Читать книгу Мерцания сознания. Поэзия арт-психологии измененных состояний сознания - Сергей Антонович Кравченко - Страница 4

Остановил коня железного у края поля бесконечного.

И засмотрелся восхищённо на небо, землю, горизонт.

Дух прошлого явился неохватный

И душу до краёв наполнил.

Вместо машины белой – буланый конь

Представился со сбруей,

На мне – тяжёлые доспехи, меч,

В руке – бывалое копьё…

Столетия былинные…

И сила рода где-то здесь,

Иная, не машинная.

Перед ночным покоем я смотрю на звёзды иногда.

И в этот час, когда я всматриваюсь в бесконечность,

Жизнь кажется такой ничтожной, мимолётной,

Как будто отблеск лужицы после дождя

На тротуаре мокром.

Когда-то в раннем детстве бабушка,

Со слабым, тихим голосом старушка,

Впервые указала мне на небо звёздное

Со знаком Ориона.

Минуло более полвека с тех времён,

И много раз я видел небо звёздное,

И неизменно каждый раз мне детство

Возвращалось вновь и чувство мелкости

И суетности жизни моей и всех,

Кто рядом, человечества.

И каждый раз я вспоминал

Свою тишайшую наставницу

В тот летний вечер и искал

Три яркие звезды на поясе

Небесного охотника.

А что если бы взгляд

Любого человека мог посылать

Луч света в бесконечный Космос?

И этот луч мог содержать бы

В себе послание к иным мирам?

Потоки взглядов обитателей планеты

Тысячи лет пронзали бы Вселенную

И проникали бы в бескрайнее пространство,

Сплетаясь, совпадая, повторяясь, разлетаясь.

А вся Вселенная, в глазах бы отражаясь,

Нас содержанием своим бы наполняла.

Мы все (глядящие на звёзды) – в ней,

А её сущность – непременно в нас.

Если душа моя сродни Вселенной,

То и Праматерь бесконечная

Равна душе моей.

И детское переживание ничтожности

Цивилизации людей

Уходит в таком случае

И исчезает вовсе…

Холодная погода,

Снег и дождь весь день.

Но нет, они не могут мне

Испортить настроение под вечер,

Мой праздник от свежеотпечатанной,

Столь долгожданной книги.

Рассматриваю новое творение своё,

Что мне доставило издательство сегодня.

Листаю эластичные страницы,

Читаю свежим взглядом текст,

Дивлюсь, что смог так упорядочить слова и мысли,

Когда сидел над рукописью в роли автора.

Теперь я поостыл и даже подзабыл,

Каким я был.

Очередь на Страшном суде – последняя из всех очередей.

Я не люблю их в любом виде – за хлебом и здоровьем, за славой и свободой, за жизнью и восторгом.

Мне всё равно!

Я не люблю очередей!

Отец мой, ветеран и бывший узник лагерей, когда-то мне рассказывал про крематорий в концлагере и очередь у этой комнаты для смерти.

За смертью очередь тогда была большая.

Стоял он, молодой и тощий, в ряду других, ему подобных, и всё вокруг осматривая жадно.

Ему хотелось жить, дышать, смотреть на жизнь, всё слушать, чувствовать её.

Ему хотелось гладить травку у глухой стены, отдать ей всё тепло, заботу и любовь, что ещё теплилась в его душе.

Он думал: «Неужели?

Такая тонкая былинка останется и будет жить, а я, меня не будет?

Останутся все птицы, небо, солнце, но не я?»

И кто-то услыхал его вопросы в преисподней

И отозвался…

Остановилась неожиданно в тот день работа печи и огня.

Сломалось что-то в шестерёнках смерти, погас огонь в печи.

И чудом выжил он и те, что были за его плечами.

А после всех скитаний и ужасов войны вернулся он в свою деревню, в дом к отцу и матери на Украину.

Родились дети у него (четыре сына, дочь).

Отец прожил большую жизнь в заботах и в трудах,

Но никогда я не видал его в очередях.

Представить это даже не могу.

Когда же сам оказываюсь в очереди хоть на минуту,

Невольно вспоминаю с обречённостью

Тот старый сказ отца

И вижу неизбежный Суд.

Как сложно жизнь увидеть,

Которую не знал

И не познаешь никогда.

Ещё сложнее разгадать лицо,

Что на твоё

Так сильно не похоже.

И совершенно невозможно

Мечту осуществить,

Что не пропитана

Сознанием прошедшего.

Вечереет после длинного яркого летнего дня.

Солнце на закате – хороший символ жизни под конец!

День начался с восходом, пробуждением всего – хороший символ всякого начала.

День развивает всех и вся: зверей, растения, птиц, человека.

День насыщает светом тело и запускает силу и движение, полёт и суету, соперничество, беготню.

Но к вечеру всё затихает, насытившись движением, вином и пищей.

А молодые люди, противясь ритму суток,

Ведомые избыточным гормоном, не тормозят

И жаждут вечности своей в потомстве.

И всё же затихает под конец земля,

Ночь наступает, сон приходит, маленькая смерть.

Сон в конце жизни, что такое?

Как долго длятся сновидения?

И будет утро, пробужденье

И новый день?

Беседую с врачом известным,

Гиппократом,

Об эффективности методики особой

В психотерапии – маскотерапии.

И страстно убеждаю,

Что при умелом поиске лица

Можно найти души здоровье

И подойти вплотную к здоровью тела.

В здоровом теле и душе всегда сияет

Прекрасное лицо,

А при заболеваниях любых

Вся привлекательность лица

Куда-то исчезает.

Если в лице находим красоту

При помощи портрета,

Душа и тело человека будут

Невольно соответствовать лицу!

А ритуал создания портрета,

Инициации подобен сложной.

Подводит человека он к природе скрытой,

Идеальной.

Вышел я утром к солнцу долгожданному

И удивился: снег с неба чистого идёт?

Да нет же!

Всё это иней падает с пригревшейся берёзы,

Обильно присыпая землю.

А дерево как облако…

Со мной на небесах…

Поутру зацепился взглядом я

За стопку книг,

Что за прошедшие года издал.

Неторопливо полистал, читая,

Покрутил в руках, задумавшись, припоминая,

Вспомнил, что здесь не все они,

И разыскал недостающие издания.

Любуясь, разложил перед собой.

Исправить каждую так хочется,

Отредактировать, дополнить и улучшить,

А может, и переписать сначала.

Но вот попалось интересное,

Забытое, мудрёное и сложное,

За это автору – спасибочки особое.

Возникла мысль (знакомая и новая):

Я был, бываю и могу бывать

Всецело не таким, как ныне!

Но это знает каждый педагог, психолог!

И почему же эта мысль

Не волновала меня раньше?

Зачатого от гениального художника

Ребёнка во дворце отдельном изолируют

И взращивают осторожно.

С особой тщательностью отстраняют

От всех людей и от большого мира

И обучают композиции, гармонии,

Рисунку и скульптуре.

Только свою царицу он может видеть

Ежедневно с рождения до смерти,

И только с ней он может говорить

Часами напролет лицом к лицу,

И только к ней он может прикасаться,

И чувствовать тепло её, и запахи её вдыхать,

И только её голос слушать,

И только к ней любовью пропитаться,

Боготворить только её

С первоначальным вздохом своей жизни

И до конца.

А педагоги с лицами закрытыми

И душами холодными искусству его учат.

Лицо своё он видеть в том числе не должен.

Вокруг него всё лишено зеркальности,

Вокруг него нет даже тазика с водой,

Где можно было бы увидеть отражение.

Душа такая, предполагается, способна

Невероятно чисто отзеркалить

Царицы образ в неискажённом виде.

Только художник без лица,

Как зеркало незамутнённое,

Способен сотворить

Портрет для вечности.