Читать книгу Восьмая поправка - Сергей Качуренко - Страница 3

Услышав знакомую фамилию, мысленно перенесся в Луцк – город моего детства и юности. Там я окончил среднюю школу, а потом был призван на срочную службу в ряды Советской армии. Отслужив два года в десантных войсках, вернулся в родительский дом, а вскоре согласился на предложение своего динамовского тренера по борьбе поступить на учебу в Одесскую школу милиции. В Луцке познакомился со своей будущей женой и там же мы с Олей поженились. А позже, получив лейтенантские погоны, приехал по распределению в Киев, где и прослужил до выхода в отставку. Но и после того, как мы стали столичными жителями, в городе юности бывали часто.

А с Василием Васильевичем Деревянко я познакомился еще в детском саду. Уже тогда худой лопоухий мальчуган выделялся среди других детишек задиристостью, неуправляемостью и умением довести воспитателей до истерики. С Васей мы жили по соседству, поэтому родители частенько приводили нас в садик вместе. Наши отцы тогда были офицерами и служили в одной ракетной части под Луцком. А наши мамы близко познакомились и сдружились, когда вместе с другими офицерскими женами организовали своеобразный клуб по обмену хозяйским и кулинарным опытом. Васина мама на этом поприще была непревзойденным лидером.

Мы не были близкими друзьями, хоть и учились в параллельных классах. Вася вообще не водил дружбу со сверстниками. Все его друзья были намного старше, поэтому в школе Деревянко уважительно остерегались. Ходили слухи, что он связался с бандитами.

А для учителей присутствие Василия в школе приравнивалось к небесной каре. Ох и намучались они с ним! То Вася поколотил кого-то из отличников, то высказал учительнице все, что о ней думает. Однажды преподаватель труда не сдержался и влепил ему подзатыльник. Вася промолчал, а после уроков трудовик нашел свой горбатый «Запорожец» перевернутым набок и прислоненным к дереву. А с военруком у Деревянко сложились такие «душевные» отношения, что прошедший войну подполковник ушел в месячный запой после того, как Вася «выпустился» из школы. Наверное, по причине безграничной радости и переполнявшего его чувства выполненного долга.

Сразу после школы Деревянко куда-то запропастился. Предполагали даже, что он сидит в тюрьме. И только спустя много лет я узнал, что Василий Васильевич теперь уважаемый на Волыни человек. Крупный бизнесмен и общественный деятель, спонсор спортивных клубов и владелец сети гостиниц и ресторанов. Вот такие жизненные метаморфозы.

* * *

– Так-так. А ну ка поподробнее, – вернул меня в текущий момент Волощук. – Откуда ты знаешь Деревянко? И тот ли это вообще?

– В садик вместе ходили. А если серьезно, то думаю, что в небольшом Луцке вряд ли найдется много однофамильцев. Да еще и бизнесменов с одинаковыми анкетными данными. А ты разве не знал, что мы с Олей из Луцка?

– А я родом из Нововолынска, – вместо Волощука обрадованно ответил Георгий Юрьевич. – Земляки значит. Меня же Брут из Волынского УВД в Киев «выдернул».

– Потом обнимитесь, – прервал нас Саша. – Ты, Юрко, силы береги. А ты, Серега, давай, рассказывай.

Я вкратце поведал историю товарищеских отношений с Деревянко и напоследок сказал:

– Нутром чую, что это именно тот Деревянко. Так что я для вас становлюсь необычайно ценным и полезным агентом. А хотели турнуть бедного пенсионера.

– Кстати, еще не поздно, – заметил Волощук и погрозил пальцем. – Знаю, куда ты клонишь. Глазки-то заблестели. Хочешь лично земляка в «разработку» запустить? Думаешь, поведется?

– Ты что намекаешь на пенсионный статус? Зря. Я же не из тех, кто любит «корочками» размахивать и права качать. Да и пару слов без мата надеюсь, смогу связать.

– Знаю, но «легенда» все равно понадобится, – задумался Саша. – По-видимому, та информация, которой располагает Деревянко особо важная, раз Никифорыч такую конспиративную игру с записками учинил. Поэтому и мы подойдем к этому делу обстоятельно. Для прикрытия я тебе дам проверенного человека – это мой ставленник в Луцком УБОП. Вместе все и обмозгуете.

– Надо понимать, что я получил «добро» на командировку в Луцк?

– Понимай, как хочешь, только учти, бамбино – самодеятельности я не потерплю.

– А я тоже дам тебе надежного человека, – вступил в разговор Слепчук. – Этот пан на Волыни, как та палочка-выручалочка. Правда, он не мент, а скорее наоборот.

– А это как понимать? – спросил я.

– Он бывший авторитетный зэк. Но сейчас, вполне респектабельный и уважаемый в Луцке человек. Такой же, как твой Деревянко.

– Бывшие «законники» – весьма редкое явление, – прокомментировал Волощук.

– Так коронации с него никто и не снимал, – объяснил Георгий. – У них, как и у нас – бывших не бывает. Но сейчас он точно не при делах, зато связи имеет обширнейшие. Может, ты и его знаешь, Сергей? Поляк с примесью украино-еврейских кровей – Алоиз Брониславович Везовский по кличке Элвис.

– Подожди не торопись. Мне все эти новые слова надо записать, – отшутился я и серьезно добавил. – Нет, о таком колоритном персонаже не слышал. А что за «погоняло» такое – Элвис?

– Так ведь Алоиз по-английски и будет Элвис, – растолковал Слепчук.

Александр Вадимович все это время молча улыбался, глядя на нас.

– Понятно, – сделал я вывод. – Значит, получается, что папу Адольфа Гитлера тоже звали Элвис.

– Ну, хватит дурачиться! – прикрикнул на нас Волощук. – Я понимаю, что разрядка – дело хорошее, вот только времени у нас в обрез. Мне еще в министерстве нужно показаться. Давай, Слон, записывай все координаты этого Адольфа и айда по домам.

После того, как я все законспектировал, распрощался со Слепчуком, заручившись обещанием встретиться после его выздоровления. Потом Саша в очередной раз успокоил и подбодрил обеих сиделок, пообещав вскорости вернуться. А уже в салоне «Ауди» протянул мне свою визитку и сказал:

– На обороте есть номер телефона. Купи новый пакет подключения и «забей» его туда. Визитку потом уничтожишь. Надеюсь, у тебя найдется еще один телефон?

