Читать книгу Четыре бездны. Книга 2 - Сергей Хоршев-Ольховский - Страница 6

Где мой дом, что с семьёй – я не знаю:

Там, по Дону, зверует война…

Сталинград грудью я закрываю,

Защищаю советскую жизнь.

Мой отец!..

Что же с нами случилось?..

Николай Буханцов (из поэмы «Курень на юру»)

Весть о коварном нападении фашистской Германии на Советский Союз вихрем ворвалась жарким июньским днём в казачьи семьи, едва успевшие зализать раны после недавних, небывало жестоких войн, когда тысячи сынов с берегов Дона полегли на европейских полях сражений и в дурмане междоусобной революционной сечи. Казакам не раз доводилось биться с немцами, они не понаслышке знали, какой это воинственный народ, и не особо верили крикливому лозунгу партработников: «Будем громить врага на его территории!» Особенно сомневались, что это произойдёт с первых же часов войны, и стали мысленно настраивать себя на длительные жестокие сражения, искренне веря в свою окончательную победу. А казачки, у которых за столетия походов выработались гены неприятия войны и предчувствие её масштабов, тут же запричитали на разные голоса, заранее оплакивая неминуемые огромные жертвы…

Предчувствие казачек подтвердилось уже на второй день войны, когда по приказу районного военкома из хутора Ольховый ушли на фронт шестьдесят самых крепких молодых мужчин. А двадцать седьмого июня на защиту Родины убыла во главе с председателем колхоза Громаченко ещё более внушительная группа призывников. Хутор^* в эти дни от женских рыданий звенел от края до края.

– Товарищи, вместо меня временно председателем колхоза остаётся Некрасов Константин Степанович. Прошу любить и жаловать! – объявил Громаченко народу, собравшемуся провожать призывников. – Давай, держи речь, – шепнул он рядом стоявшему Константину Степановичу и вытолкнул его в середину круга.

– Сынки мои, бейте захватчиков в хвост и в гриву! Гоните их скорее с нашей земли! Воюйте люто, живота не щадите! А коли не заладится, зовите на помощь стариков. Мы не подкачаем! – зачастил Константин Степанович.

– Погоди, что ты несёшь? – попытался остановить его Громаченко.

– Я хоть сейчас готов показать, как надо лупить этих горластых фрицев. Да вот беда, бабским колхозом кому-то надо руководить! – не слышал председателя оратор.

– Да погоди ты! – не на шутку заволновался Громаченко. – Разве я так тебя учил?

– А как? – в удивлении посмотрел на него Константин Степанович.

– Про партию. Про Сталина.

– Потом, – отмахнулся от старого председателя новоиспечённый и продолжил гнуть свою линию. – Вот я и буду тут руководить бабами. И сохраню их для вас в целости и сохранности. А вы уж поскорей возвращайтесь с победой, чтобы нам, старикам, и взаправду не пришлось шкандылять вслед за вами.

– Не переживай, дедуня, не подкачаем! – выкрикнул из шеренги Андрей Федулов^*. – И за себя, и за тебя повоюем!

– Вы мне в хутор с десяток фрицев пригоните, – попросил призывников Константин Степанович.

– Пригоним! Обязательно пригоним! – пообещал Андрей.

– Ну и добре. Я их кулаком промеж глаз поубиваю. Силёнок-то у меня ещё ого-го!..

– Председатель, давай команду грузиться. А то этот недобитый белогвардеец намелет такой чепухи, что не расхлебаем потом! – шепнул на ухо Громаченко Лукьян Цыпкин, временно остававшийся за председателя сельсовета.

– Слушай мою команду! – закричал Громаченко и достал из кармана лист бумаги. – Всех, кого назову, выйти из строя на три шага!

По команде Громаченко из строя вышли: Азаров Иван, Васильченко Егор, Качкин Пётр, Коновалов Василий, Мрыхин Дмитрий, Мушихин Василий, Мушихин Иван, Назаров Зиновий, Некрасов Ефрем, Некрасов Степан, Стефанов Николай, Удовкин Дмитрий.

– Эти лица остаются в колхозе трактористами и прицепщиками. Фронту при любых обстоятельствах нужен хлеб, – объяснил суть дела Громаченко и дал зычную команду остальным призывникам. – Грузись по подводам!

Призывники быстро погрузились и поехали из хутора, поднимая за собой клубы пыли.

– Вы мне в хутор с десяток пригоните! Я их кулаком!.. Промеж глаз!.. – бежал за подводами и кричал вслед Константин Степанович, а его с обеих сторон обгоняли растрёпанные простоволосые казачки, плачем прощавшиеся со своими сыновьями, мужьями и братьями.

