Читать книгу Цузамэн - Серафима Банько - Страница 4

А Гога? Ну, Гога стоит у казахского гроба.

Сын американца с ней расстался…

Вай? Эх, папуля ей “не по зубам” оказался.

…Хотя в Монако вела себя прилично:

В платье с разрезом и грудь оттопыривши.

Раньше Тамара (Сашина мама)

Кричит мужу на лоджии:

“Уберите из виду голубой детский стульчик,

Этого мне – не надо!”

Что ж, у Тамары упала стремянка,

Она – к моей маме с этой проблемой.

А моя ей в ответ: “Нет! ко мне – только в платье белом!”

И несмотря ни на что, Саша шёл в летних брюках,

Посреди сугробов московских,

А я спешила в кудрявой красной юбке —

За рулём восьмёрки жигулёвской…

По пути в Кострому бабушка Ида сказала Алёне:

– Я никогда не думала, что меня будет встречать в Москве собственная внучка на автомобиле!

– Все дороги ведут в Рим!

Идею он “достал” раньше других своими ночными посиделками и разговорами с какими-то пассиями после центра матери и ребёнка:

– У нас с тобой будут самые красивые очки! – говорил Рёйтер по мобильному какой-то девушке из клуба.

Не желая оставаться случайной свидетельницей, бабуля отказалась с ним играть в бридж и обедать за одним столом ещё на даче.

* * *

– Почему ты поехала работать за границу? – спросил Елену Редактор. – Всё-таки ж Москва – не последний город.

– Мне казалось, что зарубежная практика сделает меня независимой. В Гонге предоставился контракт в их лондонском офисе, Саша поддержал. Однако здесь я поняла, что хоть капиталистическое рабство и более прогрессивное по сравнению с крепостным строем, но оно, всё равно, – рабство.

– Ты – представительница немногих, кто преодолел барьер общества.

– Я бы даже сказала, барьер цивилизаций. Именно это сделало меня независимой.

– А Саша почему уехал?

– Богатство – это вечная ценность. А он считал, что здесь всё плохо. Если в табеле четыре, то ты отвечаешь по полной, а у него по поведению ещё в школе была принципиально двойка.

– He could not generate business within business¹⁰.

– У нас всё впереди! Его не устраивало оставаться позади и быть сброшенным с лодки после показа дороги!

* * *

Мучало недопонимание по бюджету, переходившее в язвенную проблематику. Родичи добавляли вязкости, совместных воспоминаний. Долбил сухой информационный обмен, становившийся бартером во всех социальных кругах. Однотипные московские фразы добивали. Знакомые прощупывали, друзья проминали. Любовники говорили томными голосами. Коллеги работали установками. Эпидемия в поисках хоть какой-то географической общности и потенциальных связей. Контролировали исторические факты. Кратчайшее расстояние между точками “А” и “В” – прямая, и люди просто перемещались в этой геометрии вместе с производствами. Незнающие курсировали.

Иногда ей стало казаться, что люди что-то придумывают. Например, что у них офис на Головином¹¹ и большая железная дверь с кованым кольцом.

Скрупулёзное и бестолковое сводничество на каждый случай жизни в целях частных преимуществ. Алёна же мастурбировала с четырёх лет в кровати.

Потом включали высокопарные слова. Отпор приходилось давать на каждом углу и в перекрёстке.

Рёйтер вступил в это движение, моментально отсекая контакты, не несущие богатства.

* * *

Из всего этого мракобесия они уехали в свадебное путешествие. На турне в ЮАР он потратил все свои заграничные сбережения. В две тысячи втором Саша подготовил ей сюрприз, о котором объявили гостям на ужине после регистрации. Приглашённую публику развлекали фокусами в здании ресторации Art Nouveau. Демонстрируя ловкость рук, иллюзионист извлекал предметы из миниатюрного инвентаря, включавшего в себя чёрную салфетку и коробок.

