Читать книгу Гулы. Книга третья: Схватка - Сергей Иванович Кириенко, Сергей Кириенко - Страница 2

После полудня погода окончательно изменилась: солнце исчезло за пеленой облаков, а сами они потемнели, превратившись из снежно-асбестовых айсбергов в свинцовые кляксы. Не стихающий ветер гнал их по небу, приминая к земле, – временами казалось, что еще немного и этот полог обрушится на вершину горы, которая подобно подводному рифу, вспарывающему днище корабля, прорежет свинцовую пелену, и на землю рухнет потоп…

Восточный склон Кальва-Монтанъя, поросший деревьями и кустарником, напоминал морду зверя, улегшегося над долиной и равнодушно наблюдающего за гибелью города, – на фоне зеленой растительности проступали пятна сурьмовой глины, лишенные травы – эти пятна напоминали глаза, скользящие по долине и видящие всё. Впрочем, если они и видели происходящее в городе, то не могли разглядеть то, что двигалось между ними, – по склону горы медленно ехал автомобиль. Словно диковинное насекомое, петлял он между деревьями, поднимаясь к вершине. Сидящие в автомобиле смотрели по сторонам и видели нескончаемую череду каштанов и альпийских берез, аллепских сосен и ясеня. В некоторых местах деревья сменялись кустарником, а пару раз мимо машины проплывали поляны, покрытые скудной травой.

Сидящий за рулем комиссар напряженно всматривался в прячущиеся за деревьями тени. Они поднимались по склону Кальва-Монтанъя уже больше пяти минут, и скоро должна была показаться площадка смотровой станции. Там они смогут поесть и найти аптечку для Аз Гохара; кроме того, на станции должны быть бинокли и небольшой телескоп, через которые можно осмотреть город, если только… Гольди нахмурился в который раз пришедшей ему на ум мысли: если только они с Аз Гохаром не ошибаются и не права Джей Адамс…

…Десять минут назад, когда они подъехали к восточному подножию Кальва-Монтанъя, оставив позади заросли дикого винограда, комиссар свернул на дорогу, соединяющую Террено со склоном горы, и принялся подниматься по ней, но не успели они проехать и двухсот метров к подножию, как обнаружили препятствие: поперек дороги лежал ствол каштана – комиссару не оставалось ничего другого, как остановиться…

Когда «ланча» замерла в пяти метрах от дерева, они какое-то время с напряжением смотрели по сторонам (Гольди даже подумал, что каждый из них ждет, что вот сейчас из-за кустов появятся ухмыляющиеся твари, которых не останавливают пули, и его бронированная машина уже не спасет их, потому что на узкой дороге он не сумеет уйти задним ходом), однако после небольшой паузы заговорил Аз Гохар, и его слова подействовали на всех успокаивающе. Старик заявил, что, скорее всего, это действительно дело рук гулов, но вряд ли сейчас они находятся где-то поблизости, потому что в этом нет смысла – дорога эта тупиковая и не выходит из долины, а дерево было свалено ими, очевидно, с утра – для того, чтобы по ней не могли подняться туристы.

После слов Аз Гохара демонолог спросил, что они будут делать теперь: попытаются идти дальше пешком или вернутся назад – ведь, для того, чтобы поговорить, можно найти укромное место в лесу? Старик перевел взгляд на Гольди, и тот заявил, что, если Аз Гохар прав и здесь действительно нет этих тварей, то они могут двигаться дальше – и даже не пешком, а на машине, – и предложил оттащить это дерево тросом. Его предложение вызвало спор, в котором приняла участие Джей, поддержавшая демонолога в том, что лучше уехать отсюда; но так как за две минуты ничего не случилось, они решили последовать совету комиссара – Гольди и демонолог выбрались из машины, комиссар достал из багажника трос, и они двинулись к дереву.

Они быстро обнаружили, что ствол каштана был перепилен пилой. Судя по подсохшим опилкам, произошло это часа три – три с половиной назад, из чего следовало, что Аз Гохар прав: дерево спилили для того, чтобы утром на смотровую площадку не смогли подняться туристы, которые в момент гибели горожан могли бы остаться в живых… Упавший ствол был громоздким – около двадцати метров в длину, – но комиссар был уверен, что его «ланча» справится с ним.

