Читать книгу Четыре бездны. Книга 2 - Сергей Хоршев-Ольховский - Страница 8

Четыре бездны – Казачья сага
Часть 4
Война
Глава 41
Вера в тылу

Оглавление

В Саратове Вера работала рядовым оператором сбербанка. Время тянулось медленно. Дни казались томительно-длинными, а ночи и вовсе нескончаемо-мучительными. О чём только не передумала Вера в эти ненастные тёмные ночи, и все её думы, с чего бы они ни начинались, в конечном итоге заканчивались оплакиванием мужа и беспокойством за детей и маму. Со смертью мужа – она каждую ночь пыталась представить, как это произошло, и это ей каждую ночь добавляло лишнюю седину – она постепенно стала смиряться: с фронта ежедневно приходили десятки похоронок, и люди, сами того не желая, свыклись с этим жутким явлением. Но неясная судьба детей и мамы по-прежнему угнетала её – с каждым днём всё больше и больше. Неведение и невозможность разорвать это неведение в клочки доводило Веру до полного отчаяния. И когда два месяца спустя, в декабре, её направили ещё дальше в тыл – в небольшой районный городок Новоузенск на замену тамошнему начальнику сберкассы, рвущемуся на фронт – она не особо огорчилась. Всё-таки это была какая-то перемена, сулившая хоть как-то и хоть на какое-то время убить невыносимое однообразие.

Ехала Вера в товарном вагоне, битком набитом беженцами. Люди, ко многому привыкшие за первые месяцы войны, вели себя так, как будто они были вовсе не беженцы, а ехали по своей нужде – они не спеша ели и пили, пусть и весьма скромно, беззаботно судачили о прошлой жизни и всё норовили заглянуть в будущее, из-за чего порой ссорились и тут же мирились. Потом опять скромно ели и пили, опять ссорились и мирились…

Вера, озабоченная своими нелёгкими думами, ни с кем в контакт не вступала. Она прислонилась к стенке вагона и сидела молча, лишь изредка впадая в дремоту.

* * *

Ночной Новоузенск встретил приезжих колючими порывами ветра, прилетевшими с бескрайних степей Казахстана, и лёгкой снежной порошей. Но беженцев холод не напугал. Они с удовольствием повыпрыгивали из товарных вагонов на запорошенную платформу и, разминая затёкшие тела, подняли радостный гвалт. Вера поспешно просочилась через их пока ещё нестройные ряды и направилась в здание вокзала. Там она показала дежурному милиционеру командировочное удостоверение и попросила проводить её в райком партии. Милиционер тотчас позвал с улицы с виду ветхого старичка, одетого в старенький, но чистенький и аккуратно залатанный ватник, и велел ему доставить приезжую по назначению.

Старичок оказался не по годам быстрым на ногу и весьма словоохотливым.

– Я – Пантелеич! – громко выкрикнул он, слегка забежав поперёд Веры. – А ты? – А я Вера Лызлова. – Из Саратова? – Сейчас из Саратова. А вообще из Смоленска. – Ух ты! Войну, небось, успела повидать? – Повидала немножко, – подтвердила Вера.

– Вот это да! – восхитился старичок и стал задавать наивные вопросы. – А правда, что немецкие самолёты воют, как волки? – Про самолёты не знаю. А вот бомбы жутко воют*. – А что танки рычат как тигры?

– Не знаю.

– А что у солдат каски с рогами?

– Не знаю, – усмехнулась Вера. – Не видела.

– Как это не видела? – искренне удивился старичок.

– Да что вы, как ребёнок, глупости всякие несёте! – возмутилась Вера. – Не видела и всё тут! Фашистской миной накрыло меня на окраине города. А потом госпиталь, эвакуация.

– А-а… миной накрыло, – смутился старичок, приотстал и злобно выругался. – Гадские фашисты, чтоб им глаза повылазили!

