Читать книгу Четыре бездны. Книга 2 - Сергей Хоршев-Ольховский - Страница 9

Зима на Верхнем Дону в начале 1942 года была лютой. Трескучие морозы чуть ли не до дна сковали верховья Чира, Калитвы, Ольховой и других речушек, заставив сбиться несчастных обитателей водоёмов в глубинные ямы.

Непоседливые мальчишки первыми высыпали на голубоватый от солнечных лучей речной лёд, отдающий из глубины чернотой, и по совету стариков стали вырубать, сменяя друг друга, топорами, ломами и другими подручными средствами проруби, не особо обращая внимание на колючий хваткий холод, мгновенно пробиравший до озноба их худенькие, плохо защищённые старенькой, изношенной одежонкой оголодавшиеся тельца.

Сонливые, потерявшие гибкость тела рыбёшки всех мастей, задыхающиеся от нехватки кислорода, тотчас потянулись вверх. Потянулись мирно, одной общей плотной массой, напрочь презрев былые межвидовые разногласия, но тут же стали попадать в самодельные тюлевые сачки проворных юных рыбаков.

Следом за мальчишками на лёд вышли бабы и стали заготавливать рыбу впрок, набивая вёдра и мешки щуками, головлями, чабаками^*, ласкирями^*, чекомасами^* и всякой мелочью навроде бобырей^*, сопляков^* и серушек^*.

Жизнь в верхних придонских хуторах, станицах и сёлах шла, несмотря на быстрое приближение фронта, своим чередом – тихо и незатейливо.

* * *

Немецкие и союзные им венгерские, итальянские и румынские армии группы «Юг» (Б), обеспеченные большим количеством артиллерии и бронетехники, а также мощной поддержкой с воздуха, стремились как можно скорее прорваться к ещё покрытому ледовым панцирем верхнему и среднему течению великой казачьей реки. Они надеялись сходу форсировать Дон и к лету перекрыть в районе Сталинграда главную воднотранспортную артерию Страны Советов – древнюю могучую Волгу. Выполнив эту задачу, вермахт надеялся на скорый общий успех при поддержке Японии и Турции, только и ждавших удобного момента для вооружённого вторжения на Дальнем Востоке и в Закавказье.

Советское командование, обеспокоенное весьма активными действиями объединённых фашистских войск на Сталинградском направлении, тоже торопилось – торопилось обеспечить свои тылы укреплёнными рубежами.

Один из таких рубежей проходил по крутым высотам вдоль течения реки Чир.

На строительстве оборонительных сооружений были задействованы в основном штрафники. Но их сил для успешного завершения этих неимоверно тяжёлых работ до весенней слякоти было недостаточно. И тогда со всех сопредельных населённых пунктов на рытьё окопов были откомандированы тысячи молодых женщин.

* * *

Председатель сельского Совета колхоза «Красный Октябрь» Цыпкин собрал у себя молодых, ещё бездетных девушек и повёл перекличку:

– Надежда Барбашова, Варвара Коновалова, Зинаида Некрасова, Татьяна Фатеева, Клавдия Цыпкина, Ан… Ан… Ан-на… – запнулся он на имени шестой девушки. – Нюся, – поправила его последняя девушка.

– Что Нюся?..

– Зовут меня Нюся.

– Сидоровна, – снисходительно улыбнулся Цыпкин, – угомонись.

– Опять неправильно! Это бабка моя Сидоровна! Из-за неё меня так прозвали!

– Нюська! – повысил голос председатель сельсовета. – Не морочь мне голову!

– Правильно! – весело захохотала Нюся и заразила смехом других девушек. – А то затвердили одно и то же: ан-на, ан-на! А сами ничего не даёте!

– Хватит хохотать! Хватит! – рассердился председатель сельсовета. – Вы хоть знаете, зачем я вас позвал?

– Целовать, наверно, будете! – продолжала хохотать Нюся по кличке Сидоровна, а следом за ней и другие девушки.

– А ну-у!.. – погрозил им пальцем председатель колхоза Константин Некрасов, входя в помещение сельсовета. – Хватить бузить^*, а то всех ремнём выпорю!

– Не будем больше, председатель. Не будем… – испуганно забормотали девушки и сразу притихли.

