Читать книгу Страх и стыд - Саша Мар - Страница 4

– Тебе было нужно это? Ты уверен?

Сайк молчал.

– Ты принял обезболивающее?

– Да.

Соня поставила чашку и села к Сайку на плетёный диван с бамбуковыми подушками. Они расположились на веранде. Вечерняя прохлада и зелень апельсинового сада дышали запредельным недостижимым спокойствием. Высокий забор раскрашен со стороны дома индейскими орнаментами, и за ним вырастали стеной стрекочущие на все лады джунгли, волнами поднимались выше, превращаясь в скалы, подсвеченные золотой ниткой заходящего солнца. Каменный, раскалённый за день дом дышал жаром и готовился ко сну.

Сайк посмотрел на Соню. Она перестала плакать, села рядом с ним, увидела его заклеенную пластырем шею, и её взгляд снова влажно заблестел.

– Все-таки этот дом чересчур огромный для нас, – сказал Сайк. Он большим пальцем медленно провёл по её векам, убирая солёную влагу.

Соня отвернулась.

– Согласна, – еле слышно сказала она.

– Вот сад – это вещь. Давай снесем дом, поставим палатку, и будем жить в палатке в апельсиновом саду.

– Давай.

– Все будут думать, что за забором особняк толстосума, а тут – просто палатка.

Соня повернулась к Сайку. Её полные слёз глаза улыбались.

Вдруг Сайк крепко взял ее за руку:

– Да, уверен.

– В чём?

– Ты спросила, уверен ли я, что мне это было нужно. Да, уверен, мне было это необходимо.

Соня кивнула.

– Да, я и не сомневалась…

– А ты уверена? – Сайк неотрывно глядел на неё, – ты боишься да?

– Я хочу уехать отсюда, хотя бы на время, – Соня погладила руку Сайка, которая ещё сжимала её кисть, – смотри, опять ты.

Сбоку веранды, чтобы не загораживать вид на горы, мельтешил синим экран телевизора. Соня нырнула за спинку дивана и защелкала пультом, прибавляя громкость. Сайк нехотя повернулся к телевизору. С экрана на него смотрел он сам. Голый по пояс, грудь залита кровью, алые струйки по шее справа и слева. Над его телевизионной головой болтались, задевая волосы, две оранжевые щётки микрофонов на длинных ручках-удочках.

– Суровая рожа, – задумчиво сказал Сайк, – и голос гнусавый.

На экране грузный усатый корреспондент в зеленой рубашке с крупными красными лоскутами на плечах тыкал в лицо Сайка микрофоном с длинным малиновым наконечником.

“Ваша акция – шок для Санта-Роса, скажите, чем вы руководствовались, что вы хотели этим сказать?”

Картинка на экране сильно дрожала. Корреспондента, Сайка, и оператора толкала со всех сторон прыгающая и орущая толпа, в основном немолодые женщины. Они трясли кулаками, то и дело доставая Сайка, но из-за его огромного роста, могли дотянуться лишь до плеч. Злобные лица заглядывали в камеру и визгливо выкрикивали:

“Santa Rosa castigar! Santa Rosa castigar!”

Санта-Роза, покарай…

Накануне вечером центральная площадь мирно остывала после полуденного зноя. В половине восьмого из-под крыши белой башни у памятника Святой Розе зазвонил колокол. Свет постепенно становился всё более оранжевым, потом обернулся рыжим, потом вдруг порозовел. Стены домов показали свои настоящие, яркие цвета, которые до этого сливались в палящем мареве в слепящее пятно. Жёлтые, зелёные и красные дома без явного порядка опоясывали площадь.

Посреди булыжной мостовой журчал фонтан. По его оградке ходили вереницей белые голуби, опускали головы в воду, топорщили перья и брызгали радужными каплями. То же самое делали ребятишки, босоногие мальчики и девочки в одинаковых неопределенного цвета шортах и футболках. Девочек сразу было заметно по черным ремешкам с алыми точками, которые стягивали бедра и руки у подмышек.

Вода в фонтане была зверски холодная, била прямо из подземного источника. Опущенную руку сводило в секунду. Кто-нибудь из ребятишек время от времени сигал в воду и сразу с визгом выпрыгивал наружу. Резкий окрик матери или бабушки, которые сидели под пледовыми накидками тут же перед сувенирными развалами, обязательно сопровождал каждый такой нырок в воду.