Когда они прикрепили конец троса к машине, а другой обмотали вокруг верхушки каштана, оба вернулись в машину, комиссар завел двигатель и, двигаясь задним ходом, стащил дерево на обочину. Отцепив трос, Гольди вернул его в багажник машины, после чего «ланча» двинулась к смотровой станции… Они проехали метров сорок, и вдруг Джей сказала, что, возможно, один из гулов все-таки остался на Кальва-Монтанъя, чтобы с высоты наблюдать за долиной и сообщать оставшимся внизу о происходящем в Террено. Гольди нахмурился, но, прежде чем успел что-то ответить, Аз Гохар заявил, что это маловероятно, так как пока гулов не так уж и много, и Вассах вряд ли решит оставить одного из них на горе, когда внизу каждый гул на счету…

…И все-таки комиссара не оставляло сомнение: глядя на обступающие дорогу деревья, он почти физически ощущал за каждым из них безжизненное лицо адской твари с ухмылкой покойника – ни на секунду не мог он забыть выражение дьявольской радости, висевшее на лице твари, выскользнувшей из-за рефрижераторов…

Две минуты спустя, поднявшись на двадцать метров по склону, они оказались на высоте семидесяти метров над долиной, проехали сотню метров параллельно подножию и остановились перед спуском, ведущим к огромному валуну, у основания которого белело пятно смотровой станции.

Заглушив двигатель, Гольди достал пистолет и обернулся назад:

– Нужно узнать, что происходит на станции. Я выйду из машины, спущусь под деревьями и осмотрю ее. Если гулы действительно там, я это замечу!

Когда он закончил, демонолог нахмурился:

– Почему вы, комиссар? Осмотреть станцию может любой из нас – например, я.

– Не глупите, синьор Белов, – недовольно поморщился Гольди. – Вы ни разу там не были, я же знаю ее как свои пять пальцев! Я просто пройду под деревьями и осмотрю станцию с расстояния. Следы гулов я сразу замечу!

– Это не так-то легко… – попытался возразить Аз Гохар, но комиссар перебил его:

– Я иду вниз!

Щелкнув замком, он открыл дверцу «ланчи», но, прежде чем вылезти из машины, нажал кнопку, блокирующую заднюю дверь:

– Пусть синьор Белов сядет за руль. Закройтесь внутри и ждите меня! Если увидите что-нибудь подозрительное, заводите машину и уезжайте отсюда! Обо мне можете не беспокоиться – я уйду через лес!

Аз Гохар снова хотел что-то сказать, но Гольди уже распахнул дверь машины и выбрался на дорогу. Через секунду он нырнул в заросли орешника, росшие ниже по склону. Когда зеленая стена сомкнулась за его спиной, Андрей выбрался из машины и перешел за руль «ланчи»…

Полминуты спустя, пройдя через чащу орешника, комиссар оказался на неширокой поляне перед группой сосен, примостившихся возле спуска в овраг, за которым открывался прямой вид на смотровую площадку. Спустившись по каменистому склону к деревьям, остановился и на короткое время застыл, напряженно прислушиваясь: легкий ветер шуршал между листьями, где-то выше по склону раздавалось пение птиц, со стороны города, лежащего на дне долины, не раздавалось ни звука… Комиссар повернул голову, но не услышал ничего подозрительного от оврага. Тогда он устроился между стволами двух сосен и принялся изучать раскинувшуюся в семидесяти метрах от него станцию.

