Читать книгу Испытания сионского мудреца - Саша Саин - Страница 3

Больных было много для акупунктуры и гипноза, но только немцы и меня, по-видимому, из-за Мины, потянуло кроме русских сотрудников иметь ещё и русских пациентов! Русских не только как коллег иметь, но ещё и как больных иметь! И тут очень кстати в почтовом ящике оказалась русская газета! «Позвоню в редакцию, не откладывая, – решил я. – Здравствуйте!». – «Да, слушаю!» – откликнулись на другом конце провода. Объяснил кто я, что я, а главное – очень хотел бы сотрудничать! «Ну хорошо, напишите статью и пришлите! – посоветовал женский голос. – У нас нет, кстати, сейчас сотрудника в редакции здоровья, может, вы им и станете, если ваши статьи нам понравятся!». За пару дней написал статью на выстраданную тему: «адаптация эмигрантов». Подошёл к проблеме с неизвестной стороны для немецких врачей, из-за чего они не имеют успеха у русских пациентов. Основные проблемы русских эмигрантов, по моим наблюдениям, происходят на семейном уровне – перераспределение ролей. Жена, например, мало зарабатывала в Союзе, а её муж больше зарабатывал, в особенности, если, к примеру, в ГАИ служил. И приехав в Германию, она нашла себе работу, а он нет или стал рабочим, а она врачом. В России у него был свой круг знакомых! Здесь никого, только жена, которая работает и тем самым усиливает у него комплекс неполноценности! К тому же, дети отделяются от родителей и это ещё больше усиливают чувство одиночества, ощущение: «отработанной ступени ракеты». Основные проблемы у русских происходят на внутрисемейном уровне! И на плаву остаются семьи, где прочные товарищеские отношения между мужем и женой, а не основанные на конкуренции и перетягивании каната. В статье представил возможности выхода из кризисных ситуаций. «Ваша статья очень понравилась, и через неделю опубликуем! – сообщила довольная главный редактор. – Пишите дальше, если так же будет хорошо, то считайте – мы сотрудничаем! Если согласны присылать бесплатные статьи, то можем ваш телефон указать!». Следующая статья появилась о сексуальных нарушениях у эмигрантов. Затем, проблемы детей – детская агрессивность. Акупунктура и гипноз в лечении болевых синдромов. Стал постоянным корреспондентом газеты, как когда-то в Союзе.

«Можно прийти с шестнадцатилетним сыном? – позвонила его мать, после статей в газете. – Курит анашу, не слушается, грубит, ничего не могу сделать! Он хорошо говорит по-немецки, а по-русски плохо!» – с гордостью сообщила она. Отец оказался русским немцем, мать русской. «Sie ist hysterisch (она истеричка)!» – объявил гортанно, противнее чем настоящие немцы, парень с явно славянской внешностью и с «гермафродитным именем» Ойген (Eugen) – Евгений. «А вы умеете говорить по-немецки?» – спросила у меня его мама, придя с сыном в немецкую клинику с немецкой табличкой у меня на дверях. «А как вы думаете? Вы где находитесь?» – не выдержал я, почувствовав, что она стесняется за русских перед сыном. – Вы где? В русской клинике? Ваш сын, кстати, первый русский пациент в этой клинике!». «Очень хорошо, а то я плохо разговариваю по-немецки, а он не хочет по-русски!» – «поняла» она меня. «Потому что ему так выгоднее! – объяснил я ей. – Так же студентам, узбекам в России, на занятиях было выгодно говорить: «моя по-русски не понимай», если они не были готовы к занятиям! – А почему ваш сын не говорит по-русски, если в 13 лет сюда приехал?!». – «Так мы же сами не хотели! Я требовала, чтобы он только по-немецки говорил, тогда ему легче будет здесь!». «Зато труднее вам и ему с вами! Вы его уже тем самым отдалили от себя – русской! А как отец?» – спросил я. – «Он, вообще, не умеет по-немецки!». «Интересно! – сказал я. – Русская мама, не владеющая немецким, требует, чтобы сын говорил только по-немецки, а немец – папа говорит по-русски! Теперь заставьте ещё и мужа заговорить по-немецки, а сами возвращайтесь в Россию за новой партией людей для Германии! – сказал я раздражённо дуре. – Хорошо, подождите в коридоре!» – предложил я немецкой патриотке. «Sie ist hysterisch», – повторил русский сын «немецкой патриотки». – «А как ты объясняешься со своими товарищами?». «По-немецки!» – удивился вопросу гадкий утёнок, превратившийся, как он считал, в лебедя. – «Они что, все говорят по-немецки?». Ойген ещё более удивлённо на меня посмотрел! «А на каком же ещё?!» – спросил он меня уже как дурака. «На русском же проще!» – для него ещё глупее, объяснил я. «Так они же немцы!» – удивился он моей наивности. – «Так ты, с какими немцами водишься?!». «С нормальными!» – ответил Ойген. «А русские немцы кто?» – поинтересовался я. «Они русские!» – пренебрежительно ответил немец – Ойген. «А мама твоя, тогда ещё хуже!» – предположил я. На его лице прочел, что так оно и есть для него!

