Читать книгу Осенний жираф - Семен Ханин - Страница 13

Генерал плакал, уткнувшись в спину супруги Клавдии, как побитый щенок, ища у нее защиты и спокойствия. Супруга лежала молча, дав ему выплакаться и успокоиться. Когда же Генералу полегчало, он обнял Клавдию в поисках тепла и мирно уснул. Осторожно сняв руку Генерала, Клавдия встала с постели и прошествовала на кухню. По дороге она мельком заглянула в зеркало и неуловимым движением руки поправила челку. «Бабье лето» смотрело на нее из зеркальной глади. Сорок лет вернули Клавдии тот озорной блеск глаз и легкую походку, казалось, уже утраченные навсегда в перипетиях прошедших лет. Фигура, за которой явно следили, все еще радовала глаз, а ухоженная кожа и подтянутый живот могли все так же свести с ума любого мужчину. «Хороша», – сказала Клавдия своему отражению, и, послав сама себе воздушный поцелуй, вернулась к бытовым заботам.

Генерал любил засыпать, обнимая супругу, Клавдия же, прирожденная «сова», принимала этот ритуал, и уходила затем в ночь гулять по дому. Ночная жизнь принимала ее в свои объятия, принося покой и обильную пищу грезам. Когда дом с его челядью, детьми, собаками и Генералом наконец-то усыпали, генеральша, как с завистью называли за глаза ее немногочисленные подруги, могла посвятить время себе. Никто не мешал просто подумать, помечтать с закрытыми глазами, пошелестеть страницами книг или порыться в Интернете, в общем, делать все то, чего желает душа именно в эту секунду, не задумываясь над рациональным объяснением происходящего. А душа желала моря, его белого просеянного песка под испепеляющими лучами солнца, полуденного дрема и вечерней прохлады. Еще очень хотелось небольшой романтический адюльтер или хотя бы томный шепот воздыхателей за спиной, и конечно, любовь под лучами восходящих звезд.

Генерал слыл апологетом здорового образа жизни, и каждый раз укорял супругу за вредные привычки, в частности курение, выработав в ней за годы совместной жизни рефлекс, свойственный доброму домашнему псу, сто и более раз прослушавшему лекцию, что писать нужно на улице в травку, а не на паркет. Такому псу всегда ужасно стыдно за свое поведение, и этот стыд отчетливо читается на морде заранее, когда пол еще чист, но собака уже мостится сделать свое мокрое дело. Для Клавдии выкуренная сигарета была наркотиком, той возможностью забыть о своих девичьих мечтах, и с двенадцатым ударом кукушки, как Золушка, увидеть тыкву вместо кареты, а затем, отпустив мечты на волю вместе с сигаретным дымком, привычно лечь в постель рядом с храпящим генералом, своим первым и пока что единственным мужчиной.

Сегодня сон не шел, но привычка, выработанная годами супружеской жизни, делала свое дело за Клавдию. Услышав бой часов, она затушила сигарету и поднялась в спальню, где еще долго лежала с открытыми глазами. Под утро усталость сморила ее окончательно, и генеральша забылась тяжелым сном.

Молодость Генерала была тревожна в соразмерности с лихими временами, сопутствовавшими им. В двадцать еще кадет, в тридцать он возглавил военный переворот, приведший его на вершину власти. Его текущая должность носила скромное название Лидер, но по своим полномочиям явно превосходила столь краткий титул. Придя к престолу во главе заговора военных и тайной полиции, он получил в руки всю полноту правления страной, сделав карьеру почище Наполеона.

Придворные историки окрестили случившийся военный переворот «Революцией братьев», пытаясь укрепить в сознании подданных Лидера мысль о всеобщем братстве, воцарившемся после победы заговорщиков, но термин не прижился, уступив место народному названию «Банановый переворот». Название, как ни странно, не несло в себе никакой связи с цветными и фруктовыми революциями, прокатившимися в ту пору по странам Европы, а было связано исключительно с плодом, называемым «банан», с ботанической точки зрения являющимся ягодой.

Имея в среднем 15 см в длину и 3—4 см в диаметре, цилиндрической формы, с характерной желтой кожурой, банан известен каждому ребенку с малых лет. Но сам по себе невинный плод был использован учительницей на уроке биологии для иллюстрации нюансов отношений между мужчиной и женщиной. Двенадцатилетняя дочь Генерала, воспитанная в достаточно пуританских традициях, получила настоящий шок, увидев, как ловко одевает презерватив на недозрелый банан молодая учительница, а также услышав ее пояснения о дальнейшем примененит «вооруженного банана» и опасностях незащищенного секса. Шок у ребенка был настолько силен, что Генералу пришлось впоследствии обращаться за помощью к психиатрам, чтобы ребенок перестал шарахаться от проходивших рядом мальчиков и плакать ночами.

