Читать книгу Повести световых лет - Сборник - Страница 5

Райские Кущи ― это город посреди выжженной полынной степи, окольцованный шахтёнками, подкрашенный солнцем, запылённый ветрами, некогда цветущий, весёлый, работящий. За тридцать последних лет, съезжая с вершины величия, уникальное место превратилось во множество провальных переулков. Речка Жёлтая обмелела, овраги и пустыри теснили заколоченные дома. Перестали рождаться дети, молодые уезжали в поисках сытой жизни, оставляя вместо себя шуршащее одиночество. Но жители Райских Кущ не сдавались, нет-нет, да и ввернут в разговоре:

– Только в Райских Кущах растут диковинные деревья, да и те не изучены наукой. Мы гордимся!

– Гордитесь? ― басил высокий голубоглазый красавец Пётр, местная знаменитость. ― Тем, что каждый из вас «проел» собственный участок рая.

– Жить надо как положено, а не так как ты хочешь, Петя, ― наперебой возражали жители.

– Я под ваши правила подстраиваться не буду.

Согласно преданию, имя городу дали великие глиры, путешественники из далёкой Галактики. После гибели планеты Глир, как утверждали старожилы, те кому удалось спастись превратились в бездомных, кочуя глубинными коридорами Космоса. В память о безжалостном отношении к родной планете и своим городам, глиры подарили шахтёрскому местечку, крохотной точке на карте мира, неземной красоты сады, чудом уцелевший осколок их родного мира. Изумрудно-сизые можжевеловидные деревья Газолы, красные Мокриды, золотые иглы которых разбегались в мерцающем перламутровом тумане. Розы Ориски нежными пальцами оглаживали кособоко перевитые стволы деревьев Лизид, подпирающих собой глянец небес.

Городом управлял Староста, высокий худой мужчина с разболтанными руками. При каждом шаге его трясло, как механизм из которого выпал шуруп. Бывало он останавливался на улице и часами таращился в одну точку, так что нам, жителям Райских Кущ, приходилось разными ухищрениями возвращать вождя к жизни. Если не удавалось растормошить, а погода стояла ветреная, холодная, мы бережно укутывали его в теплый плед. Затем смоченным в водке носовым платком обтирали лысину, выражая таким образом свою почтительность. Каждый из нас свято верил в носовой платок Старосты, убеждая себя, что это и есть путеводная звезда будущего. И только Пётр, неугомонный правдолюб, бросал презрительные взгляды на жавшихся друг к дружке людей.

– Прекратите, – возмущался, наблюдая за тем, как бережно мы заботимся о Старосте. – Стыдно называть вас людьми!

Жители Райских Кущ осуждали выходки Петра Можжевелова, предлагая изгнать того из посёлка. Нужно отдать должное Старосте. Он умело гасил конфликты, да так, что в его присутствии ругань превращалась в ласковый шепот, а зуботычины в мирные поцелуи. Когда же усмирять Петра становилось невозможно и опасно, Староста вёл себя странно. Не обращая внимания на возмущение жителей, поспешно скрывался в лабиринте переулков.

Бегство Старосты – было, всего лишь, попыткой выиграть время, чтобы тщательно проанализировать происходящее. А было над чем задуматься!

Пётр, облысевший ещё в молодости, был смесью юношеского максимализма и дряхлости, он постоянно невыносимо брюзжал и, вдруг, на глазах изумлённых жителей в течении последних трёх дней оброс волосами. Густая русая шевелюра по плечи, искрилась и струилась чудными изгибами.

– Это знак, – шептались жители посёлка.

Пётр молодел на глазах. Белолицый, с глубоко посаженными синими до обморока глазами, соболиными бровями, чувственными губами. Мы жители, каждый из которых когда-то давным-давно испытал на себе подобную метаморфозу – влияние сада Глиров, по-разному воспринимали происходящее. Преображение Петра вызывало бурю эмоций – от восторга до зависти.

Как только не называли каких-то тридцать лет назад жителей Райских Кущ во всём мире, и всё благодаря шумихе, поднятой журналистами! Прекрасные дети глиров, хранители сада богини Глир, белолицые ангелы, дети небес! Но шло время и каждый из нас вырубил свои деревья на продажу.