Через неделю позвонила мать другого парня – 28-ми лет. Родители врачами в России были. «Помогите, ничего не получается с сыном! Всё шло хорошо, 14 лет ему было, когда приехали в Германию! Учился в гимназии, затем не стал ладить с соучениками! Стал бояться посещать гимназию, и вот уже 5 лет сидит дома никуда не выходит. Лечился в нескольких психотерапевтических клиниках и в закрытой психиатрии был, но ещё хуже стало». «Хорошо, приводите», – предложил я. – «Так в том то и дело, что он не хочет никуда идти – врачам не верит! Мы его водили к психиатру, после этого сказал, что больше не пойдёт!». «А что он дома делает?» – спросил я. «Немного брату помогает, у которого своя фирма – компьютерные работы на дому выполняет, как бы работает у брата! В остальное время у компьютера сидит! Днём спит, а ночью сидит у компьютера и телевизора». – «А что он смотрит в интернете?». – «Этого мы не знаем, он не рассказывает». – «А подруга у него есть?». – «Нет, и не было». – «Может у него гомосексуальные наклонности?». – «Всё может быть, но мы не знаем». – «Так вы ведь сами врачи!». – «Ну, какие мы врачи! Я гинекологом была, а сейчас работаю кассиршей!». «Я как бы немец, был хирургом 25 лет, а сейчас вот рабочий на металлическом заводе», – сказал отец парня, сухой, жилистый, высокого роста, с большими руками, которые резали, а сейчас штампуют! Немногословный, но твёрдый, смотрящий прямым немигающим взглядом, как будто он гипнотизёр, а не я. Сразу понял, что сыну не должно быть легко с таким обиженным и твёрдым папочкой. «Вы с ним разговариваете?» – спросил я отца. «С кем?» – не понял вопроса отец. – «Ну, с сыном!». Жена при этом печально отвернула голову. «Ну, а как же!» – ответил хирург. «А как?» – спросил я. – «Ну, как положено!». – «А как положено?». – «Ну, чтобы перестал валять дурака и взялся за ум! Я ведь работаю, хотя и мне нелегко, и он должен что-то делать!». – «Всё дело в том, что если будете на него давить, то не исключена возможность попытки самоубийства!». – «Он уже предпринимал их», – печально подтвердила мать. Отец продолжал немигающим взглядом на меня смотреть. «Если вы так и на сына смотрите, – рассмеялся я, желая его немного размягчить, расслабить, – то я ему не завидую!» – сказал я. Ни один мускул, не дрогнул у отца! Крепкий оказался сибиряк – сибирский немец! Конечно, в таких условиях только крепкие могли выжить! Это тебе не западные здешние немцы, это даже не русские – это «русаки», как они себя называют! «Ну хорошо, уговорите сына прийти!» – заключил я, поняв, что с отцом и матерью ничего не решишь. – Скажите, например, что русский врач его приглашает на приём, пусть ещё русского врача проверит!». «Доктор, когда наш сын может прийти?» – позвонила мать через неделю. Привёз его отец, но не зашёл ко мне, а остался в машине. «А отец где?» – спросил я у парня высокого роста с приятным детским лицом, говорящим торопливо, слегка заикаясь, словно боясь, что его перебьют, и поэтому хочет успеть сказать, пока его не перебили. «Папа не даёт слова сказать?» – с улыбкой предположил я. «Да, нет», – уклонился он от ответа. – «И ты с отцом можешь свободно обо всём говорить?». – «Могу, но нет особого желания». – «Почему?». – «Потому что он всегда старается победить, оказаться правым, но отец не причём, он не виноват». – «А кто виноват?». – «Просто у меня нет никаких желаний». «Нет желаний или страх – неуверенность в себе?» – уточнил я. – «И то, и другое, в гимназии чувствовал себя отвергнутым». – «Со стороны кого, соучеников?». – «Да, в общем да». – «Что, все были против тебя? Были и те, кто тебя понимал?». – «Да». – «Так почему же, тебе этого мало было? Так не бывает, чтобы все были за нас, чтобы все нас любили! Надо и с наличием противников считаться, они всегда есть и будут! Кто, – местные немцы были твоими противниками?». – «Нет, у нас в классе было большинство русских». – «Да, но тебе тогда было 14 лет, а сейчас 28 лет! С возрастом люди перестают быть такими открыто агрессивными, вернее, агрессивность не выражается в физической форме!». – «Так я не боюсь никого физически!». – «А чего боишься, плохо выглядеть, не так как все! Или думаешь, что ты странный, и все это видят?». – «Ну, да». «Но это не так, я психолог и замечаю больше, чем многие другие, но никаких странностей у тебя не вижу». – «Но вы же заметили, что я торопливо разговариваю». – «Да, но я психолог, все мы разговариваем по-разному, но это не означает, что мы странные». – «Подростки во дворе тоже отпускают шутки в мой адрес». – «Знаешь почему?». – «Почему?». – «Потому что ты этого боишься и внимательно на них смотришь! В России тебе бы сказали: «Че надо, че вылупился?!». – «Нет, я не смотрю на них». – «Если бы ты не смотрел, то не замечал бы, что они на тебя смотрят! Ты смотришь, и очень внимательно смотришь на всех! Это твоя основная сейчас деятельность, потому что ты стараешься заметить, как тебя воспринимают окружающие, как реагируют на тебя! Не тебя