Читать книгу Выползина. Портал 55. Дневники 90-х. Роман - Сергей Е. Динов - Страница 11

По трубе длинного, замысловатого коридора старой трехкомнатной квартиры доносился оживленный женский говор, скорее всего, с кухни. Федор заранее расстроился, предполагая, что мама пригласила на смотрины очередную перезрелую невесту, проверенную – перепроверенную родственницу своей «самой лучшей», очередной подруги. При подобных маминых заботах Федор ощущал себя пятидесятилетним вдовцом с подагрой, астмой и радикулитом. Он легкомысленно поплевался через левое плечо, чтоб его бывшей, здравствующей женушке за «вдовца» не сильно икалось.

На этот раз сюрприз был всем сюрпризам сюрприз. В кухне восседала на венском стуле сбежавшая попутчица – Вероника – безумная Надежда, собственной персоной! Причем, в блондинистом парике. Сидела к вошедшему Федору боком, но эти обворожительные, фигуристые обводы бедер, талии и стройные ножки в расписных колготках, будто приспущенный край ажурных чулков, – впечатлительному холостяку Федору, похоже, из памяти можно стереть только ударом тока в оба виска.

– Феденька! – воскликнула мама. – У нас гости!

Федор глупо надеялся, что повернется какая-нибудь другая девушка, скажем, Наташа – сухопарая медичка из зимнего Дома Отдыха в Репино, или Инна – пухлая хохотушка из прошлогоднего санатория «Маяк», что в Алуште. Надежные, хорошие девушки, по рекомендации маминых подруг, с подстроенной встречей семей на отдыхе. Но повернулась-таки черноглазая стерва Вероника (или Надежда по паспорту?) с гадкой улыбочкой великой провокаторши.

Мало сказать, Федор оторопел. Он стоял дуб дубом, поражаясь женской наглости, расторопности и коварству. Подобные гадюки могут приспосабливаться к любым земным условиям.

– Здравствуй, дорогой, – сказала Веронадя усталым тоном гражданской жены, которая пришла ставить условия железного бракосочетания. И поцеловала Федора в щечку, для чего пригнула ближе к себе недавнего попутчика за галстук.

– Не хорошо, сын, – прогудел отец, – скрывать такую очаровательную, обаятельную девушку от родителей.

– Пусть мы – несовременны, – поддержала мама, – пусть мы – консервативны, но, извини… находиться долгое время в близких отношениях и ничего не сообщать родителям? Это, Федор, несправедливый акт недоверия. Не ожидала от тебя, мой мальчик.

Если бы дорогая и любимая мама знала, какую аферистку впустила в дом, она бы, наверное, слегла с инфарктом. Будь благословенно неведение.

– Он такой у вас скрытный, Мария Васильевна, – вяло отмахнулась Вераснадей, – только в этой поездке, я и узнала, что у моего Феденьки, оказывается, такие замечательные родители. До этого я считала, что он круглая сирота и живет в рабочем общежитие на Петроградской стороне.

– Как же так, Федор?! Оказывается, ты у нас – сирота петроградская?! – возмущенно прогудел за спиной отец, покачал осуждающе головой и отправился дочитывать вечернюю газету, отгадывать очередной кроссворд.

– Не ругайте его, – вступилась Вероника (это имя Федору пока больше нравилось), – он такой у вас стеснительный, скромный, неприспособленный к жизни. Но это, простите, Мария Васильевна, полностью ваша вина.

– Моя? Вина? – удивилась мама.

– Нельзя с таким усердием и любящим рвением опекать мужчин в зрелом возрасте, от этого они останутся на всю жизнь беспомощными подростками.

Учительница с сорокалетним стажем не нашлась, что и ответить нахалке.

За то Федор вдруг стряхнул оцепенение. Он отдохнул, выспался за эти дни, и на работе, казалось, все нормализовалось. Он принял игру коварной обольстительницы и выдал:

– Надя, которая Вера, которая Победа, когда ж ты успела перекраситься, любовь моя?

