Читать книгу Красное и белое. И серо-буро-малиновое - Сергей Геннадьевич Светуньков - Страница 13

Две армии глуповцев стояли друг против друга по разные стороны реки Грязнушки, не решаясь начать генеральное наступление. Впрочем, армии боялись начать хоть какое-то наступление, не обязательно генеральное. Поскольку Грязнушка – речка не очень широкая, то глуповцы могли переговариваться друг с другом через неё с разных берегов. В самом начале стратегического противостояния каждая сторона кричала другой: «Сдавайтесь!» Затем перекрикивание перешло в более хозяйственную фазу – в каждой из армий находились родственники и соседи по деревням. Даже установилось своеобразное расписание таких переговоров – когда земляки из какой деревни перекрикиваются друг с другом. Так узнавали новости из дома, передавали приветы и пожелания. Комиссары красноглуповцев и офицеры белоглуповцев присутствовали на этих переговорах, прислушиваясь к разговорам и пресекая возможности передачи несознательными лицами военной тайны. Впрочем, никому из глуповцев про военную тайну ничего не было известно, и они говорили в основном об урожае, о здоровье родных и знакомых, о свадьбах, крестинах и т.п.

Пауков, вновь назначенный командиром спецполка, таскался вначале «хвостиком» за каждым из членов штаба с просьбой объяснить ему – что такое «спецполк», которым он командует и где он находится. В конце концов, Железин предложил сформировать спецполк для снабжения армии из наиболее политически грамотных красноглуповцев – ведь взятые при бегстве из Глупова сухари, отварные куриные яйца и огурцы закончились, и проблема еды стала во весь рост. В ходе формирования спецполка возникли, было, трудности – ни у кого из глуповцев, какими бы политически грамотными они не были, желания идти в полк с таким страшным названием не было. Всё разрешилось просто – Пауков как-то после долгих уговоров в одном из подразделений в сердцах плюнул и воскликнул:

– Да что ж это такое, а! Должен ведь хоть кто-то снабжением армии заниматься! Что ж я один, что ли, буду по деревням продукты для армии таскать!

– Так это что же получается, командир, – спросили Паукова красноглуповцы, – спецполк будет едой заниматься? Тогда записывай!

Быстренько сформированный пауковский спецполк из числа особо проголодавшихся добровольцев прошёлся по окружным деревням «христарадничая». Крестьяне ничего не подавали. Пауков и в пояс кланялся, и заставлял бойцов петь песни, в том числе и старорежимные – ничего не помогало! Так и вернулся полк в расположение армии уставший и голодный.

В Красноглуповской дивизии начались роптания и недовольства. Тут во всей красе проявил свой организационный талант комиссар Кузькин. Начальник штаба Круглолицын ему как-то указал на то, что во вверенном ему воинстве растут на почве голода паникёрские настроения, и что это дело комиссара – паникёрские настроения прекращать. Кузькин всё понял. Неизвестно, где он достал бутыль самогона, но он её достал, и ходил он по подразделениям дивизии, ведя задушевные беседы с бойцами. При этом он наливал каждому бойцу «для поднятия храбрости» из бутылки. «Опыт не пропьёшь» – любил говаривать Кузькин. И действительно, его опыт на алкогольной ниве позволял ему удержаться на ногах, в то время как остальные бойцы от самогона быстро с ног валились.

Удивительное дело! Бутыль никогда не становилась порожней. Чёрт знает, как это так происходило, но бутыль кузькинского самогона, как неразменный пятак – всегда была наполовину пуста, а наполовину наполнена мутной жидкостью.

Штаб Красноглуповской дивизии понимал, что самогоном сыт не будешь, что распивание самогона – только временная мера, и лихорадочно искал пути снабжения дивизии съестным. Решили так:

– бывшие рыбаки будут ловить рыбу и раков в реке Грязнушке,

– бывшие охотники будут стрелять дичь и ловить зайцев,

– спецполк Паукова ходит по деревням и забирает силой съестные припасы, выдавая взамен расписки о получении припасов за подписью Паукова (он оказался грамотным) и полковой печатью.

Эти мероприятия спасли красноглуповцев от неминуемой гибели. Рыбы оказалось в Грязнушке много, зайцы так и прыгали в руки охотникам, а вальдшнепы сами пикировали в котлы с кашей. Пауков, разъяснивший своим бойцам, что припасы надо брать с применением силы, самолично грозил маузером особо упрямым крестьянам, а однажды даже застрелил одного из кулаков, после чего в округе крестьяне безропотно сдавали те припасы, которые не успели ещё спрятать.

Через несколько недель такого жития – бытия в расположение красноглуповцев прибыла Зойка Три Стакана с Камнем и с полком революционно настроенных рабочих из центра России и двумя вагонами винтовок и боеприпасов к ним. В центре России было голодно, а потому, зная о продовольственном богатстве Головотяпии, многие рабочие добровольно записывались в этот полк, мечтая хотя бы напоследок поесть досыта.

Зойка Три Стакана сразу же попыталась взять командование в свои руки, поскольку она была председателем РКНК Головотяпии, но встретила отпор.

