Читать книгу Библия смерти - Сергей Фокин - Страница 10

Пропитанное историей здание, величественно возвышалось среди окаменелых скал. Обычно умиротворенное и безмолвное, но сегодня здесь намечается что-то масштабное и грандиозное, разнося по округе щебетливый гомон множества душ. Чудо умы построили это место, прячась от посторонних глаз, на высоте трехсот пятидесяти метров над землей, на одном из сотворенных природой отступов окружающих ландшафт гор. И даже не смотря на такую недоступность, Дацан был огражден прочным забором, омываемый постоянным холодком тибетских ветров. Буддийские храмы живут в двух реальностях. Этот мир совсем не похож на прочее виденье жизни всего людского потомства. По сакральным традициям, получаемой долгие столетия веры, ворота были расположены строго с южной стороны, где узенькая тропинка, выдолбленная в торце скалы, удалялась глубоко вниз к самому подножию земли. Только отчаянный человек осмелится ступить на эту дорожку. На ее ступеньках с трудом помещалось обе ступни, а из поручней были лишь вбитые в камень кольца, которые по своему внешнему виду совсем не внушали доверия. Вера! Вот что дает монахам силу. Они ступают на эту тропу, совсем не думая об опасности. И конечно же – страху нет места в этом божественном месте. Дацан – действительно священная территория, охраняемая статуями животных, свирепых божеств и воинов. Никто не смел преступить порог храма в обуви. Даже плечи и те всегда должны были быть прикрыты. Законы буддизма суровы, но они несут истинные учения понимания жизненных ценностей, даруя умения ими пользоваться в полной мере. Они заслуживают этого! Сколько усилий требуется монаху для достижения полной осознанности – просветления. Выходя за пределы дуального ума, происходит растворение двуличного эго, и буддист начинает воспринимать единение со всеми окружающими. Словно он и природа есть одно целое.

Молитва вот-вот начнется и множество побритых наголо монахов, облаченных в свои священные саронги, стремглав заполняли кодо (главный зал). Вдоль стен были расположены молитвенные барабаны, которые непрерывно вращались. Структура углубленности учения Дацана, всегда отражает «три драгоценности»: священного буду, нерушимый закон, и само общество своих учеников.

Молодой японский студент выделялся из толпы одной весьма отличительной чертой – его голова не была обрита наголо. Сидя в позе лотоса, он находился словно в каком-то трансе. Его глаза были закрыты, а руки сложены в приветственной молитвенной форме, возле груди. Он ждал начала церемонии, высвободив собственные чакры в поднебесное состояние невесомости.

Было раннее утро, но многие прошли уже длинный бодрствующий путь. Все кругом стихло и каждый стал напевать собственную мантру.

Акайо Окумура сидел ближе всех к статуе будды, циклично повторяя свою молитву:

Акайо. – Ом Махадевайя Намах (Я преклоняюсь перед Великим Господом Шивой).

Так он проделал ровно сто восемь раз.

Акайо (не понимая легкий провал в памяти). – Как я здесь оказался? Где все? Как мы доехали до Амстердама?

Вошедший глава Дацана, прервал доносящиеся отовсюду молитвы. Акайо встал, подождал пока тот закончит свое простирание и решил расспросить про место, но верховный успел опередить его речь, перебив вопрос своим высказыванием.

Верховный. – Почему ты не радуешься своей новой жизни?

Акайо (не понимая суть заданного вопроса). – Эта жизнь не на столько сладкая, чтобы на нее смотреть радостными глазами.

Верховный. – Заковать преступника в кандалы.

Акайо. – Что все это значит?

Японец попытался сопротивляться, но четверо стражников скрутили его хлипкое тело в два счета, поставив на колени перед главой храма.

Верховный. – Король Каланитисса. Вы обвиняетесь в жестоком убийстве Архата и всеми вытекающими из этого грехами. Да спасет вашу душу Будда.

Король Каланитисса:

Имя ему Авл Кассий Агрикола.

Дата рождения: 31 января 563 года до нашей эры. Дата смерти: 5 февраля 483 года до нашей эры (в возрасте 80 лет). Место рождения – Римская Империя.

Цвет глаз этого белокурого полководца пепельно-серый. Скулы выражены, губы маленькие нитевидные. Нос занимает большую часть лица. Отличительная черта – рыжая борода, совсем не вписывающаяся в общий диапазон палитры красок.

Характер стойкий, временами несдержанный и вспыльчивый. В возрасте семнадцати лет вступил на службу римского легионера. У него был идеальный по меркам того времени рост – 177 сантиметров, благодаря чему тут же попал в первую когорту. Спустя тринадцать лет получил должность полководца, что не считалось у римлян обычной практикой.

Принесся на новой должности свой первый «сакраментум», в этот же день был направлен на подавление войны с аквами. До массовых миграций было еще совсем далеко, но император считал, что допусти он сейчас чужеземцев в свои земли, кельты укрепят границы и отвоюют часть захваченной территории. Сама фраза – «война с аквами» – была не больше, чем просто больная фантазия Авла. Целью переброски войск Агриколы, был контроль за порядком в Трансальпийской Галлии, с возможным подавлением возникавших стычек. Но Кассий изначально знал, что ведет свое войско на битву – «К победе и славе!» – как он твердил на каждом привале.

