Читать книгу Семеныч и Катенок - Семеныч и Катенок - Страница 4

– А он не так уж и далек от понимания, – сказал Первый из тех, кому поручено было прослушивать мысли Семеныча.

– Он вообще не так уж и далек, – туманно согласился Второй.

– Как это?

– Ну, далек… недалек, какая разница. Все относительно. Мне он не нравится. Мутный какой-то. Лезет всюду своими мыслями. Может, Катенку дать поручение «вывести его на путь истинный»?

– Да? Интересно было бы посмотреть, на того, кто бы ей смог дать такое задание, – от Первого разошлись потоки энергетического смеха.

– А что тут такого?

– Она же вообще никогда никого не слушает!

– А меня послушает!

– Ну, ну… Попробуй, если хочешь. Но не советую.

– Почему?

– Много энергии впустую потратишь.

Второй задумался. Тратить много энергии впустую ему не хотелось. За нерациональное использование энергии можно было и наказание заслужить в виде понижения ранга и получения менее престижной и более хлопотной «работы». Но оставить эту тему он тоже уже не мог:

– Я все равно попробую!

– Пробуй! Твой риск, твои проблемы!

– А если не получится, я его сотру…

– Не получится.

– Почему это?

– У них возник великий эгрегор. Он не даст никого из них убить. А если убьешь, он их вернет, а из тебя выкачает в себя в два раза больше энергии, чем ты на это потратишь.

– Так это их – новый великий эгрегор? Мика?

– Ну да. А то ты не знал?

– Ну, говорили что-то. Я, честно сказать, не обратил тогда особого внимания. Но ведь Мика же еще совсем маленький?

– Он очень быстро растет. Он и сейчас уже многократно превышает нас с тобой вместе взятых. К тому же он зачем-то нужен Хозяину.

– А почему имя такое странное – Мика?

– По их именам назвали.

– Новость. Великого эгрегора назвать по именам людей! Кто это додумался?

– Он сам и додумался.

– Кто он? Семеныч?

Первый внимательно посмотрел на Второго:

– Ну-у. Ты что-то совсем уже. Какой Семеныч? Сам Мика и додумался!

– Мика… Имя-то какое-то дурацкое.

«Эх, была – не была. Скучно что-то просто слушать мысли. Все-таки я этого Семеныча изведу. Пока Мика маленький… Через нее изведу!» – уже про себя додумал свою мысль Второй.

* * *

Она пришла домой. Теперь ей стало хорошо, после того, как увидела его. Мысли успокоились. Успокоилось и пространство. Прошла на кухню, поставила чайник.

«Удивительно, как с ним все пришло в порядок. Кто же он такой? Как человек может вернуть меня в жизнь? Или сделать так, чтобы эта самая жизнь уже казалась почти прелестной?» – Достала распечатку из сумки, намереваясь углубиться в чтение. Заметила мужа, и вновь опустила глаза на бумагу, потому что сейчас Ее больше интересовало действие электромагнитного излучения, которое генерируется трубкой телефона, о котором Она начала читать. Она полностью была поглощена, размышляя о том, вредно ли это для организма.

– Привет, что так поздно? Что у тебя с руками? Мясо погреть? У сына увеличилась какая-то венка, не знаю от чего, вроде не ударялся, пространство напоминало неприятно, что есть какие-то люди, окружавшие Ее в этой жизни, в которой Она была вынужденным участником, сколько бы часто не пыталась сойти с дистанции. Что было всегда не очень приятным событием, для Нее. Постоянно вдруг обнаруживать себя в каком-то месте, не чувствуя его своим.

– Это не ко мне, это к хирургу. Есть не буду. Включи воду в ванной, – отмахнулась Она, не отрывая головы и мысли от читаемых Ею строк.

Воцарилась и, все-таки, заставила Ее оторваться, зловещая тишина. Удивительно, как физически Она чувствовала пространство. Она поняла, что что-то сказала, и совсем не то. Но что? Она посмотрела на мужа, еще продолжая думать о том, что частота создаваемая телефоном почти совпадает с естественным излучением, которое создается живыми клетками. И вызывает ли эта интерференция стабильность клеток организма. А если бы можно было его уменьшить, и как? Она пустыми глазами смотрела на него. Это было уже наработано. Просто смотреть, чтобы люди думали, что ты внимательно их слушаешь.

– Ты себя слышишь?