– У жены заберу, – пошутил я.

– Смешно. Вот его и будешь использовать для связи со мной. Только отключишь GPS. Не нравятся мне эти неожиданные звонки от Штейна. Как я понимаю, ты ему свой номер не давал. Поэтому будем связываться только по этой чистой линии. Когда активируешь карточку, то просто наберешь мой номер, а потом сбросишь вызов. Чтобы я тоже мог с тобой связаться. Ты когда собираешься ехать в Луцк?

– Завтра не получится. Наверное, послезавтра.

– Это хорошо. У меня будет время что-то разузнать по Бруту и подготовить для тебя прикрытие. А ты все-таки продумай «легенду».

– Тут и думать нечего. В Луцке живут родители жены. Вот тебе и «легенда»: приехали навестить стариков, а заодно и отдохнуть.

– Пойдет, – согласился Саша, трогая машину с места. – Решил, значит, и Олю с собой взять? Наверное, правильно – будет меньше подозрений. Да и мне спокойней, что ты никуда не ввяжешься. Привет ей передавай.

Выехав из дачного поселка на главную дорогу, Волощук остановил машину на площади возле продуктового магазина. Потом заглянул в бардачок и, убедившись, что я не забыл положить туда ключи от машины, протянул руку:

– Всё, секретный агент – выкатывайся из моей машины. Сейчас тебя подберут и отвезут домой. И запомни, что после разговора с Деревянко тебе нужно будет сразу передать мне все данные. Чтобы наметить дальнейшие шаги. И вообще, пообещай, что будешь сообщать о каждом своем решении. Или я назначу главной твою Олю.

– Нет, шеф! Только не это, – дурачась, взмолился я. – Торжественно обещаю и клянусь быть осторожным и послушным.

Саша хитро улыбнулся и подмигнул, после чего мы тепло расстались.

* * *

Было около восьми вечера, когда я, наконец, добрался домой.

– Что случилось? – послышался голос жены из-за двери ее комнаты. – Чего такой озабоченный пришел?

– Брут умер.

Оля вышла из комнаты и настороженно осмотрела меня с головы до ног. Потом мы долго сидели на кухне, пили чай, и я рассказывал ей о событиях прошедшего дня. Пришлось рассказать все, потому что, узнав о предстоящей поездке, жена поставила такое условие:

– Если хочешь, чтобы мы поехали вместе, то пообещай ничего от меня не утаивать. Теперь мы напарники.

– Такое впечатление, что тебе уже звонил Волощук. То же самое пришлось и ему пообещать.

– Вот за что я Сашку люблю, – заулыбалась Оля, а потом глубоко вздохнула и, подперев кулачками голову сказала. – И чего тебе, Слон, дома не сидится? Все пенсы, как пенсы, а ты так и норовишь в какую-нибудь драчку ввязаться. Ладно, это я так – поедем, конечно. Только послезавтра. Завтра должна сдать статью.

– Договорились. А теперь объясни мне одну вещь. Но, предупреждаю, что вопрос гипотетический. Вот, к примеру, какой-то человек на протяжении жизни наделал кучу ошибок. А где-то живет другой человек, у которого точно такое же количество похожих ошибок и разных нехороших поступков. Первого это вообще не тревожит. Он оправдывает свои действия, говоря: «Так все живут». Другой же осознает, что поступает неправильно, мучается из-за этого, но при случае вновь наступает на те же грабли. И опять страдает, оправдываясь тем, что у него нет сил, противостоять пороку. В земной юриспруденции позиция второго человека учитывается при вынесении приговора, потому что он осознает свою вину. Первому же придется вину доказывать, учитывая презумпцию невиновности. А какова будет ответственность этих двоих на главном судебном заседании у Бога?

При этом я поднял указательный палец и посмотрел в потолок. Потом перехватил на себе изучающий взгляд жены. Оля смотрела, чуть заметно улыбаясь, а в глазах почему-то стояли слезы.

– Дожилась, полковник, – ласково сказала она. – Я еще вчера заметила, что ты приехал какой-то другой. В хорошем смысле слова. А теперь еще такие вопросы. Ну, давай будем рассуждать. Получается, что оба человека понимают, что поступают скверно. Так? Только один это признает, а другой – всячески оправдывает свои действия. Но ведь сам факт совершения им доказывать не нужно? Другое дело, если человек вообще не понимает, что поступает скверно. По земным законам он будет наказан, потому что незнание не освобождает от ответственности. Зато там, – Оля, подражая мне, подняла вверх указательный палец. – Там существует презумпция виновности.

– Это как?

– А так. Там никто никому ничего доказывать не будет. Пока человек сам не поймет.

– А если не поймет?

– Значит так и будет. Там, прежде всего, учитывается свобода человека. Но я не согласна с тем, что человек мучается из-за своих действий и при этом не меняется. Раз он осознает вину, значит, слышит зов совести. Поэтому рано или поздно найдет в себе силы, что-то изменить. Понимаешь, само страдание – это предвестник изменений, дающий человеку нужные силы. То есть нельзя до бесконечности наступать на одни и те же грабли. Ты или голову себе расшибешь, или опомнишься. Ну, и, в конце концов, человек же не один-одинешенек на белом свете. Кто-то же есть рядом?

– Не всегда рядом оказываются те, кто подскажет, – заартачился я. – Чаще бывает так, что проступок человека только осуждается. Ему навешивают соответствующий ярлык и выталкивают из круга общения.

– Да уж. Мы привыкли обращать внимание на кого-то, а своих изъянов привыкли не замечать…

Потом поговорили о Никифорыче и о том, какие действия генерала могли вызвать такой резонанс и привести к трагическим последствиям. Параллельно я позвонил Молодязеву и Черноуху – сообщил о смерти генерала.

Ну, и напоследок жена рассказала о том, как живут в своих семьях наши взрослые дети. Оказалось, что пока их папа вояжировал по южным областям страны, сын получил новую ответственную должность на фирме, а дочь с мужем решили улучшить жилищные условия и подыскивают более просторную квартиру.

Потом из кухни перекочевали в спальню. Посмотрели полуночный выпуск новостей и улеглись спать.