– Степаныч, ты присаживайся, – смущённо засуетился Цыпкин. – Я быстро с ними разберусь.

– Давай-давай, действуй как Чапаев! – буркнул Константин, присаживаясь на табурет. – А я погляжу, как партийцы умеют народ агитировать.

– Первым делом хочу поблагодарить Надежду Барбашову, – начал издалека председатель сельсовета. – Молодец! Истинная комсомолка!

– Лукьян Алексеич, вы всегда одно и то же говорите, – обиженно пробубнила Надя.

– Ну так и что? Ты же и правда истинная комсомолка! И я истинный коммунист!

– Ага, истинный. А в коллективизацию в кутузке сидел за пропажу скота, – усмехнулся председатель колхоза.

– Так это же по навету, – смущённо кашлянул председатель сельсовета. – И ты, Степаныч, брось свои кулацкие присказки.

– Давай-давай, агитируй! – засмеялся Константин.

– Немцы и их союзники со страшным боем рвутся к Сталинграду и в нефтяные районы Кавказа. А японцы и турки только и ждут момента, чтобы присоединиться к ним. Надо срочно остановить фашистов! – зачастил председатель сельсовета, отчаянно потрясая кулаком.

– Нам шестерым, что ли? – опять оживилась Сидоровна.

– Тьфу ты! Вот же неугомонная! Гляди, выпорю я тебя когда-нибудь! – окончательно рассердился Цыпкин.

– Это смотря чем!.. – захохотала Сидоровна, а следом за ней опять залились смехом все девушки и позакрывали лица, в смущении, ладонями.

– Степаныч, ты послухай чё она мелет? – в растерянности развёл в стороны руки председатель сельсовета.

– Ну, Сидоровна, на этот раз ты точно напросилась на порку! – вскочил председатель колхоза и вытащил ремень из брюк.

– Всё, дядя Костя! Всё! Ни словечка больше не скажу! – спряталась за спины подруг Сидоровна и присела.

– А позвали мы вас вот зачем, – продолжил разговор председатель сельсовета. – Поедете на рытьё окопов. Военным срочно нужна помощь. Ясно?

– Ясно, – за всех ответила Надя.

– Раз ясно, тогда марш по домам за тёплой одеждой!

– Уж мы военным помогём! Ой, и помогём!.. – вынырнула из-за спин подруг Сидоровна. – Ноги еле волочить будут!

– Всё, доболталася! – взмахнул ремнём председатель колхоза и погнался за Сидоровной, но брюки его упали до колен и остановили погоню.

– Степаныч, ты-то по какому делу припёрся? – в неудовольствии посмотрел председатель сельсовета на голоштанного председателя колхоза. – Все карты мне спутал.

– Пришёл глянуть, отпустила ли мать нашу младшенькую.

– А может, Зину освободить от этого дела?.. Ей поменьше годков, чем другим?

– Поменьше. Но освобождать не надо. Как я потом людям в глаза буду глядеть? Ты же тоже не даёшь поблажки своей младшей сестре.

– Это верно. Да Клава и не согласилась бы. Она с подругами хоть на край света.

– И моя дочурка такая же. Нехай едет вместе со всеми на окопы.

* * *

Председатель сельского Совета колхоза «Красный Октябрь» действительно лично повёз девушек на двух санях, вместе со стариком Ерошкой, в станицу Чернышевскую^* на рытьё окопов. В Чернышевской они расселили девушек с помощью тамошних властей в семьи станичников по принципу «в тесноте, да не в обиде», сдали списки работниц в особый отдел и в тот же день уехали обратно.

Аналогичным способом расселяли девушек из других сельсоветов, сплошным потоком прибывавших на берега Чира.

Вечером того холодного и вьюжного январского дня в домах чернышевцев было как никогда шумно. Девчонки сильно промёрзли в долгой зимней дороге, но взбудораженные новым, небывалым в их жизни событием, без умолку щебетали и по любому поводу безудержно хохотали. Угомонились они только далеко за полночь. А вскорости их всех разбудили люди в штатском, но с оружием в руках, произвели перекличку и строем повели к Чиру, на высоченные крутые холмы.

