Читать книгу Тюрьмерика - Сергей Давыдов - Страница 4

Зал суда – атмосфера свободы и официоза. Просторное чистое помещение. Судейский стол на возвышении, герб США внушительный на стенке. В окне – серое озеро.

Ко мне навстречу встал высокий мужчина лет пятидесяти, мой бесплатный адвокат, Мистер Ланелл. Протянул руку, похлопал по плечу и сказал, с улыбкой:

– Я знаю, что ты не виноват.

Я выдавил грустную улыбку в ответ… «Может на самом деле сейчас разберутся, оправдают, выпустят, отвезут к моей машине, вернут документы и деньги, свободен мол, извини брат».

Это было слушание (bond hearing) о возможности выйти под залог, пока идет расследование. Высокий худой обвинитель с синяками под глазами, усердно доказывал судье, почему меня опасно выпускать. У него была тетрадка и он по пунктам, гневно все перечислял: «Тридцать тысяч кэш! Ну кто носит в Америке тридцать тысяч с собой? Только наркодельцы, Ваша Светлость… Плюс, у него два паспорта и ничего его не держит в США. Убежит, сто процентов убежит, если отпустим». И он был прав, я бы пешком в Нью-Йорк, лишь бы мне паспорт вернули, а оттуда на самолет и домой. Или в Мексику через забор, в Южную Америку, в леса Амазонки, раствориться среди аборигенов и забыть про тюрьмерику.

Минут двадцать слушание длилось, меня трясло, но я молчал, подсудимому не рекомендуется вякать, да и бесполезно. Затем обратно в наручники, мимолетное прощание с адвокатом.

– Я приду навестить тебя, не переживай, завтра приду. – Он меня похлопал по плечу. – Не волнуйся, все будет хорошо.

«Неужели?»

Меня вывели те же два федерала, передали копам и отвезли в тюрьму через дорогу. Там вновь процедура оформления: фото, отпечатки пальцев, оранжевые лохмотья и – в чистилище, с кучей только что попавшихся негров.

На стенках там висели два телефона. Арестанты стояли возле них, ожидая очереди поговорить. То был выход в мир, первое заявление о случившемся, просьбы к родным и близким оплатить залог и вызволить из тюрьмы. Драмы разворачивались у этих аппаратов: драки, крики, разборки. На тех, кто слишком долго говорили, начинали орать, затем оттаскивать, те отбивались, «надо найти срочно деньги выйти отсюда!» Иногда вспыхивали короткие драки, тогда вбегали охранники, хватали нарушителей и волокли в карцер.

Часа четыре длились драмы в телефонной клетке. Мне звонить было некому, я сидел на железной холодной скамье, оцепеневший, без мыслей… «Что будет то будет – выхода отсюда нет».

Наконец, вместе с еще несколькими узниками, меня отвели на девятый этаж и поместили в квадратный зал, переполненный людьми в оранжевых тряпках. Они ходили кругами по залу, сидели на железных стульях и полках, некоторые на полу. Было супер шумно: около восьмидесяти несчастных в этом остроге. Помещение двадцать на тридцать, крохотные окошечки в стенках. Выглядываешь на волю и видишь город, здание суда напротив и кусочек озера.

Мне выдали полку номер один, прям у входа, напротив туалета. Надо сказать, что со временем, я сортир в тюрьме стал называть: «аэропорт». Шум спускаемой воды напоминал мне звук реактивного самолета на взлетной полосе. Маленький тайфун, а не туалет. И всю ночь народ курсирует мимо меня на этот аэродром туда сюда, звук взлетной полосы ревет нон-стоп да и зэки не умолкают. Я моментами отключался и дремал посреди сюрреального кошмара.

В этом чистилище прошел пасхальный уикенд. В понедельник меня перевели на одиннадцатый этаж. Двухъярусное помещение, около пятидесяти заключенных. Преимущественно черные, плюс пятеро белых наркоманов.

Поселили в клетку на первом этаже, возле душевых кабинок. Мое место на полу. Твердый пластиковый матрас. Единственный лежак занят ветераном клетки, моим новым сокамерником – Джеффом. Негр тридцати восьми лет, коренастый, лысый, набожный. Сидит в четвертый раз за домашнее насилие. Говорит: был легкий аргумент с дамой сердца, она его обматерила. Но это мелочи, афро-американки они такие, темпераментные и голосистые – закон джунглей, кто кого перекричит… но, когда она пульнула в него чугунной сковородкой, чуть-чуть промахнулась… разбила стеллаж и фарфор (бабушкино наследство), тогда Джефф, исключительно в целях самообороны, легонько подтолкнул подружку. Она кувырком вниз по лестнице два пролета, ломает себе три ребра. Ну и башкой об косяк. Кровь, крики, вопли, «911», копы… Джеффа мордой в пол, ботинок на голову, наручники. Пробивают криминальную историю, а он голубчик три раза сидел уж за домашний беспредел. И то, что в церковь ходит регулярно, и то что там проповеди читает по субботам, и то что в хоре поет, ничего не помогло – в темницу! Семь лет обещают. А может меньше. Об этом он молится, вздыхает: «Спасибо Иисусе… Помоги Иисус!»

Завтрак тут в четыре утра, обед в десять, ужин в четыре после обеда. И всё. Нет холодильника, куда бы ночью пойти, заглянуть и теряться в размышлениях: что вредно на ночь, а что нет. С четырех после обеда и до четырех утра – пост.

Вызывают на завтрак так: «CHO-OOW⁴»! Звонкий щелчок замков, клетки открываются, народ выползает и выстраивается в очередь за похлебкой.

Зал маленький – десять на пятнадцать. Посреди, четыре металлических столика с вмонтированными в пол стульями. На них сидят зэки, рубятся в домино и шахматы, остальные бродят по кругу.

