Читать книгу Последний трюк - Себастьян де Кастелл - Страница 6

Ребёнком я твёрдо верил, что Бене-маат – лучшая мать, о какой только может мечтать мальчик джен-теп. Она была островком терпения и спокойствия в бурном море непреклонных амбиций моего отца и истерик моей сестры. Весь наш клан уважал маму за магическое мастерство, но её увлечение астрономией и целительством выдавало пытливую натуру, не поглощённую всецело искусством магии. Она отличалась от Ке-хеопса и Шеллы, и я тоже, если уж на то пошло.

Если второй долг родителей – любить своих детей одинаково, то Бене-маат прекрасно справлялась с этим в обществе, ценившем магические таланты Шеллы в тысячу раз больше, чем мои способности. И если первейший долг матери – защищать своих детей, что ж, Бене-маат неплохо справлялась и с этим… Вплоть до того дня, когда приготовила мне зелье, а после помогла отцу, который связал меня контрмагией – перечеркнул контрсигилами мои татуировки, навсегда лишив меня магии, являвшейся сутью каждого джен-теп. Я снова и снова кричал матери, чтобы она остановилась, но тщетно.

Теперь передо мной стояла женщина, которую я не видел почти три года, и безмятежно повторяла:

– Выбери карту, Келлен. Любую карту.

Я подумывал, сказать любимой матери, чтобы она убиралась прочь, но моя семья – сама настойчивость, поэтому я осторожно уложил дремлющего Рейчиса на землю и рассмотрел тринадцать карт, образовавших вокруг меня магический круг. Я потянулся к первой, с изображением зданий в стиле дароменской столицы, где мы находились, и надписью «Город Славы».

– Не эту, – сказала мать.

– Почему бы и нет?

Я услышал ответ в своей голове за долю секунды до того, как её губы шевельнулись.

– Она – основа моей магии. Подними её – и чары разрушатся, а наша встреча закончится.

Я всегда был непослушным ребёнком. Жизнь изгнанника отнюдь не излечила меня от этого недостатка. Я снова потянулся к «Городу Славы».

– Пожалуйста, – произнёс голос в моём сознании прежде, чем это сказал призрак матери. – Прости, что приходится так неуклюже с тобой общаться, но я не смогла как следует воссоздать чудесное заклинание твоей сестры для связи на расстоянии. Мне пришлось положиться на гораздо более древнее заклинание, придуманное твоей бабушкой ещё до твоего рождения.

И мать в третий раз повторила те же указания:

– Выбери карту, Келлен. Любую карту.

«На самом деле её здесь нет, нет даже её призрака», – понял я.

Бене-маат, должно быть, воспользовалась магией шёлка, песка и дыхания, чтобы записать свои мысли и передать их мне с картами в виде отдельных сообщений, как пачку писем, перевязанных бечёвкой, – в заклинании зашифрованы определённые ответы, основанные на том, как я себя поведу.

Оставшиеся двенадцать карт разделились на четыре незнакомые мне масти, что говорило о многом, учитывая, со сколькими мастями я уже имел дело.

В колоде аргоси каждая масть соответствует определённой цивилизации нашего континента. В более распространённых колодах игральных карт для развлечения, масти, как правило, обозначаются символами, важными для данной культуры. Например, стандартная дароменская колода воплощает одержимость её народа военными знаками: колесницы, стрелы, требушеты и клинки. Однако четыре масти этой новой колоды не были похожи ни на одни из тех, что я видел раньше.

Свитки, перья, лютни и маски.

Неужели моя мать сама придумала масти? А если да, что означает каждая из них?

Я выбрал семёрку лютней, рассудив, что никого никогда не убивали лютней.

Бене-маат улыбнулась, и в её руках появился инструмент. Она заиграла мелодию, которая так неожиданно тронула моё сердце, что я чуть не задохнулся от восторга.

– Ты любил эту песню, когда был ребёнком, – пробормотала она. – Ты просил меня играть её часами, когда тебе бывало страшно или грустно.

Я отбросил карту, словно она превратилась в паука, ползущего по моей руке.

Мама кивнула, слегка печально, как будто знала, что я отреагирую именно так.

– Выбери карту, Келлен, – повторила она. – Любую карту.

Я обратил внимание на карту с изображением человека, аккуратно раскладывающего на весах писчие перья. Надпись гласила: «Учётчик перьев».

Призрак матери теперь сидел за столом и писал письмо. «Мой дорогой Келлен. Прошло почти три года с тех пор, как я в последний раз прикасалась к твоему лицу. Я никогда не думала, что такое возможно. Я всегда полагала, что ты вернё…»

– В чём дело? – вопросил я. – Ностальгия? Ты забыла, что сделала со мной, мама?

Я закатал рукава, чтобы показать грязные контрсигилы, оскверняющие татуировки на моих предплечьях.

– Ты разрушила все мои надежды стать магом вроде тебя, отца и Шеллы.

Я не ожидал ответа, но ощутил покалывание в затылке, и спустя мгновение мать снова заговорила.

– Я знаю, ты сердишься на нас, Келлен. Ты имеешь на это полное право.