Но в тот вечер, когда он увидел заплаканное дитя на коленях у Клавдии, переступив после службы порог дома, услышав ее сбивчивый рассказ о «вооруженном банане», его вначале посетила мысль, что некий подонок надругался над его дочерью. Вникнув в суть истории от Клавдии более подробно, предварительно уложившей ребенка в постель и напоившей его легким успокаивающим вперемешку со снотворным, Генерала начало отпускать. Но место отхлынувшей тревоги лавиной начала занимать лютая ярость к людям, заставившим пережить подобный шок.

Ужас оказался призрачным, но Генерал несколько минут переживал случившееся как вполне реальное событие, и гнев требовал немедленного выхода. Он позвонил дежурному в часть и поднял ее «в ружье». Затем он прыгнул в машину и дал полный газ. Мчащаяся навстречу автострада наводила дикую тоску, и гнев, скопившийся у Генерала внутри, закипал и грозил вырваться из горла огненной лавой. Вид построенных и вооруженных солдат несколько остудил пыл разъяренного отца, и сугубо по-деловому Генерал выслушал доклад дежурного. Получив команду «по машинам», солдаты прыгнули в БТРы, и колонна выдвинулась в город.

Генерал изначально занял место во главе колонны и держал курс в школу, но очищающийся от гнева рассудок подсказал ему, что там давно уже никого нет, а в Правительственном дворце власть присутствует круглосуточно, и реальные виновники сидят именно там. Он вспомнил в тот момент все: свое голоштанное детство, скудный кадетский пансион, две бутылки шампанского на всю свадьбу, и все невзгоды судьбы легли у него, как карты Таро перед опытной гадалкой. Его гнев и скоропалительное решение смести власть были импульсивны и просто не дали возможности кому бы то ни было проведать о заговоре и донести. Опешившая охрана не успела даже сказать «Ой!», как Генерал был у рычагов управления страной.

Проведав о случившемся, большая часть военных и тайной полиции примкнула к Генералу, в спешке рассчитывая на повышения и более значимый кусок пирога. Прежние же власть имущие видели во всем хорошо разработанный заговор и трусливо бежали в страны, где мирно ждали их ранее припасенные деньги и недвижимость. Власть перешла к Генералу сама, по сути, без единого выстрела и хоть какого-то вразумительного плана на первое время. А текучка первых дней победы «Бананового переворота» захватила его настолько, что страх от сделанного пришел к нему уже где-то через полгода, когда пост Лидера был прочно закреплен за ним наспех собранным новым составом парламента.

С чего-то нужно было начать, это Генерал знал своим военным чутьем, он чувствовал необходимость немедленных и решительных действий, как чувствует хищник добычу задолго до того, как невинная жертва увидит приближающуюся угрозу. «Действовать нужно немедленно и решительно, – сказал он собравшимся. – «Наша страна – это одна большая семья, и семейные ценности, утраченные в погоне за миражами прогнившего западного мира, должны вернуться, стать основой нашей повседневной жизни».

Генерал всю жизнь недолюбливал масонов. Толком не зная никого из «вольных каменщиков» (масонов), Генерал представлял их себе в виде неопрятных и злобных старцев, правящих миром и каждый божий день посылающих неприятности в контролируемые ими территории. «Изгнание, освобождение от гнета масонов и семейные ценности, вот ближайшая задача пред нами!», – закончил Генерал свою речь под бурные аплодисменты.

Расправа с масонами прошла быстро и была в целом встречена привычным одобрением в стране, так как созданный специально люстрационный суд видел агентов тайных обществ среди людей зажиточных. Публичная порка виновных заканчивалась арестом осужденных. Семьи же преступников власти переселяли в лачуги на окраинах городов, разрешая взять с собой только вещи первой необходимости. Затем толпа могла разграбить «осиное гнездо» и унести по домам «найденные сувениры». От обычных погромов люстрация отличалась, в первую очередь, тем, что Генерал твердо запрещал насиловать или избивать попавших под длань люстрационного суда. Семейные ценности не вязались со слишком лихими активистами, приверженцами старых методов погрома, и слишком ретивых пришлось усмирить банальным расстрелом, введенным Генералом в стране вновь для поддержания и укрепления морали.