Беспощадно ворвавшись в город, Авл успешно перебил новоприбывших тевтонов, задев лишь малую часть войска аквов. Их миссией, были поиски нового дома, но безрассудство Агриколы породило новое желание. Трансальпийская Галлия стала для римского галеона склепом, построенным на свежей крови римлян. Армия Авла Кассия Агриколы была практически уничтожена. Уцелевшие римляне были уведены в рабство. После, восстание было подавлено, но победа в последствие обернулась Риму катастрофой. Бестактность полководца стала фундаментом Кимврской войны, состоявшейся спустя четыреста лет. И как бы мифически не звучали эти слова, не всё всегда происходит так, как мы думаем.

Авл сумел избежать смертельной участи, укрывшись с верными соратниками в соседней деревне. Император непременно распял бы его и его людей за подобное самовольное решение, понесшее позор для Империи. Люди Кассия понимали это ничуть не хуже и решение пришло само собой. Перерезав всем глотки, пока те тихо мирно спали, бывший полководец каким-то чудо сумел выбраться из лап Римской Империи, отправившись в качестве кочевника в город Кушинагар (Индия) – место, в котором через пятьдесят лет он и примет собственную смерть от настигшей его подагры (старость совсем не была тому виной).

Агрикола смог быстро обрасти местным авторитетом, а умение вести войска, создало ему новую армию. Тесно общавшись с местным правителем Архатом Маурьи, он лестно верил обливающим его уши красноречивым словам Авла, что даже не замечал, как ослепленность постепенно лишала его правления собственным государством. Он наконец-таки понял, для чего Кассий затеял всю эту игру, но было слишком поздно. Предательство было уже задействовано. Жарким осенним утром, во время подготовления к празднику сбора урожая, в покои Маурьи ворвалась группа из двадцати приближенных людей Авла. Шансов на спасение не было. Повсюду уже несколько часов лились реки крови всех тех, кто до последнего вздоха оставался верен своему государю.

Архата публично поставили в котел с кипящим маслом и заставили медленно умерать, корчась от получаемых страданий. Его юную тринадцатилетнюю дочь заставили в упор наблюдать за болью отца. Тогда Авл впервые провозгласил себя Королем Каланитисса. С тех пор его прежнее имя нигде не упоминалось. Он избежал за содеянное наказания, так как большая часть солдат теперь была на его стороне. Прибрав к рукам земли Архата, он стал самым богатым индусом в радиусе нескольких сотен километров.

Оставалось лишь дело за малым! Укоренить новое провозглашенное имя – Король Каланитисса. Что за король без королевы? Дочь Архата была самой подходящей на эту роль кандидатурой, но местные врачеватели вынуждали его ждать, пока она не станет «зрелой». Его терпение были долгим, но не бесконечным. Когда ей исполнилось четырнадцать, а медики вновь оттолкнули желание Каланитисса, он четвертовал каждого, кто посмел выступить против его желаний. После, Король взял ее силой и надругался над бедным цветком невинности.

Свадьба, так тщательно планируемая, была сыграна на следующий день, а буквально через шесть месяцев, Король Каланитисса стал вдовцом. У бедняжки от получаемых изо дня в день травм, открылось внутренне кровотечение, и она умерла, лежа в собственной кровати, даже не узнав о смерти. Тридцати пятилетний вдовец не сильно расстроился о случившемся и жениться во второй раз не стал (у него не было желаний разветвлять свое потомство, зная как жадно оно веками борется за наследство своих предков). Обложив себя вниманием множества «горячих» глаз, он прожил еще долгую и счастливую жизнь. Пока одним прекрасным зимнем вечером болезнь не прибрала его жизнь к рукам, отправив его душу прямиком в Нарака – ад! До этого дня, он успел сменить свою католическую религию на буддизм и был полностью поглощен своими новыми исповеданиями.

Смерть Каланитиссы ждали с нетерпением и в час, когда она настала, переполнившееся море стало тонким намеком на червоточину его души. Тогда он этого не знал.

Его душу встретили со всеми должными почестями. Выиграв «Страшный суд», он был направлен на вечную службу во Флагетон, город насильников. Каланитисса помогал кентаврам следить за всеми, чьи души плавятся во рву из раскаленной крови. По прошествии двух с половиной тысячелетий разгадал руну из попавшего ему в руки «Супродемуса», гласившую о возможной реинкарнации адской души в земное тело. Тем днем на свет появился маленький беззащитный ребенок, получивший от рождения имя Акайо Окумура…

Акайо (трясясь от страха). – Это какая-то ошибка. Меня зовут Акайо Окумура.

Его слова никто не слышал, или же не хотел слышать. А может он и вправду стал чем? Японец пытался осмыслить так резко навалившиеся проблемы, постоянно болтая пальцами рук от сильного всплеска нервов.

Верховный. – Отведите подсудимого в старую часть кодо, для начала церемонии «Страшного суда». Попытается кричать, вырвите ему язык. Мне хотелось бы не мешать послушникам читать свои мантры.

Окумура не желал лишаться языка и решил приберечь свою речь для возможности оспаривать свое право в суде. Звеня цепями кандалов, он тихими шажками поплелся к северной части Дацана, ожидая услышать более конкретные доводы по обвинению.

Ступив через порог кодо, Акайо заметил в нем кардинальные изменения. По левую сторону от него вместо привычных всем барабанов, красовалось сорок два деревянных стула, инкрустированных сусальным золотом. Буддисты в здешних краях не пользовались подобными убранствами. По центру так же красовалось царское кресло, оббитое алым гобеленом – «Трон короля!» – невольно подумалось студенту, в чем он оказался прав. Его усадили в его новое ложе, а кандалы зацепили за подготовленные в кресле кольца. Перед глазами открылся алтарь – место, которое с виду осталось нетронутым и до сих пор продолжало нести буддийскую красоту. По обе стороны от алтаря стояли сундуки, в которых хранятся (или хранились ранее) священные писания Шакьямуни.