– Нетушки! – Заявил Живоглоцкий. – Я хочу командовать дивизией и всё тут! Я уже всё наладил! И у меня жопыта больше… Да и бойцы меня уже слушают. Ещё неизвестно как они отнесутся к смене командования. Скажут: нас на бабу променял!

– И бабу в Грязнушку бросят, – добавил Кузькин, – в набежавшую волну.

– И вообще, – продолжал Живоглоцкий, – Меня, может, вообще за подвиг руководства и сохранения боеспособности войска к награде надо представить, а не понижать в должности. Не дамся!

В штабе красноглуповцев назревала революционная ситуация, которая могла закончиться потасовкой и кровопролитием. Живоглоцкий и Кузькин с одной стороны, в Зойка Три Стакана и Камень – с другой, не мигая смотрели в глаза друг другу, всё более и более распаляясь, сжимали и разжимали кулаки и нервно потрагивали руками кобуры пистолетов. Один только Железин сохранял нейтралитет, нервно покусывая при этом ногти. Вдруг он заулыбался и предложил:

– А что бы нам не создать две дивизии в составе одной армии?

Все перестали сжимать кулаки и вздохнули с облегчением. Зойка Три Стакана просияла:

– Точно, товарищи! Мы создадим Красноглуповскую армию из двух дивизий. Я буду командиром армии, поскольку я председатель РКНК! Первую дивизию, как и прежде, будут возглавлять товарищи Живоглоцкий с Кузькиным, а вторую – Камень с Железиным. Есть возражения?

Возражения были, но только со стороны Живоглоцкого:

– А чё это ты будешь командовать армией? А почему не я? Повторяю: у меня жопыто больше!

Зойка Три Стакана смерила Живоглоцкого презрительным взглядом с головы до ног и наоборот, а потом тихо произнесла:

– А кого Ленин обнимал? А? Вот кого Ленин обнимал, тому и быть командиром всей армии.

Живоглоцкому возразить было нечего – его уже давно никто не обнимал. А тут! Сам Ленин обнимал! Поэтому он промолчал, а в ответ просто вытер нос рукавом рубашки.

– А к тому же, товарищи, – обращаясь ко всем, заявила Зойка Три Стакана, – на армию возлагается лишь одна ответственность, а именно – объединять героические дивизии. Подвиги будут совершать именно эти дивизии и их героические командиры, и комиссары.

Все мужчины сразу же подобрели. А то! Ведь именно они будут совершать героические поступки и подвиги. Поэтому согласились создать армию из двух дивизий. Но тут со всей остротой стал вопрос: как назвать каждую дивизию? Вопрос, конечно, не простой! Назвать их – Первая и Вторая? А какая будет Первой, а какая Второй? Каждому хотелось возглавлять именно Первую, а не Вторую. Опять Живоглоцкий с Камнем из-за этого чуть не подрались и опять стали создаваться все условия для революционной ситуации! После долгих мучений и товарищеских споров с обзыванием друг друга «уродами, навозными кучами и просто дерьмом», нашли, наконец, соломоново решение. Дивизию, которую возглавлял Камень, назвали Каменной дивизией, а дивизию, возглавляемую Живоглоцкий – Свинцовой. Нет ни первой, ни второй – есть Каменная и Свинцовая!

Кстати, если вы будете когда-нибудь в Головотяпии и случайно окажетесь возле железнодорожного и автомобильного моста через Грязнушку в Глупове (а мост теперь находится в черте города), обратите внимание на название районов на противоположных берегах реки. Они названы по имени двух маленьких посёлков, возникших на этих местах уже после гражданской войны.

Там, где стояли белоглуповцы, посёлок назывался Каменка, поскольку почва там вся каменистая от камней, которыми осыпали из рогаток врагов красноглуповцы. А на противоположном берегу Грязнушки, в том месте, где располагались красноглуповцы, ныне находится район Гороховый. Там было посёлок «Гороховое раздолье». В те грозные времена Гражданской войны белоглуповцы, лишённые свинца, но вдоволь имеющие пороху, стреляли по красноглуповцам за неимением свинца лущёным сухим горохом. Он и пророс впоследствии в огромных количествах вдоль берега Грязнушки. Долгие годы по осени глуповцы выезжали семьями в это место, собирали дикорастущий горох и мешками вывозили в город на зиму, чем и питались в голодные советские годы.

Если на других фронтах Красная Армия, то отбивалась от белых, то переходила в наступление, то на Глуповском фронте две армии стояли друг напротив друга и не предпринимали никаких действий. Бывали даже случаи, когда красноглуповцы с белоглуповцами вместе бредешками ловили рыбу в Грязнушке, и делили её по-братски. Это, правда, касалось исключительно рядового состава. Комсостав враждовал во всех направлениях.