– Да, – кивнула она. – «А вот интересно, если слушать разговор в наушниках, или через беспроводную гарнитуру, насколько меньше вред излучения, расстояние-то все равно ничтожно малое, какая разница, 2 сантиметра или 52, хотя разница, наверное, есть. Может, порыться сейчас в поисках учебника по физике и вникнуть в это электромагнитное излучение? Дети спят, а книга там где-то, жаль».

– Я говорю, что у него вена расширилась. У сына. У твоего сына.

– Я не глухая. К хирургу надо. Я-то здесь причем? – раздраженно отхлебывая чай, сказала Она.

– Мне иногда кажется, что ты стала бесчувственной.

– Я ей и была всегда.

– Ты похожа на дьявола. У тебя хоть что-то человеческое осталось?

– С каких пор переживания за вену ребенка стали божественны? – Она вымыла чашку и подумала, как бы прекратить этот разговор и улизнуть в ванную, для чего вполне миролюбиво уже произнесла, сходите к врачу. Чего гадать-то сейчас.

Муж вздохнул, повернулся и пошел в комнату, думая о том, что с Ней стало, о том, какая Она была раньше, когда они только поженились.

А она подумала совсем о других венах, которые набухают и пульсируют, совершенно на других местах, и у совершенно другого человека. Ее человека. Ее мужчины. То была страсть. Неукротимая, необузданная, неконтролируемая страсть. Она собрала листы со стола и подумала, что лучше вернуться к излучению телефона… до поры, до времени, когда они останутся вдвоем. А сейчас лучше поваляться в ванной и спать.

* * *

…Бред какой-то, сумасшествие, патология. Разве такое бывает? Разве кто-нибудь когда-нибудь так поступал по отношению к своему ребенку? Разве любая мать не побежала бы тотчас же к своему сыну, чтобы посмотреть, что же случилось? Или Она не была матерью, а действительно была бесчувственным порождением дьявола? Разве то, что происходило у Нее в семье, было нормально для человека? Для человека это было бы ненормально. Это было бы ненормально и для Нее. Раньше. Но после того как Ее жизнь «висела на волоске»… После того, как жизнь Ее ненадолго, но все-таки оборвалась, а потом быстро, очень быстро, почти моментально жизнь Ее возобновилась…

Это было бы ненормально для человека. Но дело в том, что после того, когда жизнь Ее возобновилась, Она уже не была только человеком.

Человеком внешне Она осталась, может и немного внутри. Но то, что Она стала другая, можно было сказать, совершенно определенно. Ее не волновали больше некоторые вещи, такие как сон, еда, одежда, насморк ребенка и прочее. Да, по сути, они Ее и раньше не волновали, только сейчас Она перестала делать вид, для себя тоже, что обеспокоена этим. Конечно, если что-то серьезное, или срочное, или важное, или опасное, Она действовала, думала, решала безотлагательно, полностью стараясь вникнуть в проблему, решение которой зависело от Нее прямо или косвенно. Но если проблема была неважная, преходящая, решающаяся с помощью других, то есть без Нее, Она не видела необходимости вбивать себе в голову и сердце ее содержание.

* * *

Наверное, наше повествование подошло к такому моменту, когда все-таки следует хотя бы попытаться что-нибудь объяснить. Это же все-таки не сюрреалистический роман, хотя…

Люди всегда находили причины любым событиям и явлениям. А если не находили, то придумывали. Люди не могли себя комфортно чувствовать в состоянии неопределенности. В отличие от животных люди, всегда пытались узнать, почему происходит что-то. События, обусловленные действиями других людей, они воспринимали как дружеские, враждебные или нейтральные. События, причины которых не могли быть четко идентифицированы, относились к категории непознанных закономерностей. «Случайности – язык Бога» – фраза, достаточно хорошо отражающая человеческое стремление везде и во всем расставить «точки над i». Не получалось везде и во всем. Тогда на помощь приходила религия. Или атеизм с его категоричностью во всем, что не поддается воспроизведению в лабораторных условиях.

Сущности, стоящие «над людьми», прекрасно ориентировались в этих человеческих особенностях восприятия мира и «подбрасывали» им «подтверждения». Люди, верящие в Бога, получали подтверждения этой веры. Люди, не верящие в Бога, тоже получали подтверждения своего неверия. «Каждому по вере его» – была не просто одной из фраз, придуманных человеком. Это было правилом для «работы» с людьми. Собственно, эта «работа» и заключалась в том, чтобы «подбрасывать» людям требуемые подтверждения.