– Тут немцы ни за что на свете не пройдут! – крикнула Клава Цыпкина, первой выбравшаяся по заснеженному обрывистому склону на верх высотки.

– Это точно! Тут им не пройти! – согласилась с ней Надя Барбашова, закрывая варежкой лицо от позёмки.

– Да кто его знает?.. – засомневалась Варя Коновалова. – Танков у них, люди говорят, тьма-тьмущая!

– Я хоть танков своими глазами и не видала, но точно знаю! Не проехать им по таким кручам! Тут сам чёрт ноги поломает! – с горячностью стала утверждать Клава.

– Так у них же не только танки. Они и с пушек стреляют, и с самолётов бомбы агромадные кидают, – возразила Сидоровна.

– Девки, гляньте, в траншеях какие-то люди работают! – воскликнула Зина Некрасова, самая младшая и озорная из всех девушек – совсем ещё девчонка-подросток.

– Солдаты вроде, – сказала Таня Фатеева.

– Танёк, ты у нас самая глазастая. Получше вглядись, – попросила Надя.

Таня на самом деле была дальнозоркой. Она выпрямилась в струнку, надвинула на лоб платок из овечьей шерсти, связанный собственными руками, прикрыла глаза ладошками и стала отрывисто говорить, задыхаясь от ветра:

– Точно. Солдаты. В шинелях. В руках кирки. Оружия не видно.

– Может, наши там есть? Давай узнаем! – бегом бросилась к окопам Зина и увлекла за собой подруг, а навстречу со свистом неслись завихрённые потоки снега вперемешку с землёй, сметённые рваными порывами ветра с брустверов только что выкопанных окопов, и чуть ли не валили их с ног.

Землекопы действительно были в солдатской, изрядно потрёпанной форме, но без погон и других каких бы то ни было знаков отличия. Рядом с каждым из них в снегу торчали деревянные таблички, на которых были записаны фамилии и норма выработки. Заледенелая земля болезненно стонала под ударами их кирок и ломов, но крошилась с трудом. По замедленной манере разговора и расчётливым, бережливым движениям было видно, что люди сильно истощены, а многие даже смертельно больны.

– Вы, девчонки, к нам близко не подходите. Беды себе наживёте, – сказал, по-волжски окая, бородатый землекоп. – А вот еды принесите, коли сможете. Нас тут совсем плохо кормят. По сто грамм чёрного хлеба на сутки выдают, да и те могут за невыполнение нормы наполовину урезать. Только несите что самим не годится. Подпорченное. Если конвоиры отберут, не так жалко. А пронесёте, мы всё съедим – нам не до жиру. Мы тут все еле живые.

На следующий день сердобольные девчонки собрали что могли – недоеденный чёрствый кусочек хлеба, подопревшую сваренную в мундирах картошину, подмерзшую лучину или подсохшую головку чеснока и, завязав всё это в носовые платочки, понесли штрафникам. На подступах к окопам их остановил офицер НКВД^* и попытался вернуть назад. Но девушки, не понимая сложности ситуации, начали возмущаться.

– Вы что-о?.. Изменников Родины поддерживаете? Стервы! – зло прорычал решительно настроенный офицер и вырвал из кобуры пистолет. – А ну назад!

– Это ты на свою жену будешь так орать! А на меня только попробуй ещё раз, так двину, что искры из глаз посыпятся! – смело огрызнулась Сидоровна, достала из-за пазухи узелок с продуктами и бросила через голову офицера в окоп.

Остальные девушки тоже стали доставать узелки из-за пазухи и кидать через голову офицера. Штрафники тотчас кинулись к узелкам, стали разрывать их зубами и есть картошку в мундире и луковицы прямо с кожурой.

– Ах так, да я вам норму выработки вдвое завышу! – вскричал офицер и выстрелил из пистолета вверх.

– Товарищ офицер, погодите, мы же не знали, что нельзя, – примирительно сказала Надя.

– Не знали, что врагов трудового народа нельзя поддерживать?! – несказанно удивился офицер НКВД, но тем не менее убрал пистолет в кобуру и заворчал уже поспокойнее. – Не знали они!.. А ещё комсомолки!

– Не все, – смутилась Надя, – пока только я комсомолка.

