Читать книгу Счастливо, товарищ… - Сергей Иванович Ермолин - Страница 7

Ты приходишь священными узами

или даже высокими гимнами.

А уход обернётся погибелью.

И кому же тогда эта музыка?

К уменьшительно-милому имени

прилагая эпитеты разные,

я желаю весеннего праздника.

А не то, что любовь твою выманить.

Март-88.

* * *

Я видел плохое с глазами любимых.

Я больше не верю плохому с глазами…

Бывало, смеялись,

бывало, грубили,

бывало, скользящие путы вязали.

Обрывки стихов появлялись нежданно,

и, самое главное, не исчезали.

Живому живая была благодарность

за то, что скользящие путы вязали.

Оттуда, где бесятся долгие вьюги,

следы заметая и мёртвое множа,

бывало и так: приходили подруги.

Одна приходила,

другая – быть может…

Март-88.

* * *

Между прочим, луна – добровольный страж.

Стерегущая бдительно сон-тишь,

почему-то стекает в мою блажь,

отражаясь в железных горбах крыш.

Приходи, если путь объясняешь легко,

если путь не короче возможной строки,

приходи.

Буду счастлив твоим кивком

и поцелуем твоей руки.

Апрель-88.

* * *

В стекле пристойного вокзала —

полнеба, солнце, облака,

на память узел завязала

опустошённая рука.

Три розы, брошенные наземь —

три розы, блёклое родство.

И никакой взаимосвязи,

одно смешное баловство.

Май-88.

* * *

Мои откровения – полная горсть

забавных ужимок на лунный серп,

в апартаментах – незваный гость

и над альковом – бумажный герб.

Уныло стреляет рекламный дизайн

в медовые запахи слабых цветов.

Уйми сострадание в серых глазах,

любимая, не оставляй «на потом».

Май-88.

* * *

Девушка репчатым луком торгует.

Где-то важна, где-то очень нежна,

но выставляет она дорогую

цену,

любимая скоро жена.

С нею, пятнадцатилетней девицей,

баба цветы отирает рублём.

В доме напротив златой колесницей

юноша бредит.

Похоже, влюблён.

Июнь-88.

* * *

Жёсткие стулья у каждой стены.

Плотные шторы прямы и темны.

Потусторонне звучат голоса.

Где-то пробило ещё полчаса.

Душно, да лучшего воздуха нет!

Огненной рысью крадётся рассвет,

жаркие губы, любовью маня —

это ли память, обуза моя?!

Синие губы стирают слова.

Синие губы нельзя целовать.

Тёплую водку допью «из горла′».

Кто же виновен, что ты умерла…

Июнь-88.

* * *

Или море уходит вверх,

или небо уходит вниз.

А водою на уровне век

разрешается мой каприз.

И по телу бежит волна,

и движения рук сильны.

Холодила бы ночь луна.

Хорошо то, что нет луны.

А вчера не хотелось жить

потому, что была тоска,

и рвалась, как гнилая нить,

совершенно моя строка.

Июль-88.

* * *

1.

Спасибо на слове, ступай себе с Богом,

и доброе слово, наверное, много,

платок для слезы или взмаха не нужен,

твои коридоры всё уже и уже,

и, переплетаясь, сливаются в точку,

и сразу за дверью встречаются с ночью…

2.

Стремителен путь через Площадь Восстаний,

местами прекрасен, ужасен местами,

и важный корректор – слепой исполнитель —

следит за нормальным исходом событий,

как ловкий оценщик не противоречит,

торгуется время, которое лечит…

3.

Под номером сто отправляется поезд,

среди пассажиров оранжевый пояс

уже исчезает, уже не догонишь,

билет заберёт проводница вагона,

причина отъезда – нелепейший случай.

А ты бы осталась, так было бы лучше…

Сентябрь-88.

* * *

Осень длится, как длится зима.

Выстригая, меняя цвета.

Провожая до снега дома,

не спеша – от поста до поста.

Осень.

Горечь от выжженных трав,

как от позавчерашних обид.

Я, наверное, не был не прав.

Это дождь моё сердце дробит.

Отчего необычно легка

не тобою забытая брошь?

Осень, музыка издалека —

вот и всё.

Продолжается дождь.

Сентябрь-88.

* * *

И густой снегопад остаётся со мной,

засыпая глубокую чашу вина.

Совершенно случайно задетой струной

отдаётся в тебе

и во мне

тишина.

Беспробудная ночь, бесконечная грусть,

и берёзы, как призраки, обречены.

Что за тайны?

Я больше туда не вернусь,

где почти ничего от стены до стены.

Незнакомая, не говори, что одна,

что не выпало мне по стеклу постучать

и уйти оттого, что дрожит у окна

или вместе с тобой

замирает свеча.

Январь, февраль-89.

* * *

Являясь ко мне ночами,

бесшумно ступая во снах,

ты, как никогда, печальна

и, как никогда, честна.

Одежды небесного шёлка,

тончайшая звёздная нить,

упрямая русая чёлка.

И то, что нельзя изменить.

Октябрь-88.

* * *

Я счастлив тем, что слепо верую

в соединительную нить,

что за тебя готов, наверное,

своей судьбою заплатить.

К тебе, прекрасная, приду ли я?

Всё не спадает пелена.

Благодарю, что ты придумана,

моим безумством рождена.

Март-89.

* * *

Моя случайная подруга,

пока дарующая мне

и тело, нежно и упруго,

и слово, верное вполне,

кому оказываешь милость,

целуя огненный букет?

Моя уже определилась

печать таланта на руке?

И, может быть, высоко место

ты предоставить мне должна,

слепая, зрячая невеста,

еженедельная жена.

Я окунусь, ещё не пьяный,

с твоим сознаньем – налегке —

в гнусавый голос ресторана

на европейском языке.

Август, сентябрь-89.

* * *

Между востоком и югом

плавно плывёт тишина.

Шторы вплотную друг к другу.

Или темно от вина?

Прямо за тонкой стеною —

с вечера настежь окно.

Утро приходит за мною,

и неизбежно оно.

На пожелтевшей странице

недостаёт одного,

Господи – сильно влюбиться,

если бы видеть, в кого.

Кран, не закрученный туго,

сны мои сводит на нет.

Между востоком и югом

капает солнечный свет.

Март-90.

* * *

Мой Август светлей и капризней.

Лавровый венок или нимб?

Опутанный нитями жизней

далёко сверкает Олимп.

Тревожен мифический зуммер

свободной и славной страны.

Готовится грозный Везувий

исторгнуть лавину войны.

Мне лучшая доля приснилась.

А что до сердечной струны —

являет стороннюю милость

Селена, богиня Луны.

Август-90.