Читать книгу Страх и стыд - Саша Мар - Страница 2

В шесть часов утра Сайк с ужасом открыл глаза.

На тумбочке мерцали красные цифры электронного будильника. Сайк вскинул голову, не дыша осмотрел комнату. Всё на месте, обычная спальня съемной квартиры. Зеркальный шкаф, волны серого тюля на окне, букетик белых лилий на столике. Ни следов взрыва, ни пожара. Никто не колотил в дверь, не орал. Было очень тихо, только будильник зудел в правое ухо.

Сайк бросил голову на подушку и, не глядя, хлопнул по часам. Отвратительный писк заглох.

В каждой из дюжины квартир, где он просыпался последний месяц, давила уныло одинаковая обстановка. За дверью спальни – гостиная с кухонькой, иногда отгороженная барной стойкой. В гостиной – диван, дверь в туалет с душем и прихожая. Плетёная мебель и китайский телевизор. Одно и то же, но часы с будильником на тумбочке всегда разные. Обычно пластиковые, плоские или высокие, белого, черного или красного цвета, с большой шершавой кнопкой сверху или гладкой на боку, с тусклым электронным экраном или слепящими в темноте яркими цифрами, белыми, малиновыми или зелёными, с мигающими точками секунд. Даже один раз попался железный механический урод, тяжелый, с круглым циферблатом и стрелками.

И у каждого будильника свой, по-особому противный писк, от которого Сайк утром вскакивал с вытаращенными глазами. Писк зудел в ушах. Пластиковый будильник вибрировал и ползал по тумбочке жуком, а железный трещал и скакал как бешеная мартышка. Его пришлось поймать и долбануть пару раз посильнее. Кнопка заедала. Чудовище вздрогнуло, предсмертно захрипело и заткнулось.

Днем Сайк осмотрел будильник и понял, что тому пришел конец.

– Слушайте, по-моему я сломал будильник, – сказал он сопровождающему, низкорослому, худому как мальчишка человечку, когда тот появился, чтобы отвезти Сайка на новое место.

Сопровождающий зыркнул на будильник, потом на Сайка:

– Деньги. Под будильником оставьте. Двадцать солей.

– Не сильно щедро?

– Нет, нельзя, чтобы вас нашли. Из-за будильника.

– Может, написать записку?

– Нет, никаких записок. Что ещё сломали?

Сайк не понял ехидства и послушно поглядел по сторонам:

– Да, вроде, ничего.

В своей нормальной жизни он спокойно просыпался сам в шесть, а то и в пять утра. Бодро делал отжимания, приседал, заваривал кофе и начинал работать. Теперь же каждое утро начиналось с истошного писка и ледяного страха. За секунду страх, как гигантский шприц, высасывал силы. Если бы рядом была Соня, один взгляд на жену, одно прикосновение, и он чувствовал, что может раскурочить мир и снова собрать. Сайк машинально протянул руку и сбоку от себя нащупал лишь смятое одеяло и пустоту. Краем глаза он заметил вторую подушку, которую зашвырнул в угол комнаты перед сном, и стиснул зубы. Даже позвонить и услышать голос жены нельзя. Это риск. И приходилось с каждым восходом долбать очередной невменяемый будильник, выдавливать страх и вытаскивать себя из кровати.

Поначалу он с интересом разглядывать свои новые убежища. По утрам после дикого пробуждения, поняв, что жив, Сайк несколько минут лежал в кровати и фантазировал, как выглядит гостиная, и весь дом снаружи. Он чувствовал, что раны заживают, повязки на ногах и руках по утрам не испачканы кровью и шею не надо залеплять пластырем. Он лежал на спине, слушал стихающую боль в конечностях и пытался во всех подробностях вспомнить обстановку за дверью спальни и место, где располагался очередной дом.

Но через месяц скитаний фантазировать стало неинтересно. Стало тошно.

– Привычки. Вы должны поддерживать привычки. Начинайте утро как обычно. Во сколько вы встаёте?

– В шесть. Но я теперь не могу сам проснуться.

– Ставьте будильник. На шесть. Дальше?

– Делаю зарядку, пью кофе…

– Делайте всё то же самое. Но осторожно. Ваши раны. Только Затянулись. Какой кофе вам привезти?