Сложнее было с агностиками. Но агностицизм тоже, своего рода, вера. Людям, не верящим, но допускающим существование Бога, «подбрасывали» разные «подтверждения». Одно подтверждение подтверждало существование Бога, другое подтверждение его опровергало. Так и «болтались» агностики между двумя крайностями.

Есть Бог или нет Бога? А есть любовь или нет любви? А что такое «любовь»? А что такое «Бог»? Слова…

Существа, которых люди, любящие все называть словами, называли «ангелами», получали энергетическую подпитку от положительных эмоций, которые испытывали люди. Существа, которых люди называли «демонами», получали энергетическую подпитку от отрицательных эмоций человека.

Есть люди, которые «лучше» умеют радоваться, чем огорчаться. Такие люди радуются «более продуктивно», чем огорчаются. Такие люди выражают больше положительных эмоций от радости и гораздо меньше отрицательных эмоций от горя. Таким людям «ангелы» подстраивают благоприятные события, чтобы они могли чаще радоваться. Есть люди, которые «лучше» умеют огорчаться. Таким людям «демоны» подстраивают неблагоприятные и трагические события, чтобы они могли чаще огорчаться.

Но что есть эмоции? Будь то положительные или отрицательные эмоции, все это является выбросом энергии. Все есть энергия, и масса, и время, и секс, и любовь… На самом ли деле существуют «ангелы» и «демоны»? А бывают ли абсолютно хорошие или абсолютно плохие люди? А что есть «хорошо» и что есть «плохо»?

Не было ни ангелов, ни демонов. Катенок как-то сказала Семенычу: «Людей в чистом виде не существует». Ни ангелов, ни демонов «в чистом виде» также не существовало. И «ангелы», и «демоны», это всего лишь слова, отражающие разные состояние одних и тех же существ. Как один и тот же человек может быть и «хорошим» и «плохим», так и эти существа, стоящие «над людьми» могли быть и ангелами и демонами одновременно.

Кроме того, эти существа наибольшую энергетическую подпитку получали не от отдельных личностей, а от совокупности личностей, объединенных чем-то общим. За счет синергетического эффекта, энергия, исходящая от совокупности таких личностей, многократно превышала суммарную энергию, которую могли бы генерировать эти личности по отдельности. Пары любящих (или считающих себя таковыми) людей, семьи, группы людей, объединенных по интересам… банды преступников, спортивные команды, коллективы организаций, военные отряды, нации, народы… все это являлось совокупностями таких личностей. Группами «излучателей» энергии. И около таких групп постоянно «паслись» эти существа… Эгрегоры.

* * *

Семеныч не был верующим или атеистом. Семеныч не был и агностиком. Это абсурдно и не логично, ведь, казалось бы, или одно, или другое, или третье должно же быть… Но Семенычу в таких «эзотерических» вопросах было наплевать на логику, ему логика была «по барабану».

Она также не была ни верующей, ни атеистом, ни агностиком. Ей также было многое «по барабану», но совсем не то, что было «по барабану» Семенычу. Вроде бы у них должно было быть много общего… Но у них не было общего почти НИЧЕГО. Они были почти абсолютными противоположностями.

ПОЧТИ. Но не совсем. Что конкретно у них было общего, нельзя сказать, потому что для этого не существовало слов. И вот это общее, что все-таки у них было, давало такой мощный синергетический эффект увеличения выделяемой ими энергии, что во время первой близости этой странной пары возник необыкновенной силы эгрегор. Эгрегор, по имени Мика.

Или Мика возник раньше, а их только соединил для «официального» своего объявления в мире эгрегоров… Это и не важно, и это не противоречит одно другому, потому что в мире эгрегоров время не является таким неизбежным, как в мире людей. Там нет времени. Но в то же время и есть. «В то же время» есть время… Тавтология. Неважно, есть там время или его нет. Оно и есть, и нет одновременно. Оно не такое. Пока этого знать достаточно.

