Читать книгу Творец Заклинаний - Себастьян де Кастелл - Страница 4

У моего народа место между жизнью и смертью называется «Серой Пустошью». Здесь властвуют тени, и здесь каждый маг должен провести день, ожидая трех ударов грома, которые призовут его на суд предков.

«Это нечестно», – думал я, глядя, как мир кренится передо мной. Я падал, словно травинка, срезанная косой садовника. То, что я умираю, уже достаточно плохо само по себе. А тут еще такая унизительная смерть! Меня убила собственная сестра. Мне не исполнилось и шестнадцати. Я никогда не целовал девушку. По сути, я вообще ничего толкового не сделал в жизни. И не совершу уже великих подвигов, которые обеспечили бы мне место в загробном мире среди наших предков, первых магов…

Послышался глухой звук. Видимо, это мое тело ударилось о землю. Я попытался все же совершить нечто героическое (действительно героическое, учитывая мою ситуацию) – попытался вдохнуть. Безрезультатно.

Может, удастся соврать предкам? Сочинить историю, как я сражался со злобными магами и погиб в бою. Впрочем, наверное, богов не так-то просто обмануть. Да и в последнее время ложь не шла мне на пользу.

Старейшины клана говорят, что реинкарнация – это наказание. Так боги карают за бесцветную и бессмысленно прожитую жизнь. Ты возвращаешься обратно в мир в виде кого-нибудь еще более жалкого, чем в предыдущем воплощении. Например, в виде крысы или папоротника. Правда, раз я ничего не достиг, то и нагрешить толком не успел. И видимо, мне суждено опять стать каким-нибудь сопляком джен-теп, едва владеющим магией, и начать все сначала.

«Пожалуйста! Ну пожалуйста, предки, не дайте мне умереть вот так!»

Старейшины отругали бы меня за столь неподобающие мысли. Они напомнили бы, что Серая Пустошь – это место, где тепло и спокойно. Умирающий маг слышит прекрасную музыку и голоса своих любимых, славящих его имя.

А что слышал я? Ничего – кроме каких-то воплей.

Звуки пришли из мира живых. Громче всего был голос Осья-феста. Он рявкнул на других посвященных, приказывая им не путаться под ногами, а потом начал читать заклинание. Оно – если я правильно расслышал – походило на заклятие, которое используют, чтобы сохранить продукты свежими. Осья-фест – добрый старик, но едва ли его можно назвать самым сильным магом на свете. Голос наставника дрожал от отчаяния и страха, а это – плохой способ колдовать, поскольку высшая магия требует полного спокойствия и идеального сосредоточения.

«Вставай, – сказал я себе. – Дыши. Осья-фест превратит тебя в высушенный абрикос. Вставай же!»

Панакси тоже кричал, требуя найти целителя. Кажется, он еще меньше верил в способности Осья-феста, чем я сам.

Еще один голос был тихим и умиротворяющим. Нифения говорила со мной.

– Постарайся дышать, Келлен. Просто постарайся дышать. – Она произносила это снова и снова, словно повторяя, могла меня убедить.

«Дорогая Нифения, от тебя никакого толка, – думал я. – Попробуй поцеловать. Может, это заведет мое сердце. Ну, или на худой конец будет что сказать предкам». Я посмеялся бы над своими шутками, но для этого тоже требуется дышать. Кто мог подумать, что, даже лежа при смерти, я буду мечтать о любовных утехах?…

– У него кожа сереет, – сказал кто-то. Крики раздались с новой силой.

Среди всех этих знакомых голосов лишь одного я не слышал – голоса моей сестренки Шеллы. Хотя могу поклясться: я слышал ее дыхание.

Когда мы были детьми и делили одну комнату, я всегда мог понять, когда Шелле снятся кошмары. Ее дыхание приобретало особый ритм, становилось быстрым и натужным, словно она бежала вверх по холму. Таким же было оно и сейчас. И – как бы абсурдно это ни звучало – первым моим порывом было успокоить ее. Так, как я делал это в детстве, когда мы еще не владели никакой магией и засиживались допоздна, болтая о будущем. О том, какими могучими магами мы станем, когда вырастем. В те дни она нравилась мне больше. Возможно, и я ей тоже.

Сколько прошло времени с последнего удара сердца? Минута? Две минуты? Сколько можно прожить, когда твоя кровь не бежит по венам? И если я уже в Серой Пустоши, то почему она отнюдь не кажется пустой?

Старейшины говорят, что перед умирающим магом будут появляться те, кого он любит – и те, кто любит его. Ну… В каком-то смысле оно, конечно, так и было, но видел я сейчас лишь тусклый уголек, горящий надо мной. «Это солнце», – вдруг понял я. Когда я упал, мое лицо было обращено на запад, и теперь немигающим взглядом я смотрел прямо на солнечный диск. Вот почему глазам так горячо.

В любом случае от заклинания Осья-феста, видать, была все-таки какая-то польза. Иначе как объяснить, что я до сих пор осознаю происходящее, хотя сердце давно не бьется?…

Янтарный свет потускнел, стал размытым. Шелла опустилась на колени возле меня, и боль в глазах немного утихла. Она почувствовала, что я слепну, неотрывно глядя на свет. Черты ее лица проступили четче, на лице читались страх, и печаль, и… что-то еще. Отчаяние. Она убила меня – и теперь разочарована, потому что я не оправдал ее ожиданий, а вместо этого просто умираю.

Я почувствовал странное спокойствие. Если вдуматься – ничего странного. Некоторые признаки паники – бешеный пульс, учащенное дыхание, выступающий пот – это роскошь, которую может себе позволить лишь тот, у кого бьется сердце.

Голос Осья-феста стал усталым и тихим. А мне было все труднее сосредоточиться. Я пытался увидеть его лицо, но оно расплывалось перед глазами. И словно бы становилось темнее.