* * *

Рано утром Оля уехала в редакцию, а я остался дневалить по хозяйству. Усталости, как и не было. Настроение нельзя было назвать приподнятым, но зато не ощущалось вчерашней душевной тяжести, которая могла привести к общему безразличию и закончиться упадком сил. Предвкушение завтрашней поездки и мысленные наброски плана расследования запустили механизм внутреннего баланса и четкий ритм обычного рабочего состояния. Но на первом плане были мероприятия по дальнейшей реабилитации себя в глазах супруги. После длительного отсутствия хотелось восстановить репутацию домохозяина.

Для начала позвонил родителям и погулял с Клёпой. Потом сходил на рынок и купил все необходимое, чтобы порадовать жену своим фирменным борщом. Параллельно реализовал и первый пункт плана предстоящей операции – купил новый пакет подключения и установил его в телефоне, купленном еще в Одессе. Потом послал «маячок» Волощуку, на что он моментально откликнулся коротким СМС-сообщением: «Машина на нашей стоянке, ключи у дежурного».

А когда вернулся домой, то сразу приступил к приготовлению борща.

Хочу сделать краткое отступление и попросить читательниц о снисхождении. Я не привык придерживаться классических рецептов и строго соблюдать очередность технологических операций. Просто люблю готовить. Ну, и кушать, конечно.

Пока варился бульон из свежей свиной лопатки, почистил и измельчил свеклу, морковь и лук. Дальше протушил свеклу до полуготовности в томатном пюре с добавлением постного масла, сахара и соли. Можно использовать и томатную пасту, но тогда меняется вкус и может появиться излишняя кислота. Морковь и лук обжарил до румяной золотистой корочки. В готовый бульон погрузил очищенный и порезанный крупными кусками картофель, а когда он несколько минут проварился, добавил тушеную в томате свеклу. Потом нашинковал капусту и тонко порезал сладкий болгарский перец. Теперь осталось все это забросить в кастрюлю и туда же добавить обжаренные овощи. Для завершения всей этой стратегической операции под названием: «Южно-украинский борщ» оставалось положить в кипящую благоухающую смесь несколько лавровых листков и мелкорубленую зелень.

Чтобы снять пробу, решил не скромничать. Дав прокипеть и отстояться готовому борщу, с удовлетворением и наслаждением умял объемную миску своего творения, добавив туда сметану и толченый чеснок.

Около часа дня домой вернулась Оля. С удовольствием отобедав и похвалив мои старания, она сообщила, что сдала статью и теперь чувствует себя свободной. И тоже предвкушает поездку в Луцк.

Теперь, когда чувство выполненного долга было подкреплено благодарностью, я мог заняться машиной. Заказав такси, съездил на Багговутовскую и беспрепятственно перегнал ее на автостоянку возле дома.

Остаток дня каждый из нас провел, занимаясь своими делами. Попутно были собраны необходимые для поездки вещи. А ближе к ужину неожиданно вышел на связь Сан Саныч Саечкин. Батон позвонил на номер домашнего стационарного телефона. Первой сняла трубку Оля.

– Здравствуй, Сашенька, – радостно воскликнула она, а я сразу определил, с кем так разлюбезничалась моя супруга. – Я так за тебя рада. Сережа столько о тебе рассказывал. Спасибо за помощь. Очень хочу тебя повидать. Ладно, даю Слона.

– Здравия желаю, отче, – отчеканил я, выхватив из рук жены трубку. – Чувствовал, что ты позвонишь.

– Предчувствие тебя не обмануло. Вот решил засвидетельствовать почтение – хоть голоса ваши услышать. Удовлетворен – голоса бодрые и решительные. Не то, что у некоторых одесситов, испытывающих послестрессовый синдром. Юрка Молодязев с утречка забегал. Но я-то его понимаю – после подобных встрясок всегда так бывает. О генерале вашем мне рассказал, Царство Небесное. Я уже и панихиду отслужил. Значит, не отступает вражина? Чувствую, что ты уже «вписался» в эту тему. Куда-то ехать собираешься?

– Точно так, – подтвердил я и, соблюдая режим конспирации, добавил. – Собрались с женой в Луцк. Проведать ее родителей.

– Я понял, Серый. Только, пожалуйста, держи меня в курсе. Неспокойно как-то. Если сложно будет самому, то пусть Оля звонит. Ну, в общем, с Богом.

Распрощавшись с Батоном, положил трубку и увидел настороженные глаза жены.

– Саша не просто так позвонил, – серьезно сказала она. – Сам же говорил, что у Батона «чуйка» стопроцентная. Он знает, за кого надо молиться. Завтра по дороге подвезешь меня к нашему собору. Надо хоть на минутку зайти.

– А мне что не надо?

Она посмотрела на меня так же, как во время вчерашнего разговора.

– Прости, родной. Конечно же, мы пойдем вместе.

* * *

Проснувшись рано утром, отвез собаку к родителям, которые живут неподалеку. А около восьми утра мы подъехали к церкви.

Внутри было тихо, прохладно и спокойно. С десяток прихожан ожидали начала утренней службы. Жена купила в иконной лавке свечи и поставила их к иконам у алтаря. Пахло углем и ладаном.

Я ощутил знакомое чувство, которое уже несколько раз испытывал в жизни. Впервые это случилось после просмотра фильма Тарковского «Андрей Рублёв». Тогда я учился в пятом классе, а параллельно занимался в Луцкой художественной школе. Наш преподаватель живописи организовал для учеников закрытый просмотр фильма, потому что в те годы он был запрещен для общего показа. Я был поражен увиденным и пытался поделиться впечатлениями с друзьями, но, увы, единомышленников не нашел. Все были заняты своими проблемами, более свойственными советским школьникам, да и я со временем остыл, находясь под влиянием духа того времени.

Позже это чувство повторилось уже в курсантские годы. Когда мы были на Олимпийских играх в Москве. В свободное от службы время нас возили на всевозможные экскурсии. Мне особо запомнилась поездка в Сергиев Посад или Загорск, как в те годы назывался городок, где находится Троице-Сергиева лавра. Похожее впечатление, как и фильм о знаменитом иконописце, произвела вся лавра и особенно икона Сергия Радонежского. Стоял перед ней, как пригвожденный к полу, и не мог отвести глаз от живого изображения.

Вот и сейчас, в преддверии грядущих и пока еще неведомых событий, ощущалось это знакомое чувство. Под сводами церкви слышался монотонный женский голос, что-то быстро и неразборчиво начитывающий.