Спустя десятилетия, кроме гнилых пней и худосочных осин на опустевших участках так ничего и не выросло. Пробовали пересаживать растения и деревья, но это не удалось никому, ничего не прижилось. Способность восстанавливать ресурсы собственного организма за счёт сада Глиров осталась только у Петра.

Вечером Староста пригласил домой верных людей.

Начинал издалека, но тема недостойного поведения Петра разжигала в собравшихся искреннее негодование. Староста, ловко вворачивая нужные слова, подводил разговор к интересующей теме.

– По законодательству отцов основателей Райских Кущ, великих Глиров, лес разделен на равные участки между всеми жителями, реестровый документ закреплен межгалактической Печатью и Рубиновым законом. Вырубка деревьев производилась по желанию каждого владельца участка согласно заранее составленному и поданному в городской совет заявлению. Напоминаю, мы живём в толерантном, свободном мире. Каждый волен использовать древесину в личных целях. Лес звездных Глиров помог нам разбогатеть. Пора принимать решение! – повышенным голосом вещал Староста.

– Диковинные ложки, говорящие свистульки и прищепки, изумрудные подставки для чайников, бусы, заколки, гребни – это основной продукт производства Райских Кущ. Туристы выхватывали поделки из рук. Дилеры скупали цветы машинами. Владельцы оранжерей готовы были платить золотом за каждый листочек. Мы, распродавая личные участки, жили в сытости и достатке! – поддакивал помощник старосты, толстый маленький человечек с красным лицом по фамилии Футляр.

– Настало время возродить былое величие Райских Кущ! – пронеслось по рядам собравшихся.

– Возродим! – уверяли доверчивые.

– Сверку! – требовали нетерпеливые.

Но по мере того, как зачитывалась опись нынешнего состояния участков жителей Райских Кущ становилось понятно, что от дивной красоты садов не осталось и следа. Изумрудно-сизые Газолы высотой в трёхэтажный дом давно спилены и распроданы, розы Ориски сияют в чужих вазах, а сосны Мокриды хороши, как материал для мебельных гарнитуров. Вместе с потерей участков исчезли те самые прекрасные метаморфозы омоложения и красоты, которые давали людям сады Глиров и которыми так бездумно распорядились жители Райских Кущ.

Глиры, покинув провальные переулки Райских Кущ, унесли с собой секрет жизни растений. Жители винили в этом кого угодно, только не себя. А пуще всего Петра Можжевелова.

– Это его происки, – роптали жители, – он подсыпает что-то в почву. Всё дело в неком тайном порошке.

– Нужно обыскать его дом, – предлагал Футляр. – И немедленно!

– Обыск! Обыск!

Староста понимал, что вместе с вырубленными деревьями его личная власть над городом рассыпается на разноцветные стёклышки. И тогда, прибегнул к излюбленному приёму, по нескольку раз зачитывал документ из которого следовало, что в первозданном виде лесосад Глиров сохранился в одном месте, на участке Петра. Это обстоятельство с новой силой вносило сумятицу в умы собравшихся. Заговор, как чирей, наливался и зрел.

А в это время, ничего не прозревавший Пётр с малярной кистью в руке, сутки напролёт бродил в стылом, продуваемом галактическими ветрами лесосаду. Пётр деловито вышагивал от одного дерева к другому, пристально оглядывал, а затем метил краской каждый ствол.

Одно то, что Петр держался особняком, казалось особенно подозрительным. Он откровенно презирал ночные сходки в доме Старосты.

– И было бы, что полезное от вашего собрания, – высказывался Петр, – а то выходит совсем наоборот, чуть заговоришь о деревьях, как все готовы вцепиться в горло друг другу.

Участок Петра сиял вековой красотой. Чем гуще шевелюра мужчины, тем плотней звездный лес деревьями. Это взаимосвязано. Приветствуя хозяина, лес скрипел, гикал и шуршал пурпуром длинноногих Газол, онемевшие звёзды беззвучно падали в льняные травы, которые вскидывали к верху полупрозрачные стебли, смешиваясь с поющими на ветру изумрудными цветами. Тонконогие сторожа деревьев, чёрные, как зимняя ночь звери Сосолины, шерсть в белых крапах лоснилась на солнце, скалясь, подхватив Петра под руки, ныряли в бушующее многоцветие трав, вспугивали птиц и те, выпорхнув, взлетали одна за другой в небо, играя золотыми хохолками.

