Читать книгу Новая венгерская драматургия - Сборник - Страница 6

За прошлый год все деревом оделись,

Все те, кто украшеньем был на елке,

И те, кто для другого елкой был:

Священники, лакеи, генералы,

Прелюбодеи, дожи, короли.

Почти, я бы добавил, есть зазор,

Со сцены ты сойдешь или в могилу.

Все изменилось. Изменились все.

Ну что ж, я не завидую соседям,

Порывы ветра их сполна проветрят,

Платаны ежатся, но процветают

На нашей славной площади Кюри.

Кому Кюри, кому иное имя.

Кому, пускай проезд, но Королевский,

Ты в нашей части инопланетянин,

Ты с гор будайских снизошел. Смотри-ка,

Напротив больше нет кафе «Манреза»,

Хороший конкурент всегда подспорье.

Но что им помешало, интересно?

Клиентов распугали, прогорели?

Круг завсегдатаев усох и сжался?

Я помню, в их меню стоял прекрасный

Салат: икра с папайей. Цены лезли

К высотам Эвереста. Жадность губит.

Такая атмосферная площадка.

«Диаспора» была там прежде, нет?

Была, недолго.

А до того еще кафе «Гвоздика».

Гвоздики вянут, имена тускнеют,

Все прогорают рано или поздно.

И «Орегано» нынче кончил так же.

А те были открыты до утра,

Живая музыка и все, что хочешь,

Приют для глаза, нега для желудка,

Но ополчились жители напротив,

Дом престарелых, нечего сказать.

Бар «Тора-Бора», он еще давно.

Еще закрылся «Базилик», он был

Второразрядным, но и он туда,

Зато живет «Кафе Аутодафе»,

Такой кислотный кич для неоснобов,

Тинейджеров с горящими глазами,

Я ненавижу этих пубертатов,

Как прежде ненавидел сам себя,

В шестнадцать лет я был ужасный гений,

Поэт, художник слова, но не дела,

Какой это был год, ты не напомнишь?

С тех самых пор все в дерево оделись,

Остыли пылкие надежды,

Истлели чахлые одежды,

Горбатая неплохо преуспела.

Внушителен и грозен черный список:

Букмекеры и звезды караоке,

Банкиры, теневые воротилы.

Философы и оперные гранды,

Министры, судьи, госсекретари.

Убыток превосходит все стандарты.

Почти все умерли, ужасный год!

Лишь мы остались, траурные мины

Грядущее готовы подорвать.

Почти все умерли, лишь мы живем.

В ушедшем все ушли, и в тот же год

Я помню всех живыми, было все

У всех, мы вытянули свой билет,

Не черный ящик, наш удел White Box,

И Роланд остается на ногах,

Здесь, у меня в раю, официантом!

Выходит, славный год, ты не считаешь?

Ты помнишь, здесь пустынно было прежде,

Затем пришла весна, затем расцвет,

Затем сбор урожая – и расплата.

Я понимаю. Хорошо. Пока.

Сегодня Марианна не придет.

Упорствует. Ей вдруг взбрело на ум,

Что будет холодно. Болеет Бланка,

Патриция не в духе. Та не выйдет,

Пока не просветлеет, дождь и слякоть,

И просто настроение не то,

На улице всегда такие толпы,

Процессии, процессы, черт-те что.

Мне очень жаль.

Все умерли, наполовину или

Дотла сгорели. (Выглядывает в окно.)

Наполовину Кальман.

Исследуя, он ищет,

Как будто палец по прожилкам листьев,

В обломках года

Найти он хочет,

Кто нынче кто, ведь нынче все иначе,

Стал мертвой точкой этот новый год.

Я где-то слышал про его дела.

Ведь это Кальман Доннер,

Хирург в больнице Яноша, я прав?

Мы прежде с ним учились вместе в Толди[1],

Он был меня на класс, на два моложе?

Обычно он сюда с женой приходит.

Обычно да. Но все переменилось,

Теперь считаем два по одному.

Не говори.

Но я скажу. В Сент-Иштван[2] он однажды

Был на дежурстве.

Случилась буря. Привезли на скорой

В несчастье привлекательную даму,

Которая в аварию попала.

Кого же?

Да Дельфину. Помнишь, Роли,

Такая рыжая, с высокой грудью,

Вся из себя и в теле,

На сцене оперной поет?

Она отнюдь не дива и не прима,

Такое очень среднее сопранце,

Однажды был конфуз, ей дали петь

Австрийцы – в Граце, в Линце – я не помню —

Ей предложили Чио-Чио-сан,

Та провалила партию. Пуччини

Почти что перекрыл ей кислород.

Она успела спеть одну премьеру,

Затем с ней аккуратно распрощались

И не позвали снова.

Сосредоточься. Ужин был заказан

За сорок третьим. Трюфели в сметане.

Так это столик Жужи.

Припоминаю, точно. Там был казус,

Ей чем-то не понравился гарнир.

Так вот, авария – я продолжаю,

Она была не то чтоб сильно всмятку,

Но в общем ощутимо пострадала.

Подвывих таза, переломы ребер.

Подробностей не знаю, знаю только,

Ее в порядок Кальман приводил,

Затем случилось, ну, мы понимаем,

Какая-то си-си-симпатия.

У женщины так быстро все срослось?

Срослось, конечно, что бы не срастись.

У них двоих срослось, Show must go on,

Они сюда приходят по субботам.

Да вот она. Совсем не мой типаж,

Обычно начинает в одиночку

И с аппетитом ест.

Все продолжалось месяц с небольшим,

А после Кальман слезно, на коленях

Молил его простить и не сердиться,

Поскольку страсть, гормон и все такое,

Я не уверен, что его решенье

Удачным было.

Что он рассказал?

Что вообще связался с ней, бедняга.

С ним Альма в тот же вечер порвала.

На свете этом неисповедимы

Пути, что прочь уводят друг от друга,

Любой удар вернется троекратно.

С тех пор они не виделись с женой.

По-моему. Один остался Кальман,

По сути он погиб – он труп живой,

Не видно по лицу, но все в нем мертво,

Душа его рассыпалась, истлела,

Он ходит, что-то делает, он ест,

Но пуст внутри. Я душу в нем ценил.

Когда мне все успеть, по телефону…

Он не был с месяц. И сейчас придет.