Спустя полчаса, зал стал плавно заполняться различными нечистотами и в голове словно колокольный звон начали яркими вспышками всплывать фрагменты прошлой жизни души студента.

Акайо. – Так вот значит почему меня так всегда влекло к буддизму!

Присяжные вошли первыми и каждое новое-знакомое лицо, ударяло наковальней по вискам Окумура.

Каланитисса (отодвинув разум Акайо на задний план). – Мара, Цен. Я смотрю не упускаете возможность насладиться моим возвращением!

Слова были обращены к вошедшему искусителю душ и демону красного цвета.

Пока память души окончательно не пришла в норму, в голове Акайо словно боролись два человека: один делился историей, второй с трудом все поглощал, забывая о своей прожитой жизни.

Каланитисса. – Ньен! Старый проказник! Даже тебя уговорили покинуть родной дом.

То был бык желтого цвета, который в свою очередь на высказанную Королем лесть, выпустил из ноздрей пар.

Каланитисса. – Цати? Да я посмотрю вся моя семья сегодня в сборе.

С этим воином у него были тесные узы. Он и сам позабыл насколько связал себя с этим чудовищем.

Присяжные уже давно заполняли свои места и позади трона Окумура разместились местные зеваки – роланги. Это самые обычные ожившие мертвецы, поднятые от вечного сна с местного тибетского кладбища. Кто-то видимо сильно потревожил священную землю, раз смог навести столько много шума. Голос в голове японца усмирился и больше, покамест, не встревал в разговор. Тишина в голове принесла мимолетную радость, смешавшись с новой бурей неизведанного. На лице студента вырисовалась излучена губ, вот только проблема, в которой он оказался, осталась.

Акайо (шепотом). – Я понимаю ваш язык!

Слова чуть было не слетели с уст японца, и он принялся вытягивать из присяжных новую и очень полезную информацию. Пока Каланитисса не вступил в игру, Окумура не понимал о какой книге так множество перешептываний и опасений. На их жутковатых лицах можно было разглядеть тревогу и боязнь.

Каланитисса. – Так значит Супродемус здесь, в суде!..

Акайо не успел уловить всю суть внезапной радости в нейронах его мозга, отвлекшись на вошедшую судью.

Ответственный секретарь. – Встать! Суд идет!

(Неизвестен). – Прошу всех сесть. Подсудимый Король Каланитисса, вы так же можете сесть. Присяжные, займите свои места. Всех присутствующих прошу записывать ход судебного заседания – номер 1597843698528 – в виде конспекта, по предложенному протоколу «Подземелья». В конце слушания протоколы надо сдать для принятия объективного решения и вынести приговор по слушаемому делу. Начинаем судебное заседание.

Ответственный секретарь. – Слово имеет временно исполняющая обязанности судьи «Страшного суда» – Ниррити.

Ниррити:

Богиня смерти и разложения, является предводителем рода Ракшасов.

Родилась 31 марта в год сотворения мира сего, во времена создания земного света и тьмы. Точность указать практически невозможно: по одним легендам поговаривают, что она родилась сто шестьдесят одну тысячу сто двадцать лет назад, по другим еще намного раньше. День, единственное, что Ниррити любила повторять о себе.

Место рождения – земли нынешней Нормандии.

Одинокой девушке, столько тысячелетий расхаживая по адскому пеклу и земной поверхности, нужен был верный спутник. Ее вкусы были крайне сложны, но однажды ей удалось подобрать собственный эталон, оказавшись проездом в первом поясе седьмого круга ада.

Хрупкая, темно-русая девушка с необычайно большими зелеными глазами. Когда они полностью пропитались любовью Короля Каланитисса, то стали краше летней листвы. Ее внешность – самой красивой принцессы во вселенной. И в столь жутком месте, она пронзила адскую душу Короля, леденящими осколками любовной гармонии. Даже Ева, до сих пор варившаяся в кипящем котле собственных соков, была серой мышью с этой переливающейся в огне изящной нежной кожей.

Груди Ниррити были крепче грецкого ореха, ловко вмещаясь в руке Каланитисса, которые он большую часть проведенного вместе времени не выпускал из виду. Зад был упругим, возбуждая в черном нутре Короля каждую мертвую молекулу. Локоны ее темных волос спадали на плечи, а губы кораллового цвета, с болью врезались в поцелуях адских плясок. Каланитисса еще с первой их встречи, пытался тщательно раскусить ее характер, но так увлекся ее красотой, что совсем позабыл о своих желаниях. Даже отличительная черта в виде крыльев из разложившихся птичьих костей, с остатками перьев по краям их основания, никак не могла его отпугнуть от бесконечных объятий Ниррити.

Жизнь забила новым ключом. Любовь обросла корнями, ведь только она способна приукрасить душевное существование в столь жарком месте, именуемое адом! Но все равно, после пройденного этапа, душа совершает ошибки.