Генерал никогда не относил себя к малообразованным прямолинейным воякам и по праву считался человеком начитанным. Оперируя цитатами из Шиллера и Гете, он мог здраво рассуждать о работах Юнга и Фрейда, заканчивая сказанное чем-то из современного, скажем «Четвертой промышленной революции» Клауса Шваба. Однако налаживание процесса избавления от масонов тайных и явных далось ему сильно проще, чем семейные ценности, ради которых он и сверг предыдущую власть. Ценности ускользали и просачивались сквозь пальцы как струи дождевой воды.

«Государство должно жить так же, как живет обычная семья, с теми же приоритетами и задачами. Вот наша цель, вот наш единственный путь». Но семьи, как мыши в норках, норовили жить по-разному, внося сумятицу в ровный строй выдвигаемых Генералом тезисов. Проведя мозговой штурм, Лидер выбрал свою семью как образцовую. Рассуждал он в целом здраво: «Пусть даже есть кто и достойнее, но я таковых не знаю, а времени на поиск у страны нет. Значит, будем жить все, как я, мои жена и дети. Что плохого?»

«Я не пью, не курю, – говорил Генерал о себе, – у меня верная и любящая супруга, что блюдет дом и детей. Мои дочери знают, что Господь их не создал одинаковыми с мальчиками. Они могут быть сто раз равны во всех гражданских правах, но они девочки, будущие матери, и должны вести себя соответственно, не противясь своему естеству. Задача женщины быть опорой мужу, матерью его детей, а мужчине Господь приготовил роль добытчика и защитника. К чему же эта западная ложь, способствующая распутству среди молодых и взрослых? Что плохого в том, что девушка вступает в брак девственницей, выбрав своего суженого вместе с родителями на общем семейном совете? Если не это, то что может уберечь институт брака от окончательного распада, лавины разводов и детей, ставших ненужным бременем расставшимся супругам? Призрачная свобода полового поведения и выбора спутника жизни неокрепшим умом приносит столько же пользы, как и наркотик, дурманящий разум и открывающий в момент опьяняющего сна дорогу эфемерных наслаждений. Нужно вернуть скромность девушкам и мужественность парням, вернуть в общество мораль, утраченную ранее засунутыми масонами сквозь Окна Овертона (рамки допустимых мнений в публичных высказываниях) разрушительными идеями вседозволенности в личной жизни. XXI век не сделал и не сделает никогда допустимыми однополые браки больных извращенцев, большую часть которых и представляют тайные агенты масонских лож. Человек прекрасно понимает и так, что хорошо, а что плохо. Его сбили, испортили, подставили подножку в пути, и он свернул на топкую дорожку с хорошо проторенного и освещенного пути. Значит, надо вернуть его на путь семьи и ее устоев, путь нравственности и труда, уважения к Закону. Нарушители же такого порядка есть никто иные, как тайные враги нашей страны, и поступать с ними нужно не иначе, как с врагами».

Генерал остановился и знаком показал, что запись сегодняшнего выступления можно считать оконченной. Его необычайному вдохновению способствовала утренняя беседа, проведенная им с бывшей учительницей его дочери, так ловко управлявшейся с бананом. Кривая революции занесла ее на службу в администрацию Лидера, и Генерал любил приватные беседы с ней. Будучи ярым противником насилия, он принял ее добровольное служение ему лично, позволявшее снимать свое повышенное рабочее напряжение и показать педагогу, как на самом деле должен выглядеть «вооруженный банан». Иногда, после особенно бурных показов, он даже подумывал о том, чтобы реформировать действующую систему и позволить легально иметь мужчинам наложниц или вообще пойти на принятие закона о многоженстве.

«Почему женщина должна страдать, – думал Генерал. – Не встретила она, скажем, нормального мужика, ведь таких, как я, немного, очень немного. Что ж теперь делать – и не жить вовсе? Да и от мужика ведь не убудет, особенно если он зарабатывает на всех. И главное, никакого насилия, это недопустимо».

Что-что, а насилие Генерал действительно не любил. «И семью к этому тоже нужно готовить. Мужик должен уметь забить гвоздь, а девушкам неплохо бы овладеть наукой о домохозяйстве, скажем, вести дом как его Клавдия и заниматься любовью как его „банановая“ учительница». Генерал представил сначала обеих женщин, преподающих житейскую науку детям в школе, а затем в широком генеральском ложе. Странно, но мысль об этом не казалась ему уже столь отвратительной, как годом ранее. «Но общество, оно не готово, решительно не готово к таким назревшим переменам. Нужно с детства, с пеленок прививать малышам новые знания, новый мир, который откроется им под началом Лидера, то есть Генерала. Пожалуй, надо сделать „банановую“ министром образования – она справится, она потянет».