Он резервировал?

Нет, для него

Всегда свободен столик у меня.

Ты знаешь, что тут самое смешное?

Свободна Альма. И с начала года

Она работает в моей команде,

Я обожаю Альму. Вот в чем штука.

Привет. Привет.

Ребята, добрый вечер.

Эгей, ты на часы смотрела, Жужи?

Отлично выглядишь, прособиралась?

Скажи, кто парикмахер? Превосходно.

На четверть часа опозданье, ладно,

Скажи теперь, ты прибыла из дома?

Нет, я с катка.

Охотилась?

Я? Нет.

Я спрашиваю, дикая натура

В тебе взыграла, девочка?

Каталась на коньках. Простой, здоровый

И славный спорт. Попробуй опровергни.

Наверняка простой

И очень славный.

Тебе виднее, шеф. (Уходит.)

Вчера она спала со мной.

Вчера – с тобой? (Поднимает голову.)

Ага… Ну что ж, ты был на высоте?

Стейк готовится, пылает.

Шеф сложил девиз мудреный:

«У плиты я не мужчина»,

Никогда не угадаешь,

Как переродится семя.

Непредсказуемость, вся соль моя.

Привет, Дёзё.

Дельфина, что я вижу,

Ты заглянула к нам?! Счастливый случай! (Целуются.)

Ты тоже получай! Нехорошо,

Когда я часом обойду кого-то.

Какая честь, мадам…

Мадемуазель. Давайте лучше «ты»,

Тебя зовут Роланд?

Оу йес, мадемуазель.

За что тебя я обожаю

Так это за открытость людям,

Ты сразу всех располагаешь.

Я получил сполна, спасибо.

На улице опять бурлят волненья.

Не интересно. Не интересует.

Не нужно, чтобы интересовало.

Там преисподняя, здесь рай небесный.

В чем камень мирозданья, есть ли Бог?

Возможно ли по мне судить об этом?

Не очень. Я лишь тем интересуюсь,

Как сделать ароматное жаркое.

Опять шабаш на берегах у Стикса,

В порочном городе? Скажи, Дельфина?

На рынке.

На каком? Их много разных.

Ох ты проказник, Дёзё.

Иди сюда ко мне. Дрянной мальчишка.

Дельфина, умоляю.

А что я видела недавно?

Ты дал большое интервью в «Элиту»?

Теперь распространяешься в журналах?

Все это абсолютно между строчек.

Да кто там заправляет? Маркович,

Инициатор премии «Литавры»,

Заслуженный старпер с рабочим стажем?

Прости, но я беседую с клиентом,

Потом перезвоню, Кристиан.

Кто этот Кристиан? Мой Кристианчик?

Ты быдлу демонстрируешь детишек,

Зачем? Ты уязвимым станешь, Дёзё,

Не стоит бриллианты раскрывать,

Бывает всякое.

Ты демонстрируешь себя лет десять,

Напомню. Что бы мне себя не выдать,

Ведь я себя не предаю при этом

Не то что… Ну, как девушки, ведь прелесть?

Вот именно, они великолепны,

Пусть берегут умильные мордашки,

А кстати, мне понравилась статья.

И поздравляю с премией.

С чем, с чем?

Пустяк. На этот раз давали нечто

Направо и налево, всем подряд.

Ты так хвалился в этом интервью,

Мол, я такой талант, такой талант.

Спасибо, я не пью – да и за что?

Мы снова стали рестораном года.

Отдельно был отмечен наш дизайн.

Меня не поздравляй. Все Кристиан.

Ославили, а славы ни на грош.

Ха-ха-ха.

Ты как сама?

Сама отлично.

Порой мне не хватает… Ну а жизнь?

И жизнь отлично. Я же говорю.

И что, ты счастлива? (Ждет.)

Кто следующий, если не секрет?

Пока что никого. Я отдыхаю.

Но кто последний? Он был славный парень?

Не все ли нам равно, он славным был

Или бесславным? Он мужик. Нормальный.

Да если хочешь знать, супернормальный.

Мы были в «Дикой утке» на хануке.

Вам повезло: на целых восемь дней,

И каждый день преподнесен в подарок.

Я просто обожаю это место,

Там было негде просто продохнуть

И даже негде поболтать о главном,

Затем он пригласил меня на кофе,

Затем бокал вина – ну ты все понял…

И он остался. Чудо. Просто сказка.

С тех пор он пишет, иногда звонит.

Да только я теперь хочу покоя

И не готова к новым отношеньям.

Бас-гитарист в какой-то модной группе.

Ты любишь местную эстраду, Роли?

Венгерскую попсу я не люблю.

Поп-музыка мертва.

Что я могу подать вам из напитков?

Домашнее сухое каберне.

Я записал. Бокал или бутылку?

Еще холодный отварной язык.

Зачем такие женщины, как ты,

Заглядывают в темные местечки

По типу этой «Дикой утки», хм?

А ты как хочешь? Там вполне прилично,

До Оперы не слишком далеко,

А общество не даст тебе скучать.

За что ты так не любишь это место?

За то, что это конура,

Заброшенный гараж, вертеп разврата

В седьмом районе.

А мне там нравится с людьми общаться.

Скажи на милость, что за люди?

(Присвистывает.) Терчи

Да Ферчи?

Там все великие артисты

Носители печати Божьей,

И даже ходят величаво,

Словно павлины. Гадко, дарлинг, тошнотворно.

Привет, Дёзё. Привет, Дельфина.

А вот и наш сладкоголосый

Мальчишка с петушиным гребнем,

Вселенский зайка.

О, Кристиан! Рад видеть.

Чао.

Часть заработка и часть жизни

У старых и сверхновых звезд.

Он гениален.

Он оформляет нам витрину.

Так я проснулся. Кто-то без зазренья

На сто тридцатом БПМе

За двести тысяч децибелом

Включил за стенкой кислоту.

Сосед напротив стал стучаться

В его квартиру с громким криком

«Да ты же, мать твою, заткнись».

Короче, утро было жарким,

Хотя и солнце постаралось.

Одна из самых мягких зим,

Я думал. После я работал

Без перерыва до обеда,

Потом я досыта наелся суши

И все же голоден, как волк.

Притормози.

Притормозить?

Дёзё, друг мой, ты позабыл

Мой день рожденья. Даже не поздравил.

