хихикала.

Удачная шутка наполнила Глорию ощущением, похожим на триумф, но настоящей радости не было. Вид страданий других людей не принес удовлетворения, она не любила ссориться. Гвинейра считала, что потребность в гармонии у нее от маори; бабушка Марама была такой же по характеру. Однако в «Оукс Гарден» миролюбие Глории считали слабостью. Учителя называли ее «инертной», ученицы продолжали мучить, придумывая новые злые шутки.

И только в дни занятий с мисс Бличем в Глории снова просыпалась личность – живая и интересующаяся всем на свете. Чтобы их не подслушали ни Кристофер, ни мисс Бастер, после уроков французского они устраивали долгие прогулки. Однажды Глория выловила из лужи лягушачью икру, а Сара нашла укромное местечко в саду миссис Бастер, чтобы дать ей вызреть в траве. Глория с восхищением наблюдала за развитием головастиков, и миссис Бастер до смерти испугалась, когда наконец по ее цветочным грядкам запрыгали двадцать веселых лягушат. Саре потребовался не один час, чтобы собрать их и вернуть в ту самую лужу, после чего снова довелось столкнуться с мягким упреком со стороны преподобного.

– Это было не очень женственно, милая моя! Тебе следует больше думать о том, как стать примером для подражания всей общины.

– Вы скоро выйдете замуж за преподобного? – однажды летом спросила Глория.

В школе наступили каникулы, но, конечно же, она не могла вернуться в Новую Зеландию, да и ее родители снова путешествовали по всему миру и, похоже, не стремились повидаться с дочерью. На этот раз они объезжали Норвегию, Швецию и Финляндию. За оставшимися в школе девочками следили не очень строго, поэтому Глория почти каждый день убегала в деревню, чтобы навестить мисс Бличем. Она помогала с подготовкой к общинному базару и летнему празднику, облегчая тем самым Саре выполнять некоторые обязанности, которые та не любила.

К удивлению Сары, Глория отлично поладила с женщинами из общины. Жители деревни были людьми простыми, вели почти такой же образ жизни, как и жители Холдона или семьи погонщиков скота, с которыми девочка общалась прежде. О Куре-маро-тини и ее сенсационном голосе здесь никто никогда не слышал. Глория была всего лишь девочкой из интерната, как и все остальные. Когда люди увидели, что она не такая высокомерная и заносчивая, как многие другие воспитанницы из «Оукс Гарден», они стали обращаться с Глорией как с деревенскими детьми. К тому же оказалось, что Глория гораздо больше любит плести гирлянды, развешивать лампионы и накрывать столы, чем играть на фортепьяно или читать наизусть стихотворения. Она старалась помогать, ее хвалили, и девочка наконец-то вновь почувствовала себя в своей тарелке. В принципе, в общине ей было легче, чем Саре, которая по-прежнему ощущала дискомфорт в окружении деревенских жителей. И вот теперь она растерялась, не зная, как ответить на вопрос Глории.

– Не могу сказать… – после довольно продолжительной паузы произнесла она. – Все полагают, что так и будет, но…

– Вы же любите его, мисс Бличем?

Этот нескромный вопрос задала, конечно же, Лилиан. Она тоже проводила часть каникул в интернате и смертельно скучала. Впрочем, на следующей неделе она собиралась поехать в Сомерсет. Подруга пригласила ее в поместье своих родителей, и Лилиан уже предвкушала катание на пони и праздники в саду.

Сара снова покраснела, впрочем, не так сильно, как несколько месяцев назад. Она уже привыкла к тому, что с ней постоянно заговаривают о предстоящей свадьбе.

– Думаю, да… – прошептала она. И тут же снова почувствовала неуверенность.