изучают, а ты всех изучаешь! Твоя проблема в том, что ты очень строг к себе и самолюбив! Ты не можешь себе позволить иногда не так выглядеть! А агрессивным подросткам тоже, если это тебя волнует, можешь ответить!». – «Как?». – «Они русские?». – «Нет, турки». «Тогда пошли их по-русски на три буквы!». – «Так они же не поймут!». «Тем лучше, зато ты поймешь! Ты ведь тоже по-турецки не понимаешь! Пусть учат русский, тогда поймут, что сказал!». Впервые за всю беседу он улыбнулся, в отличие от отца. – «Придёшь в следующий вторник на очередную беседу?». – «Если надо, то приду». – «Кому надо?». – «Ну, родителям». – «А тебе?». – «Когда шёл к вам, то не хотел, а так приду. Хотя, всё равно всё напрасно. Мне уже пытались помочь». – «Кто?». – «В клинике». – «Кто?». – «Врачи». – «Какие врачи, местные?». – «Да». – «Похож я на местного?». – «Нет». – «А почему ты не знакомишься с девушками?» – поняв, что наклонностей к гомосексуализму у него нет, спросил я. – «Так я ведь не выхожу из дому». – «А через Интернет?». – «Так это же неполноценное знакомство!». – «Почему?». – «Потому что там такие же, как и я». – «Значит, ты себе таким не нравишься, который сидит дома?». – Молчание… «У меня неуверенное чувство среди людей, страх». – «Страх «упасть», чтобы все видели?» – «Ну, да». – «Но, чтобы меньше падать, надо больше ходить! Тебе надо, как ребёнку заново учиться ходить! Упадёшь, встанешь и опять пойдёшь! А как ты пытался покончить с собой?». – «Из охотничьего ружья пытался застрелиться, но не хватило сил». – «Смотри, как интересно получается, смерти не боишься, а насмешек подростков-турков боишься». – «Так я их не боюсь физически». – «Тем более, кто они такие! Убогие, безмозглые жертвы аборта! А для тебя важны их реплики!». – «Но я всё равно не буду из дому выходить». – «Хорошо, делай для себя что-нибудь дома! Подготовься к учёбе в Fachschule (институт, обучающий профессии)». – «Нет, я хочу в университет». – «Тогда сделай Abitur (аттестат зрелости), подготовься дома!». – Молчание… «А что оно мне даст?» – «А что ты потеряешь? Ты откроешь для себя путь, если захочешь учиться! А главное, ты поймёшь, что можешь ходить и не всегда падать!». «Брат меня вынужден уволить, – сказал на следующем сеансе парень, – у него дела в фирме плохие». – «Возьми больничный лист у врача в праксисе. Запишись на приём к психиатру». – «А он даст?» – «Вначале может и не дать, в особенности, если скажешь, что у русского врача лечишься, а к нему пришёл лишь за больничным листом. В жизни надо иногда, вернее часто, быть не таким простым и наивным! Я бы тебе дал, но не имею права, т.к. работаю в клинике, а клиника не выдаёт больничные листы, выдаёт только тем, кто на стационарном лечении. Первый раз придёшь к врачу и расскажешь, что с тобой! Скорее всего, он выпишет тебе лекарство! Если захочешь принимать его, попробуй, может и неплохо будет! А через два – три посещения попросишь больничный лист, если добрый, незлой, то выдаст, но ты сразу поймёшь это уже с первого раза! Если злой – иди к другому, понял?». – «Понял». «Я и в юности учил товарищей по техникуму брать справки от учёбы у врачей! И это хорошо у них получалось!» – вспомнил я. «Взял на месяц больничный у психиатра! – с гордостью объявил парень через три недели. – Всё произошло, как вы и предсказывали. Он меня почти ничего не спросил, не более пяти минут всё длилось! Выписал первый раз лекарство, после которого я два дня подряд спал и больше не хочу принимать». «Не надо, – согласился я, – или попробуй половину дозы. Но главное, ты добился первого успеха!». «Какого?» – недоумённо спросил он. – «Взял больничный лист и хорошо сыграл свою роль, проявил артистические способности!». – «Какой это успех! – вздохнул он. – Успех инвалида». – «Но ты не инвалид! Ты себя им хотел сделать, а теперь не будешь им!». – «Почему?». – «Ты принижаешь свои успехи, хочешь доказать, что инвалид! Ты пошёл один к врачу, без родителей, сам всё очень хорошо организовал и роль сыграл!». – «Так я ведь не играл, я ведь такой и есть». – «Как не играл? Ты артист!». – «Почему?». – «Почему ты при первом посещении психиатра не попросил больничный лист?». – «Так вы же так сказали». – «Да, правильно, сценарий мой, но игра твоя! Ты сказал врачу, что ко мне ходишь?». – «Нет». – «Вот, ещё одна удачная сценка! Т.е. ты не такой простой!». Парень, наконец, рассмеялся. – «Иди, и готовься к абитуру (экзамены не аттестат зрелости)! – посоветовал я. – Теперь у тебя благодаря больничному листу будут ещё деньги какое-то время!». – «Так у меня есть деньги, они мне пока не нужны». – «Выбросишь, если не нужны!». «Спасибо, сын стал готовиться к экзаменам на абитур. Просил записать его к вам на приём», – позвонил отец через месяц. «Большое спасибо, учусь в университете, извините, что не пришел к вам на прием. Времени не было», – через полгода позвонил сам бывший пациент. «А ты послал турок все же на три буквы?» – не удержался я. – «Нет, я их больше не видел».