То, что эгрегор Мика был «великим эгрегором» стало известно в мире эгрегоров сразу. Сразу с момента его появления. Потому что, только появившись, Мика моментально уничтожил несколько десятков других эгрегоров. Эти эгрегоры, уничтоженные Микой, не были такими уж слабыми существами. Часть из них были достаточно «взрослыми» и существующими достаточно долго. Это были эгрегоры, образованные Семенычем и его предыдущими женщинами, образованные Ею и Ее предыдущими мужчинами… Это были частично эгрегоры по интересам, эгрегоры родственных связей. Некоторые из них остались все же. Можно было бы и не уничтожать так много…

Но, как говорят люди, «лес рубят – щепки летят», а Мика все же был еще маленьким, можно сказать, несмышленышем. Он их уничтожил на всякий случай. Чтоб не мешались. Может быть, Мика и не хотел уничтожать всех тех, кого уничтожил. Но он их особо и не «фильтровал». Ведь Мике, как и его «создателям», также очень многое было «по барабану». Хотя, кто кого «создал» не так уж и очевидно. Мика их создал, или они создали Мику. Это можно было бы более подробнее обсудить… Но не сейчас.

Короче говоря, когда Мика появился на свет, мир эгрегоров вздрогнул, и вдруг пришло всеобщее смутное понимание неизбежности того, что в прежнем мире эгрегоров наступают значительные изменения.

Мика был мал, в меру упрям, весел, беззаботен и осторожен. Была у него еще одна черта, он всем нравился. При этом Мику, конечно, же и немного и побаивались, вспоминая то, что при своем появлении он все-таки уничтожил несколько десятков эгрегоров… Но не сильно побаивались. В мире эгрегоров уничтожение кого-либо не воспринимается как трагедия, как это принято в мире людей. Появление одних сущностей и исчезновений других в мире эгрегоров является достаточно распространенным явлением. Тем более, что суммарная энергия мира от этого не сокращалась, а Мика был «чертовски обаятелен»… если попытаться, хоть как-то, это объяснить человеческими словами. То, что Мика всем нравился, не всегда приносило пользу для его правильного развития, так как многое ему прощалось, а еще более – иногда доставалось без особого труда. Некоторая безнаказанность и вседозволенность немного портила его. Это вырабатывало привычку, чтобы желания его исполнялись быстро и полностью, иногда забрасывая исполнения их, он увлекался уже следующим. Он легко мог не довести начатое до конца, но в то же время мог и достаточно легко и быстро сделать то, что другие эгрегоры делали бы долго, или вообще бы не смогли сделать. Например, Мика мог моментально сконцентрировать всю свою энергию на выполнении своего одного желания, в то время как другие эгрегоры полностью сконцентрироваться на чем-то одном не умели.

Питался и рос он этими двумя, и вся эта троица (Семеныч, Она и Мика) друг друга стоила. Своей горячностью, упрямством и вредностью. Кто из них начинал, что распространялось на двух других – неизвестно. То ли баловался Мика, в силу своей «великовозрастности», то ли Она упрямилась, то ли Семеныч злился.

Несмотря на то, что Мика, в принципе, образовался от их любви, ссориться они стали нередко. Но эгрегор не может расти, не подпитываясь. Мике приходилось самому порой вмешиваться и толкать их навстречу друг другу, далее делать уже ничего не нужно было, поскольку тяга их друг к другу пересиливала любую из ссор. Но подтолкнуть их иногда было необходимо. Иначе они могли зайти слишком далеко. Нередко, Мика думал о том, что когда-нибудь придется уничтожить весь мир, чтобы оставить их двоих, чтобы у них не осталось поводов ругаться.

Зато, когда между ними было все хорошо, были миролюбивые дни и страстные ночи, Мика рос очень быстро, он становился сильнее, хитрее, умнее, веселее. И вскоре забывал о них, увлекаясь новыми возможностями своей силы и энергии.

Они зависели теперь друг от друга, любое изменение в ком-то одном мгновенно отражалось на другом, и ударом получал третий.

* * *

Эгрегоры не могли влиять на людей непосредственно. Им всегда был нужен «инструмент»… человек или обстоятельства, которые могли бы, или вывести из себя «субъекта управления», или подбрасывать ему ложные идеи, уводящие «в сторону», нужную эгрегору.

То есть для управления кем-то достаточно сделать его зависимым от кого-либо или чего либо, и изменять эту зависимость на свое усмотрение… Тогда «цепочкой» пойдет желаемое воздействие на объект, и его можно считать управляемым. В какой-то степени, конечно. Можно сказать «условно управляемым». Человек все-таки достаточно самостоятельное существо, у которого всегда есть возможность выбора.