Честно было бы ответить, что Сара не знает, что ей делать, поскольку она по-прежнему не могла дать точное определение понятию «любовь». Раньше она считала, что у них с Кристофером родство душ, но с тех пор как она приехала в Англию, у нее возникало все больше и больше сомнений. В принципе, молодая учительница понимала, что у них с Кристофером мало общего. Сара стремилась к истине и точным выводам. Давая уроки, она старалась объяснять своим ученикам, как устроен мир. В религиозной области это соответствовало бы миссионерскому рвению, но ничего подобного учительница не ощущала. К собственному стыду, она постепенно пришла к выводу, что ей совершенно все равно, во что верят люди. Возможно, именно поэтому у нее никогда не было проблем с учениками-маори. Ладно, она читала с ними Библию, но не загоралась праведным гневом, когда дети сопоставляли ее со сказаниями маори. При этом она просто исправляла грамматические ошибки в английском языке, если такие попадались.

Сару гораздо больше злило невежество – а в Состоне ей слишком часто приходилось с ним сталкиваться. Даже Кристофер поначалу казался ей в этом отношении весьма склонным к тому, чтобы отстаивать косные взгляды, однако затем она обнаружила, что ее кузен не всегда разделяет идеи, которые громогласно провозглашает. Преподобный отец был умен и образован, но истина была для него не настолько важна, как собственное положение в общине. Он хотел, чтобы его любили, восхищались им и уважали, – и для этой цели готов был поступиться собственными взглядами. Кристофер трактовал Библию просто, практически не оставляя места для сомнений. Он льстил женщинам своей общины и воздерживался от критики грехов мужской ее половины. Иногда это наполняло Сару гневом. Когда какая-нибудь женщина в очередной раз жаловалась на мужа, который просаживал деньги в пабе и бил ее, Сара считала более уместным дать ей толковый совет, а не пытаться успокоить и призвать к смирению. Но Кристофер в таких случаях просто сочувствовал прихожанкам. Сара не думала, что будет справляться с этим лучше, если станет женой священника. Напротив, женщины станут приходить к ней, и о спорах, которые неизбежно возникнут, она предпочитала даже не думать.

Тем не менее Кристофер Бличем привлекал девушку как никогда прежде. После того как Сара практически смирилась с тем, чтобы быть его официальной невестой, она стала позволять ему возить ее на пикники и вылазки. Хотя бы ради того, чтобы избежать деревенской скуки. И стоило им остаться наедине, как она сразу почувствовала шарм, благодаря которому он очаровывал женщин общины. Кристофер старался вызвать в ней ощущение, что он живет только для нее и что во всем свете его не интересует ничего, кроме Сары Бличем. Он смотрел ей в глаза, серьезно кивал в ответ на ее высказывания и иногда… иногда прикасался к ней. Все началось с нежного, почти случайного поглаживания по руке, когда во время пикника оба одновременно схватили куриное бедрышко. Затем это превратилось в сознательное прикосновение пальцев к тыльной стороне ее ладони, словно бы для того, чтобы усилить впечатление от нечаянного жеста.

От таких сближений Сара вздрагивала, наливалась жаром, чувствуя тепло его пальцев. А потом в какой-то момент он взял ее за руку, чтобы помочь перебраться через лужу во время прогулки, и она почувствовала его уверенность и силу. Поначалу это нервировало ее, но он сразу же отпускал руку, как только трудный участок был преодолен. Очень скоро Сара обнаружила, что новые ощущения ей нравятся. А Кристофер, в свою очередь, это заметил. Когда Сара наконец расслабилась, он оставил ее руку в своей, потом начал нежно играть с ее пальцами, говоря при этом, как она красива. Сару смущали его слова, но ей очень хотелось верить в это, и она лишь задавалась вопросом: разве может лгать тот, кто вот так держит за руку? Она внутренне вздрагивала, но спустя немного времени стала радоваться его попыткам сблизиться и не пыталась сдерживать нервное возбуждение, предвкушая момент, когда Кристофер обнимет ее и нежно заговорит.