Имея возможность бывать, где богине смерти вздумается, сильно злило прикованного к Флагетону Каланитиссу, и он начал искать всевозможные пути, чтобы получить шанс отправить душу в свой самый любимый мир – мир живых! Ниррити стала совать свой нос в дела возлюбленного и смогла разнюхать, что он изучает запретную книгу. Это так сильно вскипятило в Короле ярость, что он отодвинул от себя свою богиню, уступив место новым рвениям. Ниррити никогда не желала ему зла, она просто боялась, что его за это покарает сам Зевс, но больше она стала бояться, что он разлюбил ее земную красоту. Ответ пришелся самим собой и в одно прекрасное мгновенье она предстала пред своим кавалером во всей своей красе.

Все обман!

На самом деле она была безобразна. Природа ракшасов знает свое дело. Выражение ее лица стало злобным, все покрытое потрескавшимися морщинами. Она была очень стара и одета в грязное платье нищих, сросшееся с ее телом. Ниррити была очень высокого роста, а тело ссохлось до неузнаваемости, отвращая своим мерзким видом. Богиня всегда была безжалостной и долгое время скрывала от своего Короля непостоянство и гнев. Каланитисса совсем не учел, что она, так же, как и все ракшасы уже родилась монстром. Уши безобразны и шершавы, зубы длинные, имея общие сходство с акульей пастью. Нос с горбинкой, был весь усеян без конца лопающими гнойниками. Руки тряслись. Но самое главное, что излюбленная грудь короля – обвисла, а упругий зад и вовсе исчез.

Каланитисса оттолкнул Ниррити с еще большим забвением уйдя в расшифровку своих заклинаний. Она без конца испытывала голод и жажду. Богиню тянуло только к нему. Король постоянно уклонялся от ответов, почему так внезапно стал холоден к своей половине сердца. Но когда его загадка была решена, он завлек ее в свои объятия и использовал как приманку. Пока стражники Флагетона отвлекли свои взоры на Богиню ракшасов (до сих пор неясно что он им такого пообещал), Каланитисса использовал свое заклинание, и в конечном итоге реинкарнировал свою душу в мир живых.

Душа Ниррити была навечно разбита, а злоба желала одной только мести. Никто не мог знать, в чьем именно теле возродиться душа Короля Каланитисса и всему аду оставалось лишь только ждать смерти его временного сосуда.

Каланитисса (в его голосе впервые были слышны нотки страха, что сильно встревожило разбитую по кускам душу Окумура). – Ниррити! Вижу, ты сменила человеческую тушку! Почему ты здесь? Где Грешник!?

Ниррити (радостным тоном). – Как же долго я ждала нашей встречи!

Каланитисса. – Ты стала еще более неучтива.

Ниррити. – Пойми, Каланитисса, ты для всех нас самый сладкий экземпляр за многие столетия. За твою душу была настоящая бойня. Но я смогла уговорить Зевса дать Грешнику выходной. У него и без тебя хватает рабов. Вы, падшие души, мрете без остановок. Ад скоро переполниться от всякой низкопробной мерзости. Но ты! Ты у нас особенный – Великий Король Каланитисса, главнокомандующий армией Флагетона. Поэтому судить тебя выпала честь именно мне.

Каланитисса (молча кивая головой). -…

Ниррити. – Да мой сладкий, ты все правильно понял. Сегодня придет отмщение за все страдания, что ты умудрился причинить даже царству мертвых.

Король, окончательно вытиснув на второй план Акайо, внимательно вслушивался в слова своей бывшей возлюбленной, стараясь второстепенно улавливать шепот присяжных, которые по всей видимости недооценивали своего подсудимого (разве можно так вальяжно кидаться словами, где лежит Супродемус). Каланитисса было хотел открыть рот, но судья его опередила, продолжив свое бахвальство.

Ниррити. – В этот раз тебе не победить в «Страшном суде» и уж точно не избежать уготованной для тебя кары. И уж тем более не сбежать из царства Зевса (король Каланитисса ехидно улыбнулся ей в ответ, что сильно взбесило богиню). Ты нарушил кодекс, воспользовавшись запретной для тебя книгой и посмел убить хранителей Флагетона. Ты должен радоваться, что попал ко мне, кентавры желают тебя расчленить без суда и следствия, как самую низшую падаль. Тебя спас закон, и я. Виновен ты в предательстве к моей любви. Но все это, всего лишь твои старые грехи. Сумел ты породить и множество новых…

Каланитисса (наконец вставил свое слово). – Я требую справедливого суда.

Ниррити. – Не волнуйся. Твое дело пройдет в рамках «кодекса Зевса» и не выйдет за его пределы.

Каланитисса. – Тебе нельзя доверять.

Ниррити. – Этому я у тебя научилась. Стоит задуматься.

Каланитисса. – Это все обвинения? Если да, то я уже их слышал ранее. Можем начинать, я порядком подустал с тобой болтать.

Ниррити (впервые, за последние двадцать лет, улыбнувшись). – Какой прыткий! Земная жизнь убила в тебе все адское мироздание.

Каланитисса. – Пустая болтовня.

Ниррити. – Хорошо. Присяжные, к вышеперечисленным грехам прошу вас добавить убийство родного брата (закончив, Ниррити щелкнула пальцами).

Каланитисса (подняв смех по всему кодо). – Ха, у меня никогда не было родного брата. Даже двоюродных и тех не помню.

Старые воспоминания, на которые Каланитисса должным образом решил не обращать внимание, белой пеленой накрыли его разум, усадив за руль прожитые годы Акайо Окумура.

Кэтсуо. – Иоши, завтра Ясуши передадут его новой семье. Можешь попрощаться с ним, пока еще есть время.

Кэтсуо, Иоши, Ясуши Окумура:

Семья, ныне печально известного Акайо Окумура.

