Читать книгу Золотое перо русской литературы. Том 2 - Сборник - Страница 11

Поэзия
Марина Макова

Оглавление

Родилась в Южно-Сахалинске в семье военного. Вместе с родителями побывала во многих регионах страны. Окончила Хабаровский институт культуры. Живёт в Хабаровске.

Печаталась в периодических изданиях Камчатки, Хабаровска, Ярославля, Воронежа, Москвы; в журналах: «Дальний Восток», «Современные записки», «Библиотекарь», в поэтических альманахах: «Паровозъ» (Москва), «Правобережье» (Хабаровск); в сборниках прозы и поэзии: «Литературное Приамурье» (Хабаровск), «Поэмбук юбилейный» (Волгоград), «Эклеры» (Москва), «Авторы XXI века» (Екатеринбург), «Вдохновение» (Москва), «Город истин» (Санкт-Петербург), «Осколки» (Находка) и во многих других.

Автор слов песни Александра Барыкина «Актёр» и стихотворения «Сон Онфима», включённого издательством «Оникс-Лит» в детскую российскую хрестоматию 3‐х классов. Выпустила шесть авторских сборников стихов и шесть книг для детей (стихи, сказки, рассказы). Стипендиат Министерства культуры РФ (2020), член Союза российских писателей, дипломант городского конкурса к 146‐летию Хабаровска (3‐е место).

«Жизнь состоит из смыслов…»

Жизнь состоит из смыслов.

Смыслы теснятся в душах

И, выпадая в мысли,

Часто ночами душат.

Душно от смыслов, тесно,

Можно же жить попроще:

Всем чтоб хватало места

В личном пространстве и в общем,

Чтоб не копить потери

И не считать убытки,

А состоянье истерик

Списывать в пережитки.


«Коротали вечер…»

Коротали вечер

Между звёздных свечек.

Ухмылялась с неба тучная луна.

Вышел не замечен

Прямо нам навстречу

Дух противоречий,

Завсегдатай дна.

Разбудили лихо

В полнолунье тихом:

Ожил скрип дорожек,

Древних половиц.

И поднялся вихрь,

Он в неразберихе

Сохранил на стенах отпечатки лиц,

Что вступая в осень,

Сожаленье сбросив,

В стрессах выживают,

Мир ошеломив.

Пессимист несносен,

В нём страдает осень,

Только оптимисты пишут креатив.


В старинных развалинах

В старинных развалинах призраки жили

И мстили всем, лишь позови,

За то, что теперь прозябают средь пыли

Осколками прошлой любви.

И чудились тени, что ветром дышали,

Касаясь разрушенных стен,

Шуршанием покровов и звяканьем стали

Манили в загадочный плен.

Пленительный голос, печаль отголосков,

Потерянные шаги…

Из пышных балов, проводившихся с лоском

И блеском, скорее беги!

Чудили с живыми жестоко виденья —

Пропало немало людей,

Где сумрак скрывает холодные тени

И ждёт любопытных гостей.


«Мы прикипаем к людям и вещам…»

Мы прикипаем к людям и вещам.

Привязанность симпатии сильнее,

Когда судьба вдруг превращает в хлам

То, что любил когда-то и лелеял.

Стирает время всё до мелочей,

Изнашивает судьбы и предметы.

У каждого свой срок, и мир вещей

Болит в сознаньи, исчезая где-то.

Ты скажешь: как же можно так равнять

Предмет, и человека, и питомца?

Но раз сумел тебе он что-то дать

Любимое, в нём, значит, много солнца.


Ожиданье

На паперти людной сидит Ожиданье.

– Подайте, пожалуйста, на пропитанье

От ваших щедрот, залатать чтоб прореху,

Немного мечтаний и горстку успеха.

В жару непролазную – запахи бури,

А в шторм – невесомый кусочек лазури.

Подайте, пожалуйста, мне ожерелье

Из «чудных мгновений», наполненных трелью

Родных голосов, тех, кого я любила.

Откройте мне место, где магия силы.

Она очищает пространство живое

От войн, что пытаются слиться с судьбою.

И ты, пропитавшись энергией этой,

Становишься тоненьким лучиком света.


Ты выпал из себя

Ты выпал из себя, как из окна

Застрявшей в небесах многоэтажки.

Уйти в полёт порой бывает страшно,

Особенно пугает глубина.

Что там на дне?

Шаг в новые миры?

Иль бездны край,

Подземные провалы?

В себе спокойней,

Даже в интервалах —

Сиди себя тихонечко листай.

Иль осуждай, возможно, лицемеря,

Но не ходи за грань души своей,

Тогда не познакомишься с потерей,

Что помнит звук захлопнутых дверей.


Циклон

Опять на улице циклон,

Спеша дверь открывает в осень.