* * *

В длинном коридоре Новоузенского райкома партии Вера застала, несмотря на совсем раннее утро, первого секретаря. Он возился у буржуйки с большущим медным чайником, не зная, как получше примостить его.

– Вы, как я понимаю, товарищ Лызлова? – тотчас кинулся навстречу гостье первый секретарь.

– Да, Лызлова, – растерялась Вера. – А разве вы меня знаете? – А как же! Героев надо знать!

– Да какой я герой?.. – растерялась Вера ещё больше. – Вы меня с кем-то перепутали.

– Герой! Ещё какой герой! Человека, вставшего с больничной койки и спасшего государственные ценности под носом у врага, иначе не назовёшь. – Вы и это знаете? – не переставала удивляться Вера.

– Знаем. Смоленские товарищи звонили, просили позаботиться. Так что с этого и начнем. Но прежде, чем чайник закипит, брякну Шуругину. Вот уж обрадуется. Везунчик этот Шуругин! Мне-то замены, как ни проси, не находят. А ему – пожалуйста! – весело и непринуждённо сыпал словами первый секретарь Новоузенского райкома партии, но в его голосе всё-таки слышалась лёгкая зависть к везунчику Шуругину.

Шуругин на звонок среагировал молниеносно. Он появился в райкоме, когда чайник только-только начал дышать паром на раскалённой оранжево-красной буржуйке.

– Вот, Терентий Иванович, знакомьтесь. Товарищ Лызлова Вера Павловна! Вам на замену приехала! – торжественно объявил первый секретарь, здороваясь с Шуругиным за руку.

– Наконец-то! Спасибо, товарищ первый секретарь!

– Мне-то за что? Это в Саратове побеспокоились.

– Всё равно спасибо! Без вашего ходатайства ничего не вышло бы!

– Ладно, чего уж там. Пойдём в кабинет. Завтракать будем.

– Нет-нет! – наотрез отказался Шуругин. – Нам пора! Я покажу товарищу Лызловой её квартиру, и сразу приступим к приёму-сдаче документов.

– А как же чай?

– Да, что же я, товарищ первый секретарь, не найду, что ли, чем угостить столь долгожданного человека!

– Ладно, идите, – обиженно махнул рукой первый секретарь. – Тебя теперь ничем не удержишь.

* * *

Приняв от Шуругина сберкассу, Вера уже на другой день вынуждена была отправиться, по поручению инструктора райкома партии Королькова, ответственного за финансы, для оказания агитационной помощи в один из отдалённых сельсоветов Новоузенского района – там из рук вон плохо проводилась первая военная лотерея. И так как сберкасса своим транспортом не обладала, ей пришлось идти пешком.

Более тридцати километров отмахала Вера в одиночестве по заснеженной и ухабистой степной дороге – под отдалённый заунывный вой волка, от которого всё тело то и дело покрывалось мурашками, прежде чем прибилась в колхоз на самой границе с Казахстаном. На рано темнеющем степном небосводе к тому времени уже появились в прогалинах свинцово-тёмных туч, стремительно рвущихся на восток, первые тускловато-мерцающие светила – бесконечно далёкие и холодные для Земли.

Село казалось вымершим. Только в редких домах можно было увидеть в окошке красноватый отблеск от фитиля керосиновой лампы или свечи, а иногда даже от простой лучины*. Вера хотела зайти на ближайший огонёк и спросить, где находится сельсовет, но, сойдя с дороги, догадалась, что единственно расчищенная от снега улица обязательно приведёт её в нужное место, и вернулась обратно на дорогу.

В сельсовете и в правлении колхоза, находившихся под общей крышей, было темно. Но входная дверь почему-то была не на замке. Вера устало толкнула её ногой, и она, скрипнув, отворилась.