Зойка Три Стакана с Камнем в отсутствие активных военных действий занимались амурными похождениями на берегах Грязнушки и в копнах сена, Живоглоцкий выступал на митингах и проводил смотры строевой подготовки, Железин, как комиссар дивизии и по совместительству парторг Армии, создавал партийные ячейки и принимал красноглуповцев в большевики. Кузькин организовал походную фабрику по самогоноварению исключительно для медицинских нужд, и нещадно пробовал каждую партию нового самогона перед тем, как дать добро на розлив в медицинские фляги. Пауков со своим спецполком вооружился текстом декрета о продразвёрстке и совершал планомерные походы в тыл по деревням. Сельсоветы оказывали ему посильную помощь, поскольку все понимали, что нужно это для дела революции. Снабжение Красноглуповской армии было приличным, жизнь была сытной. Все были довольны и почти счастливы, пока, наконец, из Москвы не пришло грозное предупреждение: «Если в течение месяца Красноглуповской армией не будет разработан и приведён в действие план по окончательному и бесповоротному уничтожению военных частей Белой армии в Глуповской губернии, командование армии будет привлечено к революционному трибуналу и судимо по всей строгости революционной законности! Троцкий».

Что такое «революционная законность» по Троцкому, сразу же вспомнили в штабе Красноглуповской армии и всполошились. Бросились искать начальника штаба Круглолицина. Лев Станиславович, отчаявшись добиться каких-либо активных действий со стороны начальства, разработал план глухой обороны занимаемых рубежей и завёл любовную историю с армейским доктором Варей, девушкой из интеллигентной семьи уездного врача. По вечерам они читали друг другу вслух выученные ещё до войны стихи Блока, Фета, Брюсова и Мандельштама, спорили о влиянии обэриутов на русскую поэзию и строили смелые планы на будущее под названием «когда кончится война». Взаимная симпатия сменилась крепкой любовью, и они нешумно поженились. Несмотря на идиллию, в которой уже несколько месяцев купался Круглолицин, он быстро собрался с мыслями и стал разрабатывать план наступления на белоглуповцев. Варя ему помогала, обеспечивая домашнюю жизнь, полную любви и уюта в тёплой землянке.

Круглолицын быстро организовал собственный армейский штаб и создал дивизионные штабы из бывших царских офицеров. А поскольку офицеров было мало, к работе в штабах были приглашены люди из числа разночицев, которые имели хоть какое-то образование. Под руководством Круглолицына работа двигалась быстро и план наступления был свёрстан. Армия начала разворачиваться вокруг моста через Грязнушку, и занимать боевые позиции.

Планировалось в день Х на рассвете внезапно обрушить шквальный огонь из всех орудий, винтовок и рогаток по оборонительным укреплениям белых, под прикрытием которого броситься на штурм моста, захватив который, закрепиться на противоположном берегу, откуда, развивая достигнутый успех, решительным броском прорвать оборону белых, и посеять в их рядах панику. Готовилась страшная рубка, по самым скромным прикидкам Круглолицына треть красноглуповцев должна была погибнуть при штурме, но перспектива расстрела всего командного состава Троцким была для командования страшнее, чем гибель трети армии простых красноглуповцев.

Зойка Три Стакана требовала от Круглолицына таких планов, чтобы «все наши были целы, а белые все – чтоб подохли». Круглолицын только усмехался в ответ и ссылался на военную науку и нормы потерь при наступлении.

Зойка Три Стакана упирала на революционную сознательность и дело революции.

– Мы не кончали военных академий, – кричала Зойка Три Стакана в лицо Круглолицыну, – но я знаю, что революционные глуповцы могут и голыми руками передушить всю белую нечисть. А тут у нас винтовки, пулемёты, рогатки – да мы их в пух и прах разобьём, только ты, Лев, придумай как. Включи свою революционную сознательность и придумай.

Круглолицын только руками в стороны разводил – революционная сознательность никак не замещала в его сознании военное образование. Даже постоянные ссылки на то, что Зойку Три Стакана обнимал Ленин, не могли его сдвинуть с места: потери будут большими – и всё тут!

Бойцы Каменной и Свинцовой дивизий перестали ловить вместе с белоглуповцами рыбу в Грязнушке, а на призывы с той стороны отвечали с озлоблением:

– Да идите вы! И без вашей рыбы тошно! Наступление тут у нас готовится… Бить вас будем…

Белоглуповцы почуяли неладное, и разведка из кадровых офицеров вела непрерывное наблюдение за действиями красных с макушек сосен, растущих вдоль Грязнушки, в результате чего командование белоглуповцев пришло к выводу о действительно готовящемся штурме. Об этом сообщили в Глупов президенту Елизавете Ани-Анимикусовой и попросили помощь людьми из резервов. Резервов не было, и Елизавета объявила по республике Головотяпии всеобщую мобилизацию.

Все глуповцы – от мала до велика, ожидали чего-то страшного. Ждали море крови и груду костей, а поскольку это должны были быть не германские, а глуповские кости, всем стало страшно.

Как это уже не раз бывало, динамичность обстановки и запах опасности возбуждали в Зойке Три Стакана и Камне новый огонь любви и желанья, и они, выполняя основные задачи штабов по подготовке к штурму, находили урывками минутки для сладостных утех.

Однажды, поутру, пока бойцы ещё спали, они на конях отправились вдоль Грязнушки для поиска места щемящей красоты, чтобы к буйству своих чувств добавить красоту антуража. Такое местечко нашлось – Грязнушка, гремящая по камням и сверкающая водоворотами, в одном месте становилась тихой и ласковой. К этому месту полого спускался яр, поросший по своим вершинам в ковре из зелёных душистых трав ветвистыми берёзами. Зойка Три Стакана и Камень привязали коней к одной из берёз и, постелив на траву видавшую виды шинель и кожаную куртку, предались любовным утехам. Устав от них, Зойка Три Стакана откинулась на спину и думала вслух о мировой революции. Камень, совсем не озабоченный делами мировой революции, решил освежиться в водах Грязнушки.