– …работаю, иду гулять, по саду…

Иду гулять. Чёрт возьми, как просто, но какое наслаждение: просто выйти из дома и пройтись. Сайк сощурил глаза и посмотрел на окно. Там за толстым тюлем мутно светило солнце и маячили желтые и оранжевые пятна домов и зелень. Сайк отвернулся от окна, опустил голову:

– … разговариваю с женой. Может быть, забираюсь в джунгли до обеда, может, беру с собой жену, хотя она не любит: насекомые, змеи…

– Вы должны взять себя в руки. Обезболивающее. Вы уже не принимаете? – сопровождающий показал на нетронутый стандарт таблеток на тумбочке. Сайк, не поднимая глаз, мотнул головой. – Ехать. Мне надо ехать, – сказал сопровождающий, – Продукты в холодильник. Положите.

Молчание.

– И кофе. Я взял Урамбама. Дорого. Контора хочет вас взбодрить.

– Спасибо.

– И перекись. Я привез ещё бутылку. Не забывайте обрабатывать раны. Жара страшная. Инфекция.

– Спасибо за заботу.

Щелкал замок, и Сайк оставался один до ночи, до очередного переезда.

Контора снимала недорогие квартиры, чтобы не привлекать внимание местных.

– Кто выходит из дорогущего каменного дома. Люди сразу заметят. А кто живет в хибаре, деревянной – разглядывать не будут, – говорил сопровождающий.

Он был сотрудником Конторы, очень маленький и сухой, лет сорока пяти. Он не сказал своего имени. За худобу и низкий рост Сайк про себя называл его чанго, “пацан”. У чанго плоское как тарелка лицо, узкие глаза, и две дырки ноздрей вместо носа. Он прятал Сайка. На улице, особенно на ярком солнце в рубашке и брюках бежевого цвета чанго почти сливался с песочной местностью, и Сайк вздрагивал, когда тот возникал рядом из ниоткуда, вытянутый по струнке, как будто вместо позвоночника спину его держала негнущаяся стальная дуга.

Говорил чанго, глядя вниз, в пол, механически, специально заготовленные фразы.

– Это лучшее место. Которое мы нашли.

– Я не сомневаюсь.

– Недорогое.

– Хорошо.

– Контора может себе позволить.

– Спасибо.

– На улицу не выходить, шторы не открывать. Можно открыть дверь на задний двор, но не выходить. Наружу. Поставьте стул здесь и смотрите на горы, если станет совсем тоскливо. Взаперти.

Сайк знал, что тоскливо ему станет очень скоро. Он сразу открыл дверь, и стоя во тьме коридора, смотрел в проём как на картину в вертикальной раме. В солнечном мареве маячил дворик. Три длинные грядки с розовыми цветами в желтом грунте. Вдоль плетеного забора стояли лопаты, тяпки, в другом углу тачка с горой разноцветной глиняной посуды. За оградой угадывалась улочка, и сразу за ней громоздились зеленые холмы, вытянутые, как на детском рисунке. Заросшие пальмами, непролазными лианами они сочились влагой и зеленью, наседали друг на друга до самого голубого неба, и макушки прятались в облаках. Справа и слева зелень истончалась и холмы превращались в острые зазубрины скал, а ещё дальше пологой сопкой в белоснежных ледниках, укрытый белыми облаками, спал вулкан Кухиато.

Щебет птиц и резкий визг мартышек волнами залетали в дом с теплым влажным ветром. Сайк опускал веки и вдыхал свежий воздух. Проем двери расширялся и он мысленно перемещался из духоты и полумрака, из четырех стен в чащу.

Тем временем чанго положил на полку около двери два телефона, кнопочные звонилки синего и красного цвета и прервал медитацию.

– Красный кладите в карман. Так. Синий должен быть под рукой. В случае опасности набираете по синему *024# и бегом через задний двор. Телефон выкинуть во дворе. Нам придёт сигнал. Три минуты – и телефон сгорит, поэтому долго в руках его не держите. За оградой старый пикап. Едете в горы. Как только оторвались, съезжаете с дороги и включаете второй телефон. Никуда не звоните. Нужно уйти подальше от машины и сидеть тихо. Мы вас засечём и подберём. В случае чего – вот.