«Здравствуйте, доктор, – очередной звонок из Кёльна, – читал вашу статью про гипноз, очень понравилась, а вы можете помочь моей жене?» – звонил пятидесятилетний русский. – «Что с ней?». – «Да год назад, один, какой-то гипнотизёр, по ней полазил и с тех пор она всё дуреет!». «Нет!» – сразу сориентировался я. – «Почему, доктор?!». «Этот случай, скорее всего, требует лечения лекарствами. Обратитесь к психиатру!» – посоветовал я. – «Жаль, спасибо, доктор». Очень не хотелось, чтобы он позвонил после меня третьему гипнотизёру и сказал: «Помогите, два гипнотизера до вас уже по ней полазили!».

«Доктор, здравствуйте! – звонила очередная русская из бывшей ГДР, голос скрипучий, прокуренный, женщины лет 50-ти, наверное. – Мне посоветовала моя хорошая знакомая к вам обратиться». – «Но вы ведь далеко живёте, за 500 км от меня». – «Я, доктор, готова хоть на край света, лишь бы кто-нибудь помог! Я так уже намучилась с дочкой! Ей никто не может помочь! Доктор, я приеду только, если вы будете её лечить и стационарно!». – «Этого я не могу вам обещать! Я не единственный врач в клинике! Другое дело, если амбулаторно, тогда я могу взяться лечить! Но вы же замучаетесь за 500 км много раз приезжать!». – «А сколько раз нужно, доктор?». – «Не знаю! Я даже не знаю, что с вашей дочерью, наверное, не насморк!». – «Нет, к сожалению, не насморк! Она здорова, как бык!». «Уж скорее, как корова…», – промолчал я. «Ничего не делает, – продолжила мать, – не хочет учиться, в общем, паразитка! Я от неё устала!» «Снова закон парных случаев! – подумал я и спросил: – А вы не врач?». – «Нет, доктор! Я милиционер! В Белоруссии служила в детской комнате милиции инспектором!». «Случай тяжёлый!» – понял я.

«Доктор, прошу помочь! – очередной звонок. – Очень, очень для меня важно!» – умолял женский голос из Эрфурта, что тоже составляло 400 км. «А что с вами случилось?». – «Да не со мной, доктор, а с мужем!». «И что же?». – «Он, доктор, извините за выражение – неспособный! Я вашу статью читала про сексуальные нарушения у эмигрантов. Помогите, доктор, на вас только надежда!». «Приезжайте», – сдался я. «Доктор, что только не делали, ничего не помогает!» – возбуждённо объясняла, приехавшая на приём, сорокапятилетняя бабушка, выглядящая на 55, квадратного телосложения, в сером бесформенном костюме с кошёлкой, неопрятная, потная – пахучая жирнюга! Она указала на «станок», который сломался, вернее, когда «купила», уже оказался неисправным! Но деньги, как говорится, заплачены! Вот вышла замуж, на вид как будто работоспособная «машина», но буксует. А «машиной» оказался лет сорока азербайджанец – зубной врач, хорошо одет, выбрит, парфюм, на импотента мало похож. Скорее похож на «гулёну», по классификации русских женщин, презрительно, равнодушно слушающий жену. «Подождите пару минут там», – попросил я жаждущую секса мамочку, указав на дверь. «Да, да, пожалуйста, доктор, я выйду. А ты не стесняйся, всё расскажи доктору!» – по-матерински, строго, велела она своему вожделенному. Он ничего не ответил, брезгливо на неё посмотрел, как гурман на прокисший позавчерашний борщ, отведавший до этого икорки с блинами. «Скажите мне, – прямо обратился я к нему, чтобы не тянуть напрасно время, хотя и так всё понял, – мне нужно знать, что скрыть от вашей жены! Вам от неё только покой нужен, чтобы не приставала?». «Да, да, точно», – улыбнулся «азер». «Вы женились на русской мамочке, чтобы остаться в Германии?». «Ну, да», – слегка испуганно, признался «азер». – «Если её привести в порядок, например, причесать, приодеть и т.д. – будете «кушать»?». – «Нет, ничего не надо». – «Есть у вас другое, что “кушать”?». – «Ну, как вам сказать, доктор». – «Можете не говорить, всё ясно. Теперь последний вопрос: что ей сказать?». – «Скажите, что если будет приставать, то уйду!». – «А если не будет…?». «Она хороший человек и я готов с ней жить, она меня устраивает». – «Хорошо, подождите за дверью, пусть жена войдёт». – «Спасибо, доктор, до свидания». – «Значит так, ваш муж не импотент». – «Нет? Ой, спасибо большое, доктор! А я, так волновалась!». – «Об этом можете не беспокоиться, у него всё в порядке! Он для вас важен?». «Да, конечно, люблю больше жизни!» – возбужденно заявила любительница секса. – «А, если он не сможет этим заниматься, что будете делать?». – «Всё равно люблю и не брошу! Буду лечить!». «Ну, тогда, – сказал я, – наберитесь терпения, у мужчин такое бывает от переезда, например, пропадает аппетит! – объяснил я ей. – И ждите, пока этот «аппетит» не появится, сами не проявляйте никакой активности, ждите, пока сам не захочет!». «Хорошо доктор, буду ждать, огромное вам спасибо, а я так волновалась, думала болен! Я готова ждать сколько угодно, лишь бы здоров был! До свидания, большое спасибо, доктор!».