Кэтсуо Окумура:

Родился 18 декабря 1959 года. Цвет глаз – серый. Рост – 179 сантиметров. Родился и вырос в центре Токио. С самого рожденья знал, что возглавит корпорацию отца. Единственный ребенок в семье. Одиночество выработало с годами в нем один сплошной эгоизм. Но для правления столь многомилионной компании, стал золотой жилой на борозде правления.

Акции постоянно росли вверх и тридцатилетний Кэтсуо еще долгое время не подумывал о своей женитьбе. Отца и матери уже долгие годы не было в живых. Они погибли во время горнолыжного курорта, уснув вечным сном под покровом сошедшей лавины. Поэтому подтолкнуть к столь нелегкому решению его было некому. Лишь свалившее на больничную койку, неожиданное для многих, воспаление легких, навело его на мысль о собственном потомстве. Партия была той же неделей отобрана и уже через месяц Кэтсуо обвенчался с Иоши Тахакаси.

Иоши Тахакаси (Окумура):

Родилась 29 декабря 1979 года в городе Киото. Цвет ее притягательных глаз – голубой. Появилась на свет в завершающий свой цикл – год Желтой Земляной Козы. Что сделало ее очень спокойной и уравновешенной. Эти качества с легкостью помогли смириться с ее участью. Она узнала о замужестве за месяц до назначенной даты. Даже платье она выбирала себе не сама. А своего будущего мужа в живую увидела только в момент церемонии венчания.

Слияние двух главенствующих Империй, сделало Кэтсуо одним из самых влиятельных людей в Японии. Он полностью отдал себя работе, и совсем позабыл о задуманных ранее планах. Не смотря на постоянное отсутствие своего мужа, Иоши уже через две недели забеременела, а спустя положенный срок, произвела на свет двух красавцев близнецов.

Кэтсуо должен был радоваться подобному подарку с выше, но его эгоизм шел впереди всего прочего понимания собственной морали. Пять лет он вынашивал в своей голове идею, как сделать так, чтобы у него в конечном итоге остался только один единственный наследник. По прошествии этого срока, он пересилил страх перед всевышнем, отдав должное своей процветающей компании и Ясуши Окумура был отдан в приемную семью, без права вернуться в родное крыло.

Ясуши Окумура:

Цвет глаз – серо-голубой. Рост – 173 сантиметра. Первым появился на свет. А все остальные качества строения ума этого ребенка были схожи с его родным братом и давно всем известны.

Ясуши было всего только пять, но этот смышленыш уже сейчас знал себе цену и понимал на что хотят обрести его судьбу. Этого не должно случиться!

Много делать не пришлось. Акайо рос самым обыкновенным избалованным, отцом, ребенком, ничем не отличаясь от любой другой золотой детворы. Тем временем Ясуши старался, наоборот, проявлять всю свою детскую любовь, тепло и нежность к матери, не требуя ничего взамен. Разве могла она так подло поступить с единственным понимающим глубину ее сердца членом семьи?

Зайдя в комнату к Ясуши, она увидела не спящего ребенка, хотя время отбоя давно наступило.

Иоши. – Ты все знаешь? Верно, Ясуши?

Ясуши. – Я слышал ваш разговор. За что отец так со мной поступает?

Иоши. – Тебе будет сложно сейчас это понять. Даже я не до конца осознаю всю его суть. Правда перечить его Слову я не имею права. Обладая такой империей, он боится, что после его смерти произойдет раскол. Вас двое, а кресло всего одно.

Ясуши. – Но мы же братья! Мама, я не хочу тебя терять (слезы). Не отдавай меня этим людям (истерика).

Иоши было больно смотреть на свою кровь и она, не выдержав плача, выбежала прочь из его комнаты, оставив на журнальном столе свежезаваренный ароматный чай из мелиссы и карамели. Это все, чем она могла сейчас его успокоить. Спустя пятнадцатиминутной истерики он наконец-то взял себя в руки и со злобой в душе, сопровождающей остаточным всхлипыванием, выпел остывший чай и уснул крепким сном, уткнувшись в подушку. Сон застиг его мгновенно!

Иоши. – Акайо, ты спишь?

Мать зашла в комнату к сыну, когда на часах была уже половина первого ночи. Акайо не то, чтобы спал, он был полностью погружен в мир своих заблудших избалованных фантазий и не реагировал на помехи звуков со стороны двери его комнаты. Решив долго не испытывать судьбу, Иоши сделала ему укол инсулинового шприца и вышла в коридор. Ей здесь не нравилось. Она очень редко бывала в его комнате. Акайо был больше привязан к отцу. И это несмотря на то, что видел он его минут по двадцать с утра и около часа перед сном (если не брать в расчет те дни, когда в компании были ночные заседания).

Иоши, после еще около часа блуждала возле их комнат и только ближе к трем часам ночи легла в собственную кровать. Вечно уставший муж, даже не заметил ее отсутствие. Как у них вообще появились дети? Та еще загадка!

Завтрак должен был пройти, как и всегда. Их последний совместный завтрак! После чего, Ясуши должны были объяснить свод правил, пригрозив ему жизнью и переправить в новый дом. Голого, в чем есть, без своего багажа. Прошлая жизнь, должна остаться в прошлом! Одна маленькая сумка со ста тысячами долларов его новым родителям на содержание. Грустный конец, столь славного начала.

Кэтсуо. – Почему их до сих пор еще нет. Я опаздываю на работу. У меня сегодня важная встреча с инвесторами из Китая.

Иоши (спокойным голосом). – Няня не может до них достучаться.