– Только далеко не заплывай, милый, – томным голосом, не наклоняя головы и глядя в проплывающие облака, предостерегла Камня Зойка Три Стакана.

– Не волнуйся, рыбка! Я осторожно!

Первые лучи восходящего солнца осветили огненным лучом мускулистую фигуру Камня. Зойка Три Стакана молча любовалась его фигурой, рассекающей воды Грязнушки. Древний Геракл не сравнился бы по красоте мускулатуры с ним. Камень, зачерпывая горстями воду, умываясь и фыркая по пути, шёл к середине реки, чтобы там нырнуть и окунуться в воду с головой. Дойдя до середины реки, Камень с удивлением обнаружил, что вода даже до пояса не дошла.

– Глянь, Зойка! А тут мелко, – удивлённо обратился к подруге Камень.

– Точно! – Позабыв о мировой революции, удивилась Зойка Три Стакана. – Наверно под берегом глыбоко и течение! Смотри, как бы тя в омут не увлекло.

Камень осторожно двинулся дальше и дошёл до противоположного белоглуповского берега, так и не окунувшись в воду, поскольку вода только в одном месте была ему по пояс, а во всех остальных местах – по колено. Камень вышел на белоглуповский берег и в задумчивости почесал затылок.

– Зой! Так я у белых ведь!

Зойка Три Стакана была ошарашена не меньше, чем Камень:

– Ты сходи-ка, потихоньку на берег, оглянись – нет ли кого?

Через пол часа мучительного ожидания, в течение которого Зойка Три Стакана оделась и застегнулась на все пуговицы в кожаную тужурку, и приготовила на всякий случай маузер, Камень вернулся на берег Грязнушки и, перейдя её вброд, подошёл к Зойке Три Стакана.

– Ты знаешь, Зоя, а ведь никого вокруг нет. Только за лесом заросшее бурьяном поле, а за полем – дорога на Глупов. Да вот – по дороге проехала телега с какой-то бабой, и всё. Тишина…

Зойка Три Стакана прошептала:

– Да ты понимаешь, что ты открыл? Ты ведь открыл прямой путь в тыл врага! Врага революции! Мы ведь теперь этим путём так легко их всех врасплох и застанем! Нет, товарищ Троцкий, мы пойдём другим путём, – обратилась вслух она к невидимому собеседнику, а затем, насладившись впечатлением, которое на неё саму произвела эта фраза, сказала Камню, – ты оставайся здесь, стереги место – а то вдруг белоглуповцы об этом броде пронюхают, на нас и нападут. В этом случае – помри, но белых не пусти. Знаю тебя, сделаешь всё. А я – в штаб. Как решение примем, так к тебе и примчусь.

С этими словами, чмокнув Камня в подбородок, ибо Зойка Три стакана была значительно ниже Камня, она вскочила на коня и понеслась в стан Красноглуповской армии.

После быстрого созванного чрезвычайного и очень секретного совещания командиров дивизий, было решено всю Красноглуповскую армию перевести в эту же ночь через обнаруженный брод на тот берег и утром скрытно напасть на белых. Для того чтобы раньше времени план белым не открылся, решили все действия проводить под строжайшей тайной – о плане знали только командиры дивизий, то есть – Живоглоцкий с Кузькиным, да Железин с Круглолицыным. Для охраны переправы сразу же после совещания отправили спецполк Паукова – в армии уже привыкли к тому, что он часто отсутствует в расположении армии, его убытие и не взволнует никого, в том числе и наблюдательных белых.

Пауков со своими «орлами» отправился в путь, по которому его вела Зойка Три Стакана – из соображений секретности брод даже на штабную карту нанесён не был. Проведя спецполк в полной тишине на белоглуповский берег по броду, и спрятав личный состав под берёзами и кустами с грозным наказом не высовываться, Зойка Три Стакана с Камнем вернулись в расположение армии.

Сборы и подготовка к штурму заняли весь оставшийся день. Под вечер по предложению Круглолицына войска красных демонстрировали выдвижение на боевые позиции к берегу Грязнушки возле моста. Белоглуповцы заметили это и стали готовиться к отражению штурма. Перекрикивание земляков прекратилось, все понимали, что наступают страшные времена. Не до панибратства было теперь…

В этот же вечер в расположение Белоглуповцев прибыла президент Головотяпии – Елизавета Ани-Анимикусова. Это её телегу видел Камень, когда ходил голым на разведку на белоглуповский берег. Узнав о готовящемся штурме, Елизавета обратилась к своему воинству с призывом дать отпор врагу, просила их продержаться сколько могут, поскольку мобилизация объявлена и скоро придёт подмога. После этого она лично раздала жалование на два месяца вперёд каждому белоглуповцу. Это подействовало на белоглуповцев ободряюще – никто не сомневался, что красноглуповцы не пройдут, тем более что каждый белоглуповец получил жалование!