Вскоре после этого он поцеловал ее – в тростнике у небольшого пруда, где они с Глорией собирали лягушачью икру. И от прикосновения его губ у нее сначала перехватило дыхание, а потом помутился рассудок. Она уже не могла владеть собой, когда Кристофер обнимал ее; она просто наслаждалась. Должно быть, это и есть любовь – мление и таяние в объятиях другого человека. Родство душ – это дружба, но то, что ей довелось испытать с Кристофером… это любовь… точно.

Конечно же, Сара Бличем знала и слово «желание». Но в связи с Кристофером или даже с самой собой оно было для нее немыслимо. То, что она чувствовала, должно было быть чем-то хорошим, святым – любовью, благословенной после помолвки пары.

Что касается Кристофера Бличема, то для него осторожное сближение с Сарой было скорее мукой, чем наслаждением. Конечно, он знал, что она чопорна и сдержанна в своих желаниях. Учительские семинарии ничем не лучше женского монастыря, где от воспитанниц требовалось воздержание, а за молодыми женщинами строго следили. Но в целом он надеялся, что сумеет быстрее пробудить ее, поскольку не любил продолжительных ухаживаний. Кристоферу нравилось, когда соблазняли его. Он привык, что женщины вздыхают по нему, и умел распознавать даже самые слабые сигналы. Взмах ресниц, улыбка, легкий кивок… И если женщина была красива и обладала соблазнительными формами, требовалось совсем немного, чтобы воспламенить Кристофера. Тогда он начинал запрещенную игру, которой владел в совершенстве. Преподобный рассыпался в намеках и мелкой лести, улыбался, когда женщины краснели, но при этом протягивали ему руку. Ему нравилось наблюдать, как они вздрагивают от блаженства, когда он ласкал их – сначала легкими прикосновениями пальцев, затем губами. В конце концов, именно женщины обычно хотели большего и выбирали для этого укромные местечки. Связанная со всем этим таинственность еще больше возбуждала Кристофера, а женщинам позволяла быстрее перейти к делу. Вот почему Кристофер предпочитал опытных женщин. Постепенное посвящение девственницы в любовные утехи не доставляло ему удовольствия.

Однако, похоже, именно этого требовала Сара. Судя по всему, она понимала в физической любви ровно столько, чтобы опасаться ее, но в то же время осознавала, что с этим связано наслаждение. Скорее всего, она будет лежать под ним неподвижно, ни на что не жалуясь. Тем не менее она до сих пор не сказала ему четкого «да»! Страшно даже представить, что будет, если она передумает, – после того, как он отрекомендовал ее всей епархии как свою будущую супругу! Кристофер по-прежнему был уверен в том, что Сара вполне подходит на роль жены священника, – хотя поначалу возникали некоторые разногласия.

Сара была умной и образованной девушкой; если немного поработать с ней, она сможет выполнять многие задачи в общине. Но, к сожалению, она часто упрямится. А еще Кристоферу совершенно не нравилось, что она возится с девочкой Мартинов, вместо того чтобы заниматься общиной. Что ж, зато она готова идти на компромиссы. После спора по поводу дарвинизма она почти перестала комментировать библейскую историю и сняла с себя полномочия по религиозному воспитанию учеников воскресной школы. Вместо этого она уходила с ними на природу, чтобы показать прекрасный божественный мир, и дети в итоге больше узнавали о растениях и животных, чем о любви к ближнему и покаянии. Впрочем, до сих пор никто не жаловался, а зимой это должно было закончиться само собой.

Кристофер был преисполнен оптимизма относительно того, чтобы слепить из своей кузины – синего чулка – хорошую жену священника. Впрочем, что касалось мнения епископа, рассматривавшего ее скорее в качестве бастиона на страже добродетели его слишком привлекательного пастора, преподобный не питал на этот счет особых надежд. Конечно, он постарается быть верным, но уже сейчас Сара наводила на него скуку, равно как и ее требование положенных ухаживаний. К слову, воздержание давалось ему не тяжело. Сара не была уродлива, но ей не хватало грациозности движений, которые возбуждали его при одном только взгляде на женщин, подобных миссис Уокер. Кроме того, ему казалось, что под чопорными нарядами она плоская, как доска. Решение сочетаться браком с Сарой Бличем он принял рассудком. Любви или даже привязанности Кристофер не испытывал.