Кэтсуо (обращаясь к своему телохранителю). – Сатоши. Иди приведи детей в чувство. У тебя пять минут.

Десять минут спустя…

Кэтсуо Окумура заканчивал завтрак, собираясь направиться к поданному лимузину (предпочтение которых всегда доставалось немцам).

Сатоши. – Акайо, вопреки вашим требованиям изъявил желание поспать сегодня подольше обычного. Сказал, что ему не скоро это теперь удастся. Я не очень понял, о чем он, ведь сейчас лето – каникулы, но силой волочить за стол без ваших указаний не стал.

Кэтсуо. – Хорошо, пусть спит, пока может. А что Ясуши? Его машина уже давно прибыла, поедет у меня без завтрака.

Сатоши. – Одевается. Говорит правда очень невнятно. Слова нераздельные. Сказал, что не стоит его называть чужим именем. Будет жаловаться на меня отцу. В таком духе.

Кэтсуо (грозным басом руководителя). – Иоши, твоих рук дело?

Иоши (вздрогнув от резкого крика мужа). – Я ничего ему не говорила.

Кэтсуо (все так же грубо). – Надеюсь ты мне не лжешь.

Иоши (сильно испугавшись за свою жизнь). – Я клянусь тебе. Ты же знаешь, что я никогда не иду поперек твоим решениям.

Кэтсуо. – Выходит этот подлец все подслушал. Любопытная мелочь. Что ж, тем лучше для меня. Не придется ждать и прощаться.

Встав из-за стола, Кэтсуо перекинул все обязанности о доставке «груза» к месту адресата и покинул дом.

Все было сделано, как нельзя лучше. Иоши впервые обрадовалась уходу мужа. Ребенка, постоянно твердившего, что его зовут Акайо, силой усадили в машину и о его существование все тут же забыли.

Мать зашла в комнату сладко спящего сына и привела его в чувство.

Ясуши. – Мама? Пора?

Иоши. – Не стоит больше никуда торопиться. Ты дома (и рассказала ему о спасение).

Иоши стало больно за проделанное зверство Кэтсуо, что ее мнение в этом доме не стоит и пени, и наконец решив взять ситуацию в свои руки, подумала отомстить мужу. Она усыпила обоих сыновей, не сказав никому об этом ни слова. И пока весь дом находился во сне, поменяла детей местами. Коварство было выполнено со сто процентным успехом и любовь ее сына сохранена.

Иоши. – Запомни лишь одно правило. Теперь и отныне тебя зовут Акайо Окумура. Так стань же достойным наследником своего отца!

Пятилетний ребенок понял, о чем просила его мама и изо всех сил старался играть в избалованного мальчишку, что сильного раздражало его самого. Использовав свои возможности во благо, Ясуши чтобы получить шанс избавиться от навязанной жизни и постараться забыть прошлое, уговорил родных отдать его в буддизм.

Ясуши. – Я хочу раскрыть собственные чакры…

Так прошли целые десять лет…

Жизнь не сильно изменилась. Имя Акайо так сильно пропиталось его кожей, что он полностью позабыл о существование родного брата и как его самого звали при рождение.

Весна была еще не окончена, но признаки жары давно предрекают лето, хотя многие его уже совсем не ждут. Третью неделю столбик термометра не опускается ниже тридцати градусов, и от этого сильно пугаются местные жители Японии. Рисовые поля в упадке, кругом царит засуха. Правда в семье Окумура жара встречалась иным способом.

Праздник Дончод-Хурал уже завтра. Живший полной жизнью Ясуши (хотя это имя уже давно никто не произносил), собирался отведать вкус праздника во всей его красе. Пользуясь покровительством отца, он уговорил его на неделю отправиться в храм Тодай-Дзи, что находился в городе Нара.

Иоши (единственный заданный ему вопрос и тот из уст матери). – А как же твоя учеба?

Ясуши. – Я лучший в классе!

Милые глаза, смотрящие в ее сторону, сладкая улыбка любящего сына, а большего для ответа и не требовалось. Отец лишь спросил, на какую сумму следует рассчитывать, увидев счет.

Ясуши. – Ты же знаешь, что она не превышает и тысячи долларов, как и всегда. Я не умею тратить больше.

Кэтсуо. – Верно. Хоть мне это совсем и не понятно. Куда подевалась твоя тяга к бахвальству. Но ведь я, наоборот, должен радоваться этому и, я и вправду счастлив, ты будешь достойной заменой своего отца. Твое нежелание им становиться скоро пройдет, вот увидишь.

На этом беседы за завтраком прекратились, а спустя опустошенные чашки улуна, все разбрелись в собственных мыслях нависших дел. Акайо, как его теперь требовалось именовать, воспользовавшись услугами отцовского водителя, был доставлен на вокзал, где на скоростном поезде собирался отправиться на день рождения, просветления и паринирваны Будды Шакьямуни – один! без сопровождения. Кэтсуо был, конечно, против, как и уверованию своего сына, но ему пришлось согласиться.

Ясуши. – Кроме меня в храм все равно никого не впустят.

И то была истинная правда, с которой пришлось смириться.

Молитва была окончена и все медленно пятясь назад, покидали кодо. Акайо оглядывая окрестности храма, удивлялся его красотой, пропитанной частичками самой истории.

(До боли знакомый голос). – Намо Будда, Намо Дхарма, Намо Сангха.