Когда стемнело, Зойка Три Стакана дала команду всем бойцам разуться и на цыпочках выходить с занятых с демонстрационными целями боевых порядков на берегу Грязнушки у моста, и направляться к броду. У моста осталась только часть Каменной дивизии под командой комиссара Железина.

Белые, конечно же, слышали шум и распознали некоторое движение среди красных, но понять его смысл в потёмках не смогли. Полагали, что Красноглуповцы просто меняют одну позицию на другую, и ждали, вооружившись пулемётами и пушками и забив их туго горохом, когда будет светать и начнётся атака через мост. Никто в эту грозную ночь не спал.

Зойка Три Стакана лично привела Красноглуповскую армию к броду, после чего, построив бойцов, обратилась к ним с пламенной революционной речью, после чего велела всем снять штаны.

Те красноглуповцы, которые стояли в задних рядах про брод ничего не слышали, поэтому команду снять штаны восприняли нервно – вкралось подозрение, что всех будут за что-то пороть или что ещё хуже, ведь про Зойку Три Стакана ходили всякие нехорошие слухи. Появилось даже народное сопротивление и красноглуповцы стали готовить рогатки и ружья, чтобы отбиваться с целью защиты своих задниц от поругания, но движение первых колонн в сторону противоположного берега сняло все подозрения в попытках надругательства.

Для того, чтобы придать больше торжественности и революционного духа процессу, Зойка Три Стакана велела по краям яра разжечь костры и, сидя на коне, торжественно наблюдала за тем, как мимо неё с торжественным видом с боевыми красными знамёнами проходило голозадое красноглуповское воинство. Первым на белом коне проехал Камень, держа портки подмышкой, а правой рукой отдавая честь Зойке Три Стакана.

В течение первой половины ночи Красноглуповцы перебрались через Грязнушку по броду и к утру в полном боевом порядке подошли к тылам белоглуповцев. В предрассветной тишине в тылу белоглуповцев вдруг прозвучал сигнал «к бою», и красноглуповцы бросились в атаку. Бологлуповцы никак не ожидали нападения с этой стороны. Они испугались и в панике стали разбегаться кто куда. Белоглуповские офицеры ещё пытались как-то сопротивляться и отстреливались, а рядовые, побросав винтовки, в панике бежали в разные стороны. Но куда убежишь? На мосту – Железин со своим войском открыл шквальный огонь из рогаток, сзади – войска Живоглоцкого и Камня стреляют пулями и режут саблями. Оставалось либо сдаваться в плен, либо прыгать в Грязнушку. На последнее решились немногие, в основном офицеры, а из тех, кто решился нырнуть в реку, вынырнули не все. Практически всё воинство белоглуповцев было пленено, разгром Белоглуповской армии был полным и бесповоротным.

Елизавете Ани-Анимикусовой повезло. Накануне, раздав жалование, она так устала от вида и запаха своего воинства, что у неё разболелась голова, и она отправилась в ночь в Глупов вместе с Митрофанушкой, который на правах премьер-министра сопровождал президента на телеге. Когда уже в полдень Елизавета проснулась, с белоглуповской армией было покончено. Битва при Грязнушке, как её впоследствии назвали советские историки, закончилась. Только маленькой горстке храбрецов из офицеров удалось прорвать кольцо окружения и прибыть в Глупов с ошеломительной вестью как раз в тот момент, когда президент Головотяпии изволила пить кофе со сливками и заедать его круассанами.

Защищать город было некем, да и нечем. Тогда Елизавета отправила свою личную гвардию и кадетов перекрыть дорогу на Глупов, которая шла в город от моста с приказом «стоять насмерть», а сама объявила в городе срочную эвакуацию.

Что тут началось! Все мало-мальски зажиточные жители бросились собирать своё барахло, искать подводы и грузиться на них для того, чтобы уехать из города; быстро сформированный правительством поезд, выезжающий на юг России, не смог вместить всех желающих, тем более, что три вагона в этом составе были отряжены для президентской администрации, иначе говоря – для Елизаветы с её имуществом. Паника в Глупове была страшная. Если бы в это время нагрянули красные, они бы взяли всех этих беженцев вместе с их имуществом голыми руками, но Красноглуповская армия в это время делила захваченные в бою трофеи, а бойцы честно делили между собой отнятые у белоглуповцев личные вещи. Живоглоцкий велел построить всех пленных, молодцом прошёлся перед ними, храбро глядя в глаза каждому, захваченному в плен, а затем, встав ровно посередине строя, крикнул:

– Ветеринары есть?! Десять шагов вперёд шагом марш!

Из строя бодрым шагом вышли семь белоглуповцев – ветеринаров. Глупые! Они посчитали, что ветеринары очень нужны красным и их обласкают! Где там! Они не знали страшной ненависти Живоглоцкого к ветеринарам. Злобно посмотрев на вышедших их строя, Живоглоцкий скомандовал своему воинству:

– За предательство делу революции – расстрелять их!

Ветеринаров расстреляли, после чего всех оставшихся пленных записали в Красноглуповскую армию, причём отказников не было ни одного человека. После чего все стали на радости выпивать и закусывать, празднуя победу. Дошли до того, что бывшие белоглуповцы поднимали стаканы с самогоном и пили «за нашу победу».