Своей формой она напоминала перевернутую в зеркальном отражении букву «L»: ножкой ее служила асфальтированная площадка, рассчитанная на дюжину автомобилей, – к площадке примыкала дорога, идущая над оврагом, – основанием же являлся бетонированный пятачок с домиком для смотрителя – в последнем располагались бар и хранилище инвентаря. С восточной стороны к домику примыкал навес с дюжиной столиков, сидя за которыми можно было пить кофе и любоваться долиной. Сам пятачок был огорожен полутораметровым парапетом, установленным для безопасности, – за ним каменистый склон обрывался под углом в шестьдесят градусов. Между площадкой и соснами, на которых устроился Гольди, находился овраг; с северной стороны над площадкой нависала пятнадцатиметровая скала. Таким образом, незаметно к площадке можно было подобраться только с одной стороны – западной, – где склон горы, поросший можжевельником, уходил круто вверх…

С минуту комиссар смотрел на темные заросли, но не заметил, чтобы хоть одна ветка в них шелохнулась. Тогда он перевел взгляд на площадку. Стоянка для автомобилей была абсолютно пуста – так же, как и площадка для наблюдения, – комиссар четко видел пустые столы, никакого движения за стойкой бара не наблюдалось. Какое-то время он пытался увидеть смотрителя, но никого не увидел. Впрочем, гораздо большее подозрение у него вызвало бы его присутствие – после того, что произошло в городе, было бы странно, если бы смотритель спокойно сидел под навесом.

Еще с полминуты он думал. На его взгляд, если бы гулы решили спрятаться на станции, то сделать это они могли только в двух местах: в доме смотрителя либо на западном склоне горы. Однако чем дольше он наблюдал, тем больше в нем крепла уверенность, что Джей ошибается – вряд ли Вассах посадил одного из них на площадку, потому что в этом нет смысла: отсюда нельзя связаться с Миланом либо как-то по-другому помешать гулам; поваленного же дерева было достаточно, чтобы до обеда сюда никто не поднялся и не остался в живых…

Еще пару долгих мгновений комиссар наблюдал за площадкой, но никого не увидел. Тогда он спустился с сосны и повернулся к орешнику, собираясь подняться к автомобилю, но в это секунду заметил недалеко от себя россыпь базальта. Мгновение он колебался, затем поднял один из камней и взвесил, прикидывая, добросит ли он его до площадки?.. До станции было семьдесят метров, но располагалась она метров на пятнадцать ниже деревьев, поэтому реальная дальность броска сокращалась.

Спустившись по склону, он оказался у края оврага, размахнулся и швырнул камень к площадке. Взлетев высоко в воздух, камень по крутой дуге пошел вверх, уже очень скоро достиг высшей точки полета и направился вниз.

Следя за ним, Гольди решил, что цели тот не достигнет – слишком круто он падал, – но вскоре вдруг понял, что его первоначальный расчет был все-таки верным: через пару секунд камень глухо упал на площадку и, подпрыгивая, помчался к скале… Через пару мгновений до него долетел звук удара, когда камень врезался в дом. Какое-то время комиссар ждал, но ничего не увидел.

Тогда он опять развернулся и принялся взбираться к орешнику – теперь у него появилась уверенность в том, что на станции нет никого: ведь если бы настоящий смотритель находился в доме, то после удара он вышел бы посмотреть, что вызвало шум; гулы же не могли находиться на станции по причине, указанной Аз Гохаром…

Через короткое время Гольди выбрался на дорогу и направился к «ланче».

Когда он оказался у самой машины, Андрей освободил водительское сидение, пересев к Аз Гохару; комиссар опустился за руль и сказал:

– Похоже, на станции пусто.

– Вы в этом уверены? – бросил старик.

– Смотрителя там нет, это точно. Обычно он приезжает сюда на машине, но сейчас вся парковка пуста. Что касается гулов… – Гольди двинул плечами: – Единственное, ради чего они могли здесь находиться, – это слежка за городом сверху, но на площадке я никого не увидел. Если же предположить, что они спрятались где-то поблизости, чтобы подкараулить какого-нибудь выжившего горожанина, то в этом нет смысла – никто не сумеет помешать им отсюда!

Немного подумав, Аз Гохар молча кивнул; комиссар же повернул ключ зажигания – «ланча» тронулась с места…

Минуту спустя, проехав по западному склону оврага, машина въехала на стоянку смотровой станции. Развернувшись капотом к дороге, Гольди заглушил двигатель и оглядел всех сидящих: Джей Адамс, примостившись на переднем сидении, с беспокойством озиралась по сторонам; то же делали Аз Гохар и Андрей; замершая между мужчинами Паола в окно не смотрела – на лице ее было написано такое выражение, какое Гольди видел однажды у человека, пережившего железнодорожную катастрофу под Бари, – похоже, она была в шоке.