И рядом с синим телефоном на полочку лег пистолет, маленький “пэ-эм”.

Сайк без интереса глянул на “пэ-эм”:

– Лучше это?

Он вынул из-за ремня под рубашкой длинный охотничий нож в кожаном чехле с красным орнаментом. Чанго зыркнул на нож, потом быстро оглядел Сайка и отвернулся. Другому он бы ляпнул в ответ что-нибудь язвительное, но над ним нависал высоченный верзила, с широкой челюстью, черными волосами индейца, и почти всегда сощуренными глазами, от чего выражение лица становилось твёрдым, непроницаемым. Под рубашкой ни капли жира, одни мускулы. Напряжённая взведённая пружина. Об индейском происхождении Сайка говорили и чернильно-чёрные прямые волосы, и смуглая медно-красная кожа. С охотничьим ножом в руке Сайк выглядел опасно.

Чанго вздохнул и сказал тихо:

– Всё что хотите. Молитесь. Чтобы оружие не пригодилось.

Сайк молился иначе. Пусть хоть что-нибудь произойдет. Эта привычка вскакивать по утрам в ужасе. Унизительно. И целый месяц он ничего не слышал о жене.

– Скажите, когда я полечу к жене? Мне нужно к ней.

– Минимум пять недель. Когда поиски стихнут. Должны пойти слухи, что вы уехали из страны. Тогда хотя бы полиция перестанет вас искать.

С высоты своего роста Сайк видел в основном только макушку чанго с пепельными жесткими как проволока густыми волосами.

– Дайте мне хоть ноутбук или бумагу с ручкой.

– Никакого ноутбука. Ноутбук и записи – это риск. Если их придется бросить. Вас тут нет. Мы хотим, чтобы они думали. Так. Если найдут ноутбук или записи. Ясно – вы здесь, и вас будут искать. Сильнее.

– Как мне поговорить с вашим начальством, мне нужно работать.

– Нельзя. С начальством нельзя. И я не знаю их телефона. Вообще.

Потому приходилось с утра до вечера сидеть на плетеном стуле в темной прихожей и жадно всматриваться в солнечный рай за рамой открытой двери. Сидеть и думать, думать…

– Послушайте, но я не могу только думать-думать, мне нужно…

Чанго поднял голову и глянул на Сайка особым взглядом, от которого у мускулистого верзилы с ножом и пистолетом побежали мурашки.

– Помните, что вы мне сказали в лесу, когда я вас нашел, – стеклянные змеиные глаза воткнулись в зрачки Сайка и не отпускали,– помните? – и чанго пару раз стукнул согнутым указательным пальцем себя по лбу, – всё в голове. Верно?

Сайк с досадой отвернулся, грохнул стул напротив двери и уселся на него спиной к чанго. После паузы чанго тихо произнес:

– Положите телефон рядом.

Сайк не двигался. Он услышал, как чанго вздохнул, щёлкнула входная дверь, затарахтела машина, и звук стих. Он остался один. В солнечном проеме двери стрекотали, шелестели и визжали джунгли. Сайк закрыл глаза.

Всё в голове.

Легко сказать.

Сайку казалось, что мозг трещит и разрывается. Под опущенными веками бешено скакали зрачки, ухватывая мельчайшие детали. Видения разрастались и рвались наружу. Визг джунглей становился щебетом садов и рощ, которые опоясывали и пронизывали древний город, перетянутый висячими мостами. Он протягивал руку и касался стены храма, нагретой дьявольским зноем пустыни. Мимо него двигались мужчины и женщины с черными курчавыми волосами в шерстяных туниках. Они говорили на чужом, гортанном рычащем языке, и Сайк понимал, о чем они говорят, не зная слов. Он шёл по узким крутым улочкам мимо людей, собак и коз, вдыхая то благовония рынка, то смрад испражнений. На краю улочки, прислонившись спиною к стене, сидела заплаканная девушка в лохмотьях туники со спутанными пыльными волосами. Она что-то страстно шёпотом говорила склонившемуся над ней бородачу с посохом. Её распахнутые глаза яростно блестели. Вдалеке замелькали позолоченные шлемы и красные накидки, улочка сверху ощетинилась копьями и залязгала оружием. Сайк свернул за угол.