– Гоните их на место! Гоните! И с работы снимите на два часа позже! – приказал офицер солдатам НКВД – сержанту и рядовому, подбежавшим к нему с винтовками в руках. – И это на первый раз! – припугнул он девушек.

– Ничего, девки. Ничего, – скороговоркой зашептала Клава. – Мы в другой раз хитрее будем. В снегу прихороним, а штрафники сами разыщут.

Энкаведисты сняли с плеч винтовки и стали толкать девушек прикладами в спины.

– Идите, идите скорее на рабочее место, – с чувством меры толкал рядовой. – А то расстреляют к чёртовой матери за саботаж. Тут ни с кем не церемонятся.

– Бегом, сучки! Бегом! – матерно ругался сержант.

– Идите. Идите скорее, – добродушно просил рядовой. – А то и правда расстреляют.

– Да что ты их уговариваешь, сучек белогвардейских! Не жалей их! Не жалей! – больно бил девушек прикладом в спину сержант.

– Будете агитировать девчонок, значительно увеличу норму! – угрожал штрафникам тем временем офицер НКВД.

– Да куда уж тут увеличивать, – невнятно сказал бородатый штрафник, дожёвывая подгнившую лучину прямо с шелухой. – Мы и так дохнем, как мухи. Каждый день по пять человек. Вон, с самого утра двое окочурились, – показал он рукой на край окопа, где лежали два заледеневших трупа. – Скажи своим, пусть заберут.

– Поговори ещё! Поговори! – погрозил офицер бородатому штрафнику кулаком. – И сразу узнаешь почём фунт лиха!

– Ты нас не пугай. Мы сами знаем, что сдохнем, – спокойно ответил бородатый. – Так что увеличь паёк, если хочешь выслужиться перед начальством.

– Ну а зачем тогда ерепенитесь, раз знаете?

– Так как, командир – увеличишь?

– Не замолчишь, точно увеличу. Да только норму, – незлобно буркнул офицер и окликнул солдат. – Хватит их толкать! Хватит! Дальше сами дойдут.

Солдаты тотчас оставили девушек и побежали к офицеру.

– Заберите этих жмуриков, – кивнул офицер на мёртвых штрафников.

Солдаты быстро забросили винтовки обратно за плечи, похватали умерших за ноги и поволокли за собой, оставляя их головами следы на снегу.

Изо дня в день, с раннего утра и до позднего вечера рыли девчонки окопы на ужасном холоде, в продуваемой всеми ветрами голой степи, и многие из них вскоре стали сопливить и кашлять, а некоторые даже слегли в постель.

В стане соседей дела обстояли и того хуже – ежедневно кто-то умирал. Иногда по нескольку человек сразу. Обессиленные, заморённые голодом штрафники постепенно смирились с судьбой и перестали цепляться за жизнь. Они поняли – выжить в таких нечеловеческих условиях невозможно. Девчонки, видя плачевное состояние штрафников, любыми путями старались передать им сэкономленные на собственном желудке продукты. Они теперь отдавали всё самое лучшее: хлеб, картошку, кусочки сала – а больше у них ничего и не было, и с нетерпением ждали воскресенья.

По воскресеньям из сельсоветов, приславших своих колхозниц на рытьё окопов, приезжали фуражиры, привозившие девчонкам от родителей продукты питания. Иногда что-то выделяли и колхозы.

В первое воскресенье февраля сухонький старичок Ерошка, фуражир из колхоза «Красный Октябрь», изрядно подвыпил, спасаясь от холода, и спьяну разбазарил в дороге все продукты. А когда к понедельнику протрезвел, испугался, что будет хорошенько побит девчонками, и с полдороги повернул обратно.

Прибыв в свой колхоз, шкодливый Ерофей никому ничего не сказал – тут матери-казачки могли забить его вовсе насмерть.

Туго пришлось ольховским девушкам. Они одолжили у соседок – у вяжинских и сетраковских подружек – немного сала и муки и терпеливо ждали Ерошку четыре дня. Но когда и эти продукты, расходуемые со строжайшей экономией, закончились, оголодавшие девушки не вытерпели. Да и хозяйка квартиры внесла свою лепту.