– Я не думаю, что пастор влюблен в мисс Бличем, – сказала Лилиан, когда они с Глорией возвращались в школу.

Глория радовалась тому, что Лили рядом, потому что за подготовками к общинному празднику время пролетело быстро и ворота школы были уже закрыты. Глории пришлось бы звонить, и ей наверняка влетело бы, но Лилиан сказала, что знает по меньшей мере два способа тайного преодоления забора.

– Как это? – удивилась Глория. – Конечно же, он ее любит! – Глория не могла себе представить, чтобы кто бы то в мире мог не любить Сару Бличем.

– Он смотрит на нее не так, – заявила Лилиан. – Не так… ну, не так… я не знаю… Но так он смотрит на миссис Уокер. И на Бриджит Пирс-Бэрристер.

– Бриджит? – переспросила Глория. – Да ты с ума сошла!

Бриджит Пирс-Бэрристер была ученицей из «Оукс Гарден». Она ходила в выпускной класс и была старше большинства остальных девочек. Как и Глорию, ее отправили в интернат довольно поздно, потому что она долгое время училась дома. Сейчас этой хорошо развитой девушке было уже семнадцать, и воспитанницы интерната хихикали над «пышной грудью» Бриджит под вынужденно облегающей формой.

– Не может же преподобный быть влюблен в Бриджит!

Лилиан усмехнулась.

– Почему бы и нет? Вот Бриджит в него точно влюблена. И Мэри Стеллингтон тоже, я случайно подслушала, когда она говорила. Они обе без ума от него, Мэри сделала для него закладку из засушенных цветов и подарила на день летнего солнцестояния. И теперь она постоянно таращится на его Библию и надеется, что он пользуется закладкой и думает о ней. А Бриджит сказала, что ей разрешат петь на следующем богослужении. И она боится, что не сможет издать ни звука, когда преподобный будет рядом…

В последнее Глория охотно верила.

– Даже девочки из моего класса без ума от него, – продолжала Лилиан. – И Габриэлла. Слушай, ты же должна была это заметить!

Глория вздохнула. Она давно уже перестала слушать перешептывания между Габриэллой и ее подружками. Кроме того, она не понимала, как кто-то может быть без ума от преподобного Бличема. Конечно же, он слишком стар для всех этих девочек. И потом… Глория ничего не могла с этим поделать, но преподобный ей не нравился. Было в нем что-то неискреннее. Он льстил ей при каждой встрече, но при этом старался не смотреть в глаза. Кроме того, ей не нравилось, когда он прикасался к ней. У преподобного Бличема была привычка подходить слишком близко к собеседнику, накрывать ладонью его пальцы или класть руку на плечо – чтобы утешить или успокоить. Глория такого терпеть не могла.

– Лично я бы за него не пошла замуж, – продолжала болтать Лилиан. – Ты только посмотри, как он всех хватает. Когда я выйду замуж, мой муж должен будет прикасаться только ко мне, только мне говорить приятные вещи, а не всем встречным женщинам. И танцевать ему можно будет только со мной. Спорим, что преподобный Бличем будет танцевать с Бриджит на празднике летнего солнцестояния? Вон, смотри, там дерево. Ты сможешь подпрыгнуть и ухватиться за нижнюю ветку? Если получится, отсюда очень просто залезть на дерево и перебраться через забор.

Глория обиженно поглядела на нее.

– Разумеется, смогу. Но есть ли ветка с другой стороны?

Лилиан кивнула.

– Конечно, есть. Это совсем просто. Лезь за мной!

