Читать книгу Иосиф и Сталина - Семён Ходоров - Страница 9

Истина не заставила себя долго ждать. Связано это было, как ни странно, с количеством семестров. Для многомиллионного студенчества всей страны в учебном году их было всего два. Однако при коммунистическом строительстве светлого будущего, летнее двухмесячное безделье молодых людей считалось непозволительной роскошью. Поэтому, был придуман третий семестр, который был назван трудовым. Предполагалась, что студенты будут трудиться на ударных комсомольских стройках, намеченных очередным съездом партии. Фактически получалось, что они будут брошены в помощь заключённым, которые трудились там и, вероятно, без их помощи, социализм достроить не могли.

У Иосифа были совсем другие планы на каникулярное время. Первую его часть он хотел посвятить написанию реферата на тему «Квантовые симметрии фундаментальных физических моделей». А вторую – давно запланированной поездке с отцом на базу отдыха под романтическим названием «Рыбалочка». Там намечался масштабный отдых от трудов праведных в полном соответствии с названием этого пансионата на живописном берегу Волги.

Однако, рыбалочке не суждено было состояться из-за объявления в главном корпусе МГУ. Рядом с анонсами о предстоящих защитах диссертаций сотрудников университета висел красочный плакат, в котором был нарисован огромный башенный кран на фоне строительных лесов. Прямо на стреле крана большими буквами было выписано, что студенты первого и второго курсов приглашаются в строительный отряд на ударную стройку, расположенную в Сибири. Иосиф, по простоте душевной, понимал, что слово «приглашаются» означало, что в стройотряд записываются только желающие. Но в нижней части объявления, уже более мелкими буквами, было написано, что долг каждого студента записаться в стройотряд. В скобках указывалось, что к отказникам» будут применены дисциплинарные меры воздействия. Такой метод парткома и комитета комсомола студенты называли добровольно-принудительным. Чего здесь было больше, собственной воли студента или выкручивания рук парткомом, решать было некому.

В действительности, многие студенты горели необузданным желанием поехать на стройку, но отнюдь не для того, чтобы по В. Маяковскому «строить и месть в сплошной лихорадке буден». Часть из них хотела посмотреть невиданные ранее сибирскую тайгу, массивы синеющих гор и перекаты таёжных рек, забывая при этом, что страсти романтического разглядывания местных пейзажей хватает не более, чем на два-три дня. Позже, уже находясь там, они услышат отрывок из стихотворения одного из побывавших там: «Стройотряд – это жизнь без бантиков, это роба, пропахшая потом, иностранное слово – романтика, здесь по-русски звучит – работа». Сокровенной же целью подавляющего числа, записавшихся в строители, было то, что авторы сатирических фельетонов называли «погоней за длинным рублём». На самом деле, никакой погони не было, была тяжёлая работа, за которую платили очень неплохие, по студенческим понятиям, деньги. Ведь студент получал мизерную стипендию, равную 40 рублям в месяц. В стройотряде же было вполне возможно за два месяца заработать около тысячи рублей. Несложный расчёт показывал, что это ровно в два раза превышало годовую выплату стипендии.

Третий семестр начался на перроне Ярославского вокзала. Несколько сотен студентов должны были заполнить почти весь состав, отправляющийся в далёкое Забайкалье. До Читы предстояло проехать более шести тысяч километров, пересекая при этом с запада на восток большую часть страны. На душе у Иосифа было тревожно. Ещё бы, по сути дела, он впервые отправлялся в такое далёкое путешествие. Полусуточный железнодорожный перегон Казань – Москва в расчёт не принимался по малости времени его прохождения.