В столичный Йоханнесбург летели на перекладных, а сама Южно Африканская Республика ассоциировалась в сознании Лены с лоскутным одеялом (батником).

Они бродили по разным тропинкам в изучении местной фауны и флоры.

– Гуманисты и филантропы?! – почему-то спросил её Рёйтер на одном из локальных спусков.

Вопрос показался ей невразумительным, Елена умолчала в ответ. Ей хотелось курить сигары всё воскресение и побывать на Кубе, где был Гавриил без Мураками. По истечении десятка лет Александр купил DVD про Че. В Каннах Бенисио Дель Торо выиграл “Пальмовую ветвь” две тысячи восьмого года.

В эбеновом Дурбане она впервые почувствовала себя белым миноритарием.

* * *

Вернувшись в Москву она разбирала подаренные им гостинцы.

Пухленький беленький телевизор сгорел позже на родительской даче от удара молнии. Кухонный комбайн служил верой и правдой.

Столовые приборы из нержавеющей стали она распаковала без него намного позже. Неполая прохладная рукоятка придавала ножу лёгкий ощутимый вес, если взять в руки.

Куда-то запропастилась настольная лампа, похожая на алюминиевый колокольчик без волана. Поставить её в съёмном жилье было некуда.

Из цветочных букетов профессионально засушились гортензии, демонстрируя всем своим видом устойчивость гербариев к сохранению энергетических форм без жидкостей.

* * *

Но как минимум, они были вместе. Ещё в две тысячи седьмом ей удалось вытянуть Сашу из наркоманской московской среды и начать новую жизнь в Лондоне.

Рёйтер был для неё удивительным человеком. Плюс командным игроком. Ещё будучи в юниорской украинском футболе он тренировался в Киеве с самим Андреем Шевченко. Потом все, кто мог, уехали, а ему не оставалось ничего, как рвануть за ними. Он рвался изо всех сил и возможностей, в эту красивую, как казалось, и правильную жизнь элегантно одетых людей, говорящих на правильном английском языке в их сообществе аристократов, инвесторов, бутиковых банкиров и трейдеров хедж-фондов. Он стремился в другую среду, чтобы быть на суше и не страдать без воды.

… Мы шли с ним вместе, в поисках воды…

Но сокращается путь, когда вокруг тебе больше не врут.

По пути, правда, попадались в основном праздно шатающиеся бароны, алкоголики. Их дети-наркоманы, отбрасывали его назад, и ещё раз назад, а потом оставляли одного, бороться со всеми их проблемами и несбывшимися надеждами.

– Что нового, Мур? – так нежно по-кошачьи называла его Елена в своё время.

– В клубе напился, двое подвезли.

– А я могу им открыть счета?

– Только Адаму и Еве.

– Иисус умер от кислоты. У него спросили на кресте “Хочешь ли ты ещё пить?”. Христос ответил “нет”, помотав отрицательно головой. Тогда ему смочили губы уксусом, и так его ушли.

– Стефан Цвёйг выпил бирбатурат.

– Он и его жена не выдержали в Лондоне эмиграции. Однако как писатель стал к тому времени успешным литератором без кинематографа и ушёл из жизни счастливо…

– Стефан продвигал Горького до Нобеля, а мы знаем эстрагон и поставщика кофе.

– Другая планета – Perfect Path¹². Будда был человек. В Библии поменяли местами первые и последние кадры. Апокалипсис был вначале, когда Земля только создавалась. Смена последовательности – это не ложь. Она была сделана заранее жрецами в целях управления обществом.

– Amour¹³, ты течёшь!

– Амур – это река на Дальнем Востоке. И ещё так прозвал жену на французский манер.

– В Китай ты решил полететь, а не встречать меня с малышкой Сонечкой из роддома. После высшей математики “трёх толстяков” Бестужев вышел на пенсию раньше твоих, а у тебя тут ещё печать с Гоа в паспорте есть, крендельки, заварные колечки с нежным творожком…

Это и есть Рай на Земле! Мы с ними так балдели, что чуть не ошалели.

