Читать книгу Тюрьмерика - Сергей Давидофф - Страница 12

Недолго я побалдел один в клетке – ровно сутки. Подселили чернокожего. Тоней зовут. Пятьдесят пять лет, гангстерский походняк, красные кроссовки, повязка черная на голове, как у бедуина.

«Сижу тихо на парковке, в своей машине, никого не трогаю – рассказывает Тоней – а рядом, на асфальте, пистолет валяется. Я так посматриваю на него, но жду и оглядываюсь. Это и копы могли подкинуть специально, чтобы я подобрал… Они же за мной следят… я ведь раньше сидел, на меня досье пять ящиков, они даже цвет моего дерьма знают. Сижу, ниче не делаю, музычку так тихо включил… А у меня классные сабвуферы в багажнике. Но я негромко, так, чтобы только я слышал. Сижу, курю… Хотел и косячок закрутить, но пока не буду. Мало ли, щас может и приедут лягавые. У меня нюх на этих пидарасов есть, я их постоянно в заднее зеркало вижу. Смотрю в зеркало… а-а… вон он, бля, едет, номера мои пробивает. Никак не оставят нас, нигеров, в покое, всех решили пересадить.

Итак, я сидел там около полу часика, где-то так… на часы не смотрел, не помню точно… у меня память неважная. Сижу, оглядываюсь… никого нет, только гомик один с собачкой, с белым пуделем гуляет, и так на меня косится. А надо сказать что у меня БМВ черный, нафаршированный, диски, цацки, блестит, даже перламутр ему дал сверху, на солнце переливается, чтобы негритянок привлекать. Они на блестящее бегут. Я у кузена своего запчасти покупаю, иногда на крэк меняю. У него гараж. Он там ворованные тачки разбирает. Он тоже сидел лет двадцать, но щас дома, передышка от тюрьмы, мастерскую открыл. А что еще делать? Нам же везде суки «белые» двери позакрывали. Не в обиду, ты белый, но ты русский… так что как бы не совсем белый. Ты ведь тоже копов ненавидишь?

– Ну… после чего меня посреди хайвэя тормознули ни с того ни с сего, все отобрали и в тюрьму, – то да… смешанные чувства к блюстителям порядка.

– Ну вот, я знаю… по глазам вижу, что не любишь копов. А кто их любит? Только они друг друга любят, пидарасы! Так вот, сижу я там и подумываю, как бы мне так выйти из машины и легонько так пнуть ногой тот пистолет… будто прогуливаюсь и вроде случайно задел: ударил ногой. Я же в этих красных кроссовках был: «Майкл Джордан», триста баксов пара.

– Триста баксов за эти штиблеты?

Тоней так посмотрел на меня, обмерил взглядом, даже какая-то презрительность мелькнула в глазах. И мне стало почему-то неудобно, оттого что не разбираюсь в кроссовках.

– Я их купил за триста, потому что с трупа сняли, а так они три тыщи стоят. Вы же там в России в чем ходите? В сапогах, наверное. Хорошей обуви и не видели. А я могу сейчас эти ботинки продать за тысячу. Нет, за полторы… – Он наклонился, сдул невидимую пылинку с них и о чем-то задумался. – Так… о чем я говорил? – Он почесал башку, снял тряпицу, осмотрел ее, завязал обратно.

– О кроссовках… о цене…

– А-а… да-да… Это еще дешево я их купил… Их можно и за тысячу продать. Может, даже и за две. Ты знаешь, у нас на районе нигера одного замочили за кроссовки. Пристрелили, сняли обувь и до свидания. Ниче больше не взяли, только кроссы. Раньше такого не было… Ну, стреляли друг друга, конечно… но, чтобы за кроссовки? – Он мотнул головой, будто отгоняя грустное воспоминание. – Итак, подхожу я.., оглядываюсь… никого нет, только гомик мелькнул в кустах. Он в таких коротких шортиках был и в розовой маечке в обтяжку. Я подхожу так, будто прогуливаюсь, даже присвистываю… и ногой – хлоп! эту пушку… А я ведь раньше футболом занимался. Я так и ударил, сзади… прием такой есть…, и оно пошло-пошло юзом по асфальту, и прям у дверей моей «бэхи» остановилось. Будто даже просится внутрь.

Отлично, думаю, хороший знак… настроение поднялось, подхожу, посматриваю по сторонам, напеваю Стиви Уандера: «I just called to say I love you…»6 Помнишь?