Второй захотел их рассоединить, чтобы Мика не рос. Чтобы они не имели той силы, которую дает любовь, Чтобы они не имели той энергии, которую дает страсть, основанная на любви. Ему «в голову», так бы сказали о человеке, пришла замечательная идея. Второй внимательно наблюдал за тем, что держит их друг возле друга. Чтобы устранить причину связи. Тогда и связь порвется. Смотря на людей, на них, Второй сделал такие выводы – они неплохи собой, они физически друг друга устроили, возможно, у них физическое влечение или страсть, которая зависит от их внешних данных. Смотря, с каким упоением Семеныч ласкает Ее тело, Второй решил его отобрать, дело ведь нехитрое. И проблема их союза, их эгрегора, будет почти решена. Почти… Потому что пока, это еще было возможно. Пока Мика еще не мог обходиться без них.

* * *

Ранним утром, когда они в спешке выбегали из гостиницы, что не было редкостью, когда они до последнего валялись в постели, оставаясь максимально долго, что уже нужно было срочно одеваться и бежать на работу каждому из них, Второй неотступно был рядом. Она что-то почувствовала, в последние минуты слишком долго прижимала руки Семеныча к себе, слишком нежно целовала, и совершенно не торопилась уходить, уже собирая время по секундам.

Выйдя из здания, Семеныч спохватился о намеченном совещании, которое уже минут пять, как шло без него. Она разозлилась на то, что он не собирается подвезти Ее на работу, что совещание вдруг после любовных утех заняло первое место в его сознании, хотя еще некоторое время назад он всецело принадлежал Ей. В общем, вместо ласкового взгляда и поцелуя на прощанье он получил порцию женской истерики, что вполне вызвало его агрессию. Он стал выезжать на машине, Она пошла пешком, на перекрестке они были почти одновременно.

Зеленый свет. Она пошла по пешеходному переходу, смотря вниз на белые полосы. Перешла половину дороги, обернулась к нему и, заметив Семеныча, вдруг улыбнулась. Злость его тут же прошла, он увидел, как Она достала телефон и включила музыку в наушниках, открыл окно, захотел Ее позвать, и… послать это совещание к «чертовой матери». Мощный порыв ветра, ворвавшийся в открытое окно, заставил так глубоко вздохнуть, что Семеныч только приоткрыл рот, но произнести слов не смог. Слишком сильным был поток воздуха, льющийся в машину. Пришлось прикрыть глаза. Ветер быль пыльный, холодный, сухой, с песком.

Слева, оттуда, откуда дул ветер, неслась машина. Неслась на красный свет. Семеныч заметил машину, впрочем, Она уже почти перешла эту часть дороги, но машина неслась с громадной скоростью.

Второй уже торжествовал, представляя, как будет обезображено Ее тело.

* * *

Семеныч, как будто, услышал его смех и резко рванул вперед…

Удар, визг тормозов, замирание сердца, внезапная головная боль, Ее испуганное лицо, ветер, поднявший пелену пыли…

* * *

Мика возник сверху невидимой стрелой и образовался между машинами, сдерживая эти железные чудовища. Семеныч обернулся, Она в ужасе стояла там же. Водитель машины, полулежал, обронив лицо на руки, в судороге сжавшие руль. Она, увидев, что Семеныч в полном порядке, побежала к водителю машины, пытаясь открыть примятую дверь. Водитель, молодой еще совсем паренек, не двигался. Семеныч тоже подошел. Дверь не поддавалась. Им стало жутко, что худенькое тело водителя не шевелилось.

Семеныч ударил по окну, паренек медленно оторвал голову и посмотрел на них остекленевшими глазами, словно это был мертвец. Безумное лицо его исказила злорадная гримаса усмешки. На вид водитель был молод, но его лицо было лицом дряхлого старика. Машина рванула с места, и с той же бешеной скоростью умчалась, Мика отступил и исчез…

Они мало, что поняли, но испугались оба здорово. Страх был толчками, один сильнее другого. Страхов было много. Сначала за Нее. Потом за бешеную машину. За столкновение. За возможные увечья паренька. За его взгляд и губы, растянувшиеся в жуткой улыбке, как будто это смеялся не человек… Как будто это смеялась смерть.

Семеныч посадил Ее в машину. Сдал назад и повернул налево. Они отметили про себя, что ни люди, проходившие мимо, ни проезжающие автомобили, ничто и никто не остановился, не обратил внимания на происшествие…. Словно, его не было. Эта догадка поразила их обоих, они переглянулись. Ехали молча. Сказать было нечего. Или не о чем. Но, двоим это не могло показаться?

