Читать книгу Тюрьмерика - Сергей Давидофф - Страница 3

Зал суда – атмосфера свободы и официоза. Просторное чистое помещение. Судейский стол на возвышении, герб США внушительный на стенке. В окне – серое озеро.

Ко мне навстречу встал высокий мужчина лет пятидесяти – мой бесплатный адвокат, Мистер Ланелл. Протянул руку, похлопал по плечу и сказал с улыбкой:

– Я знаю, что ты не виноват.

Я выдавил грустную улыбку в ответ… «Может на самом деле сейчас разберутся, оправдают, выпустят, отвезут к моей машине, вернут документы и деньги, свободен мол, извини, брат».

Это было слушание (bond hearing) о возможности выйти под залог пока идет расследование. Высокий худой обвинитель с синяками под глазами усердно доказывал судье, почему меня опасно выпускать. У него была тетрадка и он по пунктам гневно все перечислял: «Тридцать тысяч кэш… Ну кто носит в Америке тридцать тысяч с собой? Только наркодельцы, Ваша светлость… Плюс, у него два паспорта и ничего его не держит в США… Убежит, сто процентов убежит, если отпустим». И он был прав, я бы пешком в Нью-Йорк, лишь бы мне паспорт вернули, а оттуда на самолет и домой. Или в Мексику через забор, в Южную Америку, в леса Амазонки, раствориться среди аборигенов и забыть про тюрьмерику.

Минут двадцать слушание длилось, меня трясло, но я молчал, подсудимому не рекомендуется вякать, да и бесполезно. Затем обратно в наручники, мимолетное прощание с адвокатом.

– Я приду навестить тебя, не переживай, завтра приду, – он меня похлопал по плечу. – Не волнуйся, все будет хорошо.

«Неужели?»

Меня вывели те же два федерала, передали копам и отвезли в тюрьму через дорогу. Там вновь процедура оформления: фото, отпечатки пальцев, оранжевые лохмотья и в чистилище, с кучей только что попавшихся негров.

На стенках там висели два телефона. Арестанты стояли возле них, ожидая очереди поговорить. То был выход в мир, первое заявление о случившемся, просьбы к родным и близким оплатить залог и вызволить из тюрьмы. Драмы разворачивались у этих аппаратов: драки, крики, разборки. На тех, кто слишком долго говорили, начинали орать, затем оттаскивать, те отбивались, «надо найти срочно деньги выйти отсюда!» Иногда вспыхивали короткие драки, тогда вбегали охранники, хватали нарушителей и волокли в карцер.

Часа четыре длились драмы в телефонной клетке. Мне звонить было некому, я сидел на железной холодной скамье… оцепеневший, без мыслей… «Что будет, то будет – выхода отсюда нет».

Наконец, вместе с еще несколькими узниками меня отвели на девятый этаж и поместили в квадратный зал, переполненный людьми в оранжевых тряпках. Они ходили кругами по залу, сидели на железных стульях и полках, некоторые на полу. Было супер шумно, около восьмидесяти несчастных в этом остроге. Помещение двадцать на тридцать, крохотные окошечки в стенках. Выглядываешь на волю и видишь город, здание суда напротив и кусочек озера.

Мне выдали полку номер один, прям у входа, напротив туалета. Надо сказать, что со временем я сортир в тюрьме стал называть: «аэропорт». Шум спускаемой воды напоминал мне звук реактивного самолета на взлетной полосе. Маленький тайфун, а не туалет. И всю ночь народ курсирует мимо меня на этот аэродром туда-сюда, звук взлетной полосы ревет нон-стоп, да и зэки не умолкают. Я моментами отключался и дремал посреди сюрреального кошмара.

В этом чистилище прошел пасхальный уикенд. В понедельник меня перевели на одиннадцатый этаж. Двухярусное помещение, около пятидесяти заключенных. Преимущественно черные, плюс пятеро белых наркоманов.

Поселили в клетку на первом этаже, возле душевых кабинок. Мое место на полу. Твердый пластиковый матрас. Единственный лежак занят ветераном клетки, моим новым сокамерником Джеффом. Негр тридцати восьми лет, коренастый, лысый, набожный. Сидит в четвертый раз за домашнее насилие. Говорит, был легкий аргумент с дамой сердца, она его обматерила. Но это мелочи, афро-американки они такие, темпераментные и голосистые – закон джунглей, кто кого перекричит… но, когда она пульнула в него чугунной сковородкой… чуть-чуть промахнулась, разбила стеллаж и фарфор (бабушкино наследство), тогда Джефф, исключительно в целях самообороны, легонько подтолкнул подружку. Она кувырком вниз по лестнице два пролета, ломает себе три ребра. Ну и башкой о косяк. Кровь, крики, вопли, 911, копы. Джеффа мордой в пол, ботинок на голову, наручники. Пробивают криминальную историю, а он, голубчик, три раза сидел уж за домашний беспредел. И то, что в церковь ходит регулярно, и то что там проповеди читает по субботам, и то что в хоре поет, – ничего не помогло, – в темницу! Семь лет обещают. А, может, меньше. Об этом он молится, вздыхает: «Спасибо, Иисусе… Помоги, Иисус!»

Завтрак тут в четыре утра, обед в десять, ужин в четыре после обеда. И всё. Нет холодильника, куда бы ночью пойти, заглянуть и теряться в размышлениях, что вредно на ночь, а что нет. С четырех после обеда и до четырех утра – пост.

Вызывают на завтрак так: «CHO-OOW1»! Звонкий щелчок замков, клетки открываются, народ выползает и выстраивается в очередь за похлебкой.

Зал маленький – десять на пятнадцать. Посреди четыре металлических столика с вмонтированными в пол стульями. На них сидят зэки, рубятся в домино и шахматы. Остальные бродят по кругу.