“Нет, не сейчас, надо обойти храм и через сад…”

Сайк почувствовал, что говорит вслух, и открыл глаза. Он сидел, распластанный на плетёном стуле, руки приподняты и вытянуты вперед, а пальцы мельтешат воздухе, выстукивая по невидимой клавиатуре. Сайк уронил руки на колени и тут почувствовал ноющую боль под повязками, и как горит лицо. За дверью стоял штиль, и дом заливало зноем.

Ноги затекли и повязки на бедрах ныли. Сайк стащил себя со стула, и побрел в ванную. Он тяжело нажал ручку двери, и не включая света, облокотился на холодную раковину. Дом задыхался от жары, но темная комнатушка хранила остатки прохлады. С минуту Сайк исподлобья рассматривал свое лицо, освещаемое сбоку из коридора, щелки устало прищуренных глаз и унылый изгиб рта. Вдруг на полу в отражении он заметил коробку с двумя пятнышками, черными в полумраке. Он быстро нашарил выключатель и зажмурился от света.

Белый водонагреватель пристроился в углу и подмигивал заплатками по бокам, красной и синей. Сайк захлопнул дверь, вонзил вилку в розетку и повернул переключатель на красный глазок. Белая коробка загудела и мелко завибрировала. Сайк медленно отвернул кран горячей воды до максимума и подставил ладонь под сильную струю. Брызги прыгали на штаны, но Сайк не отходил от раковины. Сначала вода была теплая, почти неощутимая, но через пару секунд начала стремительно горячеть. Сайк одёрнул руку и увидел струйку пара. Пар клубился, полз вверх, и прихватывал нижнюю часть зеркала. Сайк улыбнулся и аккуратно присел на край прохладной ванной.

Комната наполнялась молочным туманом.

Спустя несколько минут зеркало затянуло матовой пленкой. Сайк встал, радостно поглядел на пустую поверхность зеркала. Он осторожно вытянул руку и начал мизинцем выводить на зеркале буквы и слова.

Палец противно скрипел по стеклу. Сайк приподнимал его и видел, как вытягивается и лопается ниточка воды. Мизинец писал толсто, буквы получались крупные, размашистые. Дюжина слов, и вся поверхность зеркала заполнена. Сайк сделал шаг назад, любуясь написанным, шевелил губами, читая первое предложение. Тут выражение его лица стало испуганным. Пар всё поднимался, заволакивал написанные слова и они постепенно белели и сливались в белёсую пелену. Он забормотал, перечитывая текст, пытаясь запомнить его и глазами, и ушами. Ещё секунда, и слова исчезли.

Сайк выскочил из ванной, вывалил на кухонный стол содержимое пластикового пакета, в котором чанго возил для него дорожную утварь и умывальные принадлежности. Точно, ему не показалось, там лежал пакетик с ватными палочками. Сайк в два прыжка вернулся к зеркалу. Горячий пар стал такой густой, что не видно пальцев вытянутой руки. Нагреватель стал заметно громче тарахтеть и вздрагивать, но Сайк не обращал внимания. Он подошел вплотную к зеркалу и аккуратно, начиная с самого верху, стал быстро писать. Тонкая палочка бойко покрывала запотевшее стекло мелкими буковками. За полторы минуты Сайк смог исписать всю поверхность зеркала. Когда он заканчивал последнюю строчку, верхняя почти уже исчезла под клубами пара. Сайк отпрыгнул назад и пробежал беззвучно губами новые предложения, отмечая про себя неуклюжести и шероховатости. Едва зеркало полностью запотело, он начал писать заново, шлифуя и оттачивая.

Сайк метался по парилке больше часа. Гудение нагревателя превратилось в гул в ушах, лицо жарко пульсировало, по нему текли капли. Рубашку и штаны он содрал несколько зеркал назад, они валялись около нагревателя скомканными мокрыми тряпками. В очередной раз отойдя от зеркала Сайк почувствовал, что ему тяжело дышать, и дико заныла шея. Он смахнул с зеркала не успевшие запотеть буквы и увидел, что его заплаты пластырем на шее стали красные от крови. Раны разбухли, повязки на бедрах и бицепасах тоже стали розовые. Сайк прильнул к зеркалу, поднял указательный палец и процедил сквозь зубы: «доигрался, придурок», и тут нагреватель у него за спиной взвыл, щелкнул, и стало темно.