– Чтой-то ваш Ерошка запропастился? Давно уже должон был продуктишки подвезти. А его всё нету и нету. Можить, колхоз отказался от вас? – каждый вечер говорила она девушкам одно и то же.

– А нас не колхоз обеспечивает, – возразила Клава. – Нам родители передают.

– Клава, ну что ты говоришь?! – обиженно посмотрела на подругу Надя. – И колхоз помогает чем может. Масла подсолнечного выделил, муки немножко.

– Не знаю, девки, кто и что вам выделяет, да только кормить вас больше нечем, – продолжала нагнетать обстановку хозяйка квартиры.

– А мы и не просим! – возмутилась Надя. – Перетерпим как-нибудь.

– Да как же вы перетерпите?.. Уже четыре дня впроголодь, да ещё при такой работе! А нынче совсем без крошки хлеба остались!

– Вы, девки, как хочете, а я завтра пойду домой, – спокойно сказала Сидоровна. – Узнаю, что там стряслось.

– Одной никак нельзя! – строго возразила хозяйка квартиры. – Голодно нынче в степи. Волки кругом так и рыщут. Да и в тюрьму одна быстрее угодишь. А вот если все вместе пойдёте… – обвела она девушек испытующим взглядом. – Глядишь, обойдётся.

– И пойдём! Не помирать же с голода! – за всех ответила Сидоровна и вопросительно посмотрела на Надю.

Другие девушки тоже вопросительно уставились на Надю.

– Что вы на меня так глядите?.. – заволновалась Надя. – Я что, крайняя?

– Так ты же у нас комсомолка, – опять за всех ответила Сидоровна. – Лучше небось знаешь, как надо.

– Наденька, подруженька моя дорогая, надо идти, – добродушно вмешалась в спор подруг Таня. – А то правда помрём без еды на таком жутком холоде.

– Прямо-таки помрём! – рассердилась Надя.

– Помрём! Ещё как помрём! – поддержала Таню Варя.

– Ладно, собирайтесь, – сдалась Надя.

– Прямо теперь?! – удивилась Зина. – Ночью?

– А когда же? Утром будет уже поздно.

– Это точно, – согласилась хозяйка квартиры. – И прогуляете так меньше. Всего-то один денёк.

– Ура! Ура! – пустилась в пляс Зина. – Мамку скоро увижу!

Вслед за Зиной пустились в пляс и остальные девушки.

– Что значит молодость! Никакая беда не прилипает! – воскликнула хозяйка квартиры и, глядя на девушек, запела, прихлопывая в ладоши: – Ба-арыня, барыня!.. Сударыня-барыня!..

Добраться до родных мест девушкам в этот раз было не суждено. Под хутором Кутейниковым их догнали верхом на лошадях двое вооружённых солдат НКВД, те же, что грубо отгоняли их прикладами винтовок от штрафников.

– Стой! Поворачивай обратно! – потребовал рядовой, заехав наперёд.

– Так мы же почти пришли! – возразила Надя. – Продукты возьмём и сразу назад.

– Прекратить разговоры! – закричал сержант. – Поворачивай обратно!

– Ишь ты какой! – рассердилась Сидоровна. – А кормить нас кто будет? Может, ты, раз такой умный?

– Я сказал, поворачивай! – снял с плеча винтовку сержант.

– Ладно, мы пойдём назад, – примирительно сказала Надя. – Но кто-нибудь из вас пусть наведается в наш колхоз и доложит председателю, что мы остались без продуктов.

– Я сказал, поворачивай! – зло повторил сержант. – Прямо сейчас, без всяких условий!

– Надя, да не слухай ты его, до дома-то правда совсем мало осталось! Рукой подать! – смело обошла всадников стороной Клава и бегом пустилась по заснеженной степи.

Следом за ней тут же побежали другие девушки.

– Стой! Стой, кому говорят! – выстрелил вверх рядовой.

– Да не так надо! Не так! – щёлкнул затвором сержант и выстрелил остановившимся девушкам под ноги. – Что, сучки, страшно? Сейчас всех перестреляю волкам на радость! К весне ни одной косточки от вас не останется! – стал он стрелять всё ближе и ближе к ногам, пока девушки по-настоящему не испугались и не побежали обратно в Чернышевскую.