Конечно, помню, заелась в сознании: Стиви Уандер в очках, мотает дредами7 у рояля.

– Вот-вот, – и Тоней просвистел мелодию. – Итак… наклоняюсь я, будто шнурки на кроссах завязываю. Я специально, когда шел на один конец шнурка наступил, чтобы он развязался… Наклоняюсь, а сам смотрю: никто из кустов не наблюдает? А не удивлюсь, тут же везде слежка. У меня, вон, заправка возле дома… ну не совсем возле дома, за угол надо зайти… так я там насчитал шестнадцать видеокамер на потолке! Может еще были спрятанные в коробках или в плюшевых игрушках, но на виду висели – шестнадцать штук, май френд! Это на маленькой заправке. Я спрашиваю клерка… индуса в чалме… такой же черный, как и я, может даже темнее… говорю ему: «шестнадцать камер насчитал босс… зачем»?

А он так посмотрел на меня, ухмыльнулся, выдержал паузу, и указывает черным пальцем на стенку с фотографиями… А там нигеры с чипсами и пивом в двери выбегают. Целое панно фоток, коллекция. «Вот почему «шестнадцать камер», – говорит надменно. – Потому что ВЫ воруете. У нас в Индии такого нет. Я у себя дома двери открытыми оставлял. И вообще я там доктором работал, а тут… – Он презрительно обвел взглядом помещение… – А тут… приходится «этим» заниматься, в вашей факиной Америке…» – И поправляет пистолет под пиджаком, так чтобы я видел.

«Опять я отвлекся… – сказал Тоней. – У меня после драки память глючит. Даже не помню, в каком году поколотили меня нигеры с соседнего района. Ногами били, может даже дорогими кроссами, не видел, темно было. Били сильно и сто баксов и пятнадцать центов забрали. Ну, сто баксов понимаю… А пятнадцать центов? Ну на хера мелочь забирать, спрашивается? Ты забрал бы?

Я задумался, интересный вопрос. Мне даже лень было бы на улице пятнадцать центов с земли поднять.

– Забрали, ну ладно, ну а зачем так избивать? Они меня оглушили сзади, чтобы я их потом не узнал. Но я нашел одного. Ему это дорого обошлось. – Он взглянул на свои кроссовки, смахнул пылинку… задумался.

– Я в коме лежал… уже считали трупом… А, нет, – выжил. Правда сердце стало шалить, много медикаментов кололи. Чем они меня там накачали, что аж мотор стал глючить? – Он опять замолк, задумался. – Так… о чем я говорил?

– Ты кроссы подвязывал, шнурки…

– А-а, точно… я в парке был… Так вот, подвязываю я свои кеды, посматриваю вокруг, и так тихонько дверь пассажирскую открываю… будто за ручку держусь, а дверь сама открывается… Я аккуратно беру пистолет, оглядываюсь – никого… Поднимаю, и под сиденье кидаю. Смотрю по сторонам – всё тихо. Я пошустрее свои кроссы подвязываю, и уже подсчитываю в уме, за сколько продам «Берету». А это была «Берета», я заметил. Кажется, была у меня такая… не помню. Вот… обхожу я свою машину спереди, а она блестит на солнце, красавица. Открываю двери пальчиком… она пальчиком так легко открывается… клац! как часики. Сажусь, и закуриваю косячок. Заслужил, молодец я… Так ловко я «Берету» под сиденье закинул. Даже если и камеры были, никто этот трюк не заметит, как фокусник сработал. Смотрю по сторонам, затягиваюсь, дым через нос выпускаю… расслабон такой конкретный, хорошая трава. Вдруг, вижу – вон они пидорасы! Чтоб они все горели в аду! Полицейский круизер подъезжает и рядом со мной паркуется. Два белых копа, армейские стрижки, внутри сидят, по рации трещат, на меня смотрят. Я сразу же бычок в окно выбросил, рукой дым разгоняю.

Один выходит, неторопливо так приближается, рука на кобуре.

– Сэр, не могли бы вы выйти из машины?

– Я? Выйти? Зачем?

– Нам сообщили, что у вас нелегальное оружие в автомобиле.