Осторожно кашлянув, он сказал:

– Итак, мы на месте…

Аз Гохар оторвал взгляд от склона и посмотрел на него.

– …Полагаю, мы можем начать. Нам нужны телескоп, аптечка для вас и еда. Предлагаю немедленно разделиться, чтобы не терять времени: аптечка должна находиться в баре, думаю, вы найдете ее, синьор Аз Гохар… Синьор Белов, вы справитесь с телескопом?

Андрей, не отрываясь от склона, кивнул.

– Он находится в доме смотрителя, с задней стороны. Я же займусь едой… – Глядя на Джей, комиссар пояснил: – Полагаю, ни у кого сейчас нет аппетита, но поесть нам необходимо – на одной нервной энергии мы много не сделаем!

Аз Гохар одобрительно бросил:

– Вы правы, комиссар, – впереди долгий день!

Гольди кивнул:

– Наконец, женщинам я предлагаю пройти под навес и подождать там. Другие предложения есть? – Он оглядел лица сидящих и, не увидев возражения, распахнул дверь машины.

Через пару секунд все пятеро выбрались из автомобиля и двинулись по стоянке: Джей Адамс и Паола в сопровождении Гольди направились к стоящим под навесом столам; Андрей с автоматом в руке отправился к дому…

Две минуты спустя комиссар вышел из бара, неся на подносе груду глазированных пончиков, батончиков шоколада, две упаковки риччарелло и несколько банок колы. Поставив всё это на стол, за которым сидели Джей Адамс и Паола, он вытащил из кармана пачку «Национали» и протянул ее Джей:

– Это вам, Джей. К сожалению, американских я не нашел – это всё, что там было.

Джей молча взяла сигареты.

– Выпейте колы, Паола, – Гольди протянул девушке уже открытую банку.

Он проследил за тем, как взяв банку, Паола поднесла ее ко рту, и нахмурился: вид девушки ему откровенно не нравился – она всё больше уходила в себя.

– В баре почти ничего нет, – сообщил комиссар. – Я нашел там несколько порций жареной утки и пиццы, но они холодные, а микроволновка не работает – нет электричества. Впрочем, их можно съесть и холодными.

Он перевел взгляд с Джей Адамс, взявшей шоколадный батончик, на сидящего за соседним столом старика – перед последним лежали бинт с пластырем и фарфоровая чашка, в которой Аз Гохар успел развести перекись водорода. Сейчас старик стянул тряпку, которой обмотал руку на автозаправочной станции, и обрабатывал рану смоченной в антисептике марлей.

Оставив женщин, комиссар подошел к Аз Гохару и опустился на стул рядом с ним.

– Ну, и как вы?

– В порядке. Это рана – простая царапина, комиссар; в обычной ситуации я бы даже не придавал ей значения… – Старик чуть напрягся. – Правда теперешняя ситуация далеко не обычная, и боюсь, в самый ответственный момент эта рана может сыграть со мной злую шутку!

– Есть онемение?

– Небольшое. Возле локтя.

– Давайте я вам помогу…

Гольди взял бинт и, перевязав руку сидящего старика, начал крепить свободные концы пластырем. Когда с этим было покончено, он вдруг нахмурился пришедшей ему на ум мысли: за сегодняшний день это была уже вторая повязка, которую ему пришлось делать, – правда, в первый раз он сделал ее существу, час назад уничтожившему жителей города.

В этот миг из-за дальнего угла дома появился демонолог. В левой руке он нес треногу штатива, в правой – метровую трубу телескопа; на шее у него болтались автомат и пара биноклей. Пройдя вдоль навеса, он остановился в метре от ограждения, поставил штатив на асфальт и принялся укреплять телескоп.

Кивнув на соседний стол, Гольди сказал:

– Думаю, вам стоит подкрепиться, синьор Аз Гохар, – шоколад подойдет в самый раз – он восстанавливает кровь. Если захотите мяса, в баре есть курица.