– Из Китая мне достался только подсвечник, без свечи. Мне говорили, там было много наркотических средств… Антарктида – по мне. Родители уже забирали нас из центра матери и ребёнка. Софию тянули так, что надо теперь с остеопатом выправлять. Мне привязали ноги ремнями к гинекологическому креслу, оставили одну в холодине, а главврач роддома шёл по коридору с обходом, кивая роженицам.

Елене казалось, что она до сих пор находится в этом ритуальном цикле.

– Булочки с маком ешь сама на обед. Мне сказала акушерка, что у тебя разошлись тазобедренные суставы нормально, а потом вновь сошлись, как ни в чём не бывало.

– Акушерки подделали запись. София родилась 4,500 кг, о чём мне чётко сказали после весов. На бирке отметили лишь 4,200. Ритуалы повсеместно.

– Какие были твои слова, когда дочь родилась?

– “Такая красивая!”

– Вот они и “скорректировали” по своему видению.

– Ты хорошо медсёстрам истерил.

– Тебе сделали укол в спинной нерв. Я заплатил на входе!

– Иначе я не знаю, как схватки переживали женщины раньше. Аромалогия – новейшая культурология! Что скажешь ещё?!

– Во времена Гоа шла первая мировая война, шампанского не хватало.

– Бутылка вина в неделю попадает в Англии под зависимость алкогольную. Я смотрела передачу по телевизору об избавлении.

– Семьдесят пятого.

– От выдержанного с рейтингом не пьянеешь!

– Помнишь барона?

– Семь лет урожая не было…

– Сейчас я в недвижимости зелёной, то есть экологически здоровой .

– А я – в очередь за золотом, рубинами из Бирмы и камнями полудрагоценными. Вместе с маслами и газами – это и есть практическое питание, то есть через дыхание и сквозь кожу. Пью из Грааля серебряного – отбивает вампиров, кто помнит Тарантино. Напитки – это мега-тренд сегодня.

И он продолжал бороться, вместе с ней, по своему, нервно, переживая все взлёты и падения, и в итоге закрепился там, в их западном мире, хоть и со второй попытки.

* * *

Вернувшись в Лондон, к ней, его работу они нашли быстро.

Работодателями были таинственные инвесторы фонда хедж-фондов. Они вели умные беседы о курсах валют и рынке недвижимости.

– На российские масштабы у нас маловато капитала, – рассказывал партнёр. – Инвестируем в сектор недвижимости в Украине. Сейчас есть один строящийся склад, но мы разовьём целую сеть! А Вы, Александр, будете отвечать за скупку земель!

– В Украине мораторий на продажу земель сельско-хозяйственного назначения, – пояснил ему Александр, кто был единственным, хоть что-то понимающим в недвижимости. – Можно взять только в аренду и переводить в другое назначение.

Он сэкономил им уйму времени до две тысячи девятого года.

* * *

Юг Франции партнёры выбрали местом корпоративных сборов. Однако у многих сотрудников не оказалось действующих виз. По этой причине они не доехали. Только Саша прорвался каким-то магическим образом, по специальному соглашению единой визы, действовавшей тогда между Великобританией и Швейцарией. Ему было важно быть вместе с командой.

– He is a real team player¹⁴! – отметил себе старший партнёр.

К сожалению, команды только вот попадались всё больше из вторых и третьих лиг.

* * *

Оставался, к счастью, фитнес-клуб и Лондон. Саша снова стал бегать по утрам в парке.

Новые условия для трудовых мигрантов!

Однако чем лучше они жили, тем хуже становились их личные отношения.

Бескорыстных поступков Рёйтер не совершал. А она не понимала, зачем ему такие дорогие имплантанты, если он никогда не улыбается.

– А жена, это – инвестиция или статья расходов? – задавался вопросом Рёйтер на тему семейного бухгалтерского учёта.

