Читать книгу Новая формация. Сборник участников-делегатов мероприятия, проводимого в Государственной Думе - Сборник - Страница 13

Образ Марии явился ко мне,

Плыл он по небу в открытом окне.

Я удивился: ну как же похоже

Облако это на Матушку Божью.

Ночь на дворе, открываю глаза,

Звездному небу не видно конца,

Ты проплываешь в таинственно-белом,

Ветер ласкает твой образ, как тело.

Ты на мгновенье застыла в молчанье,

Чтоб раствориться в великой печали,

Звезды померкли, усилился ветер,

Так же несчастны невинные дети.

Матери так же рыдают в молитве,

Им тяжело победить в этой битве,

Детям готовы отдать свои души,

Чтобы воскресли, им так это нужно.

Но, поливая дождями планету,

Матерь страдает по белому свету,

Мне бы дождаться рассвета святого,

Чтобы я маме сказал свое слово:

«Мама любимая, мама родная,

Как мне тебя каждый миг не хватает!»

Взрослые дети, распятые болью,

Раны излечат лишь вашей любовью!

Пусть голова вся седая, как иней,

Руки твои отогреют святые,

И на Голгофе, забрызганной кровью,

Красные розы пробьются любовью!

Пули кучно легли прямо в сердце бойцу,

Он хрипел, но бежал, понимая,

Что сегодня последней атакой ему

Даст судьба насладиться до края.

Он упал прямо в снег раскаленным лицом,

Улыбаясь, глаза не смыкая,

Был он просто советским обычным бойцом,

А сегодня алеет, как знамя.

Пули выли, как суки, терзая тела,

Рвали мясо и кости ломали,

Но смотрели его голубые глаза

В вечно белые, чистые дали.

И не знает никто, где могила его,

Он стал просто родною землею.

Но победою реяло знамя назло

Всем врагам над Рейхстагом – живое!

Ну а жаром сердец вечный бьется огонь.

«Помни! – он говорит прямо в уши. —

Как мы знаменем стали Отчизны родной,

Помни! Наши бессмертные души…»

Не расплескать бы на ухабах

Нам нашу жизнь, как кипяток,

Ошпаримся – и будут бабы

Рыдать навзрыд о нас, браток.

И слезы эти дорогие

Ударят бубном по душе,

Не убивайтесь так, родные,

Ничто не вечно на земле.

Кому судить о наших буднях?

Грешны ли мы, как грешен день?

Любой из нас – лишь только путник,

Что вдаль плывет, отбросив тень…

Нам приговор не смерть, а жизнь,

Вот только жаль рыданий зной,

Мы не напишем теплых писем,

Ведь теплый ты, пока живой.

Ну а теперь и впрямь о грустном:

Уходят лучшие из нас,

И на душе, как в бочке, пусто,

И не заявит ноту ТАСС…

Скрипка играет душою еврея,

Звезды на небе, звезды на шее,

Медом по сердцу, то болью великой,

Бог сотворил эти руки и лики.

Да и душа не земная – от Бога!

Так почему ж так печальна дорога?

Сяду, обняв наболевшие ноги,

Я не забуду сегодня о Боге…

Мазок – и начата картина,

Спешить писать, ведь образ – льдина,

Растаять может в тот же миг,

Как будто пламени язык

Его оближет шаловливо.

В руке бокал, хрусталь сверкает,

В нем бренди золотом играет,

Согреет образ он в душе,

Я не хочу папье-маше,

Душа моя дитя рожает.

Я в кресло сяду у окна,

Я выношу дитя как надо,

Потом я встану, и тогда

Мой холст взыграет веткой сада.

Дитя шагает мне в награду,

Как будто ветер в паруса.

Плывет мой образ по холсту,

Я отложу мольберт и кисти,

Поставлю кофе на плиту.

Какой талант, поэт и мистик!

Смотри, совсем зеленый листик,

Мазком последним расскажу…

От великого до смешного шаг один,

Обмелели реки,

Но пишу я Вам снова и снова слова два:

Я влюблен навеки.

Не в награды, не в кучи денег,

Не в брильянты, друзья для женщин,

В душ прекрасных бескрайний берег

Стих волною с любовью плещет.

У поэтов такая участь:

То блистать средь великих мира,

То валяться в помойной куче

Иль на стенке висеть сортира.

Но пройдет и гроза шальная,

Рек души разгоняя воды,

И взметнется звезда святая,

Чтоб Ваш путь осветить сквозь годы.

Зазвучат и стихи, и проза,

И взлетит стая птиц над лугом,

И согреет хлад бронзы роза,

Принесенная новым другом…

Отлюбил, отстрадал, отглаголил,

Отлетал, отгорел на пути,

И прошедшее время лишь болью

Вдруг застонет у друга в груди.

И дожди не помогут слезами,

По граниту струясь прямо в плоть,

И никто не опишет словами

То, что знает один лишь Господь.

И цветы, что увяли так рано,

Не порадуют трепетных глаз,

Их осталось на свете так мало,

Может быть, их не хватит на нас?

Но с портретов в роскошных музеях

Вы не сводите взгляда с меня,

О волшебницы, музы и феи,

Пусть хранит вас Господь от огня…

Поэзия, ты мой небесный свет,

Поэзия, ты доброе свечение,

Люблю тебя, не меря бега лет,

Люблю тебя, как все без исключения.

Не буду я от Вас скрывать любовь,

Поэзия, моя душа прекрасная,

Я просыпаюсь и любуюсь вновь

Тобой, не замечая безобразное.

Живу тобой, дышу твоим теплом,

Как у камина, греюсь в ожидании,

Что солнце я увижу за окном

И ночь отступит, унеся страдания.

Распустятся бутоны строк моих,

Я соберу в букет стихи весенние

И, как всегда, порадую живых,

А мертвым вознесу строк уважение.

Иду, травы вдыхая аромат,

Смотрю на небо, переполнен чувствами,

Во мне живет сердечный Ашхабад,

И Петербург любил еврея – русского.

Я ощущаю, как поет в душе

Язык любви, мой перстень бриллиантовый,

Подарен Богом ты на счастье мне,

И излучаю я твой свет талантливый.

Когда-нибудь я встречу Вас, больших,

И мы поймем друг друга, без сомнения,

Ведь не было у нас стихов иных,

Любили русский мы без сожаления.

Я окунусь в твой вечный океан

И ощущу себя еще счастливее,

Во мне живет все тот же мальчуган

С красивою еврейскою фамилией.

Я напишу еще немало строк,

Какой бы там палач в пути ни зверствовал,

Я донесу до Вас любви цветок.

Даже без ног приду я прямо в сердце к Вам.

И Вы увидите немыслимый рассвет,

Хоть Вам казалось, ночь сковала вечная,

Отложите газет кричащий бред,

Поэзия пришла к Вам человечная.

И каждый вспомнит первую любовь

И поцелуя жаркое дыхание,

Как Ваша запульсировала кровь

В едином ритме страстного желания.

Я так люблю, я так хочу любить

Все чистое, все доброе и светлое,

Но должен я средь разного пожить,

Чтоб выстрадать для Вас строку заветную.

Я в лодке по реке с тобой плыву,

Вокруг кувшинки радуют улыбками,

И отражает мне река звезду,

Вода украинская с золотыми рыбками.

Испанками я просто опьянен,

Фламенко под бокал вина, поэзия,

Но в русскую я женщину влюблен,

Любовь моя – заточенное лезвие.

Я рассекаю бурную волну,

В Израиле живу под пальмой с фиником,

Я Александром был для Вас в миру,

А Штейнберг, брат, и есть моя фамилия.