Эта молитва золотой монетой отзвучала в голове Акайо, словно он сам ее произнес. Слова бесконечно повторялись и любопытство заставило его вернуться назад. Подходя к преклонившемуся лбом к земле бедняку, Окумура испытал в душе немыслимое чувство боли и отчаяния. С ним подобное уже было. Но когда? Он никак не мог вспомнить. Молившейся не обращал на подошедшего абсолютно никакого внимания, хотя тот стал рядом с его головой. Молитва все продолжала свое пение, действуя на нервы, опьяняя голову.

Ясуши (невольно вырвалось из его уст). – Акайо!?

Молившейся резко прервался и медленно поднял свою голову. Глаза их только что соприкоснулись, но в душе каждого творилось полное понимание возникшей встрече. Близнецы вновь обрели утерянную между собой связь, но радости от встречи не было ни у кого.

Ясуши (начал он разговор). – Брат мой. Никогда уже не думал я встретить тебя, да еще и живым, полным сил.

Акайо (с сухостью в голосе). – Ты забыл сказать бедным!

Ясуши. – Не стоит изливать на меня свой гнев. Я был таким же ребенком, как и ты и сам долгое время пытался осмыслить то, что сделала наша мать.

Акайо. – Она всегда любила тебя больше всех. Это аксиома! Не стоит оправдываться. Я жив, благодаря молитвам и не более. Обо мне некому позаботиться, и я не купаюсь как ты в золоте. Убирайся туда, откуда пришел.

Ясуши (искренне). – Прости, коль винишь во всем меня. Но давай забудем не на долго о вражде. Сегодня такой великий день. Позволь мне пригласить тебя к себе и разделить ужин.

Акайо (холодно). – У меня нет такого желания, но вера учила меня не отказываться от подношения в еде, и я принимаю твое приглашение. Но, не вздумай предлагать мне деньги. Я не возьму их из твоих рук.

Ясуши. – Хорошо, я учту твои пожелания.

18:00

Секундная стрелка не успела еще начать свой новый цикл, открывая двери следующим минутам жизни, как зазвонил звонок двери. Ясуши пол дня готовился к встрече, размышляя над тем, что скажет брату. Помощь принимать он отказывался, а вернуть кровь домой шансов не было (или были?). Все, чем он мог ему сейчас помочь – это накормить голодный желудок, который, по всей вероятности, давненько не вкушал съестных харчей.

Ясуши. – Брат мой! Ты все же пришел. Рад, что ты не передумал.

Ясуши направился в его объятия, но Акайо насухо ему отказал.

Акайо. – Я сказал, что приду, а мое слово еще имеет цену. И в этом заслуга совсем не вашей крови. Тебе не ведомы такие мелкие формальности.

Ясуши. – Может на время прервемся, а то в коридоре разговаривать как-то неудобно. Пройдем к столу.

Акайо молча проследовал по направлению выставленной руки брата.

Акайо. – Я ведь тебе ясно дал понять, что не приму от тебя милостыню.

Ясуши. – Это всего лишь ужин. Не стоит его оценивать как-то иначе.

Акайо. – Просто ужин! С какой легкостью ты стал прощаться с отцовскими деньгами. Просто ужин, мой дорогой, не стоит тысячу долларов.

Ясуши. – Я, возможно, виноват перед тобой, хоть и сам так не считаю. Это меньшее из того, что я могу для тебя сделать.

Акайо. – Идя сюда, я долго размышлял, как поступить правильно, не взирая на законы моей общины…

Ясуши. – Брат.

Акайо. – Послушай. Я не отыму много твоего драгоценного времени. Так вот. Я надеялся, что ты остался все тем же примерным мальчишкой, который совсем не вписывался в тот мир, в котором ты живешь. Ведь это именно поэтому тогда решили отдать тебя, а не меня. Ты не чувствовал вкус денег. Я до последнего пытался в это верить. Но я ошибся! Впервые за последние десять лет. Твоя мать жестока, как и ты. Мне стоило еще ребенком опасаться ее нежных рук. Ее я не прощу никогда и желать здоровья ей не стану. Как и тебе. Видимо так и должно было все закончится. Справедливость сама решила восторжествовать в красках порока.

Ясуши молча улавливал суть брата, пытаясь понять его тонкие намерения.

«А не поменяться ли ролями он хочет мне предложить? (крутилось в его голове) А что? Это честно! Он имеет на это полное право.»

Мысли всплывали одна за другой, уводя разум в глубь подсознания. Ясуши практически отключился от внешнего мира, стараясь представить, что тогда от этого произойдет, когда яркий отблеск холодного металла, резко поставил его на место.

Обезумевший от собственных страданий Акайо (а если капнуть глубже, узнав о его жизни, сердце обольется кровью у каждого чувственного лица), решил уравнение, получив совсем иной результат. Убийство брата! Это все могло вернуть на круги своя. И все! Он возобновит свое имя, а о большем Акайо сейчас и не мечтал.

Отчаянно накинувшись на Ясуши, с поднятым к верху ножом, он попытался нанести ему удар по артерии, но сработанный рефлекс брата (спасибо отцу! Носильные занятия Кунг-фу спасли сейчас его шкуру) парировал удар. Все было мгновенно! Отбившись, Ясуши выбил из рук брата нож, отбросив его тело в шведский стол. Тело Акайо обмякло на месте, украсив омаров свежеполитым соусом из японской крови. Случайность – стоившая жизни. Ясуши хотел только защитится, но лезвие скользнуло под летевшее тело Акайо и застряло у него между легких. Смерть наступила быстро. Центральный клапан был перерезан и сердце, не выдержав нагрузки, разорвалось.