Вера решительно вошла в тёмный коридор и натолкнулась на что-то громоздкое. Она в испуге отпрыгнула назад, присмотрелась и увидела в тусклом лунном свете, падавшем из-за её спины через приоткрытую дверь, очертания продолговатого, как и сам коридор, стола. Стол торчал, неизвестно по какой причине, на самой середине. Вера пяткой захлопнула дверь и обессиленно легла на него грудью – она страшно устала и простыла на холодных степных ветрах.

В коридоре было тепло, чувствовалось, что днём здание отапливалось весьма прилично. Вера тотчас разомлела, и её стала одолевать дремота. «Никого не буду сегодня тревожить…» – решила она и взобралась, прямо с обутыми ногами, на крепкий деревянный стол. Стол не шелохнулся и даже не скрипнул. Он был соструган вручную и скреплён, как принято в народе, деревянными гвоздями. Вера подложила под голову подшивку старых газет и мгновенно заснула. Спала она тяжко. Её всю ночь мучил один и тот же кошмарный сон.

Немцы, в чёрных рогатых касках, с чёрными свастиками на груди, скалили огромные чёрные зубы и норовили поймать её. Но она каким-то непостижимым образом уклонялась от них и всё бежала и бежала куда-то вдаль на непослушных ватных ногах. С каждой минутой ноги становились всё рыхлее и рыхлее, и ей становилось всё труднее и труднее убегать. Один из немцев, здоровенный рогатый фашистище, догнал-таки её и впился в плечо острыми резцами…

Спас Веру председатель сельсовета.

– Вот это да, диверсант за ночь завёлся! А ну-ка, предъявить документы! – закричал он на заре и, сложив ладони в дудочку, стал шутливо трубить: – Ту-ту-ту!..

А ему вслед где-то рядом запоздало прокричал какой-то нерадивый хрипловатый петух:

– Ку-ка-ре-кху-у-у!..

Вера тотчас соскочила со стола, по-военному коротко представилась и показала своё удостоверение. И так же коротко изложила суть задания райкома партии, для выполнения которого она прибыла в этот богом забытый край.

– Да уж, круто они берутся за дело… – озабоченно почесал затылок председатель сельсовета, и охота шутить у него сразу пропала.

– Это решение партии и правительства! – отчеканила Вера, не желая больше допускать лишних реплик.

– Знаю. Только ничего хорошего из этого не выйдет.

– Почему?

– Да потому. Нет у народа больше денег. Летом ещё отдали государству.

– Неужели ничем не поможете фронту? – усилила Вера голос на последнем слове.

– Рады бы, да сами голы, как соколы.

– Как же так? На селе живёте и ничего не имеете.

– А ты думаешь, колхозники лопатами деньги гребут? Нет, товарищ дорогой, мы их совсем не видим!

– Даже эвакуированные находят средства для фронта! А вы тут!.. – не унималась Вера, сверля критическим взглядом пригорюнившегося собеседника. – Окопались, как кулачьё!

– Ну, что же, раз беженцы такие богатые, – сказал председатель сельсовета после некоторого раздумья, – то мы наскребём по сусекам зерна, смелем и будем продавать им муку. А вырученные деньги…

– Замечательно придумано! – восхищённо воскликнула Вера, не дав ему договорить.

– Не знаю, насколько это замечательно, – засомневался председатель сельсовета. – Но, может, как-то поможет.

– Да вы не беспокойтесь, деньги не пропадут даром! Государство выдаст взамен выигрышные лотерейные билеты! – радостной скороговоркой выпалила Вера, ещё минутой ранее уверенная, что провалит своё первое на новой службе задание.

– Выигрышные? – с ещё большим сомнением переспросил председатель сельсовета и опять стал озабоченно чесать затылок.

– Выигрышные! – подтвердила Вера.

– Это тоже замечательно придумано, – угрюмо хмыкнул председатель сельсовета и умоляюще посмотрел на Веру. – Только людям про них сами скажете. Ладно?

– Ладно, – с готовностью согласилась Вера.

– Вот и отлично! Я через часик соберу их на митинг.