Следующая пара приехала тоже издалека, и тоже по настоянию жены, которая обошла все клиники, в том числе и университетские в округе, и даже дальше. Приехали вдвоём, оба приехали в Германию из Питера, обоим по 45 лет. Она инженер была, а он там рабочим. Она имела большой круг знакомых и любовников на работе, чувствовала себя в своей тарелке и родственники там! А здесь впала в депрессию, после того как единственная дочь познакомилась с парнем и стала реже бывать дома. Муж там был алкашом, а здесь нашёл работу хаузмайстером, зарабатывает «валюту»! Горд за себя, играет в тенис, перестал пить, приходит поздно домой, а когда приходит, то больше с компьютером возится или телевизор смотрит, с ней мало разговаривает. «Она не умеет спокойно разговаривать», – заявил он. «А ты умеешь! – возмутилась она. – С чего всё началось! Забыл, как ты меня тогда, в машине, обругал?». – «Тогда сама была виновата! Я тебя несколько раз спросил, взяла ли ты с собой адрес знакомых, а когда отъехали за 200 км, то оказалось – не взяла! Кроме того, она живёт только для дочери! Я для неё пустое место, так было всегда и в Питере!». – «Там, ты пил!». – «Да пил, но здесь не пью!». «Когда он пил, он вас больше устраивал?» – спросил я у жены, когда её мужа отправил подождать за дверью. – «Нет, почему!». – «Ну, вы имели больше времени для себя! Он был не на высоте, а вам было хорошо! Он вам просто не очень был нужен, а здесь никого нет, и дочь уйдёт, почти ушла, и вы одна остались». – «А что делать?». «Искать здесь свой путь», – посоветовал я. «Вы что, жене мстите?» – спросил я у мужа, когда его жену отправил за дверь. «Да, – подумав, согласился он, – там она была королева, пусть здесь побудет в моей шкуре! Она постоянно была со своей мамочкой и дочерью, и здесь не даёт дочке покоя!». – «Как у вас с сексуальными отношениями?». – «Да, никак!». – «Почему? Есть любовница?». – «Нет, и не нужны они мне!». – «А с женой?». – «Она последнее время так растолстела, что совсем не хочется». – «А если похудела бы?». – «Тоже не хочется». Я ему поверил – для алкоголиков, даже бывших, это действительно так. Бывшие алкоголики ещё более нудные, чем настоящие! Но и его жена не подарок. Русские пациенты были как бы для души, хотя с ними не проще!

Немцы приходят чаще для акупунктуры и гипноза, но без психотерапевтической беседы у больных с душевными проблемами никакая акупунктура не поможет, поэтому китайцы здесь не помощники пациентам. Одна такая больная тридцатилетняя местная немка, банковская служащая, пришла для акупунктуры по поводу язвенного колита. У её мужа служебное положение ещё выше. Собственный дом только купили, муж очень хороший, спортивный, по её рассказу, очень заботливый, но не знает, как ей помочь. «В этом вся проблема! – промелькнуло у меня, – Всегда плохо, если муж не знает, как и чем помочь жене, значит, он не знает свою жену – что, где и зачем это у неё!». «Вроде, сейчас всё хорошо: и дом есть, и денег много, и муж очень старается! Но вот только с кишечником плохо, что не поем – понос, вздутие, кожа плохая, вялость, разбитость, в заднем проходе зуд и боль!» – перечислила она все свои «достоинства». – «А детей почему нет?». – «Раньше муж не хотел, а сейчас я не хочу, да и поздно уже». – «Может с мужем скучно?». «Что значит скучно? – не поняла она. – Он очень хороший, это ему со мной, наверное, скучно – надоели мои болезни! Дело не в нём, – сказала она, – дело во мне!». Очень аккуратно, регулярно приходила ко мне на сеансы акупунктуры и гипноза, и краткие беседы – стало лучше. И чувствовалось, что готова была приходить очень долго, если не всегда! «Больше всего помогают беседы! Всё очень хорошо помогло! – наконец, объявила преданная немецкая жена, преданного немецкого мужа. – Через месяц хочу съездить ещё на курорт подлечиться, отдохнуть, а затем буду дальше продолжать лечение у вас!».