Вероника на мгновение опешила, услышав громкий и решительный голос Федора, но достойно отыграла мужскую тупость и сняла ленивым жестом парик, рассыпая по плечам свои великолепные, блестящие черные пряди волос.

– Милочка моя! – вскрикнула мама. – Разве можно прятать под париком такие замечательные локоны?!

– Женщина должна менять свой имидж. Иногда. Чтобы не наскучить любимому мужчине, – заявила Вероника и пригасила ресницами коварный взгляд.

Мама незаметно и одобрительно кивнула сыну, видишь, мол, какая умница и красавица пожаловала. И продолжила приготовление торжественного ужина для знакомства с возможной невесткой. Ей было приятно, что ее сына, наконец, назвали мужчиной.

Нарезать морковь и лук Вероника напросилась сама, чем вызвала новое восхищение доверчивой мамы.

Федора раздирали дикие предположения о причине наглого визита этой великолепной стервы.

– Куртка моя тебе пригодилась, Вера, Надежда и Любовь – в одном флаконе?! – пошутил он.

Вероника скромно потупилась и пояснила для мамы.

– Знаете ли, сегодня днем Федя сбежал на часик с работы, и мы посетили сауну, что на улице Марата. Вдвоем. Когда вышли, – моросило, и я стала зябнуть…

Такой наглой, мгновенной, лживой импровизации Федор давно не слыхивал, от женщины тем более. Если учесть, что он пришел с работы в старом плаще, что снял в прихожей, в кухне стоял в пиджаке, – выходило, что до сауны, он шатался по Питеру одной куртке. Осенью прохладно, но не до такой же степени.

– Плащевку я почистила, дорогой. Джинсовку постирала. Всё выгладила, принесла, оставила в гостиной в пакете. В карманах, кстати, ты забыл документы и деньги. Такой ты у меня еще безолаберный. Целую. Подпись: твоя В. П. Вера в Победу, – вздохнула скромница Вероника и потупила взор.

– Совершенно верно, – поддержала мама, – Феденька именно безолаберный. Каждый раз я расстраиваюсь, когда…

Федору надоело упражняться с Вероникой в лживых любезностях.

– Дорогая, если Вероника, можно тебя на минутку. Извини, мам, мы уединимся.

– На минутку? Может, не стоит так сразу, при родителях, – будто бы смущаясь, пролепетала Вероника. – Такой он у вас страстный!..

Добрая и доверчивая мама Федора замерла от изумления с открытым ртом, хотя настроилась на очередное ласковое пропесочивание сына и его мужских недостатков, тем более, при поддержке союзника одноименного полу. Старушка мать смиренно вздохнула неизбежному. В любой дом, когда-нибудь вваливается подобная нахалка и уводит любимое дитя от материнских забот в неизвестность, а это всегда обидно и горько, сколько бы ребенку не было лет – восемнадцать или сорок восемь.

Федор вытащил Веронику за руку в свою комнату и прошипел:

– Короче, интриганка, что тебе нужно?

– Ты бы никогда не отважился представить меня своим родителям! – вместо оправданий громко заявила Вероника и попыталась выдрать из захвата свое запястье. – Больно, дубина, отпусти, – прошипела она тихо.

– Убирайся! – потребовал Федор.

Вероника преспокойно оглядела его холостяцкую комнатенку с книжными развалами по шкафам и полкам, с компьютером на письменном столе, с кроваткой, заправленной голубеньким, детским покрывальцем, на которой никогда не лежало ни одно женское тело… и завалилась на постель, открывая голые коленки. Глянула, запрокинув голову, на карту звездного неба с созвездием Южного креста, прикрепленного на стене над изголовьем кровати.

– А я и не скрываю, что была замужем… два года! Это мой печальный, но необходимый жизненный опыт! – громко заявила она для матери Федора, что, как бы ненароком, подслушивала у дверей комнаты, и много тише добавила:

– Верни, козел, мою сумку! Твою взяла по ошибке, в спешке… Ее пришлось оставить у мусорки на площади той станции… ну, как ее? Балаганово!