На митинге выяснилось, что колхозники на самом деле не в состоянии помочь фронту деньгами, потому как давно уже не имели за душой никаких наличных средств и не надеялись получить их в обозримом будущем.

– Товарищи, тогда надо сдать зерно! – озвучила Вера идею председателя сельсовета. – Мы смелем его на муку и будем продавать офицерам Мелитопольского лётного училища и их семьям, эвакуированным к вам. А на вырученные деньги купим общий районный танк и назовём его Советский Новоузенец! И он будет так громить фашистов, что земля у них будет гореть под ногами!

Люди и без агитации понимали – победить сильного, хорошо подготовившегося к войне врага можно только сообща, сознательно идя на какие-то ранее непредвиденные жертвы. Но сдавать зерно всё равно боялись. Боялись не за себя – боялись за своих голодных детишек.

– Товарищи, как же так? Мы обязаны помочь фронту! Мы же советские люди! – стала напирать Вера на патриотизм – и народ заколебался. Но тут из толпы выскочил, весьма некстати, старичок Пантелеич. Он взобрался на ступеньки сельсовета, к стоящей там Вере, и с упрёком зачастил:

– Дочка, погоди давить на нас, мы и сами понимаем, что страшного врага можно победить только сообща. Как говорится, всем миром. А ты всё давишь на нас, давишь. За жабры, так сказать, хватаешь. Надо помягче, попонятливее.

– Пантелеич, ты-то как тут оказался? – в удивлении воскликнула Вера, ошарашенная бурной речью говорливого старичка.

– Да я это… из местных… – засмущался Пантелеич. – Бабку свою пришёл опроведать, а тут такое важное государственное дело. Вот я и решил немножко подмочь тебе словом.

– Давай, старина, выручай, – подмигнул Пантелеичу председатель сельсовета, стоявший рядом с Верой.

– Это мы могём, – снял шапку Пантелеич и торжественно обратился к народу. – Товарищи! Землячки! Нельзя нам иначе! Нельзя!.. Несите зерно. Несите кто сколько может. Только по совести несите. А то наши солдатики и правда оголодают на фронте, а эти откормленные фашисты погубят их. Наших с вами сынов, братьев и отцов. А на вырученные деньги мы и правда купим свой танк. И воевать на него посадим не чьих-нибудь, а своих собственных танкистов. Новоузенских! Правильно я говорю?

– Правильно! – поддержал его председатель сельсовета.

– Правильно! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Правильно! Правильно! – стали раздаваться из толпы и другие голоса.

– Товарищи, зерно приносите к сельсовету! Тут будем формировать обоз! – с радостью перенял инициативу у Пантелеича председатель сельсовета.

Мешки с зерном, которые колхозники вскорости стали сообща сносить к порожкам сельсовета, тут же стали грузить на подводы, в которые запрягали любой свободный от работы в колхозе тягловый скот – лошадей, быков и даже пару диковинных для Веры верблюдов, привезённых из соседнего Казахстана.

* * *

Удачно проведённая Верой акция сразу подняла её авторитет в глазах инструктора райкома партии Королькова, ответственного за финансы. Он безоговорочно уверовал в её организаторские способности и стал часто давать ей дополнительные партийные задания – в основном это были мероприятия по сбору средств для фронта.

Вера с головой окунулась в работу, надеясь, что дополнительная нагрузка хоть как-то отвлечёт её от невесёлых мыслей. Но этого не случилось. Только в первые два дня ей удалось немного забыться за многочисленными организаторскими хлопотами, а потом опять всё стало обыденно и до невозможности тоскливо. Она опять стала непрестанно думать о детях и маме – их неясная судьба отвлекала от работы и отравляла каждую минуту её жизни. Единственным светлым пятном с самого начала войны было сообщение Совинформбюро о разгроме фашистских войск под Москвой, громоподобным голосом прозвучавшее из уст Левитана 6 декабря.

Четыре бездны. Книга 2

Подняться наверх