– Спасибо, комиссар! – Аз Гохар вытащил из кармана куртки рукав и принялся пристегивать его к комбинезону.

Гольди поднялся со стула и, выйдя из-под навеса, огляделся по сторонам. Легкий ветер шевелил кусты можжевельника и кроны росших на склоне деревьев; однако, кроме этого движения, ничего подозрительного ни возле стоянки, ни вдоль дороги, поднимающейся к группе сосен, от которых пять минут назад он наблюдал за площадкой, комиссар сейчас не увидел. Тогда он развернулся и подошел к парапету. К этому времени Андрей зафиксировал трубу телескопа на верхушке штатива и затягивал винтами крепящие хомуты.

Гольди взял один из биноклей, которые демонолог повесил на парапет, и повернулся к долине, но, прежде чем наводить прибор на Террено, спросил тихим голосом – так, что сидящие под навесом женщины его не услышали:

– Синьор Белов, вы нашли кого-нибудь в здании?

– Нет, похоже, со вчерашнего вечера там никого не было… – Андрей сделал паузу. – В баре тоже никого нет?

– Нет.

– Значит, как вы и предполагали, станция пуста… Куда же делся смотритель?

– Не знаю, – пожал плечами Гольди. – Не исключено, что сегодня он сюда вообще не поднимался. А может быть, спустился в долину, увидев, что происходит в Террено?

По-прежнему не поднимая бинокль, он посмотрел на восток. Смотровую станцию не случайно построили именно в этом месте горы – склон Кальва-Монтанъя слегка выдавался здесь – с семидесятиметровой высоты лежащий внизу город просматривался полностью: у самого горизонта сверкала лента реки, ограничивающая Террено с востока и уходящая на север к Морте-Коллине; от реки начиналось рыжеватое «море», образованное крышами домов «старого» города, – оно протягивалось на запад, занимая четверть долины, и обрывалось у Золотого Бульвара, за которым начиналась совсем другая картина – кирпично-красное «море» сменялось разноцветной мозаикой «американского» квартала, к северо-западу от которого темнел гигантский прямоугольник циркониевого завода, а на севере, за тонкой ниточкой объездной дороги, тянулись километры взлетных полос…

Какое-то время Гольди смотрел на Террено, понимая, что через бинокль всё равно ничего не увидит: город находится слишком далеко – до ближайшей к горе юго-западной оконечности, где расположено Чимитеро ди Джовани, не меньше полутора километров, а до северо-восточной – все шесть; и все-таки поднял его и посмотрел в центр Террено, пытаясь разглядеть Пъяцца дель Фуоко…

Какое-то время в окулярах плясала мешанина из крыш и фонарных столбов, а потом он заметил ярко-зеленое пятно, окружающее центр Террено. Комиссар постарался зафиксировать бинокль и вскоре различил купол ратуши. То, что находилось внизу, увидеть было нельзя, но Гольди хорошо еще помнил картину расстрела карабинеров, и чтобы представить себе лежащие на площади трупы, ему необязательно было их видеть…

Мгновение он смотрел на Пъяцца дель Фуоко, а затем перевел бинокль в сторону Золотого Бульвара. Въяле Чоччоне являлся вторым по ширине проспектом Террено и единственным в «старом» городе, который просматривался со смотровой станции. Несколько секунд комиссар всматривался в полоску Бульвара, стараясь увидеть на ней хоть какое-нибудь движение, но ничего не увидел – обычно кажущийся живым из-за движущихся по нему машин, проспект был сейчас мертв. Тогда он опустил бинокль и перевел взгляд на демонолога – тот почти закончил укреплять телескоп. Через стопятидесятисильный прибор можно будет разглядеть происходящее в городе, подумал комиссар, впрочем, ничего хорошего они там, наверняка, не увидят…

Неожиданно в сознании его промелькнули картины, виденные им на выезде из Террено, и Гольди нахмурился. Повернувшись к навесу, под которым замерли три человека, прошел к старику и, усевшись напротив него, протянул:

– Синьор Аз Гохар, не пора ли вам рассказать нам о гулах?