В течение следующего часа Сайк разыскивал и включал вылетевшие пробки, перевязывал кровоточащие раны, бормотал и записывал на подкорку только что оформленный текст. Нет, он не забудет, слова выстроились в нужном порядке, каждое на своём месте, это как заклинание, а заклинания не забываются.

От вонючего антисептика кончики пальцев дубели и царапались. Сайк накладывал пластырь на шею, повторяя отточенные предложения, и улыбался, вспоминая, что в пластиковом пакете есть ещё целых два тюбика зубной пасты.

Чанго не назвал своего имени и вообще ничего о себе не рассказывал. Лишь заученные инструкции, рваные в неожиданных местах, сухие фразы. Сайк сразу понял, что чанго раньше работал где-то в спецслужбах. Беззвучная походка призрака, манера выныривать из-под земли и говорить, глядя в пол, не встречаясь глазами, и вдруг впиваться взглядом в собеседника.

Лучше пусть так, пусть не смотрит в глаза. Когда они вскидывают голову и вонзаются в тебя в упор, ввинчиваются ледяным взглядом сквозь расширенные зрачки прямо в мозг… Даже мысль об том взгляде заставляла Сайка вздрагивать и ёжиться. Поэтому пусть смотрит вниз. И ничего о себе не рассказывает.

Однако путешествовать в молчании он не мог.

В самую жуткую жару, когда на солнце сорок пять по Цельсю, ни на рубашонке чанго, ни на легких брюках не было ни следа пота.

– Вы родом из Санта-Роса. Урарин? Тоже не потеете.

Они остановились на бензоколонке неподалеку от индейской деревни. Чанго глянул исподлобья:

– Урари не потеют, а кто родом испанец или португалец, обливается потом как свинья.

– Что вы? Нет, нет, они тоже не потеют, они давно ассимилировались. Это предрассудки.

Макушка молчала, разглядывала пистолет в баке машины и бесила Сайка. Кожа зудела под накладными усами, а слой бледного тоника на лице лепился как полиэтиленовый мешок.

– Это же ксенофобия. Я не думал, что сотрудники Конторы позволяют себе такое. Я читал. Тут среди холмов особое сочетание влажности и температуры, плюс запахи лилий и высокогорье. Все, кто тут оказываются, начинают меньше отдавать жидкости, а если прожить несколько веков, через поколения …

Колонка щелкнула и затихла. Чанго вернул пистолет на место и перед тем, как завинтить крышку бака, сунул палец внутрь и затем поднёс к носу. На Сайка, который стоял к нему вплотную, пахнуло бензином.

Сайк улыбнулся и пробормотал как бы про себя, но чтобы чанго слышал:

– Урарин, любит запах бензина, неразговорчивый, бывший сотрудник полиции, верит в предрассудки.

Чанго завинтил люк бензобака, распахнул дверь пикапа и вперил в Сайка ледяной взгляд:

– Урари не потеют, остальные – да, туристы – мокрые с ног до головы. Я урарин, и вы урарин, и полиция знает, что вы урарин, а на вас рубашка высохла.

Он нырнул в машину, вынул бутылку воды и пихнул её Сайку.

Они сели в пикап, Сайк на заднее сидение, а чанго за руль. Он не трогался с места и выжидающе смотрел на Сайка в зеркало, и от того немигающего взгляда сердце проваливалось в живот. Сайк покорно вздохнул, осторожно отпил из бутылки, затем вылил остатки воды в ладонь, плеснул по очереди на подмышки, и оказался в противно мокрой рубашке. Змеиные глазки скрылись из зеркала, пикап затарахтел и поехал.

– И, пожалуйста. Зубной пастой. На зеркале, больше не пишите. Вы раскроете себя. И всё насмарку. Про квартиры можно забыть. Придётся прятаться в джунглях. А это… Сами понимаете.

Сайк отвернулся к окну. Чертов шпион, как он заметил?