Ясуши. – Что же я наделал! (трясущей рукой набирая номер телефона) Папа помоги!

Когда приехала группа зачистки, тело было завернуто в скатерть и ни у кого не было желания смотреть, чье лицо скрывается под маской. Он должен был раскаиваться, но не мог. А спустя два года перед окончанием школы, во время серьезной ссоры с отцом, признался в том, что не является тем, кем Кэтсуо его считает (умолчав про убийство). Отец пытался после этих слов неоднократно отыскать своего любимца, но и он сам и его приемные родители канули в лету.

Ниррити. – Король Каланитисса и Ясуши Ок…

Акайо (выскочив из тени собственного сознания). – Меня зовут Акайо!

Ниррити. – …и Акайо Окумура. В этих ящиках лежат ваши сердца.

Акайо. – Мое сердце бьется у меня в груди.

Ниррити. – Это мы сейчас поправим.

Дослушав ее речь, двое ролангов подошли к сидячему телу Окумуры и с самой ненавистной жестокостью, вырвали еще бьющееся сердце из груди студента. Не было ни боли, ни крови. Только душевное понимание того, что тебя только что лишили части самого себя.

Каланитисса. – Ты стала куда злее.

Акайо. – Нас что, будут судить за общие грехи?

Ниррити. – Ты и он – одно целое. У вас есть, что сказать в свою защиту?

Акайо. – Я хочу вызвать душу брата. Он подтвердит, что это случайность.

Ниррити. – Ясуши (Акайо) в раю и находится вне досягаемости заседания нашего суда.

Акайо (не понимаю, по какому праву его обвиняют в смерти брата). – Но ведь это он хотел меня убить, а не наоборот.

Ниррити. – Он уже давно покаялся в своих грехах и обрел свободу. Ты же, никогда не пытался попросить за содеянное прощения.

Акайо (выказывая полнейшее недовольство). – Это полное бесчинство.

Ниррити. – Вам есть что еще сказать? (тишина) Ваши души запятнаны кровью невинных. (после минутной паузы) Прошу всех встать! Суд удаляется для вынесения вердикта. Перерыв десять минут. После чего, я зачитаю вам приговор присяжных.

Тишина не длилась долго. Присяжные покинули зал суда для принятия сложного решения. Ниррити отправилась в комнату отдыха, ожидая долгожданного триумфа над Королем Каланитиссой.

Каланитисса. – У нас мало времени. Как только будет оглашен приговор и нам назначат Поводыря, я скину оковы, и мы покинем ад вместе.

Акайо. – Чего именно ты от меня просишь?

Каланитисса. – Самую малость. Не путайся у меня под ногами! Мне нужен полный контроль над разумом. Супродемус рядом. Я чувствую ее силу, она манит к себе. Пора готовить почву.

Акайо (сильно встревожившись). – А как же наши сердца?

Каланитисса. – Они уже нам не понадобятся.

Акайо (ему до сих пор было не по себе, что в его собственном теле живет столь старый и опасный дух). – Может не стоит играть с самой смертью.

Каланитисса (с какой гордостью он произнес эти слова). – Я и есть смерть!

Акайо. – Что может быть хуже того, что с нами уже произошло?

Каланитисса. – Ты стал слишком много болтать не по существу.

Каланитисса запер Акайо глубоко в собственном подсознании и принялся зачитывать одно из выученных заклинаний:

Каланитисса (вслух, но шепотом). – Ту скотади диальети стин айматири нихта. И порта тю Флагетон та мас аникси та матья. Ту скотади диальети стин айматири нихта. И порта тю Флагетон та мас аникси та матья. Ту скотади диальети стин айматири нихта. И порта тю Флагетон та мас аникси та матья. Ту скотади диальети стин айматири нихта. И порта тю Флагетон та мас аникси та матья. Ту скотади диальети стин айматири нихта. И порта тю Флагетон та мас аникси та матья. Ту скотади диальети стин айматири нихта. И порта тю Флагетон та мас аникси та матья.

Ответственный секретарь. – Встать! Суд идет!

Ниррити. – Прошу всех присутствующих сесть. Присяжные после непродолжительного спора вынесли приговор – смертная казнь! Приговор принести в действие незамедлительно. Ваша душа отправится во Мрак и уснет вечным сном.

Каланитисса (задергавшись в стуле, игра пошла не по планам). – Это нарушает законы «кодекса Зевса». И алисиде спане, и алисиде спане. И алисиде спане, и алисиде спане. И алисиде спане, и алисиде спане.

Король К. подорвался со стула и оттолкнув присяжных в сторону, в миг завладел Супродемусом.

Ниррити (от ее крика задрожали стены, осыпав часть раствора во швах кирпичной кладке). – Не дайте ему уйти!

Каланитисса метнулся к выходу, с которого уже минут двадцать пахло свежей вскипяченной кровью Флагетона, но в какой-то момент красный свет, просачивающийся с щелей порога, растворился, сменив окрас на радужный. Гонимый желанием поскорее осуществовать свою новую мечту, он совсем не заметил, как Ниррити прибегла к тому же заклинанию и сменила конечный пункт прибытия через портал.

Ниррити (возгласом школьной учительницы, отчитывающей избалованного школьника). – Дагон! Тебе выпала честь стать его Поводырем. Отыщи эту падаль и убей. Пусть он страдает в самых жестоких муках, что сможет вообразить твой извращенный ум. Только прошу тебя, не подведи!