В станице проштрафившихся девчонок посадили в холодный амбар и продержали до позднего вечера. Только на ночь часовой отвёл их на квартиру, в которой они жили.

– Неужели отпустили? – обрадовалась хозяйка квартиры.

– Нет! – строго возразил часовой. – Только на ночлег. И сидеть тут тихо! – погрозил он девушкам пальцем и взял с лавки замок от хаты.

– Зачем взял? – насторожилась хозяйка. – Разве он твой?

– Примкну, чтобы не разбежались за ночь.

– А по нужде как?

– Вот для нужды, – толкнул часовой оцинкованное ведро, стоявшее у двери.

– Всё, девоньки, пропали мы, – всхлипнула Клава, когда часовой вышел на улицу. – В Сибирь увезут.

Следом за Клавой стали плакать другие девушки.

– А ну замолчь! Нечего выть раньше времени! – прикрикнула на них хозяйка. – Возьмите лучше из чугунка по одной картошине.

До крайности проголодавшиеся девушки с радостным гомоном кинулись к русской печи и впопыхах стали выхватывать из чугунка обжигающую ладони картошку в мундирах.

– Так бы и давно. А то разнюнились тута, – удовлетворённо хмыкнула хозяйка и достала с печки матерчатую сумку с фасолью.

– Это ещё зачем? – заглянула в сумку Сидоровна, уже проглотившая свою картофелину.

– Погадаю на бобах. Как они покажут, так и будет. Уж они-то меня сроду не обманывали.

– Да, брехня это небось, – засомневалась Сидоровна.

– Конечно, враньё, – поддержала подругу Надя, искоса следившая за хозяйкой квартиры, колдовавшей в углу комнаты над горстью фасоли.

– Нет. Не враньё, – встала на защиту хозяйки Таня. – Она лучшая во всей станице гадалка. Я точно знаю. Мы с мамой раньше ездили к ней.

– А я всё равно не верю, – продолжала сомневаться Надя.

– Ещё бы! Ты же комсомолка!

– Вот именно! Комсомолка! И горжусь этим!

– Надя, зря ты не веришь Тане, – вмешалась в спор подруг Варя. – У неё в роду все женщины лечили людей.

– Выходит, она тоже знахарка?..

– Выходит, знахарка.

– Ну вот!.. – расстроилась Надя. – А я хотела в комсомол рекомендовать её.

– Хватит свиристеть! – остановила спор девушек хозяйка. – Лучше послухайте, что вам квасоль посулила.

– Сибирь, что ли?.. – в испуге посмотрела на хозяйку Сидоровна.

– В Сибирь слава Богу, – перекрестилась хозяйка, – не сошлют. А вот накажут добре. Все жилы повытянут.

Предсказание хозяйки, слывшей в станице верной гадалкой, сбылось в точности.

Утром беглянок вызвал на беседу в местный сельсовет офицер с синими погонами, ни разу до этого никем из девушек не виданный.

– Я сопоставил все факты и пришёл к выводу, что умышленного саботажа не было, – объявил он без всяких предисловий – никого ни о чём не спрашивая и никому ничего не объясняя. – Тем не менее вы будете наказаны.

– И дюже? – первой решилась на вопрос, несмотря на дрожь в коленях, Клава Цыпкина.

– Дю-у-у-же!.. – передразнил Клаву офицер. – В штрафники зачислю.

– В штрафники? За что?! – возмутилась Надя.

– Чтобы другим неповадно было. Две недели будете вкалывать по завышенной норме.

– Целых две недели?

– Без еды?

– Да вы что?!

– Сами работайте! – наперебой загалдели девушки, забыв про всякую осторожность.

– Погодите, не кричите так! Не кричите! – стал морщиться офицер. – Еду вам сегодня доставят.

– Кто? Ерошка? – обрадовалась Сидоровна.

– Нет. Председатель сельсовета.

– Зря, – расстроилась Сидоровна, – а то бы я его лично убила.

– Это и без тебя есть кому сделать, – сдержанно улыбнулся офицер и тотчас отпустил беглянок.

Тем не менее утром их всех подняли раньше обычного и повели на работу под конвоем, а не умевшего пить Ерофея сослали в Сибирь.