Лотки лепились друг другу почти без промежутков на теневой стороне площади. Пледы и платки, вышитые бисером накидки, индейские украшения из перьев, тканевые женские фигурки в мужских котелках с прямыми черными волосами, в пухлых многослойных юбках или полуголые, с чёрными ремешками на руках и ногах и в железных трусах с замочной скважиной или миниатюрным навесным замочком. Тут же торчали статуэтки Святой Розы, один в один как памятник на другой стороне площади, фигурки роз всех размеров, с ярко зелёным стеблем и ярко красным бутоном. А по задней стене палаток и спереди по краям навесов раскачивались кожаные ремешки с железными зубьями, ремешки Розы, главный сувенир горной провинции. Небольшие, раскрашенные по всей длине красными точками, и ремешки пошире, с аккуратно прорисованным розовыми лепестками, яркими, как капли крови.

Туристы, с видом выживших после дневного солнечного обстрела, выползали из тени домов и редких акаций, которые кривили стволы из черных клочков почвы посреди мостовой. Крупные округлые булыжники ещё жгли ступни через сандалии. Туристы бродили по рядам палаток, трогали висящие ремешки, с любопытством разглядывали странные женские фигурки. Молодые с рюкзаками, и пожилые в соломенных широкополых шляпах, они выпячивали перед собой черные зеркала смартфонов, стараясь украсть кусочек памяти. Но запахи пряностей, едкий и сладкий дым из глиняных трубок, в сухих губах старух и женщин помоложе в черных мужских котелках, щебет птиц и журчание фонтана, и порывы ветра, влажного и резкого из джунглей, так что перехватывало горло, и знойного тягучего, как дыхание смерти, из пустыни, – всё это, конечно же, оставалось за кадром.

Скорбная статуя из черного мрамора изображала девушку в длинной тунике с капюшоном. В калейдоскопе разноцветных домов и на фоне белоснежной колокольни она была печальным центром туристических фото-сессий. Голуби не садились на статую из-за ядовитого раствора, которым её поливали каждое утро смотрители колокольни, Слуги Розы. По углам невысокого постамента на табличках по-испански, по-английски на кечуа блестели позолотой надписи, что подниматься по ступенькам нельзя. «Пожалуйста, чтите наши традиции». По периметру в черных клумбах ярко-алые розы на высоких стеблях выстроились в шеренгу, которая квадратом замыкала статую. Бутон огромной каменной розы в опущенной руке девушки тоже выкрашен в слепящий алый цвет. Он был размером с голову святой, а длинный стебель с крупными зазубренными, как клыки, шипами спускался вдоль бедра до подошвы.

Сайк и Соня подъехали к площади по тощему крутому проулку, который соединял площадь с широкой улицей. Сайк пропустил поворот, затем затормозил и заехал в проулок задним ходом.

– Так тебе легче будет выехать. Держи.

Соня взяла ключи:

– Думаешь, я уеду без тебя?

– Уверен.

Джип стоял у глиняных ступенек магазинчика с чаем и матэ. На крыльце сидел голый по пояс сморщенный старик. Трое мальчишек примчались с кривым велосипедным колесом без шины. За ними две девочки в майках с ремешками на бедрах и у подмышек. Одна девочка лет двенадцати, худая, со спутанными в красной пыли волосами стала прямо перед машиной и с болезненной гримасой, глядя в зеркальное стекло, чесала пальцем под ремешком на правой руке. Сайк открыл дверь, и девочка шарахнулась от машины, бросилась к остальным, вырвала у них колесо и размахнувшись забросила далеко по переулку в сторону площади. Ватага рассерженно заверещала и помчалась за лязгающей железякой.

Сайк вылез из машины, разулся, скинул себя брюки и рубашку. Потянулся на заднее сидение и вытащил два небольших куска меха, которые сразу умело стянул широким кожаным ремнем вокруг талии, оставив ноги голыми выше колен.

– Давай.