Твой день рожденья? Черт, когда он был?

Еще второго. Мило, не считаешь?

Сейчас, Дельфина.

Кристиан. Я с вами.

Второго… Ты смотри…

Ты подтвердишь, я не педант,

На точных числах не помешан,

Поклонникам не поклоняюсь

И не целую отраженье

Свое в источнике прохладном.

Я не сошел с ума, ты знаешь,

От самомнения пока что,

Мой эгоизм столь соразмерен,

Что не мешает близким людям,

Поэзия календаря

Мне голову не закружила,

В анналы мировых событий

Я не вписал свой личный праздник.

Другие, что ж – но ты! Но ты!

В забывчивости ты сломал

Наш замечательный обычай,

Который ныне прекратил существованье.

Французы бьют по донышку бокала,

Чтобы сильнее натянулась пленка

И интенсивней пузырьки шипели.

В сухих бокалах не играют вина.

Сперва ополоснуть, без этого нельзя.

С сегодняшнего дня обычай мертв.

Не даты задают поток событий,

События перетекают в даты,

Теперь пустым фантомом будет праздник,

Я убежден, мой милый Кристиан.

Короче, дата моего рожденья

Событием не стала для тебя.

Событие, но не глобальной сферы,

Событие интимного порядка.

Мой частный микрокосм,

Ведь ты рожденным был

Лишь раз, не больше, верно? (Кивает Жужи.)

Что мне вам принести?

Мне пива. Пива. Кружку Карлсберга.

Я не ошибся? Суп из пряных трав

С кусочками копченого лосося?

Тогда, пожалуйста, мне только суп.

Как долго ждать?

Примерно четверть часа. (Уходит.)

Так ты спешишь?

Не может быть!

Не слишком. (Стучит пальцами по столу.)

Ты очень огорчил меня.

И год, и два тому назад,

На дождь и снег и бури невзирая,

Ты поздравлял меня и угощал,

Дарил мне что-то, скажем, книгу,

Однажды ты прислал

Мне греческую вазу. (Ждет.)

И дело было не в ее цене,

Сам знак вниманья – вот что ценно.

Признайся, эта люстра

Тебе не подошла. Я знал

Об этом с самого начала.

Проблема в том, что я не позволяю

Тебе манипулировать собой?

Ты снова что-то навоображал,

Поверь, ты передергиваешь факты,

Все выворачиваешь наизнанку,

Я никогда не злился на тебя.

Серьезно не сердился?

Абсолютно.

Я так решил, ведь ты совсем исчез,

Так отчего тогда ты не звонишь мне?

В угаре славы ты совсем забыл

Про старых, преданных тебе друзей.

Я создал этот интерьер,

Я весь твой интерьер придумал.

И кстати, интерьер прекрасный,

Изысканный и органичный,

Красивый и эргономичный,

Простор для мыслей.

Еще, еще, еще!

При этом легкий и приятный,

И не накладный по затратам,

Психологически корректный,

Мы получили много премий,

Прости, ты получил, один!

И ты при этом позабыл

Мой день рождения!

Я несказанно удивлен,

Что он так сильно удивлен.

А я в тебя так верил, так мечтал,

Что ты тот самый грандиозный мастер,

Сама предупредительность и тщанье,

Но ты, по неизвестной мне причине,

Со мной сквозь зубы говоришь,

Поплевывая прямо в душу.

Я заплачу. Нет, я заплАчу.

Ты так жесток. Ты сердце ранишь.

Ах, я ведь женщина в душе.

Не надо пафоса, тебе он не идет.

Вот этот человек,

Как гладь морская, отражает свет.

Он гений. Он нам обеспечил фон.

Один лишь взгляд суть самую подметит,

Мою, твою и каждого из нас.

Конечно, гений. До чего несложно

Быть гением в сравнении с тобой.

Могу вам принести еще бокальчик?

Не надо ничего. Прошу простить,

Мне нужно перепарковать машину. (Уходит.)

Типично по-венгерски: сам обидел

И сам же обижается на жертву,

Ломается: я женщина в душе,

Меня в высоких чувствах обманули.

Ваш суп готов.

Спасибо, все прекрасно. (в сторону)

А я постригся. (Бросает взгляд на Роланда.)

Он не оценил.

Мне омрачает разочарованье

Начало года. Что же, я не сдамся.

Альма, привет, я позвоню тебе,

Что, два часа? Я буду здесь весь вечер,

Но к десяти уйду в другое место.

Бар «Тора-Бора», хорошо? Проинформируй.

Существенный вопрос. Целую, Дёзё.

А девушка совсем ушла?

Она вернется.

Решила вновь запарковать машину.

Не занимайте столик!

Суп остынет!

Привет, дружище!

О, мой славный друг!

Отлично выглядишь, поведай честно,

На западных фронтах без перемен?

Ага. По крайней мере кормят плотно,

Но все же надо съесть, озвучь меню,

Я завтракал – и больше ничего.

В субботу нет меню, не забывай,

К тому же посмотри, часы не дремлют,

Какое тут меню в восьмом часу?

Тогда хотя бы блюдо дня, хоть что-то.

Роли!

Я слушаю, приятель: как дела?

Отлично. Все в новинку. Жизнь с листа.

Пожалуйста, мне очень крепкий кофе.

Двойной. (Дёзё) Вчера я был в ночную смену.

Как, тяжело? Наверняка непросто.

Непросто, да. Двенадцать человек,

Лишь двое на своих ногах пришли,

И два ранения у полицейских.

Работы стало больше с сентября.

Сейчас я словно из-под душа.

Как так?

Как из-под душа? Что, снаружи льет?

Смотри, такого прежде не случалось,

Во время операции два наших

Поссорились по глупости ничтожной,

Хирург и терапевт, все начиналось

Вполне себе, рутинная работа,

Но слово сорвалось – и завертелось

Все более жестоко и надрывно:

Один рывком с другого сдернул маску,

А тот в ответ его ударил с лета,

И операцию чуть не прервали,

Поскольку оба выбежали вон,

И ассистенту зашивать пришлось

Распластанный живот. На тот момент,

Как я пришел: состав потерь был скверным,

Подбитый глаз и выбитые зубы,

Свернули челюсть, поломали пальцы

И все еще ершились. Даже воздух

От гнева их искрился. Просто ужас.