В числе празднующих был штаб армии с командирами дивизий и полков. Торжества проводились в бывшем штабном белоглуповском блиндаже, в котором присутствовала не только весьма приличная еда, но и довольно богатый ассортимент напитков – сухие вина из Франции, коньяки и бренди, ликёры и портвейны. Кузькин поставил посередине стола бутыль с самогоном, которая была как всегда – наполовину пустой, а наполовину полной. Именно содержимое этой бутыли и пользовалось наибольшим спросом у пирующих.

Рюмки и стопки, как старорежимное наследие с негодованием смели со стола на пол. Пример подала сама Зойка Три Стакана, смело заявившая, глядя в глаза Кузькину:

– Ты же знаешь, Кузьма Кузьмич, что я рюмок не признаю. Изволь подать стаканы!

Налили полные стаканы самогона. Первый тост произнесла Зойка Три Стакана, как командарм, но прежде всего, она строго спросила:

– Где Круглолицын?

– Тута он, – из числа собравшихся командиров вытолкнули к командарму Круглолицына.

– Ну что, Лев? Говорила я тебе, что революционная сознательность и творчество масс даст нам лучший результат, чем твоя наука? Говорила? А! Говорила! Ты-то со своей наукой планировал, что половина из нас сложит головы на переправе. Планировал? Планировал! А вот мы, революционеры, академий и штабов там разных не кончали, а вишь, как всё организовали. Вот так! Вот революционная сознательность – это наука, а не твоё пенсне!

Все дружно рассмеялись, Круглолицын пытался что-то сказать, но ему не давали, примирительно и покровительственно похлопывая его со всех сторон по спине и плечам. Зойка Три Стакана, посмеявшись вволю, вдруг стала серьёзной и вслед за ней приутихло всё командование. Придав торжественное выражение лицу, Зойка Три Стакана громко произнесла:

– За мировую революцию! Пьём до дна!

Весь командный состав выпил стаканы до дна за мировую революцию. Не успев крякнуть и вытереть тыльной стороной руки мокрые губы, командиры услышали второй тост от Зойки Три Стакана:

– За здоровье всех присутствующих! Пьём до дна, – добавила Зойка Три Стакана для тех, кто не был знаком с этой революционной традицией.

Выпили до дна, и некоторые полковники покачали в недоумении головами:

– Однако…

Не успел командный состав хрустнуть солёными огурцами и артишоками, и перестать качать головами, удивляясь Зойкиным способностям пить, как прозвучал третий тост от командира армии:

– За светлое будущее!

– До дна? – Неуверенно спросили новички.

– До дна, – твёрдо ответила Зойка Три Стакана, и опрокинула в глотку содержимое своего стакана.

Воинство быстро охмелело, и на целый день Красноглуповская армия была обезглавлена. Только Круглолицын, как начальник штаба армии, вовремя смывшийся с пьянки под предлогом организации процесса передислокации и переформирования, остался трезвым, выставил караулы и поддерживал дисциплину в допустимых пределах. А больше и не нужно было – белых на сто вёрст рядом не было, пленные белоглуповцы в массовом порядке переписывались в красноглуповцы и вливались в ряды большевистской гвардии, выпивая и закусывая вместе с красными земляками.

Позднее это действо советские историки в целом назвали «переформированием полков после кровавой битвы при Грязнушке». Кстати, во время всей этой битвы было убито четырнадцать белоглуповцев, причём восемь из них утонули или разбились, прыгая в Грязнушку. Со стороны красноглуповцев было убито два человека. Эти данные не были засекречены, но о них и не говорили в открытую, потому и возникла со временем легенда о кровавой битве с тысячами убитых.

Итак, красноглуповцы, справедливо полагая, что с белыми на глуповской земле покончено, праздновали победу, а буржуи и помещики драпали со всех ног из Глупова и Головотяпии на юг России. Во главе этой драпающей толпы нёсся паровоз, который тащил за собой массу испуганных глуповцев во главе в заламывающей руки Елизаветой, увозящей с собой не только своё личное имущество, но и «золотой запас Республики» – все ценности, которые были в распоряжении Головотяпского правительства, благодаря неусыпным трудам Толстолпузова. Сам Толстопузов с маленьком узелком личных вещей ехал этим же поездом – Елизавета прослезилась, когда увидела, что Толстопузов пришёл на вокзал с этим узелком в то время, как другие министры её правительства прибыли к вокзалу со многими чемоданами и баулами.

– Ты что ж, Толстопузов, с узелком? Где твои вещи, любезный друг?

– Прости, матушка, все мои вещи здесь, в узелке. Родные мои по делам службы уехали из Головотяпии в Европу, а мне самому много ли надо? Всё ведь отдал на службу тебе – и силы, и средства, и жизнь свою. Вот – остался с парой портков, да с парой носовых платков. Уж не гневайся, Лизушка! Гол я как сокол.

Где там гневаться! Обняла и обещала не забыть. Отдельное купе для Толстопузова выделила – вместе с отцом Сигизмундом они вдвоём и ехали весь путь, в то время как остальные члены кабинета министров ехали в купе по десять человек. Толстопузову по приказу Елизаветы выделено было особое питание и чаю вдоволь, не был забыт и Сигизмунд, в то время как остальные члены кабинета министров были предоставлены сами себе и на остановках добывали себе пропитание посредством обмена своих вещей на еду.