– Как оставить?! – взвился Федор. – А вещи?!

– Вещи почти все вынула…

– Что значит «почти»?! – прошипел Федор.

– А то и значит, – докладывала Вероника. – До станции я смылась, прошла три или четыре вагона. Сошла с поезда. Показалось, что меня пасут…

– Показалось?!

– Два мужика в черном шарашились по пятам. Вот я и оставила твою сумку под урной на площади… Куртку и плащ вынула… Там оставалась какая-то дребедень!..

– Дребедень?! На сто баксов?! Это были подарки родителям! – возмутился Федор.

– Ложки – плошки?! Салфетки – полотенчики?! – возмутилась Вероника. – Вместе сходим в Гостиный, накупим приличных подарков.

– Шубу, гражданка Фролова Надежда Александровна, ты тоже в купе в суматохе оставила и свалила в моих куртках, с моими документами,? – прошипел в ответ Федор. Ему захотелось задушить эту наглую и соблазнительную стерву, что валялась на его постели как… как вшивая, грязная болонка на чистом белье в комоде бабушки.

– Убирайся отсюда! – прохрипел Федор, не получив ответа.

– Это любовь, Феденька! Любовь! – вдруг истерично выкрикнула Вероника. – Не бросай меня! Хочу от тебя ребенка!.. Девочку! Такую же красивую, как я, и такую же умную, как ты!.. – и много тише добавила. – Нет, Федя, свою шубу я оставила специально, чтобы незаметно убраться из вагона в твоей куртке. Неужели интеллигентный мальчик не допер, что хотели грохнуть меня? – договорила она зловещим шепотом.

Раздался вежливый стук в дверь.

– Дети, не ссорьтесь, пожалуйста, будьте выдержаны и взаимовежливы, – сказала мама, но Федор даже ступить за порог комнаты ей не позволил. В нем просыпался дремлющий зверь, явно мужской породы, пусть и небольших размеров.

– Извини, ма. У нас серьезный разговор! – заявил он. Мама сама, как истинно воспитанный и интеллигентный человек, прикрыла дверь, с другой стороны.

– Марии Васильевне я объяснила, по какой причине мы разошлись с бывшим моим гражданским мужем Эдуардом!.. – весело куражилась Вероника и смешно морщила носик. – Решение только за тобой, мой милый!.. Отдай сумку, идиот, – тут же сходила она на зловещий шепот.

– Наверное, ты сильно приукрасила причину развода, моя дорогая?! – заорал Федор и тоже понижал голос, буквально, прохрипев последние фразы:

– Если сейчас же не закончишь, подруга, придуриваться, я выкину тебя из окна! Сумку, со всем твоим барахлом изъяла милиция станции Бологое!.. Вот так!

– Врешь! – подбросило с постели Веронику.

– Протоколы подписывал в семь утра. Сержант Егоров, дежурный по станции составлял бумажки и опись содержимого твоей сумки. Можешь проверить! Вот телефоны!

Федор выхватил из кармана пиджака органайзер, куда аккуратно переписал все телефоны и фамилии сотрудников дежурной части станции Бологое, собираясь оправдываться на работе и предъявлять свое железное алиби.

– Что ты везла в этой сумке? Зачем так дергаться? – спросил Федор вполне сдержанно.

– Что передали, то и везла. Откуда я знаю? Сувениры!

Вероника отвернулась к окну, помолчала и вдруг продолжила с грустью и печалью:

– Тебя, дорогой мой, уже пасут, двое. На лестничной площадке этажом выше. И еще один хмырь торчит со стороны черного хода. Похоже, ментовка.

Федор без сил опустился на тумбочку у кровати, и укол карандаша в задницу вернул помутившееся сознание в голову.

– Меня? Пасут?

– Тебя! Тебя, мой милый, – куражилась Вероника.

