Читать книгу Свидетельства времени. Сборник произведений писателей Секции Художественно-документальной прозы Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Выпуск 11 - Сборник - Страница 14

Шёл уже март, но было ещё очень холодно. Комната за зиму промёрзла, стены влажные и скользкие. Шёл 1942 год. Комната находилась в доме на Каменноостровском (Кировском в те времена) проспекте. Да, это блокадный Ленинград. Кончилась первая, самая тяжёлая блокадная зима. Жить легче не стало. Город окружён со всех сторон. И только зимняя дорога по Ладоге связывала город с Большой землёй. И только по этой дороге тоненькой струйкой поступало в город продовольствие. Сто двадцать пять граммов хлеба пополам со жмыхом и «с кровью пополам» выдавалось жителям города. Заканчивалась самая страшная зима для города. Бадаевские склады, которые, возможно, могли худо-бедно, но подкормить население, давно сгорели. Даже сладкую землю после сгоревшего сахара всю выбрали на пепелище.

В комнате холодно и сыро. Тяжёлые шторы ещё с зимы задёрнуты, большого тепла это не придавало. Печка-буржуйка нетопленная уже несколько дней. Валька ползал по широкой кровати и пытался разбудить свою мать: «Мама, плосыпайся», – повторял он сиплым ослабшим голосом. Вальке – три года, и он очень хотел есть. Понять, что происходит, он не мог. Не мог он понимать, что идёт война, и город в блокаде. Возможно, он думал, что всё так и полагается. Есть-то очень хотелось, и вряд ли так полагалось. Вот он и ползал вокруг матери, будил её. Просил поесть. Не мог он знать, что мать ещё вчера отдала Вальке и его братику последнюю свою корочку чёрного хлеба, разделив её поровну. Брат постарше Вальки на полтора года. Он тоже в четыре с половиной года не мог понимать, что происходит. Брат лежал на кроватке, стоящей рядом, закутанный в зимнее пальтишко и платок. Лежал братик на спине, уставившись безразличным взглядом в потолок. Возможно, ему ещё больше хотелось есть, он всё же постарше, вот и уставился в потолок в надежде, что оттуда что-нибудь да упадёт. Что могло свалиться с потолка? Разве что отсыревшая штукатурка. Чудес не бывает, но этого он тоже знать не мог, хоть и старший брат. Валька всё-таки хотел разбудить свою маму и тоже не мог представить, что она не проснётся уже никогда. Так близко со смертью он ещё не встречался. Да и мама умереть не могла, потому что она мама, а мама вечна, как кажется в детстве.

Мальчишки замерзали и медленно умирали от голода. Но чудо свершилось. Откуда оно пришло? Кто спас мальчишек? Отец, который не мог появиться в городе, так как находился на фронте, правда, на Ленинградском, вроде бы и не далеко. Но мальчишки и этого не знали. И всё-таки чудо произошло. Может быть, спасло их то, во что верить нам запрещали? Да, верить запрещали, однако, власти разрешили и даже, возможно, сами предложили, чтобы икона Казанской Божьей Матери на самолёте облетела весь город по периметру. Хватило ума вспомнить, что помогало городам нашим в древности, попадавшим в подобную беду. Не будем гадать. Познать это – нам не дано. В это можно только верить.

В квартире появился отец. Появился совершенно случайно и очень вовремя и увидел всю эту леденящую душу картину. Отец, старший лейтенант, воевал на Ленинградском фронте, который тоже находился в блокаде. Воинов старались кормить лучше. Старайся, не старайся, а где еды-то взять? Защитники голодали тоже. Иногда им перепадал большой деликатес, если подрывалась на мине лошадь. Тогда в окопах и землянках пахло мясом. Лошади тоже голодные еле передвигались. Таскать грузы они практически не могли. Бродили ходячие скелеты, а не лошади. Особенно слабой выглядела одна, вот-вот готовая отдать свою душу. Помрёт всё равно, решили солдаты. Положили перед лошадкой немного сена, а под него мину. Дальше ясно, что произошло. После таких случаев составлялся акт о подрыве. Начальники подписывали этот акт, первая подпись ставилась особистом. И не дай бог, если бы он догадался, каким образом нашла свой конец изголодавшаяся лошадь. Военный трибунал неизбежен. В условиях войны – это высшая мера или штрафбат. На этот раз всё обошлось, особисту тоже очень хотелось что-нибудь съесть. Долго он размышлять не стал. Так и достался кусок конины Валькиному отцу. К счастью, подвернулась необходимость в город съездить за боезапасом, который пришёл на баржах из Кронштадта. Послали Валькиного отца. Все знали, что у него там и жена осталась, и двое маленьких сыновей. Пришёл отец вовремя. Появился на пороге высокий, худющий, в запачканном полушубке спаситель. Даже старший сын не сразу узнал отца. Жену уже не разбудить, это-то отец знал лучше сыновей. Попрощался он с жёнушкой, закутал в тряпьё детишек и в машину. Накормил их «деликатесом». Полегчало!