У Толстопузова и впрямь, кроме узелка с вещами и деньгами в узелке ничего в Головотяпии не было – всё своё и чужое имущество он заблаговременно вывез за пределы России силами своих весьма деятельных сыновей. В Швейцарии его сыновья и прочие родственники на вывезенное купили добротное поместье с большим участком земли и кожевенным заводом, завели бойкую торговлю и ждали возвращения отца-благодетеля. С собой у Толстопузова была некоторая сумма золотых, завёрнутая в тряпочку и помещённая в мякину ржаного хлеба; сумма, достаточная для того, чтобы скупить весь поезд с его содержимым и в одиночку на нём добраться до самого Парижа. Но знал об этой сумме только он, прибедняющийся министр финансов республики – бывший купец Толстопузов.

На границе Головотяпии с югом России стояли уже регулярные белогвардейские войска, и беженцы могли, пересекая границу, с облегчением перекреститься, что и было сделано в массовом порядке. К границе же подтягивались по просёлочным и столбовым дорогам и одиночные подвозы с беженцами – помещиками, буржуями и разношёрстной интеллигенцией.

Дальнейшая судьба белоглуповцев оказалась различной. Елизавета с Митрофаном благополучно вывезли во Францию всё своё имущество, где и приобрели маленький «шато» на берегу Луары недалеко от Анжера с хорошим виноградником и замечательными подвалами. Митрофан быстро переучился на производителя вин, и в этом «шато» стали производить сухие вина, но исключительно белые. В этом выборе не было никакой агрономической причины. Красные вина в этом поместье не производили и не пили исключительно из политических соображений. Любители вин сегодня хорошо знают марку белого выдержанного «Ани-Аними», которая гарантирует высокое качество и соревнуется на столах богачей всего мира по стоимости с вином «Мутон-Ротшильд».

Удивительным образом Елизавету нашёл во Франции её бывший возлюбленный Пупыркин – тот самый офицер артиллерист, который влюбил в себя юную Елизавету ещё в дореволюционной России. Он валялся в ногах у княжны, клялся в любви и отрицал всё. Даже когда Елизавета пересказала ему всё, что она слышала своими ушами в публичном доме Глупова, слово в слово, Пупыркин всё отрицал:

– Да как ты можешь такое говорить, любимая! Как я мог себе такое позволить, ты только подумай! Я, человек бесконечно любящий тебя и готовый носить на руках всю жизнь! Как это могло быть? Это был обман врагов и недругов! Это был обман слуха! Обман зрения и вообще… обман! А если я и виноват в чём, то прости! Но только не в этом. Прости, хотя и не чувствую за собой вины, но всё равно прости! Прости, что стал невольным виновником твоих страданий, прости! Я ведь тоже страдал и мучился. Когда меня разлучили с тобой, я ведь каждый день писал тебе письма! По два письма в день! Как не получала? Значит, кто-то завидовал нашей пламенной и нежной любви и мешал нам… Ах, пожалей меня, мой милый друг, я так страдал без тебя! Прости! Дай хоть побыть рядом с тобой минутку-другую… Часок – другой… Денёк – другой… Поесть бы…

И Елизавета пожалела его – недаром говорят, что женщины любят ушами. Более того они поженились и у них в браке родились детки. Правда, Елизавета держала Пупыркина в «чёрном теле», не давая ему свободных денег. Митрофан, став управляющим поместьем и винным производством, иногда от душевных щедрот давал Пупыркину пару-другую франков, которые Пупыркин и проматывал втайне от Елизаветы в городе с женщинами лёгкого поведения.

С другими глуповцами Елизавета связи не поддерживала, а когда к ней обращался кто-либо из эмигрантских организаций, она выражала сочувствие, внимательно выслушивала, качала головой, вздыхала, но ни копейки денег не давала, ссылаясь на стеснённые обстоятельства.

Отец Сигизмунд вместе с Толстопузовым оказался в Швейцарии, где устроился при поддержке Толстопузова в православную епархию, имел свой приход и безбедно жил. Толстопузов развил производство на кожевенном заводике и в качестве диверсификации стал производить сыры. В целях благотворительности он нанимал на работу бывших своих земляков за гроши, говоря при этом, что бескорыстно помогает им, и наживал новые миллионы.

Большая часть других глуповцев, оказавшись на чужбине без средств к существованию, голодала и едва сводила концы с концами. Многие так и умерли в нищете и забвении по закоулкам мира. Их дети и внуки потихоньку ассимилировалось, вспоминая о родине предков только по привычке и по православным праздникам.

Но всё это произошло в будущем, а теперь в Глупов под звуки оркестра пыталась войти Красноглуповская армия. Но не тут-то было. Не зная о том, что Елизавета Ани-Анимикусова вместе с кабинетом министров, помещиками и фабрикантами дали дёру из Глупова, личная гвардия президента Головотяпии и кадеты перекрыли дорогу на Глупов и, как и было велено, «стояли насмерть». У ворот Глупова и разыгралось настоящее сражение.