– Читают «Часы», – пояснила Оля, а я сделал такое лицо, будто все понимаю.

А потом подумал: «А ведь мы об этом только вчера говорили. Итак, я чувствую угрызения совести за то, что когда-то не удосужился понять и прочувствовать состояние жены в ее поисках «своего». Она вот нашла, а я только делаю вид, что сопричастен к этому. Значит, принадлежу к первому типу, мною же обозначенному. То есть к тем людям, которые оправдывают себя лозунгом: «Так все живут». Пора бы переходить ко второму типу. Если совесть мучает, значит надо что-то делать ради исправления. Такой вариант больше подходит».

Вдруг неизвестно откуда в сознании всплыла фраза: «Всяк крестится, да не всяк верует». Это озадачило еще больше. Потом ощутил себя учеником, стоявшим перед требовательным учителем. А он мне растолковывает: «Мало просто верить в то, что Бог есть, и что Он помогает человеку по его вере. Мало просто зайти в храм, поставить свечу и быть уверенным в успехе намеченного мероприятия. Богу важно, чтобы намеченное человеком дело было с Ним согласовано и Им одобрено, а человек это понимал и поступал правильно».

На улицу вышел в таком приподнято-непонятном состоянии, будто открыл на небе место, где находится созвездие, не видимое с Земли. Даже солнце, припекавшее в темя, не сильно досаждало.

Без особых затруднений выехали из города на Житомирскую трассу. Удача пока нам сопутствовала, и хотелось, чтобы так было и впредь.

До Житомира домчались всего за час с небольшим, но потом оказались в многокилометровой зоне дорожных ремонтных работ. С одной стороны эта изматывающая «тянучка» действовала на нервы. Но одновременно было радостно от того, что наконец-то наши «убитые» дороги постепенно превращаются в современные европейские автобаны. И это не сарказм. Значит, не все так плохо в Украине. Конечно, хорошие дороги – это показатель для любой страны. Но хотелось бы, чтобы параллельно с благосостоянием населения возрастал уровень его защищенности и свободы. Только свободы не в смысле: «Что хочу, то и ворочу», а гарантии соблюдения прав каждого человека взамен на его добропорядочность.

* * *

И вот, наконец, – знакомая стела с гербом и железобетонными кубическими буквами: «Луцк». Каждый раз, проезжая это место, испытываю приятное томление, а сердце начинает учащенно и радостно биться. Как будто принимаю приветствие от городка нашей юности, получившего еще в советские времена второе неофициальное имя – «Маленький Париж». Так называют Луцк и теперь, потому что сравнительно небольшой западноукраинский город, утопающий в зелени парков и скверов, был и остается ухоженным, уютным и располагающим к творчеству.

С древних времен он застраивался по образцу многих европейских городов, то есть радиально. В самом центре – ратуша, кафедральный собор и замок, обнесенный непреступными крепостными стенами. От этих «трех китов», подобно лепесткам огромного цветка расходятся узкие улочки. Они устремлены к окраинам и когда-то заканчивались воротами в крепостных стенах второго оборонительного кольца.

Одной из главных достопримечательностей всегда считался средневековый замок Любарта Гедиминовича. Его высокие башни и крепостные стены видны почти отовсюду в центре города. А с трех сторон замок огибает река со странным названием Стырь. Кстати, изображение главной башни замка Любарта украшает украинскую денежную купюру номиналом двести гривен.

С самого детства какая-то неведомая сила манила меня на замковую гору. Еще мальчишками мы облазили там все стены, винтовые лестницы и башни вдоль и поперек. Особенно поддразнивали непомерное любопытство заброшенные и полузатопленные многоярусные подвалы и длинные подземные ходы, уходящие из подземелий замка под старый город. Конечно же, мы подвергали себя риску, занимаясь детскими изысканиями, ведь в те времена древние исторические памятники находились в аварийном состоянии. Были случаи, когда в подземельях под городом терялись или вовсе пропадали люди.

А первые упоминания о древнем городе появились еще в 1085 году. По одной из гипотез название Луцк произошло от слова «лук», который образовал изгиб реки вокруг замка. Другая гипотеза относит название города к имени вождя восточнославянского племени дулебов по имени Лука. Поговаривают и о кельтском происхождении названия от имени бога Луга. Коренным горожанам больше нравится гипотеза о том, что город получил свое название от древнего кочевого племени, которое с доисторических времен осело в этих местах и называло себя лучанами.

Город расцвел и окреп в первой половине четырнадцатого века во времена правления литовско-прусского князя Любарта Гедиминовича, который был последним правителем объединенного Галицко-Волынского княжества. Со второй половины шестнадцатого века Луцк стал польским городом, а в конце восемнадцатого – вошел в состав Российской империи.

В этот период европейский облик древнего города кардинально изменился. Имперские власти приказали разобрать почти все костелы и разрушить оборонительные стены вокруг старого города. Наверное, чтобы со временем стереть память местных жителей о способности обороняться и заставить их поверить, что альтернативы православию быть не может. Империя ловко манипулировала рычагами подавления захваченных ею территорий. Стремилась из всего западного создать образ врага, а себя навязать в роли защитника и покровителя.

Именно так люди со временем начинают чувствовать себя обязанными великому защитнику, а он великодушно и снисходительно будет позволять им питаться крохами со своего стола. А в результате они сами откажутся от своего прошлого. От своего языка и от своей культуры. Так на протяжении девятнадцатого века население Луцка, как впрочем, и других городов западной Украины, становилось все более русскоязычным и православным.

Но все изменилось сразу после гражданской войны начала двадцатого века, когда город вновь перешел к Польше. В течение непродолжительного периода времени здесь снова начали возрождаться былые европейские ценности. А потом произошло событие, которое до сих пор не укладывается в умах большинства здравомыслящих людей. В сентябре 1939 года согласно Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом, западноукраинские земли и Волынь, в том числе вошли в состав Украинской ССР. И только много лет спустя мы узнали, что такой варварский дерибан[1] спорных европейских территорий двумя державами-сателлитами привел к началу Второй мировой войны…

Вот такая неоднозначная и порой противоречивая история у города моей юности. Сейчас в Луцке обитает более двухсот тысяч жителей. Он стал крупным промышленным, а главное культурным центром западной Украины. А еще в городе было и остается много военных. Сказывается месторасположение вблизи приграничной зоны – менее ста километров до границы с Евросоюзом и чуть больше – до Беларуси.