Духовой оркестр, золотые искорки труб которого призывно блестели на солнце, заиграл, волнующий сердце, марш «Прощание славянки». Этот чуть ли не национальный гимн символизировал, как правило, проводы на войну или на военную службу. На этот раз провожали не на воинские подвиги, а на мирный труд на строительных объектах пятилетки. Солист оркестра проникновенно выводил: «наступает минута прощания, ты глядишь мне тревожно в глаза, и ловлю я родное дыхание, а вдали уже дышит гроза». Иосифу, правда, никто в глаза не вглядывался, да и вместо, предвещаемой в песне, грозы ярко светило нежаркое московское солнце. Однако вместе с непонятным душевным томлением его внезапно окутало чувство радости и ликования от всего происходящего на перроне.

Настроение повысилось ещё на несколько квантов, когда в тяжеловесную дверь купе, где он разместился со своими друзьями по комнате, кто-то несмело постучал. После грозного возгласа Володи Великанова:

– Войдите, если не шутите, – в их поездное жилище со словами:

– Надеюсь я не очень помешаю вашему мужскому коллективу, – даже не вошла, а просто грациозно заплыла, изумительно сложенная, привлекательная блондинка.

Иосифу показалось, что в их слабоосвещённую железнодорожную кибитку внезапно ворвалась светящаяся огненная стихия, сокрушающая своим жаром всё на своём пути. Боковым зрением он успел заметить, как оторопели его друзья Володя и Толик, которые стыдливо отводили свои взгляды в поездное окно.

Между тем неожиданная попутчица хорошо поставленным голосом проворковала:

– Меня зовут Надя Солнцева. Прошу любить, но не жаловать!

– Почему же нет? – чуть заикаясь от волнения спросил Толик, – разве запрещено обожать таких девушек, как вы?

– Жаловать здесь, без сомнения, буду только я, – безапелляционно перебила она Толика.

– По какому такому праву? – возмутился, пришедший в себя, Володя.

– Вот именно, что по праву, – весело рассмеялась Надя, – поскольку я уже перешла на третий курс юридического факультета.

– Но это не даёт вам, – разозлился Володя, – никаких привилегий разговаривать с нами в такой тональности.

– Извините, мальчики, – смилостивилась Надя, – давайте жить дружно, ведь нам почти неделю тащиться на этом трамвайчике через всю Русь.

– Вот это другое дело, – согласился Толик, – будем если и не любить, то жаловать друг друга.

– Ребята, вы уж меня простите, – откликнулась Надя, – вы увидите, что, на самом деле, я хорошая девочка.

– Это мы ещё проверим, – оживился Володя, слегка прикоснувшись рукой к тонкой талии Нади.

Она тут же сбросила его могучую ладонь с места, которое считала неприступным, и миролюбиво, но отчеканивая каждый слог, проговорила:

– Всё, мальчики, «финита ля комедия, я ещё раз подчёркиваю, что задатки будущего прокурора во мне всё-таки есть. Есть смесь женской мудрости, хитрости, навык быть сдержанно-терпеливой и умение защитить себя в любой ситуации. Относительно последнего, я думаю вам понятно, что имеется в виду.

После такого грозного речитатива Толик быстро взобрался на верхнюю полку, вооружившись монографией «Физика плазмы». Владимир сосредоточенно, с каким-то небывалым вниманием, заряжал плёнку в свой драгоценный фотоаппарат «Зенит». Только, до сих пор хранивший молчание в не таком уж и важном споре, Иосиф сосредоточенно наблюдал за, мелькающими в вагонном окне, московскими пригородами. Он не очень понимал, что происходило с ним в эти минуты. Ему показалось, что эта будущая судья, прокурорша или адвокатесса, словно порыв торнадо, ворвавшегося к ним в купе, просверлила у него в мозгу какое-то отверстие, не дающее ему включить свой мыслительный аппарат. В данный момент умственные аксессуары Иосифа работали даже с большей нагрузкой, чем всегда. Он просто боялся самому себе признаться, что эта, похоже по всем статьям, незаурядная блондинка без всякого разрешения бесцеремонно вторглась во все возможные уголки его подсознания. Иосиф ещё не знал, что это вторжение лирики в отличие от физиков и называют любовью с первого взгляда. Его бренные мысли вновь перебил тоненький голосок Нади: