Читать книгу Страницы прочитанной жизни - Сергей Данилов - Страница 3

Осень-художница пишет мазками.

Радует красками пёстрый пейзаж.

Смело аллеи играют тонами.

Модно иметь золотой антураж.

Осень-богачка сорит капиталом,

Палые листья – ковёр из купюр.

В парках рябины объяты пожаром

В рыже-багряных манто от кутюр.

Давно позаброшен танцпол.

Осталась зола наслаждений.

В меню каждый день валидол,

Утерян букет ощущений.

Погода стабильно не та,

То жарко, то ломит суставы.

На кухне гнетёт теснота,

В эфире – царящие нравы.

Откинуть бы лет тридцать пять.

Возможно, и сорок, не жалко!

С друзьями напиться опять,

Вкусив, сколь вольготна рыбалка.

На девушек смело взирать,

С достоинством, но без нахальства.

Соседа в бильярд обыграть

Спокойно, без тени бахвальства.

Под окна товарища встать,

Присвистнув: «Айда на «коробку!»

Размять молодецкую стать,

Оставив на лавке штормовку.

Пойти на байдарках в поход —

Неделю в мешке и палатке.

Вручную вскопать огород,

Пульнуть в небеса из рогатки.

Когорта заманчивых грёз

Готова дать битву комфорту…

Как шалую юность без слёз

Вернуть, не продав душу чёрту?

Я был галантен, не женат.

В душе, искрясь, весна играла

И виртуозно совмещала

С лиризмом низменный разврат.

Смотрел с блондинкой дорогой

Ночами на светил сиянье,

В порыве страсти, обожанья

В реке купался с ней нагой.

Стихи восторженно читал

И декламировал умело,

Без промедлений лишних, смело

Красавицу за грудь хватал.

Приятен выставок гламур.

Мы посещали вернисажи.

Потом – интимные пассажи,

Постельный яростный аллюр.

Пленяла музыка сердца.

Я с музою внимал свирели,

Затем резвился на постели,

Изображая жеребца.

Прошли забавные года.

Кутить нет силы – ждёт уролог,

За ним приём ведёт проктолог.

Такая ныне чехарда.

Я поседел, давно женат.

В душе осенний цвет играет,

Мастеровито совмещает

Аптеку, пенсию, внучат.

В глазах – ехидная усмешка,

Во рту – сарказмов едких пул.

Не раздражает утром спешка,

Не тянет вечером в загул.

Квартирный быт опутал крепко,

Ушёл на пенсию кураж.

Годами не менялась кепка,

Истлел к деньгам ажиотаж.

Минувших лет поднялись всходы —

Цветут апатия и лень.

Исчезли с кризисом доходы.

Осталась от гордыни тень.

Завяли встречи, посиделки —

Их заменяет телефон.

Есть номер молодой сиделки,

В неё он, к счастью, не влюблён.

Поймали в сети сериалы,

Не интересен зимний спорт.

Пылятся на шкафу журналы.

Брак – максимум четвёртый сорт.

Пропали бывшие коллеги —

Нет интересных общих тем.

Забыты бурные ночлеги,

Остался долговой ярем.

Сменяет боли онеменье,

Канючит тело: «Не буди…»

Душа, желая просветленья,

Трепещет птицею в груди.

Кипели эмоции чайником,

Забытым на сильном огне.

Он вёл себя грубым охальником,

Она была злее вдвойне.

Пестрила беседа упрёками.

Сплетались признания, ложь.

Сменялись ответы намёками.

Терзала противная дрожь.

Смешались причины и поводы.

Шаром раздувался скандал.

Терялись разумные доводы —

Страстей ощущался накал.

Он стал заикаться отчаянно.

Она побелела как мел,

Стояла в углу неприкаянно,

Колчан расстреляв гневных стрел.

Обиды плодились невиданно.

Завял утончённый фен-шуй…

Решенье пришло неожиданно —

В объятьях хмельной поцелуй.

С утра позор и забытье.

Обрывки вечера в тумане.

Он вспомнил: было оливье,

Играло радужно в стакане,

Веселье, танцы, никотин.

Он говорил по телефону.

Напрасно третью взял, кретин.

Уснул подобно эмбриону.

Такси дешёвое везло,

Или подбросил друг радушный?

Проснулся дома – повезло.

Во рту противный вкус сивушный.

Ключи на месте, кошелёк.

Одежда?.. Он не раздевался.

В глазах жены немой упрёк:

«Зачем с коллегами надрался?»

Ответа нет. Довлеет стыд,

Косые блики полуночи.

Потрёпанный противен вид.

Мольбой: «Прости!» – слезятся очи.

Воспоминанья вцепляются больно,

Словно клешнями – назойливый краб.

Переживаю разрыв добровольно,

В прошлое выдвинув памяти трап.

Снова тону в океане сомнений

И задыхаюсь от горьких обид,

Вязну в болоте пустых объяснений.

Тенью кровавой грозит суицид.

Претерпеваю позор униженья —

Брошенный, как шелудивый щенок,

Вновь ощущаю минуты паденья,

Горькой любви нежеланный урок.

Резко занижена самооценка,

Комплексы давят огромной горой.

Перед моими глазами коленка,

Что бьёт под зад, прогоняя долой.

Боль от меня хочет самоотдачи.

Цепок и зол едкой ревности краб.

Надо засыпать богатством удачи

Уничижительный жизни этап.

Период лирический вместе с цветами

Давно завершился. Не радует бег.

Щетина небритая – выпавший снег.

Мы внучек теперь именуем цветками.

Любили мы в детстве ходить за грибами.

Манил и пугал тёмной чащею лес.

Сегодня ворчим, позабыв политес.

Юнцы называют нас в шутку – грибами.

Меняет возраст приоритеты,

Места скитаний и поклонений.

Не выручают друзей советы.

Зияет пропасть меж поколений.

Реклама баров – под слоем пыли,

Зато раскрыты ворота клиник.

Про караоке давно забыли.

Былой романтик – сегодня циник.

Хард-рок отложен, играет Гендель.

В комиссионке Харлей томится.

Ночами будит протёкший вентиль,

А не желанье опохмелиться.

Сменили пиво настойки с мятой.

Приятен раут без злой изжоги.

Встаёшь с постели всегда помятый

И раздражённый в любом итоге.

Для путешествий доступна дача,

Другие земли неинтересны.

От кинофильмов скупа отдача:

Герои – мерзки, сюжеты – пресны.

Простое дело теперь проблема —

С утра решаешь, когда побриться.

Тревожит смутно одна дилемма:

Жить вместе дальше иль разводиться?

В прошедшем – танцы, шальные встречи.

Любвеобильность ушла с престола.

В сухом остатке – с ромашкой свечи

И послевкусие корвалола.

Мне тоже было двадцать лет.

Я полон был благих иллюзий,

Растил сыновний пиетет,

Не знал деменции, протрузий,

Был обжигающе открыт,

Не испытав кошмар измены.

Меня не мучал пыльный быт,

Не окружали манекены.

Рекорды грезились. И вот

Птенец гнездо покинул рьяно,

Любви родительской оплот

Сменил на жёсткий мир обмана.

Летать учился, как и все,

Клевал, когда то было надо,

Копался в злате и овсе,

Не избежал сомнений яда.

Пшено чужое воровал,

Оберегал свои пожитки,

Существовал, как маргинал,

Искал неслыханные скидки.

Зачем покинул отчий дом,

Прельстившись мифами Олимпа?

Хотел парить, а полз тишком

В веригах ржавых вместо нимба.

Теперь подавленно закрыт,

Птенец предстал ежом колючим,

Немногословен, пьян, сердит,

Сроднился с обществом паучьим.

Раньше счастлив я был, а теперь только радости.

Нет изжоги – достойный вечерний финал.

Не метнула соседка вслед колкие гадости —

Ожидается день выше всяких похвал.

Раньше было достаточно неба бездонного,

От его синевы пели струны души.

Превратившись со временем в мужа преклонного,

Флегматично дремлю в неподвижной тиши.

Раньше пульс учащался от каждой прелестницы,

Сердце пойманной птицею билось в груди.

Ныне я аккуратно спускаюсь по лестнице

И доволен супругой в больших бигуди.

Раньше не было в шалостях плотских излишества.

Вожделенье дарило любовный экстаз.

Пронеслись разудалые годы мальчишества.

Бывший мачо, я смог за квартал всего раз!

Я излучаю доброты флюиды.

Рождаются лиричные стихи.

Сношу спокойно мелкие обиды.

Смешны мои пустяшные грехи.

Разбросаны бумаги и тетради,

Плодятся с каждым годом словари.

Убрав с лица назойливые пряди,

Работаю порою до зари.

Но если надо проявить отвагу,

Я отложу облезлый карандаш.

Налейте рома, наточите шпагу,

Отдать швартовы и на абордаж!

Я готов променять опыт бренного тела

На невинность хрустальную юной души.

Натерпевшись, расстанусь с познаньями смело,

Пусть останутся от нажитого гроши.

Я хочу ощутить снова преданность дружбы,

Теплоту неподдельную искренних глаз.

Подковёрные игры, интриги на службе

Надоели, как нудный бездарный рассказ.

Я желаю забыть боль циничных предательств,

Убивающих веру в величье добра,

Обесточить влиянье дурных обстоятельств,

Осознать, что надежда сильней, чем хандра.

Искус давит безмерно. Наивны мечтанья

Обрести романтичность в солидных годах.

Разъедать будут ржавчиной воспоминанья,

Приближая красивой истории крах.

Каждое лето я осень молю:

«Не приходи, сыт по горло дождями,

Пусть непогода сведётся к нулю,

Не расцветает столица зонтами,

Серость не выгонит аквамарин,

Лужи не станут блестеть зеркалами,

Благоухать будет нежно жасмин,

Солнце одаривать землю лучами».

Позже тону в листопадном пиру

И восхищаюсь роскошной палитрой.

Напрочь забыв ностальгию, хандру,

Вновь очарован проказницей хитрой.

Пылко, с задором ваяет она,

К творчеству явно имеет задатки.

Ветрена рыжая краля, сочна.

Я бы с такой закрутил без оглядки!