«Хорошо бы, если больных в клинике побольше было», – мечтательно произнёс Шнауцер. – «Могу русских предложить, многие рвутся на стационарное лечение! И как вы видите, ходят ко мне и амбулаторно!». «Нет, нет, русских не надо! Только если частные, застрахованные, или, ещё лучше, из России богатые!» – размечтался швайнбургский мечтатель, как в своё время Краускопф. «Чтобы русских пациентов пригласить из России, надо съездить в Россию и там провести рекламу клиники, рекламную кампанию!» – предложил я ему, как и Краускопфу.

«Я собираюсь в отпуск через две недели, – объявил Шнауцер, – туристическая путёвка из Москвы в Петербург. Вы мне так расхвалили Петербург, что решил провести там отпуск!». «Тогда пригоните самолёт с русскими больными! – предложил я ему. – А почему вы не хотите русских из Германии? Ведь иранцы есть в клинике и тоже не приват застрахованы, и не такие спокойные, как, например, Behzad». «Это кто?» – спросил Шнауцер. «Ну, такой тридцатилетний коренастый, как шкаф и весь чёрный, как Хомейни!» – описал я Бехзада. «Хорошо, можно одного, двух русских, если вы будете их вести, но не больше», – «смягчился» Шнауцер. «Да, пошёл он! – посоветовала жена. – Ещё кокетничает и всё норовит тебя к психотерапии пристроить! Ему ещё мало, что у тебя ежедневно до 20 больных и больше по акупунктуре и гипнозу! Ещё и психотерапию проводить, ты её и так проводишь!».

«Этот Бехзад меня заколебал! – пожаловалась Мина. – Ругает русских за Чечню! А я ему про курдов сказала! Теперь за мной гоняется, говорит, что я не права: Россия жестокая и агрессивная страна!». «Он вам необходим для политических бесед?! – спросил я Мину. – Он ведь пациент, а в Германии не положено проводить политические беседы с больными!». «Ничего, я ему так дам, что мало не покажется!» – пригрозила Мина. Бехзад явно пытался и со мной побеседовать и заинтересованно здоровался! Я тоже любезно ему отвечал. Он спрашивал: «Как дела?». Хотелось и его спросить по-узбекски: «Якши мисис?» или по-таджикски: «Шумо девона аст (ты дебил)?» – но я держал его на дистанции. Врачи от него стонали, больные шарахались из-за его вспыльчивости, вранья и агрессивности. Наконец, Бехзад решился, или давно решил: «Доктор, помогите!» – обратился он ко мне, перегородив путь в коридоре. Так что, если бы решил не остановиться, то нужно было б его резко и со всей силы оттолкнуть и проскочить! Натолкнувшись на Бехзада, я остановился. «У меня очень болит, – указал Бехзад на слабое своё место – голову. – Но денег нет, я очень бедный! Доктор, мне акупунктура нужна! Я очень много о вас слышал, что вы профессор и большой мастер!». Выражение бехзадовского лица не выдавало наличие у него болей. «И сейчас болит или бывает?» – спросил я Бехзада. «Сейчас, сейчас, доктор! Очень, очень болит, сейчас болит». «А здесь болит?» – указал я на его спину. «Болит, очень болит! Сейчас!». «А здесь?» – указал я на руки. – «Очень, очень болит, доктор, болит!». «А здесь? – прошёлся я сверху вниз, по всем частям «бехзадовского тела», дойдя до пальцев стоп, и неизменно получал ответ: – Болит, болит, очень, очень, очень болит, доктор! Доктор, сейчас болит!». «Хорошо, я проведу вам сеанс акупунктуры», – сказал я. «Только денег нет, доктор! Нет, доктор, денег, но я потом заплачу, обязательно заплачу, когда деньги найду!». «Заплатишь, но не мне, – сказал я. – Я получаю зарплату. Заплатишь клинике». «Нет, вам, доктор, вам! Клиника фу, нехорошая клиника, в особенности Зибенкотен говно! Ой, какое говно! Он большое говно!». То, что Зибенкотен большое говно, и очень большое, я и сам догадывался и даже был в этом уверен. А т.