“Хмм, про обязательства он почему-то не подумал…” – удивилась она.

Рёйтер становился всё более психопатичный личностью, прикрываясь стратегией “итальянской семьи”.

Они постоянно ссорятся, – высказался про них дедушка Слава. (Алёна приходился ему внучатой племянницей).

При отсутствии содержания подпитка для спутника исходила из инициации скандалов и обвинений в адрес жены и близких. Одолевал вещизм.

– Лена, а что ты так бедно одета?

“Какой-то порочный круг,” – не понимала Елена. – “Даже большие квартиры и дома не помогают!” Это его ненасытное стремление получать собственную выгоду проявлялось везде, в каждом вздохе и минуте их совместного времяпрепровождения.

– Лена, ну чего ты села?! Принеси мне чаю. Хочу, аж кончаю!

Он подпаивал её вином.

– Ах, даже у Золушки был шикарный бал! Когда же наступит мой карнавал?!

И Рёйтер закончил музыкальную школу и купил дорогостоящую стерео-систему, имелась даже коллекция дисков, однако музыка в доме не звучала никогда. Вместо песен пространство наполнялось его недовольным шумом и телевизионной рекламой.

– Лена, ну откуда твои руки? – возмущался он.

– А откуда твои брюки?

– Бездарность, кому ты нужна! Всё, что ты можешь – это бить по клавишам.

Я – писательница, та ещё машинистка! Печатаю “вслепую”, на русском и английском! Это было эффективней, чем играть на пианино…

Лене, и правда, нравилось писать письма ещё с детства, а он, почему-то, обвинял её за это.

– Ты распространяешь дайперы. А я – не все снайперы!

Рёйтер гнал её как бильярдный шар, в ту удобную лузу, куда ему было нужно.

“Меня или гонят, или тянут!” – не понимала Елена. “Но мне это всё не нужно! В мои руки внедрились останки Крупской!”

Препирались по каждой мелочовке и тыкали вопросами:

– Ты это повесила, чтобы я бился? – спрашивал он про хрустальный шарик Сваровски, вращающийся на изящной спирали в проёме дверной арки, ведущий в их совместные спальни.

Маслова купила модель на рождественской ярмарке в Цюрихе. Прозрачное стекло, размером чуть меньше шара для гольфа, было прекрасно огранено и, когда на него попадали солнечные лучи, расщепляло их свет на радужные палитры.

Доминантность же спутника откачивало у неё много сил на постоянное сопротивление и реплики соучастницы. Клиенты и банковский менеджмент прессовали параллельно в своих сиюминутных намерениях. Таким образом Елена находилась как-будто в вечной среде закомплексованности и неудовлетворённости, созданной вокруг супружескими и бизнес-партнёрствами.

* * *

– Таня, всё очень плохо, – рассказывала она про свои семейные отношения. – Рёйтер требует от меня то, что я уже не могу ему дать, потому что оно всё укатано в асфальт. Вот он и звереет. И этот микро-менеджмент на каждом шагу и по любому поводу…

– Играй! – посоветовала почему-то Баянова вовлечься в такую стихию отношений.

– На игру ведь тоже силы нужны, а в Республике Коми я уже отыграла в гимназическом театре Зодченко.

– Понимаешь, есть отношения временные. А любить можно долго, годами, несмотря ни на что…

– А что если просто не реагировать, и посмотреть что выйдет?

Таня была настоящей женой и реальным партнёром, только ею почему-то пренебрегали. Это её с Леной и объединяло.

– Я потеряла столько времени в Германии, пока девочек няньчила… – с горечью в голосе вспоминала Баянова о заграничном периоде своего материнства со вторым мужем.

– Время создаёт упущенные возможности, согласны все. Если мама катает ребёнка на детских качелях, она не может сдавать одновременно коммерческие площади.

* * *

До Масловой Александр заводил личные отношения только с женскими племенами – взрослыми или молодыми дамами, однако ж не бездетными.