Спустя пару минут девочки оказались в школьном саду. Действительно, очень простой способ, до которого Глория и сама могла бы додуматься. И, как это часто бывало, она отругала себя за неловкость. Когда же она научится думать? А теперь еще и Лилиан ее напугала. Если преподобный не любит мисс Бличем, возможно, он не женится на ней. Она вернется обратно в Новую Зеландию и подыщет себе новое место. И что тогда, ради всего святого, будет с Глорией?

Сара Бличем была далека от того, чтобы наслаждаться праздником летнего солнцестояния в общине. Она сидела не с молодыми девушками, нет, по жребию ей выпало сидеть за столом с матронами. Здесь велись скучные разговоры, а до этого она обязана была следить за ярмаркой для бедных и продажей пирогов. Конечно, она тоже должна была что-нибудь приобрести. Без особого удовольствия Сара купила связанную миссис Бастер грелку для пасхальных яиц. Та считала само собой разумеющимся, что вещи ручной работы, купленные Сарой, скоро будут украшать стол преподобного отца, и, похоже, это ее радовало. Сара неуверенно кивнула. В принципе, ей не нравилось ничего из того, что здесь продавали, но сказала себе, что одна грелка ничем не хуже другой.

Кристофера в этот день она видела только издалека. Сначала он болтал с двумя мужчинами, сейчас общался с мисс Эрроустон, и, судя по всему, весьма оживленно. Ректор пришла на праздник со своими оставшимися в интернате девятью ученицами и двумя учительницами, которые, наверное, не придумали ничего лучше, чем провести каникулы в Состоне. Девочки развлекались плетением венков, Лилиан в своем беленьком праздничном платье была похожа на крохотную лесную фею. Глория опять выглядела недовольной. Должно быть, кто-то разозлил или раздразнил ее: девочка сняла с себя венок и отшвырнула в сторону. Впрочем, он почти не держался на ее буйных кудрях, которые в этот день она в отчаянии не стала укладывать. Обычно она пыталась заплести косы, но это было сложно, а когда наконец удавалось, они торчали, словно в них вплели проволоку. Сара утешала девочку тем, что нужно просто дать волосам отрасти. Когда-нибудь сила тяжести победит и косы будут лежать на спине, как у всех остальных девочек. Но Глория в это по-настоящему не верила.

Бриджит Пирс-Бэрристер как раз вилась вокруг преподобного. Она была похожа на полноватую нимфу. Платье казалось слишком детским для ее уже хорошо развитой фигуры. Сара задумалась, почему мисс Эрроустон не заставит девочку хотя бы подобрать волосы.

Бриджит что-то сказала Кристоферу, и он, улыбнувшись, что-то ответил ей. Сара почувствовала укол ревности. Чушь, конечно же. Малышка может сколько угодно вздыхать по нему, но преподобный никогда не станет поощрять семнадцатилетнюю девочку.

Сара размышляла, стоит ли ей встать и подойти к столу «Оукс Гарден». Наверняка общаться с учительницами будет интереснее, чем слушать сплетни, которыми обменивается с подругами миссис Бастер. Но Саре не хотелось вызывать недовольство у Кристофера – с некоторых пор она терпеть не могла этого. Признаться, она сама себе удивлялась, поскольку сначала совершенно ничего не имела против того, чтобы немного повздорить с ним. Однако с тех пор, как они признались друг другу в любви, Кристофер хоть и журил ее реже, но «наказывал» существеннее. Если Сара вызывала его возмущение какими-то словами или поступками, он целыми днями не обращал на нее внимания, не держал за руку – так мягко и нежно, что сердце замирало в груди, – и, конечно же, не обнимал и не целовал.

Раньше Сара никогда не задумывалась о нежностях, не мечтала о мужчинах, и редко бывало, чтобы она украдкой гладила себя под одеялом. Ее удивляли девушки, с которыми она училась, когда, умоляя не говорить никому, они признавались в том, что с вожделением мечтают о возлюбленном. Но сейчас она испытывала острую тоску и страдала, если Кристофер отдалялся от нее. В такие дни Сара не находила себе места, а ночью не могла уснуть и думала о том, что могло его рассердить и что ей нужно сделать, чтобы помириться с ним. В фантазиях она снова и снова переживала его поцелуи, мягкие прикосновения, вспоминала его низкий голос, нежные слова.