Между валунами зеркальные впадины хранили пухлых, белогривых лисиц. Синие зайцы поедали на ходу сладкие розы Ориски, хитромудрые куницы, ловко оберегая потомство, меняли одного партнёра за другим. Массовая выемка деревьев привела к тому, что зверьё, спасаясь из разорённых земель, перекочевало на участок Петра.

– А знаете ли вы, что у Петра разросся жирный орешник, шиповник, а также грибы и земляника? – спрашивал Помощник Футляр, – И пока каждый из вас перебивается случайными заработками, а кто-то скудно и голодно выживает, дикое зверьё с планеты Глир питается плодами нашей природы.

– Это несправедливо по отношению к каждому из нас! – гудели собравшиеся, в едином порыве сомкнув ряды вокруг стола, за которым восседал Староста.

– Вырубка деревьев касается всех жителей без исключения, а Пётр не выполняет закон, рвёт извещения о распиле, ― наушничал Футляр. – Если тебе не нужно дерево, выруби и отдай нам!

– Где он?! – фальшивым голосом грозил Староста.

– Деревья метит, – шипел Футляр.

– Что ты предлагаешь? – поглядывал на Помощника Староста.

– Признать документы Петра на владение участком недействительными.

– Можжевеловка на спирту окончательно лишила разума – вместо мозгов настойка. Что если Пётр подаст жалобу в Канцелярию по выемке деревьев?

– Ну? – Футляр шумно икал.

– Точно вместо мозгов спиртные пары. Не соображаешь? Разнюхают чиновники, что налоги за вырубленные деревья осели в наших карманах. Набежит пронырливый скот – журналюги! Так обгадят – вовек не отмоешься. Дурья башка, на бумаге все деревья целы, а в действительности вокруг нас сплошные пустыри. Судом попахивает. Так что лучше нам помолчать.

– Ну, тогда остаётся только одно средство, спровоцировать протесты, – со знанием дела сказал Футляр.

– А это другое дело! – потирал руки Староста, – придётся тебе, Футляр, поработать, найти бывшую любовницу Можжевелова. Катерина в деле бунтарства та ещё дрянь.

Ночь прошла в мгновенных, несвязных снах, муторных и пустых. Часы тяжело отсчитывали приближающийся заветный день. Пётр ждал его целый год. Боясь упустить даже саму мелкую деталь из того, что увидит сегодня, поспешно набросив на плечи одеяло, Можжевелов рванул в лес. Звездная пунктуация высокого неба выпукло скользила контуром кардиограммы по пирамидальным кронам деревьев, в темноте они напоминали головастых великанов. Пётр, оглушённый тонким звоном в ушах, ошалелый от бессонницы, а более предвкушая торжественность предстоящего момента, обхватив колени руками терпеливо ждал, устроившись на опушке.

– Глиры, – шептал Пётр.

Садовники Галактики появлялись на участке Петра один раз в год – 14 сентября. В этот день, как утверждали космические гости, Небесный Кузнец, муж Мадонны Глир, в последний раз сковывал цепь, а проще галактический проход, по которому Глиры попадали на Землю. Иногда Петру казалось, что у Глиров существовала очередь на посещение лесосада, из года в год сменяя друг друга всё новые и новые гости возникали плывущей шеренгой. Помахивая Петру мягкими руками, их вёл за собой единственный и неизменный персонаж, которого Можжевелов хорошо знал в лицо – Алмазный Тобик.