– У меня? Оружие? Откуда? – удивляюсь. А сам уже думаю: «Откуда я деньги возьму на китайскую лапшу и кофе взаперти, если пять лет дадут?» А это пять лет, я уже все ихние факины законы изучил. Пять лет за незаконное хранение оружия, если уже была судимость. А она у меня конечно же была. И не одна. Раз двадцать за решеткой побывал в городской тюряге, все углы помню.

– Будьте добры, выйдите из машины, – говорит коп, а сам так смотрит на партнера. У них какие-то знаки глазами, телепатически общаются, и кобуру незаметно расстегивает – я вижу.

– А вы что, имеете ордер на обыск? – спрашиваю.

– Мы почувствовали запах марихуаны из вашего автомобиля. Так что, имеем полное право. Выйдете из машины, сэр.

«Ну, думаю – всё, пиздец. Как, бля, произошло, что я вот щас вот отправляюсь за решетку на пять лет? Сижу себе в машине, Стиви Уандера слушаю… Ну на хера мне тот пистолет сдался? Везде… везде следят за нигерами! Если не камера, то – сознательные граждане».

Выхожу, руки на капот. Обхлопали, наручники – клац! Еще две минуты тому назад я был свободным гражданином, меня ведь дома жена ждет с жареной курицей, а я опять в наручниках. Да сколько можно!

И тут я вижу, второй коп полез под мое сиденье и вытаскивает оттуда… пистолет. Аккуратно так его пальчиками держит, показывает мне и улыбается. А я тебе скажу вот что: я в тот момент увидел улыбку… дьявола. Вот в этом полицейском оскале я увидел, клянусь!

И марихуану нашли. Мелочи, ну может грамм десять. Они у меня в специальной табакерке такой лежали. На крышке гравюра Африки и флаг наш. «Вот зачем вы нас, суки, с континента привезли триста лет тому назад? Чтобы в тюрьме держать? Отпустите! Улечу в Африку прям сейчас!»

Меня садят в круизер… аккуратненько так голову придерживают, заботливые… чтобы не ударился при входе. Бац! – Дверь за мной захлопывается! И всё! Я в тюрьме. Если за тобой захлопнулась дверь полицейской машины, то знай – ты в тюрьме. Даже не сомневайся. Моли богов африканских или русских и вспоминай, кто у тебя есть с деньгами на свободе, чтобы вызволили под залог. Вспоминай, вспоминай всех… даже тех, с кем десять лет не общался. Проси, клянчи, но выпроси денег. Надо выйти под залог, дорогой мой русский… надо выйти и свалить срочно. Через Мексику, через Канаду… нет, через Канаду опасно, лучше через Аляску. И там по льдинам – в Россию, на свободу, в тайгу, к медведям!

Я кивнул: согласен.

Сижу я на заднем сиденье в круизере и вспоминаю, – продолжает негр – прокручиваю в памяти друзей и родственников: у кого могут быть денежки на bond8. Да у кого они есть? Только у драгдилеров были, но их уж всех пересажали, дома конфисковали, а деньги копы и федералы себе забрали. Это у тебя друзья, наверное, в фейсбуке, а моя вся братва – в тюрьме или в могиле.

А они тем временем мою криминальную историю пробили. У этих пидарасов в машине есть лэптоп и доступ к базам. А я раньше сидел конечно, десять лет за грабеж. Давно, лет тридцать прошло, молодой был. Да какой там грабеж? Сумку у бабки выдернул на парковке. Она из церкви шла к своей машине, а у нее такой огромный перламутровый корабль – «Ford Thunderbird». Я надеялся, что в сумочке ключи, и пока она сообразит… они ведь медленно соображают… ей, наверное, лет двести… то я и уехать успею. Там одни колеса десять тысяч баксов стоили. Я семью целый год содержал бы на эти деньги. У меня ведь трое детей было, я же в тридцать семь дедушкой уже был…»

Тоней меня все время развлекал историями, только во время приема пищи от него отдыхал. Рассказал еще, что имел четыре инсульта и два инфаркта. По нему не скажешь – кроссы натянет, тряпицу черную обмотает на голову и давай качаться. Наполняет пластиковые пакеты водой из крана, подвешивает их на швабру – получается штанга. Позанимается часик, потом начинается парфюмерный ад. Он очень любил мазаться, все тело блестит, волосы набриолинены, в зеркало любуется. У него их три: над умывальником, внутри шкафчика и еще одно заклеено на верхней полке, чтобы он мог на себя и лежа смотреть.