Читать книгу Бабье лето любви. Поэтический сборник - Сергей Евсеев - Страница 5

Вот и закончились Святки – самое светлое (несмотря даже на кромешную тьму за окнами большую часть суток), сказочное и счастливое время в году. Время явления Чуда, исполнения самых заветных желаний и… рождения новых замыслов и мечт, из которых потом, неведомо каким образом, в жизни появляются новые дороги, горизонты, страны, книги, женщины, друзья, дети и снова книги – только теперь уже твои собственные, рожденные из всего того, что ты увидел, пережил, что перечувствовал и чем переболел за истекший жизненный период.

Сегодня уже 19 января, а елочка все еще стоит у нас в «красном» углу и переливается своими веселыми огоньками, глядя на которые так хочется думать и мечтать, и снова перебирать, как драгоценные камешки, счастливые (и не только!) моменты своего прошлого. Как верно подмечено великим нашим поэтом: «Что прошло, то будет мило!»

А за окнами мороз и белая метель. Никуда не надо спешить – какое счастье! Осталось нарисовать в воображении на стене камин, мысленно зажечь в нем огонь – и мечтать, мечтать, мечтать! Ведь жизнь, как пела когда-то незабвенная Алла Борисовна, и впрямь кончается не завтра.

Я смотрю за окно, как в детстве прижавшись носом к стеклу, напряженно вглядываясь в снежную призрачную даль (только в детстве мне еще приходилось при этом усиленно дышать на стекло, чтоб растопить в нем среди искрящихся на солнце серебристых ледяных узоров маленькое окошко, через которое можно было свободно взирать на загадочный и прекрасный мир по ту сторону рамы). Ну вот, наконец, и пришли крещенские морозы, о которых мы с любимой так грезили все это время. И теперь метет-метет во все концы, во все пределы… И свеча, как водится, то и дело горит на столе, и тапки Милины время от времени падают со стуком на пол, когда я сгребаю ее от избытка чувств в охапку… В общем, все как и положено в такие дни. Такие вот – волшебные дни, когда можно ни о чем не заботиться и не думать, а только мечтать, строить планы, которые через время каким-то чудесным образом воплотятся в реальность. И парить над землей, и любить… Как там у Ахмадулиной:

Да, вот это, наверное, и есть настоящее счастье – когда любимая рядом. Когда не нужно никуда торопиться, а можно просто мечтать, любить и созерцать «этот мир несказанный» вместе со всем, что есть в нем чудесного, необычного, сказочного.

Тем более что все-все вокруг и впрямь – волшебно, необычно, сказочно… И многолюдные московские улицы, наполненные светом, огнями, с чудесными, разноцветными елками на каждом почти шагу: золотыми, синими, пурпурными, алыми – все это словно бы воплощение твоих смутных детских снов о счастье и о чуде. И вот эта непрекращающаяся белая метель за окном – разве ж это не чудо? Я вглядываюсь в даль, туда, где за блочными голубыми домами нашего городка сгрудились сосны. А за ними открывается простор, разномастные деревенские домишки выстроились, как в сказке, все – под пышными, поблескивающими бриллиантами снежными шапками. А над ними, на горке, возвышается изящная, вся как свеча, устремленная ввысь, к небу, Владимирская церковь; внизу же расположились старая графская усадьба с роскошным парком. И церковь, и усадьба смотрятся с двух сторон в зеркало замерзшего пруда и потихоньку задремывают, роняя на хрустальный лед свои старческие слезы, которые тут же, на лету, и превращаются в драгоценные жемчужины. Им верно, снятся под мерный убаюкивающий шепот метели чудесные цветные сны о их юности и лете, когда в их стенах еще кипела бурная жизнь, слышались детские голоса и вскрики молодых служанок, устраивались балы, а такими вот сумрачными зимними днями двор то и дело наполнялся лаем борзых, звоном колокольчиков и призывными сигналами охотничьих рожков.

А я, вглядываясь в эту туманную снежную даль, вспоминаю дни своей вешней юности, и внутренним своим взором за всеми этими домишками, деревеньками и усадьбами вижу ту далекую Москву конца прошлого столетия, когда она еще не была столь роскошно наряженной и огнистой, как сегодня, а старинные ее белые церквушки тогда скромно прятались от постороннего глаза по подворотням. Но зато как гостеприимна, добра и щедра она была тогда в отношении к нам – самоуверенным, честолюбивым, и при всем этом – все еще по-детски наивным и чистым душой юнцам. Какие золотые сны дарила нам тогда несравненная Царица-Москва под завывание своей синей крещенской метели.

Именно в те дни, тридцать лет назад, я вывел на подвернувшемся под руку листе бумаги, таясь от друзей, эти вот восторженные строчки:

А после того, как стихотворение это, подобное озарению, до конца выплеснулось на бумагу, я долго еще стоял в темной комнате, смотрел через огромное окно старой казармы на мерцающие вдалеке огни Москвы, на переливающуюся дивными разноцветными огоньками елку перед парком Сокольники и у меня на глазах и впрямь появились благодатные слезы, о которых я только что написал в своем по-детски наивном стихотворении.

Какие заповедные мысли, какие восторженные и далеко идущие мечты рождались тогда в моей пылкой душе, кто бы только мог знать. И кто мог тогда подумать, на пороге каких крутых перемен и испытаний мы все в то время находились – вся наша огромная, любимая Родина. И мы с Сашкой Лаптой, два курсанта-стажера, без пяти минут – советских офицера, которым за полгода до выпуска посчастливилось провести целый месяц в Москве. Да какой месяц – сказочно-вьюжный, карнавально-веселый и счастливо-суетный тот январь 1988 года.

А дальше!.. Дальше эта белая январская метель подхватила нас, безусых и наивных юнцов, и закружила, понесла на своих крыльях в неведомую призрачную даль. Навстречу Судьбе, которая – у каждого своя… А потом, точно как по Булгакову, наступила История. Да. И нужно обладать даром мастера, чтобы все это теперь осмыслить и описать.

Но кто бы мог тогда подумать, что спустя столько лет моя тогдашняя смутная юношеская мечта, которую я боялся даже себе самому мысленно озвучить, так неожиданно осуществится без малого через тридцать лет, в которые столько всего вместилось – как водится, и плохого, и хорошего, и радостного, и печального. А что там нас еще ждет дальше, на отпущенном нам отрезке жизни? Кто знает!..

Так, кажется? А еще там – про сорок сороков церквей и колоколов… У Цветаевой. И у меня звонким эхом – в душе. И конечно, результат всего этого в новых поэтических строчках-откровениях. Которые, чем дальше, тем все больше о любимой. И о колдовской рождественской метели, которая осталась где-то там, за горизонтом, в невозвратной нашей юности.