Когда он остановил машину, Она вышла, Семеныч наклонился к Ее уху и торопливо заговорил:

– У этой машины была смята дверь от удара… а моя машина цела целехонька. Как будто ничего и не было.

Она внимательно посмотрела на Семеныча. Нежно погладила по щеке и осторожно спросила:

– Ты о чем, маленький?

* * *

Второго «наверху» уже ждали. Первый ждал.

– Ты что, сдурел?

Второй хитро глянул и отмахнулся:

– Да ладно тебе. Я же говорил, что попробую.

– А если Мика узнает, что это твоих рук дело?

– Мика на меня не подумает. Он наверняка посчитал, что это случайное происшествие.

– Случайностей не бывает.

– Это мы знаем. А Мика еще в игрушки играет.

– Когда-то он прекратит играть в игрушки…

– Не переживай за меня. Мика не успеет повзрослеть.

– Мика быстро растет.

– Я потороплюсь.

Второй нашел себе хороший «инструмент». Водитель «бешеной машины» был вполне нормальным современным молодым человеком, только что устроившимся на работу в автоколонну. Но была у него некоторая отличительная черта. Он никогда не смеялся. И фамилия у него была какая-то странная – Ребенок. И лицо и него было… вроде бы и молодое, но в тоже время и старое. Морщин, впрочем, на лице не было, но глаза… Это были глаза уставшего от жизни человека. Полупустые, полубессмысленные. Как будто засохшие колодцы в заброшенной деревне.

Ребенок еще с детства был странным ребенком. Еще маленьким мальчиком в детском саду воспитатели обращали внимание на его какую-то недетскую смиренность, характерную больше для монаха в монастыре… Уже в детстве и взрослые, и дети не любили смотреть в его глаза. Уже в детстве глаза Ребенка были старыми.

Второй вошел в Ребенка в самом младенчестве. Ребенок очень сильно заболел и был при смерти. Врачи не верили в выздоровление и были очень сильно удивлены, когда однажды при утреннем обходе обнаружили, что Ребенок абсолютно здоров. Причем, последствий пережитой болезни у него не наблюдалось. Разве только глаза, сердце и душа… стали другими.

После своей страшной болезни в младенчестве, Ребенок вообще никогда больше не болел. Родители не обращали на него особенного внимания и поэтому не сопоставляли с тем, как росли дети у знакомых. Другие дети болели, дрались, плакали, смеялись… а Ребенок смотрел на них своими старыми глазами и… молчал. Он почти всегда молчал, если у него что-нибудь не спрашивали или если ему не нужно было что-то сказать. Ребенок никогда ни во что не играл. Он вообще ничего не делал без крайней на то необходимости.

Такое впечатление, что он ждал того момента, когда возникнут распоряжения, и их надо будет выполнить. Как снайпер, получит задание и начинает к нему тщательно готовиться, изучать, чтобы с блеском его выполнить. По окончании спокойно ждет следующего. И весь его смысл – в приготовлении и выполнении. Его больше ничего не интересует. Возможно, так и Ребенок. Его мало интересовала жизнь обычных людей, у него не было чувств и эмоций, желаний и мыслей. Он ждал «работы». И с охотой ее делал. Такому, как он нужен хозяин, он робот выполнения. Преданный, холодный, расчетливый. Идеальный исполнитель. Который исполнит все, даже ценой последнего вздоха.

* * *

Мика догадывался чьих «рук» было неслучившееся несчастье. Но делать пока ничего не стал. Он все-таки стал значительно рассудительнее, чем в первые дни, после своего появления на свет, когда он уничтожал десятками других эгрегоров. В мире эгрегоров тоже есть свои «воспитатели». С Микой один из них побеседовал. Осторожно, весьма тактично и аккуратно. Он объяснил Мике, что уничтожение эгрегоров без крайней на то необходимости не приветствуется, и за это Мика может быть наказан.

Те эгрегоры, которых Мика уничтожил вначале, были «мелкими» эгрегорами… Типа, насекомых, если брать аналогию из мира людей. За их уничтожение наказания не предусматривалось. А вот уничтожать «более крупных» эгрегоров было чревато временным ограничением свободы передвижения или ограничением возможностей… типа, тюрьмы по человеческим понятиям. Мика вначале разозлился на «воспитателя»:

– Да кто ты такой, чтобы мне указывать? – несмотря на краткость своего пребывания в мире эгрегоров, Мика видел, что он «больше» воспитателя, т. е. его энергетический потенциал значительно сильнее. И воспитатель первый раз столкнулся с таким «крупным» малышом. Он слегка интерферировал поле (люди бы сказали «покачал головой») и ласково сказал:

– Мика! Я тебе не указываю. Но как иначе бы мы жили, если бы все, кому что-то или кто-то не понравилось, уничтожали бы друг друга? Знаешь, сколько времени и энергии идет на развитие «среднего» эгрегора?