* * *

Мы подъехали к дому Олиных родителей как раз в обеденную пору. И немудрено, что теща на радостях приготовила праздничный обед.

Наверное, читатель заметил, что я уделяю порой чрезмерное внимание пище и всему тому, что связано с этим жизненно важным процессом. А все потому, что еда – это не только радость для пустого и ноющего от голода желудка. Для меня это особый способ наблюдения за миром людей. Сквозь приготовленную пищу просматривается настроение человека и его отношение к тому, что он делает. Угадывается щедрость или скупость, внимание к близким людям или пренебрежение их вкусами. Быстрота или нерасторопность, интерес или безразличие. И это вовсе не для того, чтобы давать кому-то оценку. Я просто стараюсь перенять для себя что-то полезное, а иногда замечаю неприглядные стороны, которые, прежде всего, нахожу у себя.

Моя теща уверена, что мы постоянно голодны, или, в крайнем случае, не доедаем. Поэтому готовит много разнообразной и сытной еды. И не важно, что на дворе знойное лето, когда аппетит отступает на задний план, а наедаться и вовсе опасно для здоровья. Никакие отговорки не принимаются. И хочешь ты того или нет – процесс насыщения начинается с глаз. Стоишь и алчно пялишься на холодец и голубцы. Начинаешь пожирать глазами ароматные пирожки с тремя видами начинок, борщ и картофельное пюре с горячими битками. И не просто битками, а настоящими «лаптями» 46-го размера, которые не умещаются на тарелке. Такой праздничный обед иначе и не назовешь, как только «заправкой ракеты для полета на Марс».

Правда, после обеда никто никуда не полетел. Я и от земли-то вряд ли мог оторваться. Сил хватило только на то, чтобы «выплыть» на застекленную лоджию, где была моя давнишняя зона уединения. Благо жена вызвалась убрать со стола и вымыть посуду, а родителей отправила на отдых в свою комнату.

Присев на мягкий топчан, лишь глубоко вздохнул: «Эх, полежать бы на сквознячке минут так двести». Но это было в мечтах, а на деле нужно безотлагательно браться за работу. Еще на подъезде к Луцку пришло сообщение от Волощука с данными человека, который будет нам помогать. И вот теперь я собирался связаться с начальником отдела местного УБОП Игорем Жуковым.

Разговор с оперативником вышел по-деловому коротким. Представившись и получив заверения, что он уже в курсе, попросил сделать полную установку на Алоиза Везовского по кличке Элвис. А Жуков сообщил, что такой «экспонат» ему известен и что развернутые данные на «авторитета» будут у него к вечеру. Деревянко он тоже знал, но я сказал, что пока буду разрабатывать Василия Васильевича своими силами.

Ведь у меня был свой надежнейший канал информации и не менее оперативный, чем УБОП. Это мои родители. Хоть они давно и уехали из Луцка, но, продолжали поддерживать дружеские отношения с Васиными родителями. Поэтому еще вчера моя мама позвонила подруге и та пообещала организовать для меня встречу с сыном.

Набрал полученный от мамы номер телефона и радушно пообщался с Людмилой Владимировной. Она рассказала, что сын уже знает о моем приезде и о желании встретиться. К счастью ни маму, ни Людмилу Владимировну не интересовала цель встречи, поэтому ничего придумывать не пришлось.

Записав номер телефона Деревянко, сразу же ему позвонил. Вася, конечно же, меня помнил. Мало того, он даже кое-что знал обо мне.

– Ты ж из «ментовки» давно ушел? – демонстрируя осведомленность, говорил он. – Или у тебя вопрос по бизнесу? Всегда рад столичным гостям. Может, подкинешь какой рынок сбыта или нужного человечка для «крыши»?

– Бизнесмен из меня никудышный, – смеялся я в ответ. – Со мной можно только проблемами обзавестись.

– Да я пошутил. А насчет проблем, поверь, не страшно. Мы, провинциалы – народ пуганый. Нам без цугундера,[2] как без пряника. Ладно, давай вечером пересечемся и поговорим.

Мы условились встретиться в 19.00 возле кирхи. Так горожане называют монастырь кармелитов на улице Караимской.

Олю долго уговаривать не пришлось – ей и без того хватало работы по хозяйству. Поэтому на встречу я отправился один и без машины. В Луцке почти все находится поблизости, а к тому же встреча с товарищем детства и задушевный разговор могли сочетаться с употреблением горячительных напитков.

* * *

Василий Васильевич появился на горизонте, как курьерский поезд – без опозданий и минута в минуту. Прибыл, как и положено успешному предпринимателю областного уровня, на большом черном «Додже», в сопровождении джипа «Мерседес», нареченного в народе «кубиком».

За все эти годы Вася почти не изменился. Такой же высокий и худой, как в юности. Та же длинная прическа, только с проседью и знакомая манера широко шагать, расправив плечи и чуть запрокинув голову.

После рукопожатия и оценивающего рассмотрения внешности друг друга, Деревянко предложил продолжить встречу в небольшом ресторанчике, приютившемся под стенами замка Любарта. Расположившись за отдельным столиком на открытой террасе и заказав только кофе, мы поговорили о жизни в целом, о родителях и о работе. Не забыли упомянуть проблемы государственного масштаба. Деревянко осторожно покритиковал власть, изучая при этом мою реакцию, а я все ждал момента, чтобы начать разговор о деле. Когда же он, наконец, спросил о цели нашей встречи, то я решил, как говориться, начать издалека:

– У меня был друг и наставник, которому я многим обязан по жизни. Генерал Брут Борис Никифорович. Может, слышал?

Вася неоднозначно качнул головой, давая понять, чтобы я продолжал.

– Так вот он позавчера умер. В тюрьме, – я пристально посмотрел собеседнику в глаза, пытаясь понять, как он отреагирует на это сообщение.

Но Деревянко опять только кивнул головой, а выражение лица осталось неизменным.