Конечно, в напряжении весь город…

Меню, и хлеб, и как обычно, доктор.

Спасибо. (Смотрит в меню, захлопывает его.)

Не стоит. Я все знаю наизусть.

А напряжение? Так скажем,

У медсестры по имени Илона

Отличный зад, на всю больницу лучший.

Мне нравится. Ей нравится. Нам славно

Вдвоем, и напряженье как рукой.

Двойной, как вы просили, доктор.

Славно.

Карпаччо я хочу Вас попросить.

Карпаччо, записал. Все будет скоро. (Уходит.)

А ты не ешь?

Я ел. И буду после.

А в личной жизни как твои успехи?

Моя душа все так же безутешна,

А тело так же в превосходной форме,

Конкретно что тебя интересует?

Ты что-то хочешь выведать, признайся!

Да так. Ты три недели не был здесь.

Я так. Себе. (медленно) Нормально. Абсолютно.

Чудесно. Превосходно. Просто супер.

Дельфина здесь, она куда-то вышла.

Да, здесь, и что мне до того?

Какое мне вообще должно быть дело?

И что сказать ты этим хочешь – мне?

Я – ничего. Она весьма развязна,

Я был с ней пару месяцев, не больше,

Встречался, но не задавал вопросов,

Кто мой предшественник. Ведь ты был позже?

Возможно, раньше. Я был в сентябре.

А я в июле-августе конкретно

И ближе к октябрю совсем недолго.

Днем ранее, днем позже, тут неважно.

Я только спал с ней, да и то два раза,

И ездил с ней осматривать природу,

Не дальше Ваца или Будаерша.

Дельфина мазохистка по натуре,

Но ты, я думаю, не мазохист.

Она как экстази: сначала крутит,

Ты грезишь, ты блаженствуешь, ты бредишь,

Но две недели, и угар слабеет,

Меняй ее на ту, что подвернется,

Уж женщин в этом городе с избытком.

С Дельфиной я давным-давно порвал.

Порвал, погас, я был в тебе уверен,

Но отчего тогда исчезла Альма?

Неправда. Альма не из-за нее.

Наш брак и до того был под угрозой.

Ты был инициатором.

Случайным,

Все это было для меня сюрпризом.

Да, недомолвки, но не до разрыва,

Потом она ушла в отдельный офис,

Как будто просто – и при этом жестко.

Я оглянуться не успел.

Ты слеп,

Она переросла. Ведь ваш союз

Продлился восемь лет, за это время

Она тянулась за тобой. Порою

Казалось, что ты младше, чем она,

Тянулись годы затаенной боли,

Ты должен был внимательней к ней быть.

Она не объясняла ничего,

Да со своим начальником она

Общалась больше, чем со мной. Я думал,

Пускай хотя бы что-нибудь случится,

И вот случилось. Но не так же, черт!

Подумаешь, простой животный акт,

Мужчинам он полезен для здоровья.

Простой животный акт, к тому же быстрый,

Полезный для здоровья, но ты знаешь,

Что редкий акт проходит без последствий.

Последствия. Прощай навеки, Альма.

Обрадуйся свободе долгожданной,

Обычные дела. Дельфину к черту,

Ты разве не встречался с ней, ну как же,

Встречался, и теперь ты здесь, один.

Дельфина вырвала тебе свободу,

И это лучший твой поступок в жизни.

Дельфина просто случай. Катастрофа.

Отличное для демонов пространство,

Смешать все мысли на минуту, на две,

Пока, мой друг, ты не вернешься к жизни,

Без всяких демонов, она с приветом.

Ты прав. Она не демон.

(с язвительной усмешкой) Вспоминаешь,

Я отговаривал тебя, как мог,

А я живой свидетель драмы.

Не демоны, а тараканы,

Печать безумия на ней.

Ты тоже так считаешь?

Я уверен,

Она безумна – и притом несчастна.

Под маской Снежной королевы

Душа испанки. А под платьем

Все тот же холод. Это бездна,

Но для нее, не для тебя же.

В больнице, в этом гипсе, мне она

Понравилась, затем все разыгралось,

Весь антураж ужасно привлекал,

Ее работа, ноты, яркий грим,

Я не хотел ее сперва бросать

И жизнь хотел совместную начать,

Но отчего-то не попал в тональность.

Мы ездили в Милан и в Амстердам

И ссорились до слез в любой поездке,

Я не был ослеплен, да и она,

Когда кого-то любишь, с ним весь мир

Тебе понятен, словно на ладони.

Не существует сложных отношений,

А если да, то что-то не в порядке,

И здесь – по нервам бил любой нюанс,

Любое, маленькое – отступленье

От среднего канона, скажем так,

От нормы: шутка, недоговоренность,

А ей так нравилось быть несогласной,

Порой мы просто пили на балконе

За глупым бесконечным разговором

О Стиве Ричардсе или не знаю,

Затем я оборвал, и все исчезло.

Так выпьем, я хочу, нам по два, Жужи,

И мне еще воды без газа.

Не слишком беспокойся за актрису,

Пройдет немного времени, все стихнет,

И ты нормально сможешь с ней общаться,

Ее судьба известна: петь и петь,

Снижать с годами качество подмостков

И умножать количество постелей,

Опять ничтожный чей-то интерес

Ее на сцену выведет в интриге,

И кто-то лучший – вновь – ее оставит,

Где остановится она? Неважно,

Она с обычным волчьим аппетитом

Сожрет свою очередную жертву,

Меняя гардероб, но не начинку,

Вращаясь от нуля на нуль по кругу,

Вот лучшее, на что она способна,

На что угодно, только не на счастье.

Прозит. (оправдывающимся тоном)

В Германии когда-то

Она на конкурсе взяла гран-при

За неплохую партию Сюзанны.

Давно, одиннадцать лет? Десять? Позабыл.

Могла петь в Ковент-Гардене, в Ла Скала,

Но отчего-то угодила в Пешт,

К тому же на ролях второго плана.

На следующий год ее, однако,

Назначили на Лулу Альбан Берга.

Все было очень пафосно, но голос

Ей отказал, и все пошло насмарку.

Cheers… А потом еще провал

На Баттерфляй – был в Граце или в Линце?

Неважно, но сама судьба… Ужасно.