Я начинал понимать, как работает эта магия. Я не общался с матерью напрямую, но её послания были чем-то большим, нежели просто словами, нацарапанными на странице. Заклинание было составлено из полного спектра её эмоций, запечатлевшего тот единственный миг, когда мать собрала воедино все свои размышления и вложила их в карту.

Призрачная слеза скатилась по её щеке.

– То, что мы сделали, разбило моё сердце. Мы верили, что защищаем тебя, защищаем мир от того, кем ты можешь стать. Мы понятия не имели, как сильно ошибались.

«Тебе следовало бы догадаться, – с горечью подумал я. – Мать должна защищать своего ребёнка, а не губить его».

Но вслух я ничего подобного не сказал. Я знал: на самом деле передо мной нет Бене-маат, и всё же не мог бросить в лицо своей матери такие обидные слова.

– Благодарю за любезное послание, – сказал я наконец. – Мы закончили? У меня важная встреча в тюремной камере. Поэтому, если у тебя нет чудодейственного лекарства от…

Бене-маат вытянула руку, указывая на другую карту. Я положил на место ту, которую держал в руках, и взял девятку перьев.

Выражение лица мамы стало решительным; вокруг неё страница за страницей расположились наброски и схемы эзотерических формул.

– Каждый день с тех пор, как ты уехал, я пыталась найти способ снять контрсигилы. Я прочла все до единой книги знаний в наших святилищах, консультировалась с мастерами чар по всей стране. Я изучила каждый клочок пергамента, которые твой отец привёз из Аббатства Теней, надеясь отыскать в них сведения об эфирных гранях Чёрных Теней; сведения, дающие способ восстановить твою связь с высшей магией. Временами мне казалось, что я уже близко…

Она замолчала, в отчаянии сжимая кулаки. Её образ затрепетал и исчез.

«Чары, должно быть, требуют полной сосредоточенности, чтобы запечатлеть сообщение в карте, – подумал я. – Каждый раз, когда она теряет концентрацию, ей приходится останавливаться и начинать всё заново».

– Что значит «близко»? – спросил я. – Ты хочешь сказать, что есть лекарство?

Другая карта засветилась ярче остальных. Продавец масок. Я поднял эту карту.

– Очень многое из того, что мне говорили, оказалось ложью, Келлен. Фальшивыми обещаниями. Так называемые тайные методы нанесения новых сигилов в результате породили лишь временные иллюзии.

– Значит, всё безнадёжно?

Думаю, не стоило удивляться. Я знал: из всего, что я потерял, покинув свой народ, единственное точно никогда не удастся вернуть – волшебство. Я научился жить с этим. Владея только лишь магией дыхания, имея взрывчатые порошки, монеты кастрадази и разные трюки, которые я сумел освоить в дороге – иногда я даже гордился тем, что могу перехитрить своих врагов без заклинаний. Но порой я просыпаюсь посреди ночи, и каждый дюйм моего тела блестит от пота, а пальцы дёргаются, вспоминая десятки соматических форм: я тысячи раз упражнялся, чтобы суметь сотворить заклинания, которые никогда не произнесу. Я так отчаянно хотел ощутить вкус магии! Его не заменит никакая еда или питьё.

Как и весь мой народ, я был одержим. Я подсел на магию, когда на моих предплечьях появились первые татуировки. Я никогда не смогу утолить эту жажду, и вряд ли она когда-нибудь ослабеет.

Призрак матери показал за мою спину, я обернулся и увидел вора масок – карта поднималась над другими, маня взять её. Когда я это сделал, мама перешла на шёпот:

– Может быть, способ существует.

Я обернулся, чтобы посмотреть на Бене-маат: она стояла на прежнем месте. В её взгляде читалась неуверенность, как будто она боялась – кто-то ворвётся и прервёт наше общение.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

Она изо всех сил пыталась выдавить из себя слова, не теряя сосредоточенности, необходимой, чтобы и дальше передавать свои мысли карте.

– Наш народ… ошибался насчёт магии, Келлен. Ужасно ошибался! И только сейчас мы понимаем цену их ошибки. Фундаментальные силы гораздо сложнее, чем мы предполагали, и формируются иначе, чем мы могли себе представить. Есть обычаи, столь же древние, как и наши собственные – широко распространённые у разных народов, проживающих на этом континенте. Большая часть народных знаний утеряна, но я обнаружила следы былого в старых песнях и историях.

Неудивительно, что ей было так трудно поддерживать заклинание. Слышать, как маг джен-теп признаёт, что не только наш народ способен творить высшую магию, было своего рода святотатством, беспокоившим даже меня.

– Далеко отсюда есть место, где, как мне кажется, я смогу найти средство, чтобы искупить вину за преступление, которое мы с твоим отцом совершили, – и вернуть тебе шанс стать истинным магом джен-теп.

На её лице читалась решимость, я помню это выражение ещё с детства.

– Клянусь, сын мой, нет такой цены, какую я не заплачу, чтобы подарить тебе будущее.