– Его подставили, скорее всего, чтобы убрать со «сцены», – продолжил я. – Брут был человеком прямолинейным и для многих неудобным. Но главное, что он раздобыл какую-то важную информацию. Вот и хотел начать ее проверять. Не дали. Накануне он озадачил нескольких своих подчиненных, чтобы те были готовы начать действовать, но толком ничего не объяснил. Роздал только данные на людей, с которыми эти офицеры должны связаться. Они ждали команды, но…

– Погоди, – остановил меня Деревянко. – А ты уверен, что «подстава» твоего генерала связана именно с этой информацией? Может, просто время пришло? Сам же сказал, что он не подарок.

– Так ты об этом что-то слышал? – спросил я, продолжая «прощупывать» собеседника.

– Да я вообще не врубаюсь, о чем речь. Просто рассуждаю, предполагаю. Ты же мне для чего-то это рассказываешь?

– Это преамбула. Чтобы ты мне поверил.

Деревянко внимательно на меня посмотрел, потом неспешно отпил из своей чашки и, улыбнувшись, сказал:

– Доверять нужно с умом. Слепая вера в беду заведет. Так что давай, располагай меня.

– Уверенности нет, что генерала убрали из-за этой информации, – продолжил я. – Но параллельно с его арестом началась «зачистка» его подразделения. Жесткая зачистка. Одного офицера чуть не ликвидировали позапрошлой ночью в Киеве. Парню повезло – удалось убежать, но получил пулю в живот.

– Ничего себе повезло! – воскликнул Вася. – Семь лет назад в меня последний раз стреляли. Промахнулись, но зато ранили охранника. Тоже в живот. Так он умер на третий день.

– Думаю, что здесь обойдется. Пуля прошла на вылет, да и парень крепкий. Кстати это он рассказал мне о секретной информации после того, как узнал о смерти генерала. Этот подполковник раньше работал здесь на Волыни. Его фамилия Слепчук.

Я замолчал и снова внимательно посмотрел на Деревянко.

– Не знаю такого, – задумавшись, тихо ответил он, а потом подался вперед и спросил. – Так это он должен был быть на твоем месте?

– Значит, ты ждал посланника? – пошел я в наступление.

– Я этого не сказал. И вообще, может, хватит меня прощупывать? Я не вчера родился. Откуда я знаю, что у тебя на уме? Мы сто лет не виделись.

– Ну, подумай сам. Если бы информацию перехватили с той стороны, разве подослали бы отставного мента? Все произошло в считанные дни, поэтому у них не хватило бы времени выискивать твоих знакомых, чтобы втереться в доверие. Просто захомутали бы тебя с помощью своих прикормленных ментов или СБУ и кололи бы да характерного треска. Да и стал бы я ради своей выгоды подставлять твою маму?

Замолчав, откинулся на спинку стула и посмотрел в сторону замка. Главная башня, подсвеченная мягким желтоватым светом, казалась нарисованной на черном фоне звездного неба. Спустя минуту Деревянко заговорил:

– Да, Сергей Иванович. Вижу, что ты своим умом до полковничьих погон дослужился. Подъехал так, что и не соскочить. А, главное, что я тебе верю. И не потому, что знаю с детства. Сам понимаешь, в наше время это не показатель. Даже наоборот – повод для осторожности. Ты мне лучше скажи: «хвоста» за собой из Киева не приволок?

– Думаю, что нет. Я проверялся и по дороге, и сейчас, когда пешком сюда шел. Да и охрана твоя, наверное, «глазастая», и «кубик» приборами напичкан.

– Так-то оно так, только давай мы разговор на завтра перенесем? Поговорим в более подходящей обстановке. А к тому же, как раз к завтрашнему дню я надеюсь получить дополнительные данные. Так сказать, для полноты картины. Ты ведь с женой сюда приехал, поэтому милости прошу завтра ко мне на обед.

Конечно же, мне не терпелось узнать обо всем здесь и сейчас, но деваться было не куда. С готовностью принял приглашение, а Василий Васильевич допив свой кофе, поднялся и сказал:

– Я сейчас уеду, а ты еще посиди. Через полчаса подъедет «Мерседес» и тебя отвезут домой. Так мне будет спокойнее. Пока.

* * *

С непередаваемым удовольствием и чувством выполненного долга я отмокал в прохладной полуночной ванне. Олины родители, не дождавшись меня к ужину, давно улеглись спать. Услышав о приглашении на обед и узнав подробности разговора с Деревянко, супруга обрадовалась:

– Вот и хорошо, что все новости будут завтра. Хоть буду уверена, что ты от меня ничего не утаил.

Я заулыбался и промолчал. Пока все шло своим чередом. Первая часть неофициальной командировки выполнена – контакт с Деревянко установлен. К тому же, когда меня подвозили к дому Васины охранники, на телефон пришло электронное письмо от Жукова с установочными данными и номерами телефонов Элвиса. Из текста стало понятно, что Везовский, хоть и «авторитетный злодей» с немалым послужным списком, но в данный момент никакой крамолы на него нет. У Элвиса было еще одно неофициальное «погоняло»: «Музейный щур». Сейчас он занимался антиквариатом, спонсировал разные выставки, помогал местным художникам, писателям и другим одаренным людям. Меня интересовал вопрос о связи Везовского с оперативными службами, но я прекрасно понимал, что в письме подобной информации никто не предоставит. Скорее всего, Элвиса «опекает» сам Слепчук, иначе подполковник знал бы о его побочных связях и вряд ли предложил мне Везовского в помощники. В любом случае нужно устанавливать с ним контакт, а потом уже станет понятно, как использовать эту связь. «Завтра же с утра и позвоню», – перечитав перед сном текст письма, решил я.

Оля давно уже спала, а я все ворочался и долго не мог уснуть. В комнате было душно, несмотря на открытые окна, поэтому тихонько поднялся с кровати и перебрался на лоджию. Там и отключился.

Но утром прохладнее не стало. День снова обещал быть жарким и душным. «Это лето решило меня доконать окончательно», – думал я во время вкусного и сытного завтрака. Когда с румяными сырниками было покончено, то в целях конспирации напросился сходить на рынок. Надо же было как-то обыграть возможную встречу с Везовским. Обыграл, но скоро об этом пожалел. Жена и теща составили список покупок, в котором было не менее двух десятков наименований. Пришлось ехать на машине, чтобы выполнить эту «продовольственную программу».

С автостоянки позвонил Везовскому и попросил о встрече. Как и подобает «авторитету в отставке», он какое-то время изображал недоумение или, говоря по-простому, валял дурака. У собеседника оказался высокий тембр голоса и заметный польский акцент.

