Читать книгу Тюрьмерика - Сергей Давидофф - Страница 9

В клетке то холодно, то жарко. Наверху в стене отдушина, из которой попеременно дует холодный и горячий воздух; температура снижается градусов до десяти, затем подымается до тридцати. И так каждый час. Я сплю на пластиковом матрасе со встроенной подушкой – возвышение такое в изголовье, от которого шею ломит. Скрючиваюсь на оставшиеся метр или полтора, пробую спать. Покрывало – тонкий плед.

Сосед, Джефф, домашний насильник и христианин, храпит словно трактор, буксующий в грязи, с захлебами, с переливами и что-то бормочет во сне. Он получает кое-какие денежки от своей подруги (от той, которую с лестницы спустил) и позволяет себе вкусности типа порошковых сладких газировок и китайской лапши. Пакетик с напитком всегда рядом, он из него ночью отхлебывает, затем в туалет ползет. Унитаз шумит как реактивный самолет.

Познакомился с некоторыми постояльцами. Есть белый тип, – клетка напротив. Низенький, пухлый, лысый, с маленькой аккуратной бородкой. «Ленин» – кличка. Четвертый год тут. Говорят, за тройное убийство. Он все время подает апелляции. Его пока не судили, время оттягивает. Светит смертная казнь. Ленин получает деньги с воли, жует сладости, чипсы. Вечером, когда запирают по клеткам, он долго еще сидит в зале, телек смотрит. Есть тут ящик старенький, в стену вмонтированный – единственное развлечение, кроме шахмат и карт. Книг мало, в уголке стоят. Я их все уже перечитал, даже Библию от корки до корки.

В соседней клетке сидит белый парень, Джордж зовут. За ограбление. Супруга в этой же тюрьме, в женской части. Весточки от нее получает, показывал письма в губной помаде. Джордж их не сразу открывает, а сначала любовно рассматривает так, потом целует, нюхает и прикрыв глаза вдыхает какой-то аромат. В общем целая метафизическая церемония. Этим и живет. Ну и ответы ей пишет. Бонни и Клайд. Грабили квартиры вдвоем, пока их видеокамеры не запечатлели. В новостях показывали, по семь лет грозит. Джордж веселый, не парится, качается себе в уголке и только о своей любимой и говорит. Когда выйдут, в Аризону уедут. Там земля в пустыне дешевая. Глиняный домик построят, травку будут курить и жить как хиппи, подальше от крысиных бегов и федералов.

Его сосед по клетке, Ларри, сидит за вождение в нетрезвом виде и побег от полицейских. Срок – три с половиной года. Рассказывал: ехал по хайвэю, копы сзади привязались, номера пробивают. А он уже сидел раньше за вождение под влиянием. Едет, «Нирвану» слушает, гамбургер жует, картошка на сиденье, в кетчуп ее макает, пивом запивает – под сиденьем упаковка. Когда коп включил мигалку, Ларри почему-то запаниковал и стал удирать. Еще четыре патрульные машины подключились, вертолет, даже местный канал новостей… по ТВ показывали. Ларри заехал на мост, припарковался и запрыгнул в Миссисипи. Полицейский катер его подобрал, хорошо хоть аллигаторы не сожрали. Пьянство за рулем – полтора года, побег – еще два. Рад, что легко отделался. Время, говорит, летит быстро, отдохнет, подкачается, а то растолстел на воле.

Педофил один сидит тут. Художник. Джим зовут. Разрисовывает конверты за два бакса, красиво работает карандашом. Кстати, рисование – это хлеб в тюрьме. Я его спросил: «За что сидишь?» Он мне виновато поведал, что познакомился с девушкой онлайн, она сказала – ей восемнадцать. Встретились, позанимались сексом, и тут она признается – мне пятнадцать. Но, говорит, не переживай, ты мне нравишься, все будет хорошо. А у Джима дом свой выплаченный, наследство от родителей осталось. Девочка рассказала маме, та стала Джима шантажировать. Всё им отдал, но все равно посадили. Теперь двадцать лет грозит. Хорошо, хоть рисовать умеет.

Сокамерник у него черный был. Когда узнал про статью, то попытался ночью задушить его подушкой. Охрана прибежала, художника в другую тюрьму, а черному еще пять лет за попытку убийства.

Зэки тут не особо исповедываются, историями не делятся, каждый сосед по клетке – потенциальный стукач. Часто бывает: идут на слушание, а там бывший сокамерник, с которым когда-то откровенничал, показания дает против тебя, чтобы себе срок скосить. Так что, лучше молчать и ждать свой судный день втихаря.

В зале окон нет, только в клетке одно крохотное оконце. На нем решетки и металлическая сетка, забитая вековой пылью, – комар не пролетит. Сколько народу смотрело на улицу сквозь эти узоры, мечтая о свободе и завидуя птицам?

Я еще не встретил ни одного, кто впервые в тюрьме. Многие отсидели по несколько раз: сел, вышел, продал наркоту, вернулся. Как говорит Дэн, мой русский приятель: «Это – ад. Мы в аду».