Читать книгу Божественное стадо - Сергей Акчурин - Страница 14

– А что означает: Создатель? – спросила Елена. – Смысл этого сильно звучащего слова я понимаю, но ведь в самом начале дороги, Пастух, вы объяснили, что всем, что здесь есть, владеет Хозяин всего, определяющий наше движение, которое, как я понимаю, есть самое важное из того, что здесь существует, и что движение это вмещает в себя потустороннее время – понятие, отсутствующее на плоскости, но существующее пока что в нашем остаточном проекционном сознании, – а также пространство, сжатое до условных столбов, но, с другой стороны, бесконечно неизмеримое, как и множество наших же двойников, растянутых по нему.

– Ты, Елена, – ответил Пастух, – понимаешь все правильно, но, как и всегда, несколько забегаешь вперед и задаешь сложный вопрос, для которого еще не созрела твоя голова и для которого головы твоих подруг по гурту, не обладающих склонностью к подобного рода мыслям, никогда не будут готовы, за исключением, возможно, Джумы, подающей надежды на кое-какое понимание вещей. Но, поскольку ты не желаешь блеснуть никчемной коровьей начитанностью и не вспоминаешь Ибн Сину, а также другие проекционные книги, как это делает иногда твоя подруга Джума, а извлекаешь выводы лишь из того, что познаешь на поверхности, минуя столб за столбом, поскольку известно, что сущность твоя склонна к учености и, следовательно, интерес твой не праздный, я с удовольствием отвечу тебе про Создателя, хотя ответ мой будет условным: твое проекционное мышление будет развивать всякие ассоциации, здесь абсолютно ненужные, а тот несовершенный язык, на котором мы говорим, будет обозначать понятия, о которых ты спрашиваешь, не реальным мычанием, а слишком простыми звуками и созвучиями, которые в серьезном вопросе ведут любой разум к обыкновенному словоблудию. Тем не менее отвечу: принадлежит окружающее вас существенное, конечно, Хозяину, но создано все – Создателем. Для вас, Божественных сущностей, самое наивысшее для конкретного, не отвлеченного абстрактного понимания – это я, Пастух, для меня же – Хозяин, но есть еще и Создатель, высшее для Хозяина и наивысшее для меня, и даже не то чтобы высшее или наивысшее, но наиболее удаленное от возможного понимания. Никогда не путай Хозяина и Создателя. Говоря о последнем, я произношу это с трепетом, поскольку от Создателя зависит все, что было, существует и будет. Кто есть Создатель – не знает никто, для нас здесь это высшего понимания условность, удаленная бесконечно от нашего понимания. Наверняка даже Хозяин не ведает, кто есть Создатель, да и ставить вопрос так нельзя. Хозяин – хозяйствует, мы, Пастухи, подчиняемся и помогаем ему, но кардинальные перемены, то есть изменение раз и навсегда утвержденного, равно как и появление нового, а также исчезновение старого зависит исключительно от Создателя, логику действия которого никто не в силах понять. Так бывает, к примеру, что здесь исчезает вполне удовлетворительное существенное и появляется совершенно никчемное, но в такой же степени и существенное. Есть много чего, но я всего лишь Пастух и мне дано видеть только последствия, не зная причин. Последствия эти, сознаюсь, иногда удивляют меня своей бестолковостью и даже бессмысленностью, но я даже не вправе так думать, поскольку что я могу знать о великом смысле всего?

– Может быть, – предположила Елена, – есть кто-то и над Создателем и высший смысл находится еще выше… вернее, еще удаленнее от понимания?

– Ну, тайны тут нет, – ответил Пастух, – здесь существует равное Создателю по удаленности от нашего понимания и силе воздействия на окружающий мир – это Намерение. Но этот вопрос будет еще сложнее. Я понимаю, что ты имеешь в виду, предполагая, что высший смысл есть и над самим великим Создателем. На плоскости есть, конечно, то самое высшее, о котором спросило тебя твое проекционное мышление, но здесь это высшее состоит из двух равновеликих основ: Создателя и Намерения. Только они, действуя вместе, и являются высшим и непостижимым разумом, недоступным для понимания. Но они разделимы, а также неразделимы, поскольку находятся в разных не плоскостях уже, а в объемах и более того, и объединяются не сами они, но их желание и воля, желание Намерения и воля Создателя, или наоборот. Но цели их далеко не всегда совпадают, и тогда они действуют совершенно раздельно.

– Но почему же, Пастух, вы тогда употребляете слово Божественное, обозначающее понятие, которое, как мне кажется, неделимо?