Иногда в голове проносилось слово «одержима», но она даже мысленно опасалась связывать его со своей любовью к Кристоферу. Лучше «очарована» или «восхищена». Сара мечтала о том, чтобы найти в объятиях Кристофера полное удовлетворение, ей хотелось нравиться ему. Но если поначалу она застывала, когда Кристофер прикасался к ней, то сейчас просто растекалась. Ей не удавалось ласкать его, ибо в его объятиях она становилась совершенно безвольной. В такие моменты девушка с нетерпением ждала, когда будет назначена дата свадьбы. Похоже, Кристофер не сомневался, что она скажет «да», а романтическое предложение считал излишним. Временами Сара злилась из-за этого. Но когда он прикасался к ней или по-особенному смотрел ей в глаза, она забывала обо всем на свете. Может быть, думалось ей, нужно просто поговорить об этом, но уже в следующее мгновение отбрасывала эту мысль: гордость и слабость побеждали.

Вот и теперь вышло то же самое. Когда собралась капелла и всех пригласили танцевать, Сара ждала, что Кристофер подойдет к ней, но он пригласил мисс Уэджвуд. К всеобщему восхищению, он станцевал с учительницей музыки вальс. Следующей на очереди стала миссис Бастер.

– Вот видишь, он не танцует с мисс Бличем! – ликуя от своей правоты, прошептала Глории Лилиан. – Она ему не нужна.

Последнее, чего хотелось Глории в этот день, так это плохих новостей. Прежде она получила письмо от родителей, сообщавших, что они приедут на осенних каникулах. Вообще-то, они должны были приехать еще летом, но Кура и Уильям хотели подольше побыть в Париже, где остановились сейчас.

– Ты ведь можешь поехать к ним! – удивленно произнесла Лилиан, высказав тем самым то, о чем думала Глория.

Мартины совершенно не тревожились, вызывая ее одну из Новой Зеландии. Так почему бы ей не съездить в Париж? Не может быть, чтоб родители сомневались, что она доберется к ним из Лондона.

– Да уж, если они захотят, чтобы к ним приехала милая Глория, – усмехнулась Фиона Хиллс-Галант. Девочка услышала слова Лилиан и воспользовалась возможностью поддразнить Глорию. – Впрочем, судя по тому, как ты играешь на фортепьяно, Глори, проку от тебя на сцене не будет. Если бы тебе хоть венок был к лицу! Тогда ты могла бы скакать по сцене в юбочке из тростника вместе с неграми!

После этого Глория в ярости отшвырнула цветы в сторону. Сколько бы она ни старалась украсить себя, до нее все равно никому нет дела! Даже подумать страшно, что мисс Бличем, возможно, чувствует себя точно так же. Преподобный просто обязан любить ее!

– Ну, в миссис Бастер он точно не влюблен! – заметила Глория. Она облегченно вздохнула, когда преподобный закружил в ритме польки матрону, а не хорошенькую миссис Уинтер.

– Конечно нет. Он ведь не может танцевать только с теми, в кого влюблен. Это будет бросаться в глаза, – мудро заявила Лилиан. – Смотри, он сейчас потанцует еще с несколькими пожилыми дамами, а потом – с Бриджит.

И действительно, Кристофер покружил еще нескольких «столпов общины», прежде чем вернуться к столу «Оукс Гарден». Рядом стоял кувшин с горячим чаем, чайный напиток и фруктовый сок, чтобы танцующие могли освежиться. Бриджит Пирс-Бэрристер услужливо наполнила ему стакан.

– Вы так хорошо танцуете, преподобный! – елейным голосом произнесла она и игриво улыбнулась. – Пристало ли это человеку Божьему?