к. Зибенкотен был терапевтом Бехзада, то нюхать Зибенкотена Бехзаду приходилось по 50 минут во время бесед и, наоборот, Зибенкотену Бехзада, поэтому и он также ничего хорошего не говорил на конференциях о Бехзаде! «Придётся взять, и «исколоть» Бехзада, – сказал я жене, – он рвётся!». Получив солидную порцию игл, Бехзад уснул и прохрапел не менее часа, пока мы с женой его не растолкали, а то, конечно, проспал бы не один день! Всё было мирно и прилично, не считая носков и ног Бехзада! Пришлось открыть все окна, двери и даже щели! Но, так как немцы любят натур продукты и удобряют поля настоящими испражнениями разного вида и происхождения, то и из окна запах шёл не лучше. Вспомнил Бердичев, когда ассенизаторы бочку по городу прокатывали, но там это было редко, когда туалеты совсем заполнялись, а здесь каждый день натурально пахло. В Бердичеве мы говорили: «фуфуфуфуфууу-уу…ух, дали!» – а здесь, немцы, вдыхая аромат, не только не морщатся, а даже радуются! Вот и сейчас, проходя во дворе, наткнулся на Шнауцера, стоящего на крыльце. Светило солнышко, рядом лес, поля. Шнауцер принимал воздушные и прочие ароматные ванны! Он потянулся, как бы с видом: «хорошо в краю родном», и произнёс романтично: «Gut, doktor, jaja (Хорошо то как, а, доктор)! – имея в виду: – В каком прекрасном месте ты работаешь! А, сволочь! Какие я тебе прекрасные условия труда создал!». «Да прекрасно, – согласился я, – если бы не…», – и я помахал рукой перед носом. «Чего, чего!» – возмутился Шнауцер. «Ну, фу, фу, фу! – пояснил я – Воняет!». «Нет! – разочаровано произнёс Шнауцер. – Это прекрасно, так обязано быть! Это сама природа – натура!» – усилил он. «Понимаю», – пошел я на компромисс. В это время на улицу вышла Силке Кокиш и присоединилась к Шнауцеру наслаждаться с ним неразбавленным ароматом природы. Но сейчас перед нами лежал Бехзад, а не Шнауцер! И когда мы его растолкали, то первым делом Бехзад стал возмущаться, как воняет из-за навоза, но остался очень доволен лечением: «Никогда ещё не был так здоров, ничего не болит! Хочу так, хотя бы раз десять! А вы, я знаю, из России, как и ваша землячка – доктор Барсук. Она не хорошая, а вы очень хороший доктор, и Россию я сильно люблю! У меня папа родился тоже в Петербурге», – заверил, глазом не моргнув, Бехзад. «Что, папа русский?!» – удивился я. «Кажется да, немножко русский», – уже менее уверенно, поняв, что слегка загнул, сказал Бехзад. «И ты, значит, немножко русский!» – притворно изумился я. Бехзад слегка поморщился, но согласился, что, наверное, немножко есть. «Ну хорошо, земляк! – поздравил я его. – Я тоже русский, но по-другому». «Очень люблю Россию! Очень! Самая лучшая страна! А вы самый лучший доктор!» – подхалимски заверил меня Бехзад. С этим я охотно согласился.

«Бехзад, оказывается, очень много пережил! – печально поведала на конференции психолог фрау Мисс. – Он в группе рассказал про отца, который наполовину немец и его убили евреи, поэтому вырос сиротой и очень бедный!». «Да, конечно, – охотно согласился главврач, – поэтому у него психотравма – PTBS (посттравматические психические нарушения). Надо попробовать провести у него EMDR (Eye Movement Desensitization and Reprocessing – десенсибилизация и переработка стрессовых расстройств движением глаз). «Вы тогда ещё больше узнаете об его отце! – не удержался я. – Я ему вчера акупунктуру сделал, и он мне признался, что отец у него из Петербурга, узнав, что и я оттуда!». «Как?! Он, оказывается, из Петербурга!» – изумились присутствующие психотерапевты, врачи, психологи, включая главного врача. Пришлось пояснить присутствующим психологам, врачам, включая главного, что такое мелкий восточный подхалимаж: «Если бы вы были китайцами, то и Бехзад оказался бы китайцем! И отец его был бы родом из Шанхая!». «Это очень интересно, и мы в это верим», – согласились психологи, главный врач и психотерапевты со мной. Может быть, я им только чуть-чуть приоткрыл глаза на мир, но Бехзада спас от EMDR.