– В отношении слова Божественное – разумный вопрос. Во-первых, созвучие это я употребляю в значении «первоначальное» и «великое», а во-вторых, понятие это правильно выразить можно только коровьим мычанием, причем промычать его способна только многоопытная, всезнающая корова, которой бесконечно много кругов. Поэтому, по неумению вас, телок, изъясняться Божественным языком и понимать его, а также по моей неспособности говорить на настоящем коровьем я заменяю этим проекционным созвучием обозначение того высшего смысла, о котором ты спрашиваешь и который я часто упоминаю в своих разговорах.

– Хотелось бы услышать, Пастух, звучание этого высшего на истинном языке, на том языке, который нам придется освоить.

– Что же, дождемся Иды и попросим ее об этом, – сказал Пастух и глубоко затянулся козой.

– Слушая вас, – неожиданно вставила Джумагуль и чихнула от дыма козы, – я перестаю что-либо понимать, но отношу это не к коровьему тугодумию, как моя подруга Елена, а к тьме собственного незнания… В потустороннем мире я прочитала столько замечательных, умных книг, что, кажется, заполнила всю свою голову великим множеством смыслов, но вижу теперь, что, впитывая все это, я и не думала о проекционных созвучиях, лишь приблизительно намекающих на эти самые смыслы, и доверяла им полностью… Теперь же, из-за этого слепого доверия, в голове моей, наверное, собрались одни лишь мало что значащие звучания…

– Ты правильно рассуждаешь, Джума, – ответил Пастух, – и это похвально! Проекционный язык может лишь обозначить границы или пределы, в которых заключается реально существенное, невидимо проскальзывающее между словами, не выражающими ничего из этого существующего существенного. Язык в потустороннем мире идет впереди и, благодаря несовершенству его, приводит любую желающую мыслить проекцию к обыкновенному словоблудию. Последнее создает возможность бесконечной относительности понятий, бесконечность вариантов понимания любого предмета, и это окончательно запутывает мертворожденное мышление в понимании порядка вещей. Не зря же проекции в своих тщетных попытках этого понимания и выражения его прибегли к письменности, к знакам и формулам и даже изображениям, пытаясь заменить всем этим правильное мычание, которое единственно способно отобразить реальные смыслы неразделенного нечто. Но я замечаю, Джума, что проекционное зрение, которое в вас пока еще велико, начинает уже отступать, и чувствую ваше желание быстрее постигнуть законы Божественной плоскости и обрести полноценное коровье видение. Ну а книжная образованность – для коровы бессмысленна, знание выдуманных, иллюзорных миров, не имеющих отношения к реальности, постепенно уйдет. Так что к кругу второму, с прохождением столбов, нормальное восприятие уложится стройными кирпичами в твоей голове, образовав свод абсолютного понимания, которое ты научишься ко всему правильно выражать мычанием, и на круге втором даже сможешь давать советы неопытным телкам – думаю, что ты склонна к поучительству.

– Я, Пастух, доверяя созвучиям, не оставила пустого места в своей голове и чувствую, что одно с трудом вытесняет другое, но я постараюсь вырваться из этой запутанности, хотя все же жаль, что нас ожидает только кирпичный, ограниченный свод реального понимания, похожий на тот тандыр, в котором мы с проекционными сестрами обычно пекли лепешки, и что свод этот будет постоянно тяготеть над моей головой, как если бы я сама была бы лепешкой и забралась в этот тандыр… Книги хоть и давали нереальные, иллюзорные ощущения знания существенного, но все же сподвигали мечтать о сияющих звездах каких-нибудь новых, бесконечных познаний в том выдуманном, бессмысленном мире, где мы с Еленой находились в виде проекций или теней.

– Давай-ка, Джума, – ответил Пастух, – ты сначала пройдешь первый круг понимания и станешь полноценной, молочной коровой, а потом уже, на высших кругах, используя компас в своей голове и правильное ощущение себя, решишь, стоит ли тебе оставаться лепешкой внутри этого свода реального восприятия или имеет смысл устремиться к каким-нибудь новым познаниям. Но должен сказать, насущное в Божественной плоскости неисчерпаемо, и даже коровы, которым бесконечно много кругов, иной раз теряются, сталкиваясь с неизвестным движением.

– Как это понимать, Пастух? – спросила уже Елена.

Но Пастух не ответил, поскольку тут подошла с водопоя степенная Ида, вернувшаяся одна – все телки решили присоединиться к Марии-Елизавете и подразнить коз и баранов, – и вопросительно уставилась на лежащего и курящего Пастуха, который, выпустив очередную порцию дыма, сказал:

– Ида, промычи для наглядности для Джумы и Елены понятие Божественное…

Ида подвигала челюстями, как будто пережевывая пучок отрыгнутой травы, покачала рогами, подняла голову к своду и издала неожиданно трубный, громкий, длинный, мычащий звук, который гулом разнесся по окружающему пространству и многократно вернулся далеким и близким эхом.