Гвардейцы подбадривали кадетов и, лёжа плечо к плечу, умело вели прицельный огонь по красноглуповцам лущёным горохом. Большого ущерба они нанести не могли, но две армии остановились и залегли. Зойка Три Стакана велела посчитать число врагов. Разведка донесла, что впереди гвардейская часть из двадцати трёх человек, и кадеты, общим числом до пятидесяти человек.

– А нас сколько? – Спросила Круглолицына Зойка Три Стакана.

– Не считая инженерного полка, санитаров и интендантов, армия насчитывает семь тысяч четыреста сорок восемь человек.

– А почему мы их не атакуем?

– Так ведь, товарищ командующий армией, у нас все боеприпасы при штурме моста закончились, да и некоторые дураки после боя на радости в воздух палили. Стрелять по врагу нечем.

– Тогда, слушай мою команду! – Обратилась Зойка Три Стакана к красноглуповской армии. – Шапки долой!

Все красноглуповцы сняли шапки со своих лохматых голов.

– Шапками белых – ЗАКИ-ДАЙ!

Все семь тысяч четыреста сорок восемь красноглуповцев побежали на оборонявшихся и бросились ровно семь тысяч четыреста сорок восемь шапок красноглуповского воинства. Никто из оборонявшихся не спасся. Победители шапки забирать не стали и прошли мимо выросшего шапочного кургана через городские ворота в Глупов. Потом уже вечером по окончании торжеств шапки быстро разобрали. Впрочем, ни в одном из документов я не нашёл никакого упоминания о том, что погибших кадетов и гвардейцев где-то захоронили. Скорее всего, они выжили и, выбравшись из-под груды шапок, разбрелись кто куда.

В Глупове развернули знамёна, забили в барабаны и загудели в трубы. После чего, нестройными рядами красноглуповцы прошли по улицам Глупова. Жители встречали армию цветами и улыбками.

Надо сказать, что за краткий срок существования Головотяпской республики её жителям головотяпская демократия по Ани-Анимикусовски порядком надоела. Елизавета понятия не имела об управлении и никогда им не занималась. Она давала распоряжения, противоречащие друг другу, и никогда не контролировала их выполнение. Её ближайшие сподвижники – поп Сигизмунд и купец Толстопузов занимались реквизициями в пользу республики, нещадно грабя крестьян и рабочих, набивая в первую очередь свои карманы, а уж затем – пополняя бюджет республики. Возглавляемый Митрофаном кабинет министров был совсем уж никуда не годным, его заседания начинались с «бухты Барахты», с любой мысли, поданной первой кем-нибудь из присутствующих, и заканчивались либо ничем, либо принятием какой-либо декларации.

Землю у крестьян отобрали и вернули помещикам, всё было как при царе, а жить, как при царе, мало кто из головотяпов уже хотел. Народ хлебнул изрядного глотка свободы из бочки революций и обратно в царское ярмо не хотел. Поэтому приход Красноглуповской армии был воспринят глуповцами скорее радостно, чем тревожно. Разве что блаженная Агафья, которую испугал грохот барабанов, под звуки которых в город заявилась Зойка Три Стакана, упала на площади у собора и стала есть сырую землю, что-то бормоча про ромашки да лютики.

Через неделю она распухла от неизвестной болезни и тихо померла ночью на паперти центрального собора Глупова. Как блаженную её похоронили за счёт общины. Во время похорон, как свидетельствуют сегодня все церковные истории о жизни благочинной Агафьи и современные головотяпские историки, по всему Глупову пронёсся некоторый тревожный гул и воздух наполнился благовониями, а все жители Глупова при этом дружно рыдали и крестились, поминая Агафью громким добрым словом. А уже когда спустились сумерки, и на небе засияли звёзды, одна из них дрогнула, скользнула вниз и из того места, где она упала, через всё ночное небо, воссияла радуга.

Но, впрочем, я не знаток этой части истории, и за достоверность этого происшествия не ручаюсь – что написано в анналах, то и передаю.

Красноглуповцы, как уже говорилось, вошли в Глупов с барабанным боем. На соборной площади под чавканье Агафьи, которая поедала сырую землю, Зойка Три Стакана провела митинг по поводу освобождения города от белых войск, время от времени недовольно оглядываясь на потенциальную святую, чавканье которой мешало Зойке Три Стакана сосредоточиться.

– Доколе? – Как всегда, начала она. – Доколе помещики и буржуи, попы и купцы будут издеваться над простым народом? До тех пор, пока сам народ не возьмёт, под руководством большевиков, власть в свои руки! Мы освободили Глупов от этого гнёта и дадим другую власть, подлинно народную, советскую власть! Ваши, дорогие глуповцы, отцы и братья, мужья и … мужья, не щадя свой кровушки разбили белых в великой битве при Грязнушке. Теперь наша задача – гнать врага не только за пределы Глупова и губернии, а выгнать за пределы России-матушки и на его плечах принести всему миру Мировую революцию! Да здравствует Советская власть («Ура» – закричали дружно глуповцы и красноармейцы)! Да здравствует товарищ Ленин («Ура» – опять закричали глуповцы и красноармейцы)! Да здравствует Мировая революция!

Несмолкаемое «Ура» повисло в воздухе.

После Зойки Три Стакана выступали многие из красноглуповцев и простых жителей города. Под вечер разошлись. А по утру они проснулись…