Читать книгу Взгляни моими глазами. 1995. Дневник русского солдата - Сергей Елисеев - Страница 4

Сегодня решаю побриться. Щетина у меня не слишком густая и не столь грубая, как у отца, но за несколько дней ощутимо отросла, отчего вид стал неряшливый. Я набрал на кухне в ведро горячей воды, которой мыли котел из-под компота. Она желтоватая, вкусно пахнет черносливом, и в ней плавают мелкие частицы сухофруктов. Правильнее назвать это помоями. Разложив у костра на ящике мыло, бритву и помазок, разделся по пояс и, согнувшись, плескаю на лицо и шею.

Рядом стоит Понеделин и держит котелок, из которого будет поливать мне, через плечо у него вафельное полотенце. Я долго намыливаю помазок, чуть смачивая его из ладошки, пока не образуется пена, и наношу ее на лицо. Затем беру бритву и, взобравшись на подножку КрАЗа, бреюсь, поглядывая на себя в боковое зеркало. Очень неудобно. От моего дыхания оно слегка запотевает и затем покрывается паутинкой льда.

– О-о-о! Медицина, ты что… бреешься?

Подошел срочник-танкист по прозвищу Зверь и наблюдает за мной. Он стоит широко расставив ноги. Кирзовые сапоги с обрезанными голенищами, как у всех «дедов», хотя ему по сроку службы такие носить еще не положено. Руки в карманах, шапка на затылке, из-под нее торчит чуб темных волос.

– Не-е. Книжку читаю, – отвечаю я.

Зверь проводит рукой по своим небритым щекам, отчего вид у него тот еще – как у помойного кота, и задумчиво произносит:

– Может, и мне побриться?

– Побрейся, а то видок у тебя, как у бича.

– Да… Ты долго еще?

– Не-е, заканчиваю.

– Бритву дашь? А то у меня нет.

Я скребу над верхней губой безопасной бритвой. Лезвие уже давно тупое, больно дерет кожу, и по розовым следам на пене понимаю, что местами порезался.

– Не-а, не дам.

– Ну по-братски, Медицина…

Опустив руку со станком, поворачиваюсь к Зверю, улыбаясь, гляжу на него. Тот все в той же позе, засунув руки в карманы брюк, чуть наклонясь вперед, скалится своей по-волчьи обаятельной «улыбкой зэка». На месте отсутствующего переднего зуба сверху зияет пустота, и смежные зубы словно бы склонились к ней. Красота и уродство привлекают людей. Каждый раз, когда Зверь улыбается, мой взгляд непроизвольно фиксируется на этом провале, словно в нем скрыта некая загадка, которую необходимо разгадать. И я не могу оторвать глаз, как когда-то в детстве в самолете от горбуна, на которого бесстыже пялился. – Понимаешь, Зверь, зубная щетка, ложка и женщина – средства индивидуального пользования.

Находящиеся рядом смеются, и я вместе с ними. Мне нравится только что придуманная шутка. Зверь улыбается во весь рот, но, совершив усилие, делает обиженный вид:

– Да ну тебя… Я тебя как брата прошу, а ты ржешь.

– Не-е, братан, я тебе на полном серьезе говорю. Видал, как я порезался?

Он подходит ближе и рассматривает мое лицо:

– Ну и что с того? Ну порезался, бывает.

– А то, что через эту бритву ты можешь от меня заразиться СПИДом или гепатитом.

Его физиономия вытягивается от удивления, а несколько человек, присутствующих при беседе, переглядываются.

– А у тебя что, СПИД?

– Нет, конечно. А у тебя?

– И у меня нет.

– Но ведь все бывает, так?

– Ну-у… Наверное.

– Вот видишь, я не уверен, что у тебя нет СПИДа или гепатита, а ты не уверен, что у меня их нет. Врубаешься теперь?

– Медицина, ты че пургу какую-то гонишь… Зажал – так и скажи: зажал для братвы.

– Заколебал ты. У тебя сухари остались?

– Ну остались.

– Давай лучше чай попьем. Организуй, а?

– Лады.

Зверь миролюбиво уходит заниматься чаем, а я заканчиваю бриться и спрыгиваю с подножки на землю. Ромка поливает мне из котелка теплой водой и подает полотенце. От холода все тело у меня покрылось гусиной кожей, и от этого волоски встали дыбом. На скорую руку вытираюсь и надеваю нательную рубаху, затем китель. И бегу в палатку греться у печки.

Вечером мы выпиваем. В нагретой палатке тяжелый сивушный смрад вперемешку с запахом рыбных консервов. Закусываем килькой в томатном соусе и сайрой. Зверь поет под гитару – «Звезда по имени Солнце» Виктора Цоя. У него неплохо выходит, и я немного завидую, что он умеет играть на гитаре. Слушаем молча, никто не подпевает, и каждый сейчас думает о чем-то таком, как в этой песне. Наверное, теперь она и про нас тоже.

Когда выпивка заканчивается, захмелевшие, мы, укладываемся спать. Закрывая глаза, думаю о доме, родителях… Представляю, как вернусь, увижу их, и мы будем пить чай, долго разговаривать, сидя за кухонным столом.