– А вот тебя, дорогая, тут же скрутят и посадят, стоит мне только настучать…

– Перестань! – тихо возмутилась Вероника. – Пойми! Всё настолько серьезно, что плакать хочется. Верни сумку, дурак! Меня же грохнут!

– Нет у меня твоей сумки, – уперся Федор из вредности, не понимая, в какую серьезную историю вляпался. – Отобрали, в качестве вещдока! Неужели не понятно?! Они не поверили, то это моя сумка!

– Идиот, – всхлипнула Вероника, разрыдалась и выбежала из комнаты.

Но не ушла. Утешаемая мамой Федора через прикрытую дверь, авантюристка рыдала, проливала слезы в ванной комнате. Отец Федора принципиально не вмешивался, прибавил в гостиной громкость телевизора. Транслировали, как назло, передачу «Моя семья». Федор намеревался разрубить гордиев узел одним ударом, уличив Веронику во лжи, но, увидев его, решительно настроенного, Вероника, после омовения, опередила тактическим ударом:

– Не волнуйтесь, Мария Васильевна, всего лишь неделя беременности. При нынешней платной медицине – это пустяк.

Удалилась в прихожую, гордая и независимая. Мамин укоряющий взгляд послал Федора в нокдаун. Он поплелся следом. Вероника не сдавалась.

– Проводи, – приказала она громко и… нарядилась в его старый плащ, в котором он только что вернулся с работы, на голову напялила старомодную фетровую шляпу его отца. – Теперь надо быть осторожными втройне, глупый, – в полутемном коридоре шепотом пояснила она маскировку. – Нам сели на хвост. Бандиты, менты и всякая шушера!.. Одевай джинсовую курточку, что я тебе выстирала, и выходи через черный ход. Постарайся оторваться от хвоста. Возьми ящик патронов. И один «стингер», в случае, если погоня будет на бронемашинах. Встречаемся в кафе «Тет-а-тет» в 22—00. Целую. Твоя Верная Ника. Чао – какао!

Грациозная стервозина добила впечатлительного Федора шуточками про хвосты и ящик патронов, знанием таких военных терминов, как «стингер»24, сделала ошеломленному Федору изящный жест ручкой и скользнула за дверь парадного входа, оставив его в полной растерянности. Надо сказать, квартира у родителей Федора, коренных петербуржцев, была замечательная, трехкомнатная, просторная, с дополнительным выходом на лестничную площадку через кухню.

Федор без сил опустился между пальто на полочку для обуви. Но заставила его оставаться мужчиной, конечно же, мама. Она вышла в полутемный коридор, не стала зажигать освещения, сохраняя мрачную, но торжественную ситуацию, и заявила:

– Сын, пора стать мужчиной и нести ответственность за собственные поступки.

– Прохвостка, – прошептал Федор уничтоженный.

– Что?! – изумилась мама.

– Твой сын, мама, – червяк, мозгляк и амеба!

– Своевременное признание, – пробасил из комнаты отец.

– Догони. В этой девушке чувствуется сильная личность, – посоветовала мама, – пусть ей пришлось многое пережить, но она энергична, умна и красива. Если такая женщина будет с тобою рядом, она сделает из тебя человека.

– И мужика, – пробасил отец.

У Федора в сознании перекрутились все параллельные миры, и раскололись звонком в парадную дверь.

– Меня нет дома! – хрипнул Федор, выпрыгнул из тапочек, в буквальном смысле, и рванулся к черному ходу.

– Не задерживайся допоздна. Мы ждем тебя к одиннадцати! Не позже! – крикнула вдогонку мама.

И это почти в сорок-то лет! Отбой в одиннадцать вечера! Вечный, неисправимый ребенок.

– Я когда-нибудь вас подводил? – остановился Федор в дверях кухни, ни к месту вспомнив о своем чувстве… юмора.

– Никогда! – с гордостью ответила мама.

– А теперь, извини, ма, началось.

Это был последний безмятежный вечер семьи с дворянским прошлым Ипатьевых – Потоцких, особенно, для самого Федора.