Встретил одного земляка, Дэн зовут, еврей из Одессы. Попал в США трехлетним ребенком. Вначале с трудом вспоминал русские слова, но вскоре стал говорить, правда, с акцентом. Дэну светит много, лет двадцать: за распространение наркотиков, за незаконное хранение оружия, ограбление… двадцать три статьи всего. Полтора года сидит, ждет суда. Переживает заранее, что будет делать, когда выйдет. Ведь у него нет гражданства, только Грин Кард. А преступников (не граждан), после отсидки депортируют.

– Ку-уда? Куда я поеду? У меня там ни-икого нет, – ноет Дэн. – Нико-ого! Все родственники были здесь, но уже умерли. Подруга нашла себе другого… на второй же день как меня посадили, буквально на второй день. А ведь из-за нее я и сел. Друзья… Друзья? Нет никаких, бля, друзей… Были, когда кокс и деньги водились, а как посадили, тут же все забыли, некоторые даже показания против меня давали – крысы, хотели, чтобы им сроки скинули.

Я хожу с ним по кругу, слушаю, киваю… сам не знаю, что мне светит. Адвокат в субботу навестил, как обещал, думал, начнет мне помогать, а он давай выпытывать.

– Расскажи мне всё… Что ты сделал? Откуда у тебя деньги? Паспорта фальшивые? Четыре мобильника… девять симок… Зачем?

– Так я же путешествовал… а в каждой стране свои симки, я их менял. Паспорта легальные. Неужели они не могут проверить? Деньги заработал честно… Налоги, правда, не платил. Но, собирался… – Пытаюсь объяснить, а сам погружаюсь в грустную темную яму, надежды на освобождение испаряются.

– Ты знаешь, тебе светит лет десять. Надо честно мне всё рассказать.

– Десять?! За что?!

– Да. Может даже и пятнадцать. Они считают, что задержали крупного русского хакера и драгдилера. Обвиняют тебя в подделке паспортов и продаже наркотиков.

– Какой хакер! Я даже фотошопом не умею пользоваться. Наркотики?! Откуда? Они что, нашли наркотики?!

– А деньги откуда?

– Это мои деньги, честно заработанные… Я же их в банке хранил… они ведь могут проверить мои банковские счета.

– Проверят, всё проверят. Также они говорят, что ты уклонялся от уплаты налогов.

– Я не уклонялся… Я ведь не в Америке работал, а в Канаде… Что, мне все-равно в Америке надо было налоги платить?

– Конечно… можешь хоть в Тимбакту работать, но, если ты гражданин США, то ты обязан платить дяде Сэму.

Такой примерно разговор при первой встрече с адвокатом. Я рассказал ему подробно своё био, он обещал зайти в понедельник. А пока хожу по кругу в сером блоке, слушая жалобы Дэна, дабы отвлечься от собственных дум. Рад, что есть еще один горемыка из бывшего СССР и рад, что есть с кем поговорить.

– Не увижу белого света, – твердит Дэн. – Не увижу. Я всех предал на воле. Подруга ушла. А мы ведь готовились к свадьбе. Ушла к лучшему другу. А был ли он лучший? Денег мне никто не высылает… Да что там деньги… никто на мои звонки не отвечает.

– Я сам без понятия, что будет, – поддерживаю невеселую беседу. – В тюрьме впервые, никогда даже наручники не примерял… А-а… нет, было один раз. – И я рассказал ему историю: «Ехал я как-то по хайвэю, красивейший закат, солнце оранжевое, большое, ну прям глобус огненный закатывается за горы… Останавливаюсь, камеру на штатив, влезаю на мост и снимаю проносящиеся фуры на фоне красного солнечного диска. Долго, минут тридцать стоял на мосту. Уже темнело. Вдруг, слышу что-то сзади. А хайвэй шумит, не понятно. Поворачиваюсь и вижу: коп стоит, растопырив ноги, целится в меня пушкой и что-то кричит! Не понятно «что» – шумно очень. А он орёт, чтобы я бросил на землю то, что держу в руке. На улице практически темно, шумно. Но каким-то образом я все-таки догадался выбросить штатив. Мне руки за спину – наручники. Ещё несколько машин подъехало, мигалки, сирены, «Рэмбо» поймали. Обыскали, осмотрели штатив и камеру, спросили, что делаю на мосту. Снимаю закат, говорю, для документального фильма. Сняли цепи, сказали, что им позвонили и доложили: снайпер с моста по дальнобойщикам стреляет».

В пятницу приходил опять адвокат. Вызвали, стою в коридоре, жду. Еще несколько черных прибыло. Гуськом по коридору, в лифт, на первый этаж, в грязную клетку, человек двенадцать. Сидим. Сквозь решетку видны свободные люди за толстыми стеклами, общаются по телефону с арестантами. Адвокаты с портфелями ждут своих клиентов.

А вон и Мистер Ланелл появился – спаситель мой, благодетель. Так рад его видеть, почти как Иисуса Христа, только на него надежда.

Вызвали и меня в каморку, цепи сняли. Потираю запястья, оглядываюсь. Мистер Ланелл раскладывает бумаги.

– Не беспокойся, камер нет. Тут конфиденциальные комнаты для адвокатов. Можешь мне всё рассказывать… «всё как есть».

А другие зэки советуют: «ни в коем случае никому ничего не рассказывай, даже адвокату, он ведь назначен государством, он на них работает. Чем больше говоришь, тем выше срок… Всё что ты скажешь – всё используют против тебя». А мне хочется делиться, доказывать, что я не тот, за кого они меня принимают… Как же так? Еду по хайвэю, по самой свободной стране, и вдруг – остановка, обыск, арест, в тюрьму. Всё отобрали – пятнадцать лет сулят.