Антверпен, Виолетта, очень слабо,

И наконец, Мюзетта, в Пеште, хрипы.

На той неделе Кейт прошла нормально,

Негусто, восемь фраз, но четко спеты,

Все лучше, чем ничто, я так сказал бы.

Она взяла реванш! Я примадонну

Люблю как выразительный типаж.

Она неистовствует, так порой

Неистовствуют Этна и Стромболи,

Пусть дамы вулканические пышут

Кипящим ядом, это в их натуре,

В них очень предсказуема внезапность.

Твердит, что грудь ее асимметрична.

Обычно по утрам, ну как же, помню,

Реальность в том, что это характерно

Для женщин вообще – для всех и каждой.

Асимметричны люди – все и каждый.

В нас слева плоти менее, чем справа,

А может, справа более, чем слева.

Какая разница… Один Господь

Увидеть сможет, если пожелает.

Она распелась в пепел. (Смеется.)

В Граце? В Линце?

Еще неплохо спета Виолетта.

Скажи мне, только честно. Эти двое

Что, влюблены друг в друга? Словно в сказке?

На веки вечные?

Один в другого,

Хозяин в гостя: не наоборот.

Но этот Доннер прямо мой типаж,

Гарантию даю, он скорпион.

Его нельзя в толпе не заприметить,

Какой пылающий тяжелый взгляд.

А Дёзё притворяется согласным,

Но сразу видно, как он раздражен.

Но нам-то что?

Уйди в иные сферы!

Себя я ощущаю террористом,

Который бомбу бросил в кущи рая.

Да где тут рай! Могу быть откровенным?

Мой друг, я думаю, что ты был жертвой,

Так над царем царица воцарилась,

Все видели, как Альма подавляет

Твою натуру, как тобою вертит!

Так скажет тот, кто не знаком с ней близко,

Все между нами было идеально,

С одной поправкой: я хотел ребенка.

А Альма нет. Карьера и фигура,

Комфорт и время. Что ж, я с ней согласен,

Своих клиентов не отдашь другому.

Заделать крошек слишком грандиозно

В масштабах жалкой жизни.

Ты-то знаешь.

Я помню наше первое знакомство

На родине, нам было лет по двадцать,

Она была окружена друзьями,

Среди которых явно выделялся

Один успешный врач. Надежный парень.

Мы вместе возвращались с вечеринки,

Была огромная стена из лесса.

На лестнице, обнявшись крепко,

Мы наблюдали полную луну.

Внизу кафе жужжало неустанно,

Все было свежим, каждому открылась

Душа другого. Так тогда казалось.

Сперва она тебя боялась, факт!

Окей, потом прошло, она привыкла,

Но как ей быть с натурой неуемной?

Сломать ли, переделать, если нет,

Тогда, в конце концов… (Пожимает плечами.)

И что случится?

Мне Альма иногда напоминала

Истерзанного кем-то мотылька,

Молчание, таящее секреты.

Со мной она молчала очень редко.

Пойми, она себя не выражала,

По крайней мере не передо мной,

Не говорила: я люблю, я буду.

Умна.

Секреты были, есть и будут.

Скажи, к чему ты клонишь?

Ни к чему

Конкретному. Лишь ты ее склонял

Иметь ребенка: прессинг патриарха.

Нет ничего печальней этой битвы,

Сначала ты откладывал ей деньги,

Чтобы она арендовала офис,

Затем откуда-то явился голос

Всей этой модной феминистской дури,

В конце концов она решила, что

Она юрист получше, чем ты врач

Или любовник? Или кто решил?

Дружище, это глупость, не находишь?

Конечно, глупость. Ты не знаешь Альму.

Она меня всегда боготворила.

А я ее.

Формально так. Она тебе дарила

Смиренные улыбки. Повторяю:

Смиренные, она себя смиряла.

И, зная больше с самого начала,

Она была собой – наполовину.

Согласен, что она уж слишком часто

Меняла тему разговора, если

Речь заходила о моих заслугах,

Рабочих подвигах, и сколько раз

Я под столом пихал ее, пока

Она молчала, будто бы во сне.

Закономерно: я ей изменил.

Окей, я, честно говоря, не думал

Что вы могли спасти свой хрупкий брак,

С тобой ей было сложно развиваться,

Мы все ее как человека любим,

И все согласны, в общем-то, в одном:

Ты ей поставил шах, решившись первым,

А компромиссы не ее стихия.

Быть иль не быть измене – не твое.

Она к тебе вернется: ты потянешь?

Загадка: север, запад, юг, восток,

Куда она пойдет, сама не знает.

Она тебя простит, если захочет.

Точнее, не захочет, хоть и сможет,

Итог: ты все еще влюблен в нее?

Карпаччо, попрошу.

Благодарю.

И что тебе так дался этот Доннер?

Ты отчего так за меня боишься?

Поешь нормально, Кальман! Все прекрасно

И у тебя, и у любовниц бывших.

Вчера была премьера у Дельфины,

И в этой роли все сошло неплохо.

У Альмы практика, и я признаюсь

Тебе, она наш личный адвокат,

Она теперь ведет дела White Box.

Моя жена.

Была твоя жена.

Ты говорил с ней?

Меньше твоего.

Она вернула мне ключ от квартиры.

Она сняла на Бимбо.

Мне известно.

Пока, по-моему, она свободна,

Но это, очевидно, ненадолго.

Да и тебе не стоит горевать.

Ведь ты успех имеешь среди женщин?

Кус-кус-куспех. Кус-кусные бывают.

Не торопись. Успех весьма непрочный.

Все понимают, что твоя харизма,

Как гиря, давит, – и сбегают прочь.

Ты вновь один, не вправе вокруг пальца

Их обводить, словно брелок с ключами.

Тебя не сломишь.

Мне нужна лишь Альма.

Смотри, я протестант.

Ты атеист.

Не в церкви ключ к терзаниям моим,

Мой прапрапрадед был гребец-невольник.

Что за история?..

Он принужден был,

А после не хотел вернуться к вере:

Его продали в рабство на галеру,

Он выкупил затем себя из плена,

Женился и потомство произвел,

Естественно, тут станешь реформатом,

Они пытаются переменить

Событий ход, а если все плачевно,

Они умрут, но клятве не изменят.

И я ее дождусь.