Встретил одного земляка – Дэн зовут, еврей из Одессы. Попал в США трехлетним ребенком. Вначале с трудом вспоминал русские слова, но вскоре стал говорить, правда с акцентом. Дэну светит много, лет двадцать: за распространение наркотиков, за незаконное хранение оружия, ограбление… двадцать три статьи всего. Полтора года сидит, ждет суда. Переживает заранее, что будет делать, когда выйдет. Ведь у него нет гражданства, только Грин Кард. А преступников (не граждан) после отсидки, депортируют.

– Ку-уда? Ну куда я поеду? У меня там ни-икого нет, – ноет Дэн. – Нико-ого! Все родственники были здесь, но уж померли. Подруга нашла себе другого… На второй же день как меня посадили, буквально на второй день. А ведь из-за нее я и сел. Друзья… Друзья? Нет никаких, бля, друзей. Были, когда кокс и деньги водились, а как посадили, тут же все забыли, некоторые даже показания против меня давали – крысы, чтобы им сроки скинули.

Я хожу с ним по кругу, слушаю, киваю… сам не знаю, что мне светит. Адвокат в субботу навестил как обещал, думал начнет мне помогать, а он давай выпытывать.

– Расскажи мне всё… Что ты сделал? Откуда у тебя деньги? Паспорта фальшивые? Четыре мобильника… Девять симок… Зачем?

– Так я же путешествовал… а в каждой стране свои симки, я их менял. Паспорта легальные. Неужели они не могут проверить? Деньги заработал честно… Налоги, правда, не платил. Но, собирался… – Пытаюсь объяснить, а сам погружаюсь в грустную темную яму, надежды на освобождение испаряются.

– Ты знаешь… тебе светит лет десять. Надо честно мне всё рассказать.

– Десять?! За что?!

– Да. Может даже и пятнадцать. Они считают, что задержали крупного русского хакера и драг дилера. Обвиняют тебя в подделке паспортов и продаже наркотиков.

– Какой хакер! Я даже фотошопом не умею пользоваться. Наркотики?! Откуда? Они что, нашли наркотики?!

– А деньги откуда?

– Это мои деньги, честно заработанные… Я же их в банке хранил… они ведь могут проверить мои банковские счета.

– Проверят, всё проверят… Они еще говорят, что ты уклонялся от уплаты налогов.

– Я не уклонялся… Я ведь в Канаде работал, а не в Америке… Что… мне все-равно в Америке надо было налоги платить?

– Конечно. Ты можешь хоть в Тимбакту работать, но если ты гражданин США, ты обязан платить дяде Сэму.

Такой примерно разговор при первой встрече с адвокатом. Я рассказал ему подробно свое био, он обещал зайти в понедельник. А пока брожу по кругу в сером блоке, слушая жалобы Дэна, дабы отвлечься от собственных дум. Рад, что есть еще один горемыка из бывшего СССР и рад что есть с кем поговорить.

– Не увижу белого света, – твердит Дэн. – Не увижу. Я всех предал на воле. Подруга ушла. А мы ведь готовились к свадьбе. Ушла к лучшему другу. А был ли он лучший? Денег мне никто не высылает… Да что там деньги… никто на мои звонки не отвечает.

– Я сам без понятия, что будет, – поддерживаю невеселую беседу. – В тюрьме впервые, никогда даже наручники не примерял… А-а… нет, было один раз. – И я рассказал ему историю: «Ехал я как-то по хайвэю, красивейший закат, солнце оранжевое, большое, ну прям глобус огненный закатывается за горы… Останавливаюсь, камеру на штатив, влезаю на мост и снимаю проносящиеся фуры на фоне красного солнечного диска. Долго, минут тридцать стоял на мосту. Уже темнело. Вдруг, слышу что-то сзади… А хайвэй шумит, не понятно. Поворачиваюсь и вижу: коп стоит, растопырив ноги, целится в меня пушкой и что-то кричит! Не понятно „что“ – шумно очень. А он орет, чтобы я бросил на землю то, что держу в руке. На улице практически темно, шумно. Но каким-то образом я догадался выбросить штатив. Мне руки за спину, наручники. Еще несколько машин подъехало, мигалки, сирены, „Рэмбо“ поймали. Обыскали, осмотрели штатив и камеру, спросили, что делаю на мосту. Снимаю закат, – говорю, – для документального фильма. Сняли цепи, сказали, что им позвонили и доложили: снайпер с моста по дальнобойщикам стреляет».

В пятницу приходил опять адвокат. Вызвали, стою в коридоре, жду. Еще несколько черных прибыло. Гуськом по коридору, в лифт, на первый этаж, в грязную клетку – человек двенадцать. Сидим. Сквозь решетку видны свободные люди за толстыми стеклами. Общаются по телефону с арестантами. Адвокаты с портфелями ждут своих клиентов.

А вон и Мистер Ланелл появился: спаситель мой, благодетель. Так рад его видеть, почти как Иисуса Христа, только на него надежда.

Вызвали и меня в каморку, цепи сняли. Потираю запястья, оглядываюсь. Мистер Ланелл раскладывает бумаги.

– Не беспокойся, камер нет. Тут конфиденциальные комнаты для адвокатов. Можешь мне всё рассказывать… «всё как есть».

А другие зэки советуют: «ни в коем случае никому ничего не рассказывай, даже адвокату, он ведь назначен государством, он на них работает. Чем больше говоришь – тем выше срок… Всё что ты скажешь – всё используют против тебя». А мне хочется делиться, доказывать, что я не тот, за кого они меня принимают… Как же так? Еду по хайвэю, по самой свободной стране, и вдруг – остановка, обыск, арест, в тюрьму. Всё отобрали, пятнадцать лет сулят.