Пётр хорошо помнил тот день, когда впервые увидел Алмазного Тобика, хотя встреча длилась всего несколько минут. Тобик подвязался проводником к Глирам и с этим пришёл к Петру, он смешно шевелил ушами в такт гелеподобной жидкости заполнившей его прозрачное тело. Проводник оказался трепетным, как лань, малейший звук и шорох пугали его, приводя в состояние паники. Когда Сосолины, безбашенные и наглые зверьки, разглядев в нём объект для шуток, с гиканьем выпрыгивали из травы, Тобик бледнел и икал, мгновенье, и на глазах изумлённого Петра превращался в толстую, со вздутыми на животе складками жира и округлыми бёдрами Стеклянную статую. Вначале Пётр решил, что Алмазный Тобик из высококачественного стекла, он даже постучал пальцем по статуе, но тот, вернув себе прежнее полуаморфное состояние, гордо булькнул:

– Бриллиант чистой воды! Никакой я не Глир. Запись в Геологическом Уставе так и гласит, моя планета Известняковые Холмы. Учёные довольно долго из века в век придерживались той теории, что наша планета лишена полезных ископаемых. И это продлило нам долгие годы спокойной, счастливой жизни. И если бы не один любознательный мерзавец, молодой геолог – выскочка, желавший славы больше всего на свете, с упрямством, достойным лучшего применения, опроверг их теорию, это стоило многим из нас жизни, холмы оказались алмазными месторождениями. Когда межпланетные кампании по добычи ископаемых в буквальном смысле распилили мою планету, очередь дошла до каждого из жителей. Кстати, молодого учёного первого пустили под распил. Бандиты, воры, убийцы объявили охоту на нас, как на зверей, травили и уничтожали. Глиры взяли нас под свою опеку. Я последний из жителей – Алмазный Тоб, таскаюсь за ними с места на место по всей Галактике. Ищу работу… Ну, как договорились, Петя? Жди завтра гостей.

Вместе с рассветом набежал издалека легкий гул, раскачивая землю, холодный стук копыт вконец разорвал тишину, вскоре появились всадники. Тонкий аромат оседал вязким сладким мороком на волосы, плечи и лицо Петра, проникая в душу струящимся потоком счастья. Внешне гости напоминали смешанную публику ветровок и дорогих костюмов, тусующихся на вечеринках и в ночных клубах. Шествие длилось несколько минут. Налетевший ураган разметал по лесу тени, оставив лишь шлейф перламутрового тумана. С первым лучом солнца туман загустел и уплотнился, розоватая кашица, стекая в траву, нестерпимо сияла и сжималась, превращаясь на глазах в небольшие с орех предметы.

Пётр, ползая на коленях, тщательно ощупывал землю. На этот раз ему повезло больше чем в прошлом году, нашлись четыре клубня. Прижимая к груди драгоценную плату, Можжевелов радостно хохотал. Он представил, как весной отдаст клубни мягкой, жирной земле на дальнем, ещё совсем молодом участке.

Продрогший, голодный только к вечеру Пётр вернулся домой. Не успел он отхлебнуть пахучего черничного чая, как раздался звонок:

– Петя, здравствуй, – послышался знакомый голос.

Чашка задрожала в руке, расплёскиваясь, кипяток не обжигал, потому что человек с опалённым нутром, как правило, не чувствует боли.

Он винил натуру свою, глуповатую, влюбчивую, объясняя тем самым причину всех бед. Бессмысленный морок – это всепрощение, жалость к ближнему, доверчивая простота, а хуже всего настойчивость, с которой он продолжал жить по библейским заповедям, сделали своё дело. Его бывшая жена по прозвищу Неистовая Катя превратилась в настоящую стерву.

– Я вернулась, – из трубки лилась музыка, смех.

– Зачем? – пробасил Пётр.

– Петя, мне нужны деньги. Продай лес Глиров.

– Нет!

– Оглянись вокруг, жители едва сводят концы с концами, город пустеет на глазах, многим нечего есть, а ты вцепился в свой участок и не желаешь понимать каково жить людям в разрушенном месте! Если ты не перестанешь упрямиться, не отдашь деревья, пеняй на себя, идиот! Я не потерплю издевательство над жителями Райских Кущ. От таких как ты нужно избавляться!

Пётр отключил телефон. Через два часа толпа, руководимая Старостой, разогретая Неистовой Екатериной стекалась к дому Петра. Нашлись и те, кто, взяв штурмом высокий забор, подкрались вплотную к дому. Каждый прикладывал ухо к двери, чтобы понять о чём так громко сам с собой беседует Пётр.

А в это время Староста, взбираясь по лестнице к окну, аккуратно постукивал костяшкой пальца о ставень.