– Я не понимаю, что пану от меня нужно? – говорил он раздраженно, но разговор не прерывал. – Кто Вам дал мой телефон? Я не имею времени, пся крэв,[3] на какие-то непонятные встречи.

Но после того как я назвал фамилию Георгия Юрьевича, интонация голоса кардинально изменилась.

– Приношу извинения. Почему пан не мог сразу сказать, от кого он звонит? – заискивающе «щебетал» Элвис. – Сейчас я пью каву «У Швейка» на Леси Украинки возле собора. Приходите – буду рад.

Через десять минут, поставив машину на стоянку возле ЦУМа, я уже подходил к знакомому кафе.

Среди немногих посетителей, сидевших за столиками под тентом летней площадки, своей колоритной внешностью выделялся статный мужчина лет сорока пяти. Осанка, поворот головы с приподнятым двойным подбородком и плавные движения рук свидетельствовали об аристократизме натуры. Но первое впечатление немного «размывала» излишняя холеность и своеобразное чувство меры. Ослепительно белая рубашка смотрелась не по возрасту, так как сильно обтягивала мясистый торс и подчеркивала выступающий живот. А еще я сделал вывод, что данный гражданин явно переусердствовал с золотишком. На обеих руках поблескивали тяжелые перстни-печатки. Золоченый браслет с часами тоже был на виду, а увесистая витая цепь на шее увенчивалась большим крестом, украшенным мелкими красными камушками. И завершали «позолоченный» образ авторитетного господина маленькие очки в золоченой оправе, непонятно как сидевшие на кончике бугристого чуть вздернутого носа. Запасные очки в такой же оправе, только с темными стеклами были сдвинуты на высокий морщинистый лоб. Прическа тоже заслуживала внимания. Темно-каштановые волосы с легкой проседью зачесаны назад и аккуратно уложены с помощью геля. В общем, полный контраст на фоне раскрепощенной футболочно-джинсовой публики, сидящей в кафе. А ко всему пан Везовский, а это был именно он, курил сигару. Это уже полный эпатаж.

– День добрый, – поздоровался Алоиз, издали определив во мне посланца от Слепчука. – Прошу пана присаживаться. Хотите кавы?

Не дожидаясь ответа, он поднял руку, после чего из помещения кафе выскочил бойкий официант и принял заказ.

– Как я могу к Вам обращаться? – присаживаясь за столик, спросил я.

«Авторитет» оценивающе осмотрел меня поверх своих очков и, улыбнувшись, ответил:

– Для официоза я Алоиз Брониславович, но теперь это не к месту. Для друзей – просто Алоиз. Ну, а для «деловых» – Элвис. Как пану будет удобно, так и называйте. Кстати, можно на «ты».

– Понятно, – закивал я. – Ко мне можно обращаться по имени. Я Сергей. Тоже можно на «ты».

– Так что тебе нужно, Сергей?

– Пока ничего конкретного. Просто хотел познакомиться и заручиться поддержкой на будущее. Дело из-за которого я здесь весьма серьезное. Сразу скажу, что Слепчук ранен, поэтому вместо него здесь я…

– Матка Боска! – изменившись в лице, воскликнул Алоиз. – Мне пан Георг, что брат родной! Он меня из такого дерьма вытащил. Я готов тебе помогать, Сергей. Пан может из меня вить веревки.

Я видел, что Везовский действительно обеспокоен и говорит искренне. Но не стал посвящать в детали ранения Слепчука и тем более не рассказал о том, что всю информацию по делу собираюсь получить от Деревянко. Ведь Алоиз, наверное, знает Василия Васильевича или слышал о нем.

Допив кофе и распрощавшись с Везовским, вернулся к машине и поехал на рынок. Там быстро реализовал список покупок, после чего вернулся домой. Жена уже прихорашивалась, собираясь на званый обед.

* * *

Вася построил трехэтажный особняк в самом центре города, в лесопарковой зоне на берегу маленькой речушки, которую местные жители называют Сапалаевка. Раньше здесь стояли вросшие в землю лачуги и кирпичные бараки довоенной польской постройки. Теперь этот район называют «луцким Беверли Хиллз». Я уже видел похожие коттеджные поселки в Одессе и Николаеве. Кстати, вычурный фасад дома Деревянко чем-то напоминал «замок» Вити Зимбера.

Нас радушно встретили и проводили на просторную террасу, где был сервирован обеденный стол.

Людмила Владимировна всегда вкусно готовила. Вот и сегодняшний обед оказался выше всяких похвал. В особом почете у Васиной мамы были блюда грузинской кухни. Поэтому в качестве первого блюда подали настоящий суп харчо со свежеиспеченными хачапури. Потом принесли пряную острую поджарку из баранины с кукурузной кашей и гранатовым соусом. Все это запивалось холодным грузинским вином и минеральной водой «Боржоми».

После обеда Людмила Владимировна отправилась отдыхать. Жена Василия Васильевича Лиза – высокая, стройная шатенка с голубыми глазами, быстро нашла общий язык с Олей. Они пересели в глубокие кресла, стоявшие тут же на террасе, и о чем-то негромко беседовали. Оставшись за столом одни, какое-то время говорили о доме и о Васином бизнесе. Увидев в моих глазах нетерпение и немую мольбу, он начал рассказывать:

– Около года назад я задумался о расширении бизнеса. Компаньоны на меня тогда налетели, мол, не время сейчас. Финансовый кризис, непонятки с законами. Но я не поддался. Деньги не должны лежать мертвым грузом. Город стал тесен для моих возможностей, поэтому и нацелился на область. Давно меня к себе манили Шацкие озера. Люблю этот край. На озере Свитязь выкупил несколько пансионатов и отелей. Привел их в порядок. Помог наладить работу заповедника. В общем, все шло нормально. Но ты же знаешь, что Шацкие озера – это около двух десятков живописных лесных водоемов, а на Свитязе все уже застроено и освоено. Вот и притянуло меня другое озеро – Лиховель.

– Ну и названьице, – не удержался я. – Попроще ничего не нашлось?

– Ну, почему? Можно было выбрать, к примеру, Люцимер, – заулыбался Вася.

– Ну, про это озеро я слышал. Оно где-то недалеко от Шацка.