Старик оторвался от упаковки миндального печенья и перевел взгляд на комиссара; Джей Адамс и Паола механически посмотрели на него.

Секунду Аз Гохар сидел молча.

– Рассказать вам о гулах…?

Из груди его вырвался вздох.

– …Не так это просто – в двух словах это не сделаешь. – Он взглянул на часы, стрелки которых показывали четверть первого. – Для этого потребуется время?

– Ничего, оно у нас есть. Пока гулы не начнут действовать, мы тоже ничего сделать не сможем!

Старик скользнул взглядом по лицам сидящих – у Паолы в глазах светилось отчаяние, и ее, кажется, совсем не интересовало, что мог сказать Аз Гохар, на лице Джей Адамс отражалась усталость, – наконец, поднял банку и сделал глоток… Неожиданно у комиссара возникло странное чувство, что Аз Гохар специально оттягивает время, не желая ему отвечать.

Комиссар шевельнулся на стуле и повторил:

– Синьор Аз Гохар, вы обещали рассказать нам о гулах! Мы ждем…

* * *

Черное дуло, обрамленное серым прямоугольником стали, завораживало, словно волшебный колодец. Глядя в его манящую черноту, так просто было поверить, что в нем разрешение всех проблем, что достаточно спустить курок, и он избавится от этих страданий: не будет боли, заполнившей грудь, пустоты, разрывающей душу, и отчаяния – невыносимо-тоскливого, в миллионы раз худшего, чем мгновенная смерть…

Зловещий кругляш приближался к нему, разрастаясь и заполняя собой всё вокруг. Внезапно вселенская чернота проглотила его, окутав непроницаемым коконом, и только короткими метеорами проскальзывали в ней обрывки воспоминаний…

…Утро этого дня: они завтракают на веранде, Нанда озорно смотрит на мать. Он спрашивает, не хочет ли она снова побывать в доме у дедушки и поиграть с его догом? Нанда смеется, отчего становится видна дырка на месте выпавшего зуба, и отвечает: «Конечно!»…

Два года назад: день рождения дочери. Доминик Пальоли приносит ей в подарок плюшевого зайца. Нанда бросается целовать его – она всегда любила Доминика и, сколько ни говорил он ей, называла его «дядя Толстуш», – а потом начинает носиться по саду вокруг импровизированного стола, устроенного под эвкалиптами…

Пять лет назад: у Нанды какая-то редкая болезнь. Лекарство от болезни есть только в Голландии. Он отправляет за лекарством Армандо, а сам сидит у кровати дочери, попеременно с Мальдой, не спит двое суток, пока не приезжает capoaiuto. Нанде дают лекарство, но еще сутки, пока оно не начинает действовать, он не ложится…

Шесть лет назад: самый разгар Большого Передела Террено. Жена и дочь далеко от Италии, но каждый вечер Мальда звонит ему, и он слушает голос Нанды, которую Мальда подносит к трубке, и если в эту минуту приезжают Доминик и Армандо, он заставляет их ждать, и они ждут, хотя где-то льется кровь и нужно принимать срочное решение, пока дон Франческо слушает лепет дочери…

Десять лет назад: они с Мальдой в семидесяти километрах к северу от Реджо-ди-Калабрия, на берегу Тирренского моря, – это их медовый месяц. На прибрежной вилле, охраняемой людьми Эрбы, они с женой проводят месяц между кроватью и морем. Никогда больше не чувствует он себя настолько расслабленным и счастливым, свободным от всех забот и волнений…

…Легкий щелчок оборвал мельтешение картинок из прошлого – большой палец правой руки сам собой взвел боек. Внезапно кругляш черно-серого дула как будто ощерился, и на Франческо дохнуло холодом смерти. «Почему он не умер полчаса назад вместе с Мальдой и Нандой?» – пронеслось в голове. Он должен был умереть вместе с ними – тогда бы он не чувствовал этой опустошающей боли, непреходящего чувства вины, разрывающего сознание от мысли о том, что он не успел их спасти. Если бы комиссар выпустил его из машины, пока они находились в Террено, он бы умер вместе с дочерью и женой; теперь же их мертвые тела стынут в библиотеке, а он сидит в десяти метрах от них – еще не мертвый, но уже не живой.