Ветра по окнам бьют и просят

Пустить погреться.

Стёкол звон.

По дому форточки летают,

Желая, видно, сбиться в стаю.

Сквозняк.

Сквозь лёгкие и дом

Снега шагают напролом.

Пытаясь протаранить всё.

Деревья пляшут в ритме вальса!

Снегобезумие!

Покайтесь!

И, может, Бог нас всех спасёт!


Вероятности

Вероятности из возможного

Вырастают порой, как грибы.

Тупо смотришь и думаешь: можно ли

Высекать это всё из судьбы?

Говорят, изначально заложены

В ней дороги, любовь и погост.

И не надо накручивать сложности,

Ухвативши планиду за хвост.

Не гадай, что могло быть, что сбудется

На прописанном кем-то пути.

Этот город, и вечер, и улицу,

Эти лица… Не обойти.

Но когда начинаешь натруженно

Что-то делать, меняя совсем

Свои взгляды, привычки и ужасы,

То становится меньше проблем.

Все препятствия тают стремительно,

Вероятности прихватив,

Значит, всё-таки можно в обыденном

Починить своей жизни курсив.


Деревья рогов оленьих

Деревья рогов оленьих

Проткнули небесный свод.

Стекали холодные тени

По тундре в развилки вод.

Над Пенжиной стало пусто.

Единственный катерок,

Давно потерявший русло,

Прибиться к причалу смог.

И вот ещё, что я помню:

Вечная мерзлота,

Перемешавшись с кровью,

Внутри поселилась тогда.

Любви ледяной касанье,

Прочитанной наперёд,

Снежным воспоминаньем

Во мне до сих пор живёт.


Кузнечик

Кузнечик – чисто саранча,

На мир зелёный осерчал

И травы сонные зари

С полянок сгрёб и скрыл внутри,

В своих безмерных телесах.

Дрожало солнце на весах

Тревожной зыби облаков.

И мир стал бледен без цветов,

В которых нежатся лучи.

Мы тоже племя саранчи.


Твоё лицо

Твоё лицо лежит на полотне.

Штрихами искажённое сознанье.

С угля стекают тени, их вполне

Достаточно для глаз и для дыханья.

Всё меньше на портрете чистоты.

Так мажет уголь, отражая душу.

Но это, несомненно, точно ты,

С характером, что вывернут наружу!


«Не спускайся на дно души…»

Не спускайся на дно души:

Там коварные миражи,

Тени снов позабытых и слов,

Мир заброшенных Богом основ.

Там провалы подвалов в месть…

Не советую туда лезть.


Значит, вместе нельзя

Ты ушёл в свою осень

И заперся там.

Я застряла в весне

И скучаю.

Наше лето пылает

Ожогом, и шрам

От него так болюч

И летален.

Значит, вместе нельзя.

Безнадёжен возврат,

Нужно только вперёд,

К поднебесью.

Надо мною, как птицы,

Мгновенья летят,

Те, в которых остались

Мы вместе.


Ты

Ты – мой тупик, бессилие и голод,

Ты – та стена, в которой вечно холод.

И очень больно биться головой

Об эту стену с кладкой ледяной!


«Я расскажу тебе о боли…»

Я расскажу тебе о боли.

Ей тесно прятаться в душе,

Которая сама с собою

Не церемонится уже.

По каплям копит недомолвки,

Обиды и словесный бред,

Когда от лжи чужой неловко

И чёрным горем болен свет.

И язвы ранами алеют,

И окровавлена весна,

И по разорванным аллеям

На танках движется война.

Предатели и лжепророки

Уже обрыдли всем подряд.

В церквях, распятых, плачут боги,

С людьми безмолвно говорят

О том, что стёрты все границы

Меж грязной злобой и добром,

И трудно всем определиться,

Где чистота, а где содом.

Я боль не выпущу наружу.

Нельзя – затопит всё вокруг,

Войдёт в родные души стужей,

А в прочих вызовет испуг.


О правде

А Правда – она такая:

Неприкрытая,

Горькая,

Злая,

Окровавленная,

Потерянная

В лживом обществе,

Бьёт по темени.

О которой нельзя

Во весь голос!

Голос стих и уполз, как полоз.

Неудобная Правда.

Я знаю,

Та, которую все скрывают.


Легче верить Лжи фееричной,

Что со всех сторон травит личность,

Убивает разум, калечит,

Изменяя в истории вечность.


Не бери на веру, что слышишь.

Прохудилась у Правды крыша.

Лживой патокой льётся время,

И печального много в теме.


У чёрной речки

В Чёрный День у Чёрной речки

Ты проснёшься незамечен

И захочешь Чёрной встречи,

За которой только Вечность.


Золотое перо русской литературы. Том 2

Подняться наверх