– Ни одно дерева с моего участка! – выкрикнул Петр.

Толпа пришла в неописуемое волнение, послышался ропот.

– Мы, в отличии от тебя, Петя, живём в реальном мире. «Демократия и справедливость – вот наш девиз», – сказал Староста. – Открой нам дверь, и я опровергну каждое твоё слово.

Двор Петра постепенно наполнился гудом мужских горлянок, женских голосов и детской возни. Мы не приемлем тишину, считая её изъяном в жизни Райских Кущ. Мы собрались, вооружённые пилами и топорами, терпеливо ждали, чем же закончится поединок между Старостой и Петром и это обстоятельство наполняет нас торжественной значимостью.

Услышав упрёк из уст Старосты, Пётр, распахнув окно, закричал что есть силы:

– Убирайтесь!

– Мы обвиняем тебя в предательстве национальных интересов, ведь любовь к Глирам и есть преступление против своего народа. Глиры нарочно засадили звёздным лесом наш город. Они обманули доверчивых жителей Райских Кущ. После вырубки ни одно дерево не прижилось на пустыре. Это сделано умышленно, чтобы не выпустить наш город из зоны влияния, – послышался голос Неистовой Катерины. У Петра сжалось сердце.

– Вырубим деревья диктатора! – призывал Футляр.

– Ну, ну, попробуйте, – усмехнулся Пётр. – Ни один из тех, кто незаконно проник на мой участок не вернулся обратно. Лес Глиров поглощает воров, как бывшая сожительница богатых мужчин. Вспомните пинчера Роки и то, как Староста радостно потирал руки, уверенный, что жизнь дала ему шанс избавиться от больной собаки, которая гадит в квартире. И мой обожаемый мальчик такса Пиксель, чтобы поддержать несчастного пинчера, бросился за ним в лес. Я и сейчас слышу не только их лай, радостный, счастливый, но и голоса заблудившихся воров, от дерева к дереву до скончания века таскаться удел тех, кто посягнул на лесосад Глиров. Тоже будет с каждым из вас.

– Ты целуешься с деревьями, – напирала толпа. – С утра до вечера таскаешь за собой малярную кисть.

– Глупцы, я помечаю деревья в надежде, что воры найдут дорогу из леса.

Староста, полагая, что он прекрасно подготовился к разговору с Петром, продавливал личную правоту, требуя начать вырубку, Пётр не уступал, поэтому в качестве последнего аргумента Староста вынул нож. Он прижимал оружие к груди, понимая, что, если ему не удастся принудить Петра к добровольному сотрудничеству, а в это он и сам не верил, ничего не остаётся, как приступить ко второй части плана. Важно повязать Петра кровью, жителей Райских Кущ. И в тот момент, когда Петр распахнул окно, давая понять Старосте, что нисколько его не боится и готов постоять за себя, нож с грохотом выскользнул из рук. А что такое наш Староста без ножа! Пародия на человека. Староста с воплем бросился по лестнице в темноту.

– Староста вышел из игры! – возликовала Неистовая Катерина. – Теперь я вместо него!

– Подари мне свой участок, Петя, и я сделаю тебя Старостой! – Футляр с ненавистью посмотрел на неё.

Петру обещали возместить убытки, нет не деньгами, пряниками из золота, щенками таксы, ещё не вырубленными с его же участка, но уже приговорёнными к продаже деревьями. В случае отказа грозились взять в осаду дом. С грохотом швыряли камушками в окна, Петр, плотно заперев ставни, продолжил сосредоточенно отхлёбывать чай.

Нет возврата. Всё, конец. Глирия превратилась в горсть песка, спаслись немногие, но те, кто уцелел, промаявшись на чужбине, томились памятью об, утраченном в огне войны, аромате родной планеты. Вот почему Глиры с редким упрямством из года в год возвращались туда, где осталось счастье. Оно в дивных растениях Газолах и Орисках, в танце гибких Сосолин, в легком и нежном воздухе.

К тому времени, когда жирная почва отдаст соки звёздным клубням, и они потянутся к солнцу, через год превратившись в, дивной красоты, растения, на участке Петра вновь появятся Глиры.

«Ради таких минут, – утверждал Пётр, – стоит жить!»