Через несколько дней телесно-ориентированный терапевт Хагелюкен – душа клиники, за которого в своё время и люд восстал, потерял связку ключей, и он тут же заподозрил иранца Бехзада: «Чуть что, сразу Бехзад»! «Он до этого интересовался ими», – рассказал Хагелюкен. А эти ключи, в особенности один из них т. н. генеральный, подходил ко всем дверям в клинике. В коллективе психологов, психотерапевтов, а главное у главврача психотерапевтической клиники Зауэра возникла паника. «А вы спросите у него», – посоветовал главный врач Хагелюкену. «Давайте его сейчас же вызовем и допросим!» – решительно, предложила Мина. «Давайте завтра, во время визита, я у него резко спрошу и потребую отдать ключи!» – предложил главный врач. «А я считаю, что с ним нужно конфронтировать! – сказал Зибенкотен – психолог по образованию, и говно, по мнению Бехзада. – Я так всегда поступаю с больными! Прямо и без хитрости ему сказать: – Я знаю, ты украл ключи и отдавай их сейчас же!». И все со всеми согласились! «А кто сегодня дежурит?» – поинтересовался коллектив психологов и психотерапевтов этим несчастным. «Я», – обречённо признался я. Все радостно рассмеялись, кроме меня. «Предлагаю альтернативу, – пояснил я свою тактику, – я скажу Бехзаду, он у меня сейчас лечится, что если он найдёт ключи, то пусть мне их отдаст, или пусть узнает, кто их нашёл и мне скажет. Всё же у него отец тоже из «Питера», и я его лечу бесплатно! Таким образом, он как бы расплатится ключами за лечение и за своё «родство» с русскими! Я уверен, что если он их взял, то мне отдаст! А главное поможет ему и ключи вернуть и лицо сохранить!». «Нет, это не по психотерапевтически!» – сморщили носы упрямые психологи и, в особенности, Зибенкотен – Это вгоняет пациента в регрессию! Это хитрость и нечестно по отношению к больному! Это его никак не развивает, не конфронтирует с его проблемами!». Только Хагелюкен был со мной согласен, он больше остальных хотел ключи, а не чистую психологию! И знал, что Шнауцер ему за утерянные ключи голову, наконец, оторвёт, и правильно сделал бы, т.к. моя жена эти ключи, бесхозно лежащие на столе, в коридоре видела. «Я не взяла их, чтобы отдать в регистратуру, считая, что кто-то специально положил из сотрудников», – сказала мне жена. Конечно, я это не сообщил идиотам! «Вообще-то, я с ним немножко согласен», – произнёс нерешительно главный врач Зауэр, кивнув в мою сторону. «Так, мы ничего не теряем, – успокоил я коллектив, – если у меня не получится, то все ваши варианты ещё применимы! А вот, если вы напугаете больного, оскорбите его, то если он даже взял, скорее выбросит от страха, чем отдаст!». Все как будто согласились с моими доводами. «Быстрее, спасайте клинику! Бехзаду плохо, он сейчас всех убьёт!» – разбудила меня ночью перепуганная медсестра. «Почему – Бехзаду плохо?! Это другим плохо! – поправил я ее. Сбежав по лестнице в вестибюль, увидел сидящего на полу Бехзада. Он стучал кулаком по полу и громко орал, как будто объявил джихад: «Убью, всех убью! Зибенкотена убью!». В углу прижалась кучка не спящих ещё больных, из нескольких немецких мужчин и женщин! Они боялись, что-либо сказать или пошевелиться, чтобы иранец Бехзад не привёл в исполнение свой «джихад». Медсестра закрылась на ключ в сестринской! Один иранец вогнал в страх всю немецкую клинику! Быстро подойдя к Бехзаду, взяв его под руку, сказал: «Пойдём, раскажи, что произошло!». Бехзад поднялся, и пошёл на полусогнутых, как ребёнок в детский сад, продолжая кричать, что всех убьёт. Чувствовалась в нём звериная сила – вес больше центнера! «Откормился на русских хлебах!» – сказали бы в России! Повёл я этого дикого барана в сестринскую! Проходя мимо пластиковой двери, Бехзад не забыл ударить по ней кулаком, да так, что стенка зашаталась, и стекло разлетелось вдребезги. Такой же удар пришёлся и по сестринской двери! Это не успокоило, а ещё больше напугало медсестру. «Откройте, мы к вам хотим с Бехзадом», – попросил я. Перепуганная немка приоткрыла дверь, и ей повезло, что успела отскочить от неё! Бехзад ещё раз ударил по двери. «Всё, успокойся! – сказал я ему твердо. – Завтра я во всём разберусь! Что с тобой случилось?». «Зибенкотен сказал, чтобы я ключи отдал, и он знает, что я их украл! – орал Бехзад. – Я убью его, убью Зибенкотена!». «Да, да, – подтвердила медсестра, – Зибенкотен сказал это в коридоре, когда уходя домой, встретил по пути Бехзада». «Я не украл! Клянусь, не украл!» – плакал Бехзад. «Знаю, что ты не украл! Завтра я с Зибенкотеном разберусь!». «Когда вы меня попросили, чтобы я ключи искал, то клянусь, искал их, но не нашел». «Я знаю, если бы думал что ты их украл, я бы тебя не попросил их найти! – объяснил я Бехзаду. – А сейчас один укол, чтобы ты успокоился, и я сам завтра разберусь во всём!». Медсестре велел набрать в шприц 5 мл диазепама. На расстоянии подала она мне шприц, боясь подойти к Бехзаду, как к раненому зверю. Закатал быстро Бехзаду рукав, и ввёл внутривенно диазепам! Через пару минут, Бехзад мирно храпел в сестринской! Пришлось его в соседнюю комнату – электрокардиографии вынести. Больные видели, как я Бехзада отвёл, а через пять минут его вынесли «мёртвого»! Все были в восторге – завалил такого быка! «Я сразу успокоилась, когда вас увидела! – сообщила мне пациентка, которой проводил гипнотерапию. – Поняла, что вы всё сделаете и нас спасёте!».

«Как вам это удалось, – спросил главврач Зауэр на следующий день на конференции, после доклада медсестры, – одному справиться с Бехзадом!». «Я ведь тоже была!» – напомнила медсестра. Зибенкотен молча отвёл глаза. «Ничего, бывает, – примирительно сказал главный врач, – Зибенкотен не хотел плохого, он хотел как лучше!». Кислее всех был телесно-ориентированный Хагелюкен, который понял, что навсегда лишился своих ключей.