Выполнив поручение, отец привёз мальчишек в медсанбат своего подразделения. Так получилось, что у них там уже с десяток набралось таких детей полка. Были и две девочки постарше, лет по десять-одиннадцать. Задумались воины, не воевать же вместе с детишками. Лёд на Ладоге уже начал подтаивать. Везти через озеро опасно, но другого пути нет. В апреле и подвернулась оказия, погрузили ребятишек в машину и по бампер в воде отправили их на Большую землю. Дошла благополучно машина до другого берега, и все живы остались. Перед отправкой догадались написать записки с номером войсковой части, с именами и фамилиями отцов, с адресами детишек и зашили эти записки в карманы старшим девочкам, объяснив на словах, как важны эти «документы». Молодцы девчонки: довезли они эти записки до места и передали их, кому следует.

Через месяц эшелон с детишками и семьями военнослужащих подошёл к Армавиру. Пока везли, ситуация на фронте изменилась. Началось немецкое наступление на наш юг. Только эшелон подошёл к станции, как началась бомбёжка. Хорошо, не растерялся машинист, дал полный ход, отвёл состав километра на два от станции, что и спасло детей. Дальше-то куда их везти? Немцы быстро наступали. Выход, как всегда у нас, на Руси, нашёлся. Власти обратились к населению Армавира и близлежащих станиц. Население состояло почти всё из женщин да стариков – война же. На станции и на железной дороге работали жители близлежащих станиц, помогая военным расчищать завалы после налётов авиации противника. Они-то и разобрали детишек. Вальку с братишкой взяла к себе молодая, сероглазая, незамужняя, крепкая и симпатичная девушка из станицы Отрадная. И молодец: взяла обоих, не разлучила братиков. Да и восьмилетняя девочка Нина, повзрослевшая от ужасов войны, молодцом оказалась, вовремя успела передать записку с координатами Валькиного отца этой девушке. Станицу вскоре захватили немцы, и мальчишки оказались на два года в оккупации.

Жили братья в небогатом доме. Да и откуда богатству-то взяться? Дом бедный, сделанный из кизяков. Крыша давно протекала. С едой тоже небогато. Возможно, и получше, чем в блокадном Ленинграде, но далеко несытно. Кукурузы более-менее хватало, вот и ели каждый день кашу из кукурузы, мамалыгу. Самым большим лакомством считалось, когда в кукурузную кашу добавлялся кусочек тыквы. Мальчишек не бросила эта добрая русская женщина. С горем пополам выкормила их. Привыкли мальчишки к доброй женщине, стали мамой её звать. Как же иначе, в детстве? Если человек добрый, заботливый, кормит, значит, мама. Только мама может быть такой.

Однако много страшных картин осталось в памяти Вальки за годы жизни в оккупации. Не забыть Вальке тот страшный момент, когда однажды на реке под ним провалился лёд, и он оказался в ледяной воде. И опять пришла помощь неожиданно. Мальчик постарше бросился в полынью и вытащил Вальку из воды за шиворот. Было-то там неглубоко, но очень сильное течение, как у многих горных рек, да и Валька-то ещё маловат, всего-то пять лет, напугался. Три недели боролись Валька и его новая мама за его жизнь, простудился он серьёзно. На всю жизнь запечатлела детская память и страшный случай. Немцы готовились к отступлению. Уходили быстро, но успевали с немецкой пунктуальностью всё уничтожить. Уничтожали даже то, что нашим военным и не пригодилось бы. Развели огромный костёр и в нём сжигали старое обмундирование: шинели, обувь. Рядом с костром стоял солдат с автоматом на случай, если кому-то захочется выхватить что-либо из огня. Подтащили к огню ботинки и бросили их в костёр. Всё это видела девочка, тоже ещё ребёнок, лет семи. Девочка не выдержала такого зрелища, схватила пару башмаков и побежала от костра. Пуля догнала её. И это за старые ботинки. Таково лицо нашего врага. Всё это и запечатлела детская память на всю оставшуюся жизнь.

В 1944-м году Ленинградский фронт подходил уже к Восточной Пруссии, да и был он уже не Ленинградский. Полк, в котором воевал Валькин отец, изрядно потрепало. Вывели его из боёв и направили на переформирование, а Валькиному отцу дали первый раз за войну десятидневный отпуск. Очень помогли записки, которые вложили в карманы старших девочек. По всем адресам добрые люди отправили письма, в основном, отцам на фронт. Не до всех они дошли. Не все дожили до победы. Валькин отец получил данные о своих детях и направился на розыски сыновей. Добирался в теплушках с многочисленными пересадками. Добирался на попутных машинах. От Армавира до станицы пятнадцать километров шагал пешком. И дошёл! И нашёл он своих мальчишек, разыскал своих сыновей в станице Отрадной, и встретил он эту добрую женщину, и увидел, как его сыновья к ней относятся, как к ней привыкли. Увидел и её отношение к ребятам. Погостил отец в станице всего один день, много времени потратил, чтобы добраться до станицы, да и обратно надо прибыть вовремя. Задумался, как дальше-то жить? Чтобы дальше жить, надо ещё дожить до победы, которая уже не за горами.