Соня протянула ему круглую жестяную баночку и Сайк начал натирать себя от шеи до пояса рыжей охряной краской. Закончив с верхом, он стал натирать ноги. Соня, скрестив руки на груди, не мигая, смотрела на него, сжимая брелок с ключами от машины, сумочка через плечо. Через минуту грудь Сайка, широкие бицепсы, живот, рельефные бёдра и голени стали медно-красными. Сайк отдал коробочку Соне, открыл багажник и вынул огромный венец из орлиных перьев.

Глядя в широкое зеркальное стекло багажника, он водрузил венец на голову. Отражённые лучи солнца освещали его лицо как софиты на съемочной площадке. Он стал ещё огромнее, длинные перья вздымались выше на одну голову, а длинный хвост венца с мелкими пёрышками спускался ниже пояса сзади. Увидев Сайка в одеянии шамана урари, старик на крыльце вскочил и широко поднял руки над головой. Сайк показал старику красные ладони, и тот ушёл в дом.

– Рука, – тихо произнес Сайк.

Соня, которая теперь тоже завороженно глядела на Сайка, вздрогнула и начала шарить в сумочке. Наконец выудила пудреницу. Трясущейся рукой она попыталась высыпать пудру себе на ладонь, но у неё не получалось, пудра слиплась. Сайк улыбнулся, зачерпнул пальцами и высыпал белый порошок горстью на ладонь Сони. Она быстро прижала ладонь к груди Сайка, а когда убрала, на груди остался ярко белый след в форме маленькой ладони с растопыренными пальцами. Было очень тихо. Сайку казалось, что он слышит, как остатки пудры осыпаются на булыжники под их ногами.

Сайк поцеловал Соню в лоб, широким шагом обошёл машину, вынул белый пластиковый пакет, заглянул в него, проверив, всё ли на месте.

– Закрой, дети залезут.

Соня щелкнула брелком, джип пискнул. Она испуганно смотрела на Сайка, ждала, что он скажет.

– Пойдем.

Они направились к выходу из проулка на площадь. Сайк впереди, шагая широко, как сошедший с пьедестала монумент, с болтающимся в руке пакетом. Он обернулся к Соне:

– Шаман из супермаркета.

Соня улыбнулась, чувствуя, как дрожат губы.

В конце проулка росла акация, посаженная специально, чтобы машины не выезжали на площадь. Сайк остановился в тени дерева и положил руку с пакетом на корявый изгиб ствола. Соня стала рядом. Он показал ей на чёрную статую на противоположном краю площади.

– Встанешь справа, там, где бутон, и снимай. Телефон заряжен?

– Да, – тихо произнесла Соня пересохшим ртом.

Сайк взял её за плечи, оставляя красные пятна на белой футболке:

– Не бойся, это нужно сделать.

– Да, нужно.

– Подожди, когда я дойду до фонтана, и иди за мной.

Соня кивнула, и Сайк шагнул на солнце.

Сковородка зашкворчала, и Пиджак повернулся к плите. Ну вот, яйца пережарил, ненавижу. Яичница требует полного вовлечения. Белок должен стать полностью белым, без противной склизкой прозрачной пленки, а желток остаться жидким, чтобы макать в него хлеб, поджаренный тут же на сковородке в сливочном масле. Когда Маша в первый раз увидела, как он ест яичницу, сказала: “ну, ты свинья, с кем я живу”. А тут Пиджак прошляпил момент, включил слишком сильный огонь, и желток стал твёрдым. Он с отвращением зацепил прямо со сковородки и засунул в рот горячую сухую бело-жёлтую массу, которая тупо воняла яйцами, фу. Чтобы забить яичный вкус откусил хлеб. Он был вкусный, жирный и сливочный от масла. От плиты дыхнуло жаром. Пиджак переставил сковородку на стойку подальше от пышущей плиты и стал есть сухую яичницу, запивая остатками вчерашнего чая.

– Ты опять стоя ешь? Ты теперь дома вообще садиться не будешь? – из спальни выползла Маша, щурясь на свет, голос спросонья полушепчет-полустонет.

– Неа, не буду. Сидение убивает, я же весь день сижу.

Жена пожала плечами:

– Опять? С самого утра мрачный? Ничего не убивает, работа сидячая просто, – и пошатываясь направилась в туалет.

– Ты чего поднялась так рано? Я мелкого сам соберу, не хотел тебя будить.