“Разведённые – такие голодные!” – пояснял он ей в Алма-Ате.

За своим гардеробом он отменно следил, сам был ухожен, и ещё в двухтысячных полировал ногти.

Десятилетия позже Маслова вспоминала в интервью журналисту на английском: “When I saw his wardrobe, I got astonished. It was impeccable. I have never seen such a thing in my life¹⁵”.

Внешним видом Сашуля походил на некого этнического дэнди, бесстрашно бушующего в обществе орангутангов, приходящих в офис Адама в кожаных штанах. Они все вместе кучковались за получкой в кассовое окошечко. Коллеги в связи с этим сплетничали, что он “голубой”. “Не общайся с ним!” – предупреждали в бухгалтерии.

Молодым сотрудникам обедать в строительной Москве в те времена было негде: формат бизнес-ланча был ещё не опробирован. Коллега Шурочки оформлял приглашения в бизнес-центр на Малом Головином, где числилась его тёща. Елена ощутила удары судьбы, когда поняла, что это и есть офис её матери. Попав туда до неё, аут-сайдер Рёйтер устраивал мини-импровизации местным служащим.

– Я так и знала, что ты теперь – его пассия, – высказывалась недовольно мама Елены, которую посетитель их заведения “достал” больше всего, стоя с ними в очереди столовой с подносом в руках. – Ты уже всё рассказала ему про наши денежки?

Дочь ничего такого Рёйтеру никогда не говорила. У спутника было много энергии работать на публику.

Так, знакомые Александра были хорошо информированы, хочет ли жена идти гулять, если супруг не был до этого с ней, и имеет ли он ещё её после этого. Не было даже русла, куда бы Рёйтер был в состоянии направлять свои таланты, и он глушил энергию, чем только мог, периодически заваливаясь хламом и включая алкоголь. Семейным оставалось разгребать всё.

Последний раз она была отвергнута в Китцбюэле в феврале две тысячи двенадцатого. Они обедали в ресторане вчетвером с Арсением Викторовичем и Ниной Васильевной. Саша был довольно сильно пьян. Ужин был бессмысленным мучением, а в показательных выступлениях Рёйтера пренебрежение к Елене становилось очевидно окружающим. (До этого было просто стыдно появляться в паре на людях; такой он был экзальтированный).

В гардеробе, к Елене подбежала Нина, опередив заболтавшихся с официантами мужчин:

– Лен, надо прекращать это сейчас. Видно, что ты еле терпишь. Потом будет поздно.

– Спасибо, Ниночка. Наверное, со стороны, и правда, лучше видно.

* * *

Предложение Александра было сделано до ужина: тогда в две тысячи втором он положил ей на тарелку колечко из белого золото 750 пробы, с голубым топазом посерединке.

* * *

– Ты рано соскочила, – заявил ей Рёйтер весной двенадцатого.

– Почему же рано? Десять лет прошло всё-таки.

– Теперь тебя некому будет защищать!

В тот момент она ещё не понимала, что именно это означает, однако обручальное колечко не продалось. Оба свадебных кольца были утеряны ранее на каких-то курортах.

* * *

– Лен, может ты ещё передумаешь,– внимала ей свекровь. – Время лечит!

– Тамара Яковлевна! Время делает всё только хуже. Саша много для меня сделал, поэтому мне нужно было терпеть.

Но он был Первым, и он поставил Флаг!

Тогда в две тысячи первом, она влюбилась в него именно за свободный взгляд, альтернативную позицию и независимость от семьи. Было что-то удивительное в его ауре, его целенаправленности, в понимании пути и иностранных манерах вести себя. Она была им ослеплена. На фоне московских студентов, державшихся на плаву благодаря родительским счетам, пропискам и связям, Саша казался ей невероятным героем, прибывшим в российскую столицу из казахстанской и украинской заграницы без прописки, получив контракт директора по маркетингу в компании Адама Степановича.