Мика задумался. На секунду… Или как там у них называется минимальный интервал времени. А может быть, и надолго задумался Мика.

Но потом сжал это время раздумий до секунды.

– Хорошо! Я не буду их трогать без необходимости. До тех пор пока, совокупность всех существующих в мире кроме меня эгрегоров не будет энергетически меньше меня!

Воспитатель опять «покачал головой», но ничего не сказал. «Детки, таблетки… Стулья табуретки… Кто на них рассердится, Тот с престола свергнется!» – пронеслось у него в «голове» абсолютно идиотское четверостишие, вероятно «залетевшее» в мир эгрегоров из мира людей. …ибо, никого глупее людей во вселенной не существовало…

С тех пор, Мика никогда не поступал необдуманно, кроме мелких «шалостей». Большое дело надо было делать с холодной головой и полностью быть уверенным в своей правоте. А пока, Мика до конца не разобрался в ситуации, он не считал нужным ее разрешать, однако ставил ее под наблюдение. Он решил присмотреться ко Второму…

Надо было узнать, кого чаще использует Второй, и какими методами пользуется. Для всего этого необходимо много энергии, надо расти. Можно расти безопасно, за счет того, кто явился причиной образования. Можно расти за счет присвоения чужой энергии других эгрегоров, уничтожая их. Но в каждом из них все равно могло быть такое, чего Мика уничтожать не хотел. А для подчинения их себе он был еще мал. К тому же он думал, что безопаснее быть одному. Предательство возможно только от того, кого сам и допустил слишком близко. Получается, виноват не предавший, а тот, кого предали. С одной стороны это абсурдно, с другой, не хочешь предательства – не допусти обстоятельств и приближения, в которых или с которыми предательство становится вероятностью.

* * *

Второй не останавливался. Мешал встречам, как мог. Семенычу кидал командировку за командировкой. Ей бросал кучу работы и семейные проблемы. Подкидывал мысли ревности, хотел привычкой остудить. Старался Второй. И эти двое не подводили. На каждое обстоятельство реагировали бурно и деятельно, не жалея слов и взаимных упреков. Ссоры были одна глупее другой, острота их не снижалась. Мика нервничал.

Ситуации изматывали. Приходилось ни на минуту их не оставлять, потому что Второй словно приклеился к ним.

Иной раз доходило до комичности. Семеныч в командировке, вроде вылет скоро, все нормально. Второй мутит атмосферу, да так сильно, что самолет садится неизвестно где из-за погодных условий. Мика еле выравнивает, но встреча, их долгожданная встреча срывается, Она со злости что-то по телефону говорит Семенычу, не имеющее отношение к делу, тот незамедлительно реагирует и продолжение неминуемо… То у Нее отключит все коммуникации, чтобы они связаться не смогли и ни звонок, ни нужное сообщение от Семеныча не проходят. Пока Мика наладит, Второй уже новую пакость подсовывает. Идет вечером Она с работы с коллегой, скользко, под руку взяла, идут, темно уже. Второй срочно Семеныча на машине по делам отправляет, и рассчитывает, ведь гад, чтоб по минутам всё было. Даже светофор так зажег, чтобы Семеныч встал первым, и минуты полторы наблюдал, как Она дорогу переходит с мужчиной. Мика метнулся, увидел, охренел. Пришлось второго апреля метель внезапную нагнать, и сиденье в его машине прожечь. В общем, вроде удалось, Семеныч не увидел.

Сколько Мика не пытался в их головы мысли о ненужности и глупости ссор вложить, столько и терпел поражение. Получалось, но на время. Опять до…слова, его или Ее, и как маятник один другого били. Пока сами не начали подозревать, что здесь нечисто что-то было. Сопоставили, прикинули. Разговор был смешной с точки зрения человеческой логики, а Мика радостно улыбался, слушая их. Вроде додумались они до того, что живут в физическом мире, где есть рамки, которые даже при большом желании перескочить не получится. Решили в этих границах пока «бардака» не устраивать. А осмотреться спокойно, и подумать об их расширении или исчезновении.