– Да, как ты его соберешь, – и щелкнула дверью.

– Как-как, попой об косяк, нормально бы собрал, – кинул Пиджак вдогонку, и буркнул, как казалось, вполголоса, – не хуже тебя бы собрал.

– Я всё слышу, – в туалете зажурчала вода.

Пиджак сунул сковородку и тарелку в раковину и уставился на листок, прицепленный к холодильнику магнитиком. Сине-белые мальчик и девочка целуются, головы склеились, двухголовое существо с закрытыми глазами и длинными ресницами, “берлинская гжель”. На листочке “список добрых дел” на неделю, ровный почерк жены и каракули Пиджака. “Коммуналка, молочная смесь, детское питание, поликлиника-прививка”, – это написала жена. А ниже сбоку криво ещё что-то неразборчиво. Пиджак сощурился, глядя на собственный каракуль. Сибас, себес, собес?… “Сервис”. Точно – сервис. Колян сегодня может принять машину. Надо бечь и мчаться.

И он помчался в детскую будить малого.

Вовка как обычно в будний день спал без задних ног, которые свешивались с края кровати, одеяло комом на голове. Ну конечно, не суббота же, и не воскресенье, можно не вскакивать в шесть утра. Когда в школу надо – не добудишься, а вот в выходные – ранняя пташка.

– Вован, Вова-ан, давай вставай, в школу, в школу.

Вован заворочался, но не просыпался.

– Да, иди собирайся, я сама разбужу и соберу, – сзади к кровати подошла Маша, – Вовка, поднимайся, малыш.

– Слушай, давай я заплачу коммуналку карточкой с телефона, зачем мотаться в банк.

– Нет, я сама, надежнее будет, я потом квитанции сохраню, так спокойнее.

– Ну, и зачем переться по морозу с коляской?

– Ну, нам же гулять надо, соберемся, утеплимся и прогуляемся со Светкой. Вовка, просыпайся, в школу опоздаем.

Вовка замычал и сел на кровати.

– Доброе утро, сынок.

– Добое, мама.

– И показания передать надо.

– Не сегодня, – голос жены стал устало укоризненным, – заплатить до десятого, передать – до двадцать пятого. У тебя что-нибудь в голове держится? Давай снимай памперс, надевай трусики.

– Держится, что-то, – отрешённо сказал Пиджак, а Маша уже включила бытовуху:

– Да, и ещё: будешь в детском мире, купи памперсы Светке и Вовке тоже, там есть специальные для больших детей, синие упаковки такие.

Пиджак погладил Вовку по голове:

– Давай сынок, – Вовка слез с кровати и ушлёпал в большую комнату, – слушай, мне сегодня в сервис надо, я забыл, надо разобраться с “чеком” с этим.

Маша сидела на полу, вытаскивая из ящика комода Вовкину экипировку. Услышав про сервис, она замерла и напряженно глянула на Пиджака:

– А сколько за ремонт? У нас же целый список подарков, учителя, тьютор, воспитатели.

– Воспитатели?

– Ну да, мы же обещали зайти, рассказать, как Вовка в первом классе справляется, ну и Светку они хотели посмотреть.

– Что цирк, что ли: “посмотреть”. Мы же уже благодарили, когда ушли из садика.

– Ну, надо, восьмое марта всё-таки.

– Разорительно.

– А как ты хотел?

Пиджак не был уверен, как бы он хотел. Не кстати, конечно, этот сервис, но с “чеком” нужно разобраться, проверить, и спать спокойно.

– В прошлом месяце стиралка с холодильником, сколько там ушло на ремонт, теперь машина, – жена цокнула языком и выдернула из ящика носки, – Вовка ты где, ты пописал? Иди одеваться.

Пиджак присел на край кровати. Он почувствовал как список “добрых дел” навалился на мозг и выдавил утреннюю бодрость через уши наружу. Бодрость улетучилась в пространство, оставив его обескураженного, ссутулившегося на краю кровати. В зеркале шкафа он видел свою согнутую колесом спину, складки жира на животе и тощие руки. По лбу пошла испарина.

– А, штраф за эвакуатор? – жена подняла указательный палец, как будто перечисляя веские аргументы, – ты же оплатил, автолюбитель?

– Да, оплатил, оплатил.