Уехал Валькин отец снова на фронт. Наша армия уже Кенигсберг штурмовала. Там-то и встретил он Победу. Отец Валькин, майор, дошёл до неё. После войны назначили его на новое место службы в Геленджик. Сначала отец направился в станицу Отрадную, расположенную в предгорьях Северного Кавказа, за своими сыновьями. На этот раз он приехал на шикарной по тем временам машине – «Эмке». Быстро нашёл уже знакомый добрый дом. Во дворе, у хаты, увидел симпатичную, но очень исхудавшую женщину с печальными серыми глазами. Дети по привычке прятались за её спину. У плетня толпились ребятишки, которые раньше дразнили братиков кацапами безродными. Вряд ли мальчишки по злобе так говорили, просто в детстве частенько проявляется подобная чёрствость. Мальчишки завороженно смотрели на майора, на гимнастёрке которого сияли ордена, и позванивало множество медалей. С любопытством рассматривали машину. Поняли, что напрасно обижали братьев. Отец-то у них – вон какой геройский! Мальчишки постарше с любопытством рассматривали ордена и медали, пытаясь правильно их назвать. Надо сказать, отношение к братьям после первого приезда отца коренным образом изменилось. Даже старшие ребята стали относиться к ним с подчёркнутым уважением.

– Ребятки, ваш папа приехал! – воскликнула женщина, и слёзы радости полились из её глаз.

Сынишки, узнав отца, с радостным криком бросились к нему. Теперь-то забыть его они не могли: сами повзрослели уже, да и отца не так давно видели на побывке. А дальше-то что? Отцу к новому месту службы ехать надо, а сыновья чужую тётю мамой называют, а он один, и жильё не обустроено на новом месте. Задача непростая. Делать-то что? Задумался отец крепко. Потом посмотрел на новую маму своих сыновей, и такая она симпатичная, и такая добрая, и таким теплом от неё веет. Как же детишек лишить такого заботливого человека? Как же их оторвать от неё? Как же её оставить одну? Принял отец единственное и правильное решение:

– А поехали все вместе!

– А поехали! – ответила новая мама, разглядев в отце мальчишек порядочного и доброго человека.

И уехали они вчетвером к новому месту службы, в Геленджик. К 1946 году отца перевели по его просьбе, да и друзья помогли, в Ленинградский округ. Наличие жилья сыграло свою роль. Таким образом, привела их судьба вновь в родной город Ленинград. Сыростью, хмурой погодой и разрухой встретил их родной город, особенно это ощущалось после солнечного юга. Снова вошёл отец с детишками и новой мамой в ту самую квартиру, где они жили до войны и откуда отец их, умирающих, забрал с собой на фронт. Квартира заброшенная, запущенная. В ней так же сыро и холодно, как когда-то. Понемногу всё наладили, подремонтировали, уж очень хорошая и трудолюбивая хозяйка приехала с ними. Комнатки, хоть и небольшие, но свои. Есть крыша над головой. Все продукты в то время были ещё по карточкам. Даже за хлебом огромные очереди. Мыло, керосин тоже по карточкам. Ходить за ними далековато, да в очереди ещё отстоять. Всё новая мама вынесла, выдержала. Всё хозяйство-то легло на её плечи. Мальчишки пошли в 1946 году в одну школу на Петроградской стороне. В ту пору даже обычную обувь купить было невозможно. Хорошо, отцу выдали талон на покупку ботинок сыновьям и на покупку формы. Собственно, формы в школе тогда ещё и не было. По талонам продавали синие гимнастёрки с блестящими пуговицами. В таких гимнастёрках ходили в то время ребята из ремесленных училищ.

В доме всегда был порядок и мир. Очень заботливой женщиной была новая мама. И дожили мама и папа до глубокой старости душа в душу, в мире и любви. Детишек вырастили, в люди вывели. Квартиру позже получили отдельную. И сейчас они покоятся рядышком.

Вот как бывает у нас на Руси.

Рассказал мне эту историю сам Валька, теперь уже Валентин Николаевич. И давно уже Николаевич, так как самому уже 68 лет, и сам уже дедушкой является. Несмотря на возраст, уже немалый, это крепкий мускулистый, совсем нестарый человек. На перекладине ещё угол держит и подтягивается десяток раз. До сих пор не расстаётся с горными лыжами, является нештатным инструктором по горнолыжному спорту. Повезло Валентину – крепышом вырос. Старшему брату сейчас семьдесят, совсем больной. Может быть, разница в полтора года всё-таки сказалась – младшему поменьше есть хотелось?

Судьба не очень баловала Валентина, но была снисходительна. В двадцати шести загранкомандировках побывал, в трёх «горячих точках» мира пришлось повоевать, в подразделении спецназначения. К какому ведомству оно относилось, можно только догадываться. Сам он об этом не говорил. Видимо, время ещё не пришло. За все эти «горячие точки» имеет много наград, офицерское звание. Сейчас уже в отставке.