Ведь исписанное минуту назад зеркало стало почти чистое, когда Сайк услышал, как в замке входной двери начал скрести ключ. Он вдруг испугался, начал судорожно тереть, размазал остатки пасты и выскочил в прихожую встречать чанго. Зачем нужно было так торопиться, как вор или напакостивший пацан. Можно ведь просто закрыть дверь в ванную и спокойно прибрать. А чанго буркнул что-то и как назло проскочил прямиком в ванную. Занадобилось ему. И конечно увидел разводы пастой на стекле, а может, там ещё и буквы остались какие-то. Вот нелепость.

Сайк покосился на чанго. За спинкой сидения “пацана” не было видно, а в зеркале подпрыгивала чёрная макушка. Пусть не смотрит. Что угодно, лишь бы не встречать его взгляд.

Новый день и новый переезд. И опять неизменный монотонный аккомпанемент:

– Это лучшее место, которое мы нашли. Недорогое.

– Хорошо.

– Контора может себе позволить.

– Отлично, я очень рад.

– Здесь тихо,… не надо трогать шторы, я же говорил, – чанго резко повысил голос, и Сайк дёрнул руку прочь от прозрачного тюля, – и стоять около окна не надо. Плотные шторы тоже вызывают подозрение. Вы же понимаете, дворцы с забором Конторе не по карману. К сожалению.

– Что вы, я и не претендую, – Сайк постарался пропустить мимо ушей внезапное презрение. Рано или поздно он должен был проговориться, показать настоящее отношение к своему подопечному. Ну конечно. Контора платит за то, чтобы богатый здоровый бездельник оставался живым. Искреннее сочувствие – это уже бонус.

Чанго опомнился, выключил презрение и снова занудил:

– Полиция знает каждый богатый дом. Кто в них живет. Или сдает в аренду.

– Хорошо, я доверяю Конторе, я – вам доверяю. И мне, правда, всё равно, куда прятаться. Мне нужно поскорее к жене.

На всю Санта-Роса богатых особняков всего-то пять или шесть. Один из них, чудесный новенький дом Сайка и Сони с высоким забором, апельсиновым садиком и бассейном месяц как стоял в руинах.

Сайк снова и снова прокручивал в памяти эту минуту. Они с женой, смеясь, запрыгнули в джип, и как только Сайк вставил ключ, машину бросило вперед, а их вжало в сидения. Он увидел, как в зеркале заднего вида его дом превратился в облако пыли, и тут же взвились в небо языки пламени.

Жена отчаянно завизжала, по лбу струилась кровь.

– Тише, Соня, тише, – он притянул её голову к себе, пальцы стали липкими. Рана на темени была неглубокая. Женщина не успела пристегнуться и после того как машина дёрнулась, мягкая спинка кинула её лбом на переднюю панель. В открытое окно потянуло гарью и каким-то химическим запахом, салон наполнился белым туманом, и у них на коленях и по всей машине лежали крошки цемента и дерева.

– Салфетки.

Сайк рванул бардачок, выдернул из кучи хлама пачку салфеток и приложил пару к волосам жены чуть выше лба.

– Держи, – Соня уже не кричала, она сидела, наклонившись вперед, прижав ко лбу комок салфеток и громко дышала открытым ртом.

– Пристегнись, – она судорожно накинула ремень. Сайк подхватил пряжку и защёлкнул в замке. Затем крутнул ключ. Красный джип вздохнул и начал бесшумно пульсировать. Сзади рвалось к небу и звонко трещало огромное кострище. Они услышали треск только сейчас. От взрыва заложило уши.

Джип проскользнул сквозь открытые ворота, густые деревья и заросли, которые окружали дом, через мостик над ручейком и помчался по дороге в сторону центра Санта-Роса. Автоматические ворота послушно закрылись, как будто ничего не произошло. Стало очень тихо. Звучал густой лес, журчала вода в ручье, стрёкот насекомых и щебет птиц. И треск огромного костра, как на пикнике. Все, кто ехал в Санта-Роса и огибал холм, видели, как прямо посреди пышной зелени джунглей клубится в небо столб дыма.

Пассажиры красного джипа тоже видели дым. Соня заплакала:

– Что же будет? Что это?

*