– У вас премия никакая не намечается?

– Ха, – Пиджак вздохнул. Конечно, нет. Вот наивность.

– Ну, ещё заказы взять, посидеть вечером. А, да, сидение убивает, я забыла, прости.

– Ничего смешного.

Жена увидела, что Пиджак сник.

– Ну, что ты такой хмурый? С утра чернее тучи. Вовка натягивай сам вторую штанину – она потянулась и погладила Пиджака по волосатой ноге, – на работе что-то случилось?

– Ничего. В том-то и дело, что ничего.

– Не хочешь рассказывать, ты вообще ничего не рассказываешь, – жена обиженно убрала руку, бросила сворачивать носки и засунула в ящик комочком, как было.

– Да, не в этом дело!

Вот досада, Как же объяснишь?

– Ничего не происходит, какая-то возня. Смысл есть только раз в месяц, когда на карточку деньги приходят, но это же неправильно, когда нет другого смысла?

– Но платят-то исправно.

Чистая правда. Для городка редкость, предмет зависти.

– Но я ничего не чувствую, какая-то вонючая возня. Не живем, а возимся. Возимся и стареем. “Что ты сегодня делал на работе? – Старел”. Ужас. Мрак. Может мне уволиться?

Молчание, и потом тихо и вдруг робко как-то:

– Не кисни, до зарплаты дотянем, главное, чтобы никто не заболел, и вообще, я же в конце концов выйду на работу.

Это же ещё два с половиной года. Тут Пиджак услышал интонацию жены и увидел, что она смотрит на него снизу вверх, поникше, грустно как-то, сидит на полу, а вокруг оседают пыльными хлопьями только что выплеснутые им наружу слова.

– Прости.

– Да, ладно.

– Да, я и не кисну, справимся.

– Конечно, справимся.

Ну, зачем наболтал.

– Я справлюсь.

– Конечно, ты молодец, от меня вот никакого толку, я же не работаю.

– Ну не надо, ну прости, я не хотел, не для того говорил. Я поэтому и не рассказывал ничего, что только хуже будет.

– Папа я готов, – Вовка появился в дверях, ботинки в разные стороны, шапка на глазах, куртка комом на плечах.

Жена невольно улыбнулась, лицо посветлело.

– Прости, я справлюсь, – Пиджак поднялся, чмокнул жену в макушку, и пошел переодевать Вовку. Потом нацепил на себя рубашку, застегнув на все пуговицы доверху, немного помешкал у шкафа, выбирая из дюжины аккуратно висящих пиджаков разных оттенков: синих, серых, черных, блестящих и в мелкую клетку, взял портфель и пошел в прихожую.

Он успел намотать шарф и начал застегивать куртку, когда подскочила жена:

– Так, – она молниеносно распахнула его куртку и дернула вниз шарф, – на рубашке – верхнюю, – и расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке, – на пиджаке – нижнюю, сколько можно говорить, не ходи как чмо.

Примерно через полчаса они уже толкались перед входом в школу на скользком крыльце. Дверь распахивалась, норовя разбить лбы. Подростки и мелкота c огромными ранцами плотным хмурым потоком тащили грязь внутрь, врезались друг в друга перед турникетом, под недовольными взглядами уборщицы и целой дюжины дежурных учителей с бэджиками, которые наперебой кричали:

– Не надо здесь разуваться, не видишь, грязно!

– Уберите ранцы с подоконников!

– Здесь не надо раздеваться, идите туда!

– Не толпитесь, переодевайтесь в темпе!

– Чья сменка?

Пиджак, высоко подняв ранец и два мешка со сменкой и физкультурной формой, протолкнул Вовку к турникету.

– Здравствуйте.

Новый охранник внимательно смотрел на Пиджака из-за стойки.

– Доброе утро, – повторил Пиджак и улыбаясь подергал рычаг турникета, однако охранник на кнопку не нажимал, и красный крестик не менялся на зелёную стрелочку. Пиджак почувствовал, как сзади напирает школота.

– Пропустите нас, пожалуйста, нам пропуск пока не выдали.

Охранник седой и смуглый, с азитатским разрезом глаз молча нажал на кнопку, Вовка скользнул за турникет, а Пиджак опять уперся в рычаг с красным крестиком.