Кристофер рассмеялся.

– Король Давид тоже танцевал, Бриджит, – заметил он. – Бог дал своим детям музыку и танцы, чтобы они радовались. Почему же служители Его не должны участвовать в этом?

– А не потанцуете ли вы в таком случае и со мной? – поинтересовалась Бриджит.

Кристофер кивнул, и теперь даже Глория увидела блеск в его глазах.

– Почему бы и нет? Но разве ты умеешь? Я не знал, что в «Оукс Гарден» дают уроки танцев.

Бриджит рассмеялась и подмигнула ему.

– Меня учил кузен… дома, в Норфолке. – И она легко положила руку на локоть преподобного, когда тот повел ее на танцевальную площадку.

Глория бросила взгляд на Сару. Молодая учительница тоже наблюдала за своим без пяти минут женихом. Казалось, она была спокойна, но Глория знала ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что Сара возмущена.

Бриджит прижималась к Кристоферу, словно это было в порядке вещей, ловко следовала за ним. Конечно, в его прикосновениях не было ничего непристойного, но все же было заметно, что он делает это не по долгу службы.

– Красивая пара! – заметила и миссис Бастер. – Хотя, конечно, девочка слишком молода для него. А вы не танцуете, мисс Бличем?

Сара хотела ответить, что потанцевала бы с удовольствием, если бы ее пригласили, но удержалась от резкости. Во-первых, это было бы неуместно, а во-вторых, она сказала неправду. Сара не очень хорошо танцевала. Ей было неприятно выходить на всеобщее обозрение в очках, а без них она становилась почти слепой. Кроме того, до сих пор у нее не было возможности принять участие в танцевальных развлечениях. В принципе, она готова была от этого совершенно отказаться – если бы не испытывала острой потребности почувствовать на себе руки Кристофера, которые сейчас обнимали в танце маленькую бесстыжую Бриджит.

– У вас еще сохранилась закладка Мэри Стеллингтон? – поинтересовалась вдруг Бриджит. – Милая малышка Мэри! Она еще такой ребенок, эти цветы она носила на груди. А теперь каждый день пытается выяснить, носите ли вы закладку с собой…

Кристофер улыбнулся, крепче прижав к себе Бриджит. Полька перешла в вальс, что было оправдано.

– Можешь сказать ей, что свято храню ее закладку, – ответил он. – И ты права, Мэри очаровательный ребенок… – Его пальцы слегка поигрывали ее ладонью.

– Но вам милее женщины, не так ли, преподобный? – заговорщическим тоном поинтересовалась Бриджит. – И я все думаю, нравлюсь ли я вам…

Кристофер, делая вид, что ему неприятен разговор, закусил губу. Вот сейчас начиналась игра, которую он так любил: вопрос, кто кому предлагает свою невинность – девушка священнику или священник девушке. Сначала все будет ограничиваться безобидными словами и прикосновениями. И с такой юной девушкой, как Бриджит, все вряд ли зайдет дальше поцелуя. Хотя… кажется, она опытнее, чем он думал…

Танцевать больше двух танцев с одной партнершей, да еще к тому же с такой юной, было неприлично для преподобного отца. Поэтому после вальса Кристофер расстался с Бриджит. Разумеется, не слишком неохотно, но это было частью игры. Он отвесил ей идеальный поклон и повел обратно к столу. Поправляя ее стул, он услышал, как за соседним столом перешептываются две девочки.

– Вот видишь, он в нее влюблен! – ликующим тоном провозгласила Лилиан. – Я же тебе говорила. Он танцует с ней, но предпочел бы целовать. А на мисс Бличем даже не смотрит…

Кристофер застыл. Этот рыжеволосый кобольд! Проклятье! Неужели его приязнь к Бриджит Пирс-Бэрристер действительно настолько очевидна или же у этой девочки просто чутье на осложнения? В любом случае она слишком болтлива. Если он не хочет навлечь на себя дурную славу, нужно что-нибудь придумать. Кристофер вспомнил последний нагоняй от епископа и почувствовал себя просто ужасно. Если до слуха его патрона снова что-нибудь дойдет, это может стоить ему места. А Кристоферу так нравилось в Состоне… Сделав глубокий вдох, он взял себя в руки, еще раз улыбнулся ученицам и учительницам из «Оукс Гарден» и побрел к Саре.

