Читать книгу Первая зорька - Семен Ханин - Страница 12

Жил-был ненастоящий человек. Нет, с виду он как раз был настоящий: две руки, две ноги, нос и два глаза. Просто сильно он был не похож на известного героя из «Повести о настоящем человеке», совсем не таков. Нашего героя звали Илья, и для его краткой характеристики, чтобы не утомлять читателя, мы охарактеризуем его как в высшей мере эгоиста.

Илья был неглуп и изрядно образован. Зная разницу между Бахом и Фейербахом, понимая, почему корень квадратный из х в квадрате равен модуль х, Илья был приятным и обходительным собеседником. Он, как в целом свойственно любому эгоисту (а Илья был им гораздо в более превосходной степени, чем любой), следил за собой, за своим внешним видом в частности. То есть он был подкачан, одет с иголочки и со вкусом, у него приятно пахло изо рта, и он мог усладить собеседника беседой, если, конечно, желал этого. А Илья желал. Эгоист делает, в первую очередь, то, что выгодно, приятно, интересно ему самому. А Илье было выгодно быть приятным, общительным собеседником. Это само собой приносило кучу преимуществ от продвижения по службе до приглашений на званые вечера и дружеские попойки.

На работе Илья старался сверх всякой меры также исключительно из эгоистических побуждений, так как бескорыстно любил денежные знаки и был полон желания обладать ими в как можно большем количестве. Шеф дивился старательности чистоплотного сотрудника и продвигал его по карьерной лестнице, наплевав на очередь и выслугу лет. «Эгоист», – впервые услышал тогда в спину Илья и в целом был согласен с этим. Думал-то он действительно в первую очередь исключительно о себе.

Жену наш герой баловал также сверх всякой меры. Уж очень нравилось Илье иметь под боком симпатичную женщину, чтобы было приятно потрогать, посмотреть и в люди не стыдно выйти. И если уж бросал кто на его благоверную завистливые взгляды, то легкая зависть бальзамом согревала сердце и приятно услаждала душу. Подруги, ясное дело, не раз высказывали Маше свои соболезнования (супругу Ильи звали Марией): мол, непросто жить с эгоистом под одной крышей, но та все больше отмалчивалась, лишь взгляд становился жалостливым и грустным, как у побитой собаки. Разбредаясь по домам, подруги долго судачили с мужьями о том, как Маше в жизни не повезло со второй половиной, но более всего о том, как плохо село на Марию новое платьишко от Шанель и как подчеркивает недостатки фигуры колье из натурального жемчуга.

Видимо, планируя получить как можно больше дивидендов от детей, Илья и на них реализовал свои гнусные намерения: бедняги разрывались между школой, репетиторами и спортивными кружками. «Совсем урод лишил чад детства», – говорили друзья и горько качали головами. В общем, в личной жизни, в работе и в воспитании детей Илья думал только о своем собственном благополучии.

Мало кто задумывался из живущих ныне, какой мощный двигатель – эгоизм. Прорыв в развитии общества, когда на смену крестьянской лошадке пришел железный конь, – ничто по сравнению с человеческим эгоизмом, управляющим Ильей денно и нощно. Даже любовью наш герой занимался не второпях, а с чувством, с толком, с расстановкой, провоцируя супругу на стоны, изрядно мешавшие соседям. Съехав, наконец-то, в собственный дом, Илья сделал большое одолжение всему подъезду, в коем проживал ранее. Дворник Терентий, вселившийся по разнарядке в прежнюю квартиру Ильи, пил вечерами и даже, бывало, поколачивал супружницу, что тоже не происходило в полной тишине. Но Терентию такие вольности сходили с рук, и долго на него никто не ворчал. Так достал, видать, соседей предыдущий жилец своим эгоизмом и самовлюбленностью.

Знаете, а ведь эгоистов никто не любит. Просто их это не слишком задевает. Что им чужое мнение, когда только свои мысли важны, а желания востребованы. Идет себе такой человек по жизни, как ледокол, раскалывая на своем пути льдинки, но обходя стороной огромные айсберги. А все, чтоб и до цели поскорее добраться, и себя сильно не поцарапать. Эгоист, одно слово. Другие вон о людях думают, в церковь ходят, а этот нехристь живет, как будто мир ради него одного выстроен, и все вокруг него, ирода, вертеться должно, как планеты вокруг звезд.

Никто уж и не удивился, когда Илья под свой новый дом купил приличный кусок земли с лесом и речкой, пробегавшей аккурат вдоль участка. Шеф Ильи до последнего отказывался верить дурным слухам, но когда наш герой уволился с работы и открыл свой бизнес, да еще точно с таким же профилем, как в конторе шефа, тут уж крыть было нечем. Часть сотрудников перешли в новую контору Ильи, прельщенные более высокой зарплатой, но связей с прежней работой не теряли. Забегут, бывало, к прежним коллегам, посудачат, на жизнь свою горькую поплачутся. Мол, нет никакого с Ильей сладу, ни о ком, кроме себя, не думает. Если бы не зарплата, так убили бы гада. А так что? – Приходится терпеть.

Редко, но бывали у Ильи и домашние вечеринки, когда родители, родственники всех мастей и особо близкие друзья собираются под одной крышей. Илья сибаритствовал, устилая стол дорогими винами и яствами, даже в этом показывая свой норов. Обычную водичку он пить, видите ли, не может, в стекле ему подавай. Но терпеть Илью терпели, ведь горбатого, как говорится, могила исправит. Один раз Илья на такие посиделки не поспел из-за срочного сверхприбыльного заказа, поступившего незадолго до намеченной даты. Взвесив все за и против, он выбрал заработок и взял у клиента предоплату. Так что все посидели без него да и разошлись. Но было-то здорово, душевно. Глаза никому не мозолил этот чертов эгоист, и веселье било фонтаном.

Родители Ильи попросили Машу отправить их домой на Илюшином Мерсе Эске, так как Лексус, забиравший их из дома, был жестковат и поскрипывал на ухабах. Отгородившись от водителя стеклом, они мило дремали первую половину дороги. Затем мать Ильи, приобняв супруга, заглянула ему в глаза: «Как же сын вырос у нас таким эгоистом? Где мы просмотрели с тобой? В чем?» Супруг не ответил, лишь горько вздохнул, погладив супругу по руке. Мама еще повздыхала, пожалев Машу и внуков, и потом вновь предалась дреме.

«Счастлив ли был Илья?» – спросите Вы. Да, ведь если человек эгоист, то никто и ничто не мешает ему строить жизнь под себя. Такой народец крайне просто организован; что ему, как говорится, страданья Анны Франк? Делает ли такой человек счастливым кого-то? Нет, конечно. Ведь не то, что жить под одной крышей, видеть раз в день такого выродка – для нормального человека уже мука. Эгоизм – как уродство, болезнь, проказа, выпирает из-под одежды и режет взгляд. Был бы закон мудрей, он выселял бы таких уродцев на самый дальний остров, подальше от людских глаз и судеб. Подчас сотрудники Ильи даже регистрировали на сайте президента петицию с целью принять такой закон, и однажды, набрав необходимое количество голосов, законопроект был подан в сессионный зал. Но депутаты были заняты бесконечными выборами и так и не успели его проголосовать.

Как ни странно, но горб Ильи не исправила даже могила. Умер он, несмотря на правильное питание и здоровый образ жизни, рано и неожиданно, даже в смерти не бросив крайнего эгоизма. Продуманный урод оставил завещание с требованием дорогих похорон и памятника. А более всего – с обидным требованием бизнес не продавать и развивать его дальше. Благо, бывший шеф Ильи, человек глубоко нравственный и порядочный, простил усопшему все прежние обиды и выкупил у вдовы за бесценок бизнес и дом, содержать который было ей более не под силу. Забрав в придачу Эску, он перевез семью Ильи в квартиру к его родителям на поскрипывающем на ухабах Лексусе. Вдове поначалу пришлось даже кое-что продать из ранее приобретенных Ильей украшений. Благо, подруги выручили и раскупили побрякушки, дивясь непрактичности покойного. «Как можно было накупить такие непрактичные, вышедшие из моды вещи?» – причитали они и брали недорого, себе в убыток.

Но тут дворник Терентий преставился от вечных пьянок, и его супруга, бросив городскую квартиру, вернулась к родителям в деревню. Вдове Ильи ЖЭК предложил в пользование их старую квартиру и работу дворничихи. Хоть и был муж эгоистом, а вдове надо помогать, дело это святое. Семья Ильи, вернувшись от родителей в новую старую квартиру, боль от утраты перенесла и зажила нормальной человеческой жизнью. Лишь два раза в году, в день смерти и в день рождения Ильи все родственники и особо близкие друзья собирались у поросшей травой могилки без памятника и даже надгробия с бутылкой самого дешевого вина. Помянуть – оно ведь дело святое. О мертвом как? Либо хорошо, либо ничего. Потому, помолчав, они разливали по пластиковым стаканам жидкость и опрокидывали ее в рот.

Маму Ильи соседки утешали, порой напирая, что внуки, слава богу, остались. Они-то вон какие милые растут. С уходом Ильи им таки удалось забросить учебу и как нормальным детям прогуливать бурсу на сеансах кино, обильно заедаемых попкорном. «Слава богу, что хоть эгоизм не передался по наследству», – радовалась бабушка, глядя на внуков.

Был человек и нет человека. Что оставил он после себя? Память? Важно ли это ушедшему? Жил он только для себя и был всегда доволен этим фактом. Что уж теперь? Судят ли его за это там, на небесах, или прощен он был? Кто знает? Разве что остается вопрос: зачем такие люди приходят в этот мир? Может, для того, чтобы мы были лучше, чище, добрее, чтобы давили эгоизм в себе капля за каплей до окончательного исцеления?

А вдову Ильи, кстати, вскорости все забыли. Родители ушли в мир иной за Ильей вдогонку. Дети выросли и уехали, подружки растворились где-то. Сама она мела в тулупе двор и прокуренным голосом распугивала бомжей. Звали ее теперь не Маша, а Терентьевна, очевидно, в честь бывшего дворника Терентия. И глядя на нее, трудно было увидеть не то что нежную и очаровательную девушку, внушавшую вожделение Илье, но и женщину вовсе. Но человек Терентьевна была хороший, и в дождь, слякоть, мороз пускала к себе погреться местных бомжей за чекушку и доброе слово. Уж как жизнь ее ни била, а эгоисткой ее никто никогда не называл. Ни в глаза, ни за спиной.