Другими словами, они поняли. То, что с ними происходит, не является следствием их желаний или других причин… естественных причин. Вернее, является следствием и их желаний тоже, конечно, но не полностью. А вот что является сверхъестественными причинами того, что с ними происходит, они не знали… Но справедливо решили, что главное принять существование этого сверхъестественного. А уж потом, потихонечку попытаться понять, что с этим можно сделать и как этим можно воспользоваться…

Сошли на нет пакости Второго. Вернее, они остались, но Семеныч с Ней как-то «выкарабкиваться» из них стали достойно. Но совсем спокойно не получалось. Оба упрямы. Как ослы… или бараны… люди ведь, чего с них взять. Семеныч что-то говорит Ей. Она думает также… Но нет! Все «перевернет» в обратную сторону! Семеныч злится, но… уже не долго. Да и Она вскоре… исправляется. Опять приходит понимание – сглупили.

Любили они друг друга. Сильно. Страстно. Остро. До боли. И находиться друг без друга долго не могли. Эту тягу разорвать было невозможно. И понемногу, Мика стал приобретать необходимую для развития энергию. Хотя ее и приходилось тратить на нейтрализацию Второго, и иногда достаточно много.

Относительно много, конечно. Ведь все-таки Мика был великим эгрегором. Хотя само понятие «великий» применительно к эгрегору раньше, до появления Мики, не существовало. Его придумали, чтобы как-то отличить Мику, и ему подобных, которые теоретически тоже могли ведь появиться, от обычных, «средних», как их теперь стали называть эгрегоров.

Эту идею, ввести классификацию в мире эгрегоров, предложила Катенок, которая сама являлась очень сильным, одним из самых сильных эгрегоров. Катенок просто захотела назвать Мику «великим», вот и назвала. Он обманула всех, предложив использовать термин «великий» для эгрегоров типа Мики. Катенок знала, что эгрегоров «типа Мики» больше не будет, что это исключение из правил. Она знала, что Мика не был рожден вследствие слияния двух людей.

Во-первых, сами эти люди, Он и Она, не были «чистыми людьми».

Катенок как-то сказала, что людей в чистом виде не существует. Это она тоже слукавила. Существуют такие люди. Большинство людей и существуют именно в таком, «в чистом» виде. Но не все.

Например, Он. Семеныч. Семеныч тоже ведь не был только человеком. Но Катенок не знала, кто в нем был еще. Она этого не понимала. Это было выше ее понимания. Именно это и было истинной причиной ее необъяснимой тяги к Семенычу.

* * *

Ребенок изменился. Он как будто проснулся после долгого сна. Его цель, обозначенная Вторым, была четко видна. Ребенок следил за ними и днем и ночью. Ребенок прослушивал их разговоры, составлял хронологию их встреч, места встреч, места, которые они вообще посещали. Ребенок был полностью готов. Но не спешил. Теперь он ждал приказа Второго. Образно говоря, цель была на мушке, оставалось только нажать курок.

С помощью Второго, он стал жить в одном доме с Семенычем, работать неподалеку, и потихоньку искать с ним контакты. Вторая встреча состоялась утром, когда Семеныч безуспешно пытался завести машину. Ребенок внезапно возник рядом. Семеныч его вспомнил, стоял, оторопевший, не зная, что и сказать. Ребенок поздоровался, как будто видел Семеныча впервые, деловито спросил, что с машиной. Вместе они открыли капот, и Ребенок моментально устранил неполадку. У Семеныча в голове вертелось то происшествие. Но, поскольку Ребенок вел себя совершенно обычно, Семеныч не стал развивать тему.

Ребенок часто теперь стал оказываться рядом с Семенычем, при всяких обстоятельствах. В магазине, на стоянке, вечером во дворе. Поскольку он оказал Семенычу услугу, приходилось с Ребенком здороваться и из вежливости перекидываться парой фраз. Постепенно они становились добрыми соседями-приятелями. Ребенок все больше помогал Семенычу, то с компьютером вдвоем копаются, то расскажет Семенычу что-нибудь интересное, да мало ли какие общие интересы могли бы найтись у двух живущих рядом мужчин…

Частенько стали после работы заходить в бар возле дома, где их и увидела Она. Подошла к ним, ошалело глядя на эту идиллию. Видя, как Ее глаза становятся злыми, и сейчас Она не смолчит, Семеныч умоляюще посмотрел на Нее. Она, молча села с ними, пила кофе и за вечер не проронила ни слова.