Первое жильё в Москве он снял около трёх вокзалов. Планировка квартиры была странноватая, так как дверь в ванную с джакузи вела сразу из кухни. А Лена летала в далёкие командировки по всей России, где проходили аудиторские инвентаризации складов в двадцатиградусный мороз с удобствами на улице.

Почему-то работа была всегда не там, где жили, а отдыхали, вообще, в других местах. Но была борьба, и это объединяло.

Тогда Саша был её единственным маяком в океане тёмных вод. Она летела бабочкой на поток его света, обжигая свои крылышки, падала, поправлялась, но всегда долетала.

Он её ослепил, но оказалось,

Что его привлёк, лишь её автомобиль.

Однако со временем практика показала, что независимость Рёйтера от родительской семьи была скорее территориальной отстранённостью. Свекровь “отвоёвывала” обратно шаг за шагом жизненное пространство своего взрослого сына. Неразвязанный когда-то психологический узел затягивался всё сильнее, “благодаря” взаимным обвинениям обоих сторон.

– Это всё твоё воспитание! – обвинял свёкр свою жену касательно поведения их взрослого сына.

Мама колет его всю жизнь, как иголкой.

Плечи, руки до локтей.

Он стоит у раковины, весь в наколках.

Гордится, думает, что крутой…

Этот негативный спрут просто “убивал” психику Елены. Воюющие сплачивались в своей борьбе всё сильнее и сильнее и тянули друг-друга на дно… Они не желали освободиться от этих уз, не умели радоваться уединению. Их внутренняя семейная проблема была очень давней, но они отказывались признавать свою зависимость и как-то её решать.

Сашу, когда-то яркого человека, первопроходца и футболиста, деградирующего в осьминога, было искренне жаль. Помочь она ему больше не могла.

Краски сгущались везде, в том числе нянями.

– Сначала было светло. Потом становилось всё темнее и темнее, потому что ты рисовала!

– Так рисуйте сами! Москва слезам не верит. А кому-то так понравилась картина, что он купил весь дом!

– Почему же отель-мама¹⁶ не могла отпустить, освободить своего почти сорокалетнего сына или просто оставить его в покое? Думается, лишь потому, что он оставался последним источником улучшения её пенсионного благополучия…

Мы с Тамарой ходим парой!

Мы с Тамарой – санитары!

К лету двенадцатого на панель мобильного Рёйтер вынес три телефонных номера: “Мама”, “Амур” и “Мила Кунис”. Видимо, так ему было легче.

– Барак за меня вступился, – тихо сказала Елена.

– Барак за тебя вступился, потому что ты зарабатываешь ему деньги, – высказался Рёйтер.

“Саша был тысячу раз прав на этот счёт”, – согласилась Елена. – “Хотя деньги я не ему персонально зарабатываю, а Банку. И он отправил клиентский договор по другому адресу”.

* * *

– Что ты от меня хочешь? – спросил Рёйтер в ванной комнате.

– Я хочу, чтобы мы остались друзьями, – ответила Елена спокойно и ровно.

Плашмя его не устраивало.

– Я тебе ещё пригожусь, – сказал он жалобным тоном в прихожей, отправляясь на переговоры.

* * *

– Тамара, твой сын был прав двадцать лет назад – с таким образованием только время теряешь, – пыталась открыть глаза Свекрови Банкирша. – Чем Вы ему помогаете в сорок лет? Тем, что рубашки стираете и горшки убираете?

– Тебе это неудобно. На кухне остаются хозяйственные губки.

– Его нужно было оставить в полном одиночестве. На излечение!

– Живи теперь на улице!

На том и разъехались полюбовно.

Приехали гости и сели к малышке за стол,

Елене даже нет места,

И чай всем подаёт царская невеста….

А где-то в Средней Азии,

Прорвало отходы в канал,

Пока я спала, испортилась вся вода,

И украли все плоды нашей любви и нашей борьбы…

Но это ничего, нам всё равно.

И мы в эпоху потребителей,

Станем здесь производителями!