Затем ты здесь?!.

Все, стейк готов. Прожаренный на славу.

Так вот, Дёзё.

Послушай, потому что я не верю.

Прощаюсь я с ним как-то;

Целую его в щеку, все такое,

Целую я его: не он меня.

И самое смешное: сигарета

Горит в его зубах, нас разделяя,

Он не достал ее пусть даже ради

Такого друга, как я был ему,

Она палила, словно солнце

Перед грозой на Балатоне.

Пылала огоньком в тумане

Перед посадкой самолета.

И даже ей он мне обязан был,

Я угостил его в минуту скорби.

Не убивайся так, мой дорогой.

Лукавый циник. Фарисей несчастный.

Он ни о чем не говорит серьезно.

Ведь я легко могу ему сказать:

«Прости, я что-то к Буде охладел!..»

Но вновь я здесь, на основной работе.

Я основал ее. Я здесь хозяин,

Нет для меня ни столика, ни скидок.

Хоть я тут организовал пространство,

Никто мне не организует время.

Бедняжка.

Могу я снова разогреть ваш суп?

Пожалуйста.

Но отчего White Box?

Я наконец спрошу. Какой тут смысл?

Подарок к Рождеству? Кусок зефира?

Изящный реверанс всем белоручкам?

Бред сивый. Нет, все это слишком зыбко,

Все слишком гладко, аристократично,

Нет, просто Дёзё бар себе хотел.

White Box по крайней мере – присягаю! —

Пространство света, чистая невинность,

Мы видим, как сюда приходят люди,

Как здесь бурлит общественная жизнь.

Свидетель Бог, какой ничтожно мелкой

Моя идея в жизни обратилась.

Пусть будет место лилии белее,

Пускай столы цветут из палисандра,

Пусть будет расслабляющая мебель,

И вот – я провалился с этой люстрой.

Не провалился. Люстра бесподобна.

Опять актриса в нашем славном доме.

Я нем как рыба: рядом Кристиан.

Словно кирпич на стройке, эти дамы

Кочуют из рук в руки по шеренге;

Я был с ней, ты с ней был, какая прелесть,

И ты с ней будешь, вот тогда-то, друг мой,

Осатанеешь, но потом поймешь,

Что та всегда влюбляется в несчастных,

На лестнице стоящих много ниже:

В жестянщика с усами донкихота,

Ватерполиста, теннисного мишку;

Она от равных страшно устает:

Ей нужно утвердить свою натуру.

Теперь твое настало время, Роланд!..

Ох, Дёзё, не сейчас. Еще успею,

Я к диспозиции в любой момент.

Я пошутил. Смотри! Свой чуткий носик

Она уже воздела к небесам,

Вынюхивает что-то. Твой парфюм!

Шеф, эта женщина не мой калибр.

Она закроет солнце грузным телом.

Я умоляю.

Войдет, и пропоет: «я поджигаю дом»,

Отпетая, споет, сожжет, что было в нем.

Нет стен, лишь голая земля, упали ставки до нуля,

Играючи погубит вас, мужчины,

Вас, жены их, без видимой причины,

На минусе, на минусах, фальцетом,

Она рывком покончит с белым светом,

Прилипнет как репейник, ты ей нужен,

Чтоб оплатить или составить ужин.

Или другие правила воспримут,

Ее сожрут. Оплатят и проглотят.

Нарежет на куски, протрет в пюре,

В тебе ничто не уцелеет, личность.

Ты пошутил? Она не уцелеет

Под кулаком моим.

Она убийца,

Как вирус. Я серьезно говорю.

Но у меня стальной иммунитет.

Нет, поздно, поздно. Ты пропал.

Приветик.

Хелло.

Ты ставила под знак? Цела машина?

Уже была в наручники одета

И откупалась вздохами и плеткой.

Ну что ж, ее хотя бы не угнали,

Не исцарапали, не подожгли,

Не танцевали на капоте, стекла

Не выбили. Воздай хвалу наверх.

Ну да. Я только что ее купила,

На улицах царит такая грязь.

Осенняя погода. Календарь

Обманывает, на дворе ноябрь.

Не говори. Снег был бы очень кстати.

Он бы укрыл периной все изъяны.

Был жуткий год, сплошные преступленья.

Мораль упала до нуля, друзья,

Кто подсидел другого,

Кто с толку сбил, кто с ног,

Кто, преступив, остался безнаказан.

И, кстати говоря, Кесеги умер.

Ты лжешь, неправда, Кесеги не умер!..

Нет, я не верю, не желаю верить.

А чем он занимался?

Ты не знал?

Он репетитор, лучший в нашей сфере.

Был лучшим. Я не слишком с ним знаком,

Но он ходил на ужин не к соседям,

В «Манрезу» или в это «Орегано»,

Но только к нам, сюда. Тебе виднее,

Но впрочем, я артистов не люблю,

Труд авторский, оригинальный

Мне уважение внушает.

Сама же личность автора не слишком.

Ты сволочь.

Пейте, трахайтесь, пляшите

И дружно дохните, я не люблю вас.

Я начал понимать, к чему ты клонишь.

Не жмите руки и другие штуки

Кому попало! (Дельфине) Ты здесь исключенье.

Ты мне мила такой, какая есть.

Привет. О, Кальман! Ты еще здесь будешь?

Повремени. Тут важный разговор.

Дельфина, ты со мной?

Я вся твоя.

And the winner is… Глазам не верю.

Ты, Кристиан, вдруг женщин полюбил?

Решающий звонок: час настает.

Бедняга Кристиан так одинок,

Что даже с женщиной готов быть рядом,

Отвергнут всеми, свой среди чужих,

This is the fabulous life of Кristian.

Но он отличный парень. И талант,

Почти звезда. Кто он по гороскопу?

Мы с бабушкой любили всюду ездить.

Садились здесь, на Жолио-Кюри, в автобус

И дальше ехали в Вирагвёлдь, или

До Чиллеберца, или даже дальше,

Там, на краю земли, был луг, наш луг,

Весной драконы возвращались с юга,

Но здесь, в столице, сказки умирают,

Здесь только шум, и копоть, и ларьки,

А площадь постепенно опустела

И стала дряблой, как старик в любви,

Фонтана нет с его уютным плеском,

И блинную закрыли на углу;

Исчезли птица и олень из бронзы,

Остался лишь кинотеатр «Угоча»,

Воскресным вечером здесь так тоскливо,

Фасады блеклые с клеймом упадка.

Но нечто есть до боли здесь родное,

Провинциальное, как будто время

Надежно площадь под защитой держит.

Я бы сказал, здесь островок покоя,

Давно ушли те дни, но остается

White Box,

И я в том коробе, я вырос,

И все иначе. Девушки из бара

Напротив позабыли зов природы,

Альфа-самцов высматривая тщетно.

Мальчишки, не мужья, за барной стойкой,

Конечно, знают: Буда в наших генах,

Тут ближе небеса: в предгорьях рая

На реку мы взираем свысока

И каждый раз во внешний мир снисходим.

Глядят на нас украдкой лилипуты.

Мечтают к нам попасть наверняка,

Без наших пиков безоружны мы.

Мы таем, мы бледнеем, если надо

Общаться с правым берегом реки,

Издалека они нас обожают,

Воистину: какая панорама!

Не засорен наш слух, поскольку гул

До нас не долетает городской.

Немые рыбы, мы глядим из банки;

И это не девиз, не кредо горцев,

Простое любопытство заключенных.

Пешт – это люмпен-пролетариат,

Дрянные сплетни о движеньях горних.

Там действуют всю жизнь. Здесь понимают,

Докучным действиям не место в Буде.

Я чувствую, как силы закипают:

Опять. Опять машины поджигают.

Опять переворачивают будку.

Опять сирены воют поминально.

Опять на мостовые льются слезы.

White Box навек закрыт для этой скверны.

Пусть Будапешт с лица земли исчезнет,

Мы и тогда слезинки не прольем.

Пусть Пешт погибнет; да пускай и Буда,

Пускай чума войны летит, пусть станет

Весь Будапешт одной могилой братской:

White Box гостям всегда откроет двери.

О господи, какой был год кошмарный.

Ты помнишь Пешт? Каким он был, когда мы

До темноты катались на трамваях?

Страна моя не стоит добрых слов,

И даже непристойных недостойны

Вожди ее щедрот

В любые времена, в любых границах.

Не стоит добрых слов и новый год.

И непристойных недостойно время. (Уходит.)

Слов добрых недостоин небосвод

Со всеми небожителями вкупе,

Зато под ним наш древний Будапешт.

…Мы встретиться с тобой договорились,

И вот отказ, к тому же в смс,

Как это грубо. Как неэлегантно.

Я нужен был тебе или не нужен?

Ты позвонила? Извинилась? Нет.

Ты объяснила, в чем причина? Нет.

Ты перешла все мыслимые грани

Бестактности и фальши? Да, да, да.

Но мы не договаривались точно.

Я заглянул сюда, ты тут сидишь

Ничтожных пять минут, затем уходишь,

Я за тобой по улице лечу,

Кого ты здесь ждала, скажи на милость?

Людей.

Окей. Людей, а не мангустов.

Суббота для меня день карнавала,

И в этот раз такие планы в бездну,

Две презентации, три вечеринки,

И – о-ля-ля! – потом прием в Мю-Па…

Так поспеши, ты к ним еще успеешь.

Но отчего ты скрыла, что ты здесь?

Поскольку я тебе не секретарша.

Но кто ты мне?

Я мать твоя. Люблю

Тебя по-матерински. Ты не против?

Поужинать бы… По дороге в Пешт

Зашел сюда. Здесь дорого берут,

Но кухня – объеденье. Зал заполнен;

Надеюсь, рядом нет моих знакомых.

Ага! Свободный столик, просто чудо!

О, там, где четверо должны тесниться,

Блаженство растянуться одному.

Никто не выселяет. Что ж, один.

Таблички не стояло. Столик мой.

О боги, Хенрик! Жажда или голод

К нам привели такого исполина,

Любителя погромов на бумаге,

Он в дверь ввалился и не заплатил

За вход? А впрочем, он уже присел.

Ну что ж, посмотрим, для чего забрел к нам

Непререкаемый авторитет!

Поужинаю. Только, ради Бога,

Пусть не подсаживают мне соседа

Или соседей… Рядом с чужаками

Я есть спокойно просто не смогу.

Освободи соседний столик, Боже,

Тебя я на коленях умоляю,

Еще усердней стану я, чем прежде.

Чего изволите?

Бокал пино,

Кувшин воды без газа.

Минеральной?

Обычной, из-под крана, это важно.

Или у вас источник прямо в кухне?..

Хи-хи-хи-хи.

И попрошу меню.

Секунду, принесу… Могу я взять ваш плащ?

Спасибо, но не стоит.

Вы ждете гостя? (громче) Господин, вы ждете?

Да?

Я спрашиваю, кто-то к вам придет?

Вот-вот, придут, по меньшей мере трое,

Они чуть припоздают, мост закрыли,

Ангина бродит в Пеште. Подождем их.

Он в нуль меня разнес в своей статье

В «Вечерних новостях», прошло два года.

Кто это?

Это.

Нет, не это это,

А это целый он! Бедняга Хенрик,

И до разноса вы вполне общались.

Да, до того мы даже с ним дружили

И вместе гастролировали в Вене,

Он обо всех с презреньем отзывался,

Кто импотент, кто гомик, кто бездарность,

Кто шепелявит, кто слова не помнит,

И каждый день он с кем-нибудь ругался,

Статисты, режиссеры, билетеры —

Все шли под нож. Он ловко сочетал

В себе невежливость и агрессивность —

И постарел за полторы недели.

Пропащая душа. Не жди чудес.

Лет десять он скитается по жизни,

Уехав из провинции. Он жизнь

Пустил под хвост небесному коту,

Ему ничто не мило, даже секс,

Осталось только раздувать пожары.

Он между нами словно партизан,

Хотя пока никто его не гонит,

Заела совесть? Впрочем, в этот раз

Мне есть что показать ему. Смотрите.

Ну наконец-то позитивный отзыв

Ты смог придумать о моей персоне.

«Блистательнейшая Кейт Пинкертон…»

Теперь ты сможешь стать авторитетом

Для тех, кто вытерпеть тебя способен.

Я искренне писал. Не скрою, впрочем,

Твои манеры, резкость интонаций

Не приведут к добру тебя, ты слишком

Напориста, неженственна, груба.

Но после стольких гневных откровений,

Недобрых слов, скупых и беспощадных,

Так мило от тебя. Я польщена.

Тогда я тоже правду говорил,

Что в роли Баттерфляй ты провалилась.

Иначе говоря, роль не твоя,

Какое безрассудство было браться

За самого Пуччини, все логично!

Затем невыносимая Мюзетта.

Провалы чередом. (Смеется.) А в роли Кейт,

Почти статистка, ты на нужном месте!

Другие и тогда меня хвалили.

Ну, это равнодушные отписки,

Ты помешалась. Будь самокритичной.

Ты только Кейт, не Чио-Чио-сан,

Я снова повторю, не твой масштаб,

В тебе все слишком, ты как от сохи…

Нет интонации, полутонов,

Ты задохнешься в гибкой партитуре,

Пусть Чио-Чио-сан навеки будет

Твоей любовью, только безответной.

А реквизит! Безвкусица во всем.

Ты ветряную мельницу разносишь?

Конечно, лучше был бы суши-бар,

Не нравится, придумай сам, получше,

Но только не у нас. Я никогда

Не буду тыкать носом режиссера.

Фальшивка. Подсмотрел в шести местах

И вместе свел в негодной панораме.

Так утверждаешь, режиссер профан?

Ты с автором общался? Персонально?

Он все тебе подробно расписал?

И знаешь-то C-dur или fis-moll,

Невежество за пафосом скрываешь.

Мой друг придумал фон. И все хвалили.

Я думаю, мне нечего стыдиться.

К чему финальный смех?

Представь себе,

Увидела тебя и рассмеялась.

Проблема в том, что ты всегда серьезен,

Да, я бревно – в глазу твоем застряла.

Ты был в меня влюблен, давно когда-то?..

Ответь, зачем ты вечно нападаешь?

Вот разбираешь, возишься, зачем?

Скажи открыто, что во мне не так?

Ну что ж, скажу. В тебе ни грамма правды.

Опять туманно? Ты все понимаешь.

Другие голоса берут за сердце,

Они естественны, как жизнь сама,

Они точны, без ломки и ломаний.

Я слушаю тебя.

Притом, конечно,

Твой голос год от года все беднее,

Слабей и уже. С этой амплитудой

Лететь на крыльях! Ты уже не та,

Что в Академии. Ты подавала

Надежды, как Сюзанна, помнишь? После

Ты амплуа на трагику сменила,

Никто не понимает отчего.

Мне по нутру серьезные задачи.

По сердцу даже, но не по зубам!

Сходи к специалисту! Ты сорвешься

И потеряешь голос. Зебринетту

Ты выдержала, но верхи дрожали.

Ну-ну-ну-ну.

Твой фирменный прием: закрытый звук!

В регистре среднем ты опять фальшивишь,

Опять берешь разбег, теряя ноты,

Что очень редко раньше сорока.

Так я старуха? Я тебя убью.

Освободите кто-нибудь меня.

На, Хенрик. Ешь и не теряй зря время.

Отличный афродизиак, попробуй!

Спасибо. Рад тебе. (обращается к Дельфине)

Дельфина…

Да?

Ты веришь в жизнь за гробом?

Как же, верю.

Катар желудка!..

Вы знакомы?

Мельком.

Он очень долго объяснял проблему

На чем-то творчески-гуманитарном.

У самого него проблемы вечно

С компьютером, тот вирусы хватает,

С соседями, с подружками, с друзьями…

Да, если Хенрик вдруг умрет внезапно,

Никто его не вспомнит добрым словом

Ни через месяц, ни через пять лет,

А премий у него хоть отбавляй…

Сейчас примерно половина, Роланд?

Три четверти.

На час-другой в соседнее кафе.

Вы остаетесь? Я потом вернусь.

Ты провалила Чио-Чио-сан

И даже не мечтай о Турандот.

Мне принести вам ужин?

Подождите.

О боги, Альма. Что она здесь ищет?

Двойная жизнь раскрыта, я пропал.

Мой Боже, это явно перебор,

Жестокий фокус. Две одновременно,

Пожалуй, будет слишком.

Ну и ну.

Блистательная Альма! Ты прекрасна,

Как молодое красное вино,

Как обруч для салфеток, благородна.

Ты знаешь, что взлетели котировки,

С тех пор как вы расстались?

Ты серьезно?

О Боже, Кальман? Ты – сейчас и здесь?

Привет, Дёзё.

Привет.

Меня здесь нет.

И я не я, на самом деле, Кальман,

Ты получил письмо? Я отправляла.

На той неделе. Ты мне не ответил.

Я получил. Прости… Я откровенным

Хочу быть и тебе отвечу прямо:

В дипломатической суровой ноте,

В парламентской петиции и даже

В бухгалтерском отчете больше жизни

И сострадания, чем в этом жестком,

Холодном и бесчеловечном мейле.

А что ты ждал? Отрывки из Петрарки?

Все это грустно, чрезвычайно грустно.

Ты осенью не поднимала трубку

И после перезванивать не стала…

Я собиралась с силами. Теперь

Мы можем разговаривать спокойно?

Непринужденно, споро, элегантно,

Как два хороших друга. О квартире

И обо всем ином, что подобает.

Да, можем. Но сейчас не лучший случай.

К тому же как ты это представляешь?

Мы встретились случайно. Злая шутка.

Здесь ресторан, а я уже поел.

Пора идти. Счет принеси мне, Роланд.

Уже уходишь? А потом – вернешься?

Возможно. Не уверен. До свиданья.

Запишешь, Роланд? На мой прежний счет.

Мы договаривались в «Тора-Бора»!

Не у меня. Где хочешь, но не здесь.

А мне сюда хотелось. Ностальгия?..

Ужасно. Верно, в десять, но не здесь.

Напротив. Я просил, не ошибись…

И ты пришла сюда?!

Ты мне не рад?..

Пришла с работы?

Нет, из дома. Видел?

На площади Сент-Орбан расцвела

Черешня. Приближается весна.

Конечно, далеко же ты ушел.

Да, что ты говоришь? Цветет черешня

На площади Сент-Орбан? В это время?

В начале февраля? Невероятно.

Но холода еще вернутся, нет?

Абсурдные настали времена.