Дети тоже бежали следом и крикливо резвились – они по малолетству ещё не сознавали трагизма случившегося.

– Эй, братýшка^*! – толкнул Николай Некрасов локтем в бок Василия Федулова^*. – Погляди, Василёк за нами скачет! Из сил уже выбился!

– Где он, Николка? Где?.. – заволновался Василий и, с трудом разглядев среди оравы босоногих ребятишек сына, спрыгнул с подводы.

– Папа! Папочка!.. Ты насовсем уезжаешь? – залепетал Василёк сквозь слёзы, крепко уцепившись худощавыми ручонками за шею отца, подхватившего его на руки.

– Нет, сынок, мы фашистам быстро зад набьём. К осени я вернусь, урожай собирать будем. А до этого времени оставайся в семье за главного. Тебе всё-таки седьмой год пошёл. Береги мамку и братика с сестричкой… – скороговоркой говорил Василий, а по его пыльным щекам катились прозрачные, извилистые ручейки. Он ласково сжимал в объятиях сына и скорым шагом шёл следом за колонной пыливших по дороге подвод.

– Мамка! – воскликнул Василёк. – Мамка к нам бежит!

Василий резко обернулся и увидел в клубах пыли, поперёд всех женщин, Марию. Он поспешно поставил сына на ноги, поцеловал его в последний раз и без оглядки кинулся догонять колонну подвод – перенести прощание с женой ещё раз было уже не в его силах.

В последующие дни из хутора на фронт уходили остатки – не более пяти-шести человек в день. А когда выбрали всех, призвали последнего годного к службе мужчину – австрийца Александра.

Александр жил в хуторе со времён империалистической^* войны, когда в казачьи семьи раздали в работники пленных австрийских солдат, чтобы заменить рабочие руки убывших на фронт казаков, десятками тысяч сложивших безвременно в чужих землях, от Румынии и Галиции – на юге, до Восточной Пруссии – на севере, бог знает за что свои буйные свободолюбивые головушки. Такой шаг, по мнению тогдашних правителей, теряющих контроль над народом и армией, должен был поднять морально-волевой дух казачества и заодно позволял сэкономить средства на бесплатной кормёжке военнопленных.

Александр попал в семью стариков Качкиных. Работал он ловко, споро, был необычайно послушен, и старики быстро привыкли к нему и даже полюбили. Сначала они разрешили ему харчеваться за общим столом, а потом раздобрели ещё больше и перевели жить из сарая под общий кров, выделив во второй половине дома боковушку^*. А когда Александр покорил своими предупредительными европейскими манерами их горячо любимую, рождённую на старости лет дочь Анастасию, они смирились и с этим.

Всполохи гражданской войны счастливо обошли стороной навсегда прикипевшего к Донской земле Александра. После смерти стариков, случившейся незадолго до начала коллективизации, ушлый австриец по закону оформил брак с Анастасией и, благоразумно поддерживая насаждаемую новыми властями политику, благополучно зажил хозяином в доме Качкиных.

Забирал Александра не офицер из военкомата, как обычно, а специально прибывший особист на запряжённой парой старых лошадей линейке^*.

Вместе с Александром уезжал на войну Степан Некрасов. Он категорически отказался от брони – в то время, как его близкие друзья проливают кровь на фронтах. Дуня и Надя с пониманием отнеслись к его смелому решению. Они пытались стойко перенести момент разлуки, но в последнюю минуту всё же обе разревелись и упали ему на грудь.

– Прощайте, любимые мои. Прощайте… – в растерянности бормотал Степан, крепко прижимая к себе жену и дочь.

– Не говори так! Не говори! – возмутилась Дуня сквозь слёзы. – Не к добру это!

– Я тоже пойду на фронт! – перестала всхлипывать Надя. – Санитаркой!

– Не надо, Наденька! Не надо! Я оставил тебе трактор! – нисколько не обрадовался её решению отец. – Тут твой фронт! Хлебный!

– Некрасов, хватит мокроту разводить! – в нетерпении выкрикнул из линейки особист. – Время не терпит!

– Ждите меня, дорогие мои! Ждите! – на ходу запрыгнул в уже тронувшуюся линейку Степан. – Я обязательно вернусь!

– Стёпа, погоди! – закричала вслед Дуня. – Мешок позабыл!

Надя тотчас подхватила с земли вещевой мешок и бегом бросилась за набиравшей скорость линейкой.

– Я найду тебя на фронте! Во что бы то ни стало найду! – пообещала она отцу и на ходу забросила в линейку его вещевой мешок.