– Прямо в черте города, поэтому я его сразу отбросил. А вот Лиховель – это находка. Озеро в глубине лесов, в окружении болот и совсем недалеко от границы. А легенды, какие о нем рассказывают! Местные даже побаиваются туда ходить, поэтому и пляжей на озере нет. Вот и решил освоить Лиховель. Правда появилась одна загвоздка: озеро-то расположено в другом районе. С Шацкими властями у меня полный контакт, а Лиховель – это уже территория соседнего Невирьевского района.

– Даже не знал, что есть такой район на Волыни.

– А он всегда был как будто в тени. Инфраструктура никакущая – одни леса и болота. Зато туристический бизнес и охотничьи угодья можно развернуть с большим размахом. Природа нетронутая, рядом пограничная зона. Туристы сразу поедут из Польши, из Беларуси.

– А пропускные пограничные пункты? – поинтересовался я.

– Вот! – Деревянко поднял вверх указательный палец. – В этом-то все и дело. В районе есть два «окошка за бугор», которые открывают по выходным дням. Ну, родственники туда-сюда шастают, интернациональные базары устраивают. А ведь можно же построить полноценные терминалы. Кстати погранцы и таможенники не против. Потому что подъездные дороги есть – еще поляки до войны строили. Если заработает инфраструктура, тогда можно будет и дороги реконструировать. Цивилизация в район придет.

Вася говорил эмоционально, с запалом, поэтому наши жены уже не переговаривались между собой, а внимательно слушали речь азартного предпринимателя.

– Просто «Нью-Васюки», – пошутила Лиза, но перехватив орлиный взгляд мужа, серьезно добавила. – Классная идея. Я тоже в ней участвую. У меня свой бизнес на Свитязе есть.

– То-то и оно, – погрозил ей пальцем Вася и продолжил. – А главное, успеем развернуться до футбольного чемпионата. Мы уже все подсчитали. Ведь из Европы в Украину поедут толпы болельщиков, поэтому пропускные пункты и турбазы на Лиховеле не будут простаивать. А сколько новых рабочих мест появится. В той глухомани сейчас вообще никакой работы нет. Зато пьянство поголовное.

– Это еще один аргумент в пользу проекта, – согласилась Оля.

– И все меня поддержали, – подтвердил Василий Васильевич. – Начиная с Киева и заканчивая областью. В общем, получил «добро» и начал готовить проектную документацию. А в Невирье для переговоров с администрацией отправил своего человека. Он сам из местных «самородков». Так иногда бывает: из дремучего волынского леса да прямиком в Сорбонну. Короче, послал туда своего главного экономиста Андрея Максимчука. Уехал Андрюха и пропал.

– То есть? – не понял я. – Что значит пропал?

– Как булька на воде. Был, – и нету. Никаких следов. Уже четвертый месяц пошел.

– В милицию заявил? – спросил я.

– Вот тут, конечно, сглупил я по полной программе. Заявил, но не сразу. Думал: мало ли что. Вдруг Андрюха загулял – дело-то молодое. Поэтому втихую отправил в Невирье человека из службы безопасности, чтобы тот разузнал, в чем там дело. Был у меня один пробивной юноша. И что вы думаете? Его молнией убило на том долбаном озере. Искупаться ему, видите ли, захотелось.

– Ну, и на этот раз без милиции уже не обошлось, – вставил я.

– Само собой. После такого я уже всех на уши поставил. И сам туда с Лизой поехал.

Вася ненадолго замолчал, а я заметил, как на его скулах заходили желваки. Пригубив из фужера и глубоко вздохнув, он продолжил:

– И, знаете, какое было ощущение от увиденного? Как будто перелетели на машине времени в тридцатые годы прошлого столетия. В самый разгар репрессий и голодомора. И я не утрирую. Районный голова, начальник милиции, прокурор – они все, как зомби. Разговаривали со мной, как будто только что вышли из наркоза.

– Может ты в сердцах «наехал» на них? – осторожно предположил я. – Какие-никакие местные князьки.

– Да какой наезд?! – взорвался Вася. – Сама любезность и образец дипломатичности. Лиза может подтвердить. Я о деле с ними даже не говорил. Они первые «наезжать» начали.

– Так и было, – поддержала Лиза. – Нас восприняли, как оккупантов. Мы же хотим поднять уровень жизни в районе, дать людям работу, а они заявили, что население против. Как такое может быть?

– Мы того населения в глаза не видели, – подхватил Деревянко. – Попрятались все по норам. Представляете, там даже мобильник вырубился. Покрытия почти нигде нет. Из магазинов крысы убежали – жрать нечего. Только огурцы в банках и морская капуста.

– Да ну, Вася, такого быть не может, – усомнилась Оля.

– Может, ты сгущаешь краски? – спросил я.

– Думайте, как хотите, – отмахнулся Деревянко. – Только мы все своими глазами видели. Полнейшая глухомань. Проезжаешь через село, и такое ощущение, что идет война и сейчас из леса выйдут партизаны. А хоть бы одна бабулька картошкой или молоком у дороги торговала. Ну, да ладно, наверное, хватит об этом, а то меня уже несет.

– Ну, а что с телом твоего человека? Экспертизу провели? – спросил я, чтобы переключить Деревянко с наболевшей темы.

– Здесь все чисто. Родственники сразу забрали его, но я попросил у них разрешение на повторное вскрытие. Первичное делали в Невирье, а повторное уже в Луцке. В общем, все подтвердилось. Купался в озере, началась гроза, а когда выходил из воды, ударила молния. И всё. Только одного не пойму: чего ему приспичило идти на озеро, когда уже стемнело? Машину оставил возле гостиницы в центре Невирья и пошел пешком. А до озера километров семь.

– А что по поводу пропажи твоего экономиста?

– Глухо, как в танке. К тому же меня еще и в подозреваемые записали. Потому что заявление поздно подал. Тогда я отправился в областную милицию, а потом и в прокуратуру. И вот тут уже испытал настоящий шок. В ментовке меня просто послали, а зампрокурора области сказал приблизительно следующее: «Это дело на контроле генпрокуратуры. Они нам рекомендовали не оказывать давление на районные правоохранительные органы». Как тебе такое?

– Так может подключить СБУ? – посоветовал я, а перед глазами почему-то всплыло перекошенное лицо Штейна.

– А их нет в Невирье, – развел руками Вася. – В Любомле есть