Я сглотнул. Моё дыхание участилось, сердце забилось слишком быстро. То, что предлагала мама, открывало такие перспективы… Но я путешествовал по дорогам этого континента, перевидел почти все разновидности мошеннических игр и сам играл в половину из них. Не всё поддельно в нашем мире, но ценное не даётся даром.

Я потянулся к карте с изображением двух людей, обменивающихся товарами над развёрнутым свитком. Мой народ не пользуется свитками для заклинаний или посланий. Мы предпочитаем их для подписания контрактов.

– Вернись домой, – сказала мама. В её голосе звучала скорее мольба, чем начальное предложение цены на аукционе. – Вернись к нам. Теперь твой отец – Верховный маг. Он снял с тебя ордер-заклинание.

– Жаль, он не упомянул об этом тому лорд-магу, который только что пытался меня убить.

Призрак матери ничего не ответил. Конечно, Бене-маат и не могла ничего сказать, она не знала о последнем покушении на мою жизнь. Кроме того, могу поспорить, того парня наняли дароменские заговорщики, а не мой народ.

– Вернись ко мне, – повторила мама. – Даже если мне не удастся восстановить твою магию, я всё равно смогу подарить тебе тепло родного дома.

«Дом». Такое странное слово. Я больше не был уверен, что понимаю его значение.

– Я наблюдала за тобой с помощью магического кристалла, когда получалось – выследить тебя очень трудно, – сказала Бене-маат. – Честное слово, я не шпионила за тобой, но мне нужно было иногда видеть тебя материнскими глазами, а не слышать о тебе из уст твоей сестры и других людей.

В тумане за её спиной возникали и исчезали картины и образы моей жизни, которую я веду с тех пор, как покинул родину. Сцены насилия, преследования; вот я сижу один после драки и выгляжу куда более несчастным, чем я помнил.

– Храбрец для окружающих, искусный обманщик – это не ты, Келлен. Ты не создан для такой жизни. Ты несчастлив.

Счастлив? Последние три года я сражался с каждым магом, наёмником или монстром, которых только мог предложить наш континент. Я пережил их всех. Попутно спас нескольких порядочных людей. Разве этого недостаточно? Неужели теперь я должен быть счастлив?

Мама потянулась ко мне с отчаянной надеждой во взгляде и прошептала:

– Возвращайся домой, сынок.

Карта в моей руке казалась тяжёлой. Липла к коже. Я осел на землю и, прежде чем ещё одна успела засветиться, взмыть в воздух или иначе привлечь моё внимание, перемешал их все, разорвав круг и разрушив заклинание. Карты снова стали тусклыми и плоскими, а мир вокруг ожил.

«Прощай, мама».

– Теперь двигайся очень медленно, меткий маг, – сказал Кобб.

Я услышал, как маршалы шаркают за моей спиной, держа пальцы на спусковых крючках арбалетов. Они как будто не были обеспокоены и даже не подозревали о паривших здесь картах, которые я теперь держал в руке. Наверное, для маршалов не прошло и секунды – всё происходило исключительно в моей голове.

– Эй, – прорычал Рейчис, свернувшись калачиком на земле. – Почему ты бросил меня здесь?

– Извиняюсь, – сказал я и ему, и маршалам, запихивая в карман необычные мамины карты-вестники. Я поднял белкокота и снова посадил на плечо. – Двигаем дальше. Пора Ториан Либри снова посадить нас под замок.

Маршалы усмехнулись, и мы продолжили путь к дворцу.

– Знаешь, в чём ты допустил ошибку с лейтенантом? – спросил Рейчис.

– Не начинай, – предупредил я.

Есть только три варианта, которые белкокоты предлагают в качестве разрешения конфликта между людьми: убить, обобрать до нитки или… Последний приводит Рейчиса в больший восторг – обычно он подталкивает меня к совершению гадостей – например, провести с врагом ночь любви.

– Надо было ловить момент в тот день, когда ты её встретил, – серьёзно сказал белкокот.

– Эти штучки работают намного лучше, когда оппонент тебя не презирает, – возразил я.

Двое маршалов за моей спиной расхохотались. Рейчис воспринял их веселье как ободрение… не то чтобы он в нём нуждался.

– Нет же, эта самка точно на тебя запала, понимаешь? – Он стукнул лапой по своей пушистой морде. – Я почуял это в тот день, когда королева представила вас друг другу. Клянусь всеми двадцатью шестью Богами белкокотов! Келлен, маршал от тебя без ума!

Вот уж неправда. Кроме того, весьма сомнительно, что существует двадцать шесть белкокошачьих Богов. Но в таких случаях лучше не спорить с маленьким чудовищем.

– А теперь вот что тебе следует сделать…

Рейчис попытался – и потерпел сокрушительную неудачу – подавить свистящий смех.

– Сначала снимаешь брюки. Женщинам это нравится. Затем поворачиваешься и виляешь перед ней попой. А потом нужно только упасть на колени и издать этот звук…

Я не собираюсь описывать его вопли. Достаточно сказать, что они были настолько отвратительны, насколько вы можете себе вообразить. Рейчис не затыкался до самого дворца.