– Ты не хочешь потанцевать, милая моя? – вежливо поинтересовался он.

Сара, просияв, кивнула. Только что она выглядела скучной и недовольной. Неужели и она что-то подозревает? Кристофер взял ее за руку. Нужно проделать это сейчас. В конце концов, разве он не решил давным-давно, что Сара станет предназначенной ему Господом супругой? Настало время ускорить это дело.

Сара сняла очки и, практически ослепнув, последовала за своим кузеном на танцплощадку. Как же приятно, когда он обнимает ее! Саре казалось, что она полностью позволила ему вести себя, а Кристоферу казалось, что он держит в объятиях мешок с мукой. Ему приходилось либо тащить ее, либо она наступала ему на ноги. Несмотря на это, он заставил себя нежно улыбнуться.

– Чудесный праздник, милая моя, – заметил он. – И ты со своей стороны очень постаралась для этого. Что бы мы делали без твоей помощи?

Сара подняла голову и поглядела на него, однако видела лишь размытые контуры его лица.

– Но мне так мало тебя, – мягко пожаловалась она. – Неужели нужно танцевать со всеми этими женщинами? Миссис Бастер уже сделала замечание…

Кристофера бросило в жар, затем в холод. Значит, старая ведьма тоже что-то заметила. Ничего не поможет, нужно делать все как следует.

– Сара, милая моя, миссис Бастер готова воспользоваться любой возможностью, чтобы распустить злые сплетни. Но если ты не возражаешь, мы дадим ей хороший повод. Я хочу жениться на тебе, Сара! Ты ничего не имеешь против, если сегодня мы сообщим об этом всему миру?

Сара тут же покраснела и поняла, что танцевать больше не может. Наконец-то! Наконец-то он решился! Внутри возникло крохотное недовольство – Саре хотелось бы, чтобы предложение было сделано в более интимной обстановке. И, вообще-то, она предполагала, что Кристофер захочет услышать от нее, согласна ли она, прежде чем сообщать «всему миру». Но все эти претензии принадлежали прежней Саре, той девушке, которой она была, прежде чем полюбила по-настоящему. Сара попыталась улыбнуться.

– Конечно… я хотела бы… что ж, я… ничего не имею против…

– Мисс Бличем выглядит какой-то пришибленной, – без всякого уважения заявила Лилиан.

Преподобный только что попросил у капеллы тишины и со сцены, перед всей общиной, заявил о том, что теперь он официально помолвлен с Сарой Бличем. При этом Сара, казалось, вот-вот провалится сквозь землю; она была бледна, но на щеках горели яркие пятна.

Глория сочувствовала ей. Должно быть, это ужасно – стоять там, наверху, и чувствовать на себе любопытные взгляды людей, которые теперь будут таращиться на тебя до конца праздника. Например, Бриджит и миссис Уинтер смотрят на нее не слишком приветливо. Мисс Уэджвуд только что тоже выглядела более счастливой. Наверняка она надеялась на руку преподобного. Вообще-то, если честно, они больше подходили друг другу. Мисс Уэджвуд играла на органе гораздо лучше, чем мисс Бличем. Но, конечно же, Глория была рада, что все решилось в пользу ее бывшей учительницы. Получается, мисс Бличем все равно останется – чтобы утешать ее и диктовать ей письма, которые она будет отправлять домой. И никто не узнает, насколько ей здесь плохо.

– Лично мне кажется, что она не выглядит счастливой.

Глория отмахнулась, решив не слушать кузину.