Глядя на пистолет, он почти физически слышал этот голос: ну, давай же, спусти курок, и все твои проблемы исчезнут – ведь это так просто!..

Сжимая оружие, он думал, что это действительно просто, и не видел, что бы могло удержать его от этого шага. Двадцать лет назад, когда, скорчившись в трюме рыбацкой шхуны, направляющейся в Матаморос, он дрожал, каждую минуту ожидая, что вот сейчас их остановит береговая охрана и его бросят в тюрьму, он бы ни за что не выбрал этот путь – вся жизнь была у него впереди, с надеждами и неосуществленными планами. Пять лет спустя, когда уже в Милане он командовал небольшим отрядом возле порта, они с Армандо нарвались на двух обкуренных наркоманов и были на волос от гибели – он уже видел зловещее дуло обреза, направленного ему между глаз, но сделал отчаянный прыжок, так что картечь просвистела мимо плеча. Десять лет спустя на шоссе близ Варесе его машину обстреляли люди Пандоры – пули щелкали по кузову, осыпая его стеклянными крошками, но он выжил, ибо у него была цель, чтобы жить: дочь и жена, ждавшие его дома. Теперь же его этой цели лишили: Мальда и Нанда мертвы, дело всей его жизни порушено – все его люди погибли, – а его собственный дом полон покойников. Так что же способно удержать его от этого шага?

Глядя в зловещее дуло, Франческо вздохнул. Если выстрелить в сердце или висок, смерть будет мгновенной. Можно также выстрелить в рот – пуля пробьет нёбную перегородку и разрушит мозг…

Медленно подняв пистолет, он коснулся дула губами и почувствовал металлический вкус. Достаточно легкого движения пальца, и всё будет кончено – он умрет и, если парни из Ватикана не врут, увидит дочь и жену; если же там ничего, то даже это намного лучше того, что он испытывает сейчас.

Он слегка придавил спусковой крючок, и оружие, словно живой организм, отозвалось на движение: в глубине его что-то скрипнуло, и это подействовало на Франческо, заставив опять перенестись в прошлое – он вдруг увидел себя двадцатилетним парнишкой рядом с Карло Гарцетти. Он не помнил точно, где это было: на автодроме, где его учили уходить от погони, или в тире, где Карло натаскивал его по мишеням, – сцена была смазанной; но лицо самого Карло было до неправдоподобия четким. Он не знал, почему вспомнил именно этот эпизод, но слова Карло Гарцетти зазвучали вдруг в голове с оглушительным громом. «…Франческо, – говорил Карло, – ты знаешь, что самое главное в нашем деле? Умение хорошо стрелять? Просчитывать выгодные комбинации? Командовать людьми?.. Нет! Всё это важно, но не самое главное. Самое главное – дух!.. Что ты сделаешь, если в один черный день окажешься вдруг один? Если твою семью уничтожат? Если настанет момент, когда твоих родных и друзей достанут враги?.. Если в тебе силен дух, ты не сдашься. Если в тебе крепок дух, ты будешь помнить лишь об одном: кровь смывается кровью! И если ты останешься один, а твои враги будут праздновать победу, ты возьмешь пистолет и отомстишь им, даже если при этом погибнешь… Кровь смывается кровью – помни об этом! И если ты будешь помнить, и твои враги будут знать, что ты помнишь, они побоятся трогать даже малейшего из твоих друзей, ибо будут уверены, что месть неизбежна!..»

Медленно опустив пистолет, Франческо поставил оружие на предохранитель и убрал палец с крючка. С неожиданной ясностью он осознал вдруг, что есть одна вещь, которую ему необходимо сделать, без осуществления которой он попросту не успокоится. Пусть потом опять придет боль, пусть снова навалится это отчаяние, мешающее дышать, но сначала он должен сделать это, потому что, кроме него, сейчас это сделать некому.

Опустив руку, он разжал бледно-серые пальцы – пистолет упал на ковер. Мгновение Франческо смотрел на лежащих посреди холла покойников, наконец, тяжело встал с дивана и двинулся к двери гостиной…