– Консервирующее заклинание ослабевает, – обеспокоенно сказал Панакси.

– Я не могу больше его поддерживать. Нам нужны целители. Сейчас же! – Голос Осья-феста был хриплым и почти жалобным.

– Используйте заклинание связи с кровью! – велел Панакси. – Заставьте его сердце снова биться!

– Я не могу, – ответил Осья-фест. – Мне придется связать его сердце своим, а я слишком стар.

– Вы боитесь!

– Конечно, я боюсь, дурень. Если я сейчас умру, консервирующее заклинание прекратит действовать.

Шелла наконец подала голос.

– Тогда я это сделаю. Покажите мне как!

– Ты не сумеешь, – натужно ответил. – Ты… мало тренировалась. Я не могу… сказать твоему отцу, что… что я…

Послышался звук падения – где-то рядом со мной.

– Мастер Осья-фест? – окликнула Шелла.

– Старый дурак грохнулся в обморок, – сказал Панакси. – Не смог поддерживать заклинание.

«Ну, просто отлично, – подумал я. – Вокруг толпа магов, и никто не может меня спасти».

Теперь кто-то плакал. Для меня это было как звук дождевых капель, падающих в глубокий колодец. А где ж умиротворяющая музыка, обещанная старейшинами? Где голоса, славящие мое имя?

Я услышал «топ-топ». По песку шел кто-то в тяжелых ботинках, и шаги приближались ко мне.

– С дороги, идиоты! – рявкнул женский голос.

Она произнесла последнее слово как «идьёты». У нее был странный смешной акцент, совсем не похожий на произношение джен-теп.

– Держитесь подальше, вы все. Иначе заработаете такую чесотку, что неделю будете соскребать кожу с костей!

На меня упало что-то легкое и пушистое. Интересно, это похоже на снег? Сперва я ощутил покалывание, потом жжение, а потом кожа стала чесаться – да так, что я чуть не рехнулся.

– Прости, малыш, – сказала женщина у меня над ухом. – Приятного будет мало.

Теперь начали зудеть глаза, и зрение на миг прояснилось. Я рассмотрел женщину, стоявшую на коленях рядом со мной. Лицо – в общем, красивое, но слишком уж угловатое, с острыми чертами. Оно было обрамлено длинными рыжими волосами с единственной седой прядью, выбивавшейся из-под шляпы, какие носят жители приграничья. Я видел такие у дароменских пастухов, перегонявших стада скота к границе своей территории. В последние годы в землях джен-теп встречается не так уж много дароменов. Эта была одета в грязноватую белую рубаху под черной короткой курткой. Изо рта торчала соломинка с мерцающим красным огоньком на конце, испускающая клубы серого дыма. Курительная соломинка? Разве можно курить рядом с больным человеком? И, боги, почему не прекращается эта чесотка?!

Послышалась какая-то возня, а потом раздался голос Шеллы:

– Кто ты? Убери от него эту штуку. Он…

– Отстань, деточка. – Женщина легко оттолкнула сестру и вновь обратила взгляд на меня. – Этот зуд вызывает порошок, который может свести тебя с ума. А после идиотского заклинания старикана ты имел все шансы стать парализованным дурачком.

И, немного подумав, прибавила:

– Хотя, конечно, все джен-теп и так малость стукнутые на голову.

– Ему нужна настоящая магия, а не эта глупая дикарская медицина, – гнула свое Шелла.

– Настоящая магия! – Женщина фыркнула. – Знаю, малыш, это неприятно. В утешение скажу: дальше будет только хуже.

Что-то ударило в грудь. Словно какой-то молот, вколачивающий меня в землю. Руки женщины были сжаты в кулаки. Они взметнулись в воздух, а потом снова обрушились на меня.

– Прекрати! – взвизгнула Шелла. – Ты его убиваешь!

«Сестренка, что касается убийства – ты об этом уже позаботилась».

С другой стороны, если так будет продолжаться, я стану не просто трупом, а трупом в синяках. Может, из этого удастся соорудить историю, которая понравится предкам, и они из жалости пропустят меня через врата. «Великие боги, я лежал на земле, а безумная женщина барабанила кулаками, выбивая из меня дух».

– Если не прекратишь, я сотворю заклинание пут! – пригрозила Шелла.

– Девочка, ты начинаешь меня утомлять. – Женщина ударила меня по груди в третий раз, в четвертый. А потом наклонилась, и я ощутил на губах что-то мягкое и влажное. Ощущение было странным. И приятным. Она что, меня целует? У богов странное чувство юмора.

Видать, богам не понравилось, что я над ними потешаюсь, ибо поцелуй прервался, а удары возобновились. Но было уже не так больно, как раньше, и зуд тоже прошел. На самом деле я не чувствовал ничего.

Ну вот… все-таки я умираю.

Старейшины говорят: когда твое время в Серой Пустоши закончится, послышатся три раската грома, призывающие на суд. Что ж, гром я услышал.

Первый раскат больше напоминал треск, а потом острая боль пронзила мой левый бок. Сломалось ребро.

Гром прогремел снова. На сей раз это был громкий гул где-то внутри меня. Сердце шелохнулось – и раздался его первый удар.

«Я жив! – понял я, когда в груди застучало. – Я дышу!»

Глупость, конечно, но в следующий миг я задумался: что бы такое сказать, когда я встану на ноги. Требовалось нечто смелое и умное… А потом я услышал гром в третий раз. Рев был таким громким, что, казалось, весь мир разваливается на части, и все полетит кувырком.

Конечно, это был не гром. Как и в первые два раза.

Я услышал голос своего отца. И он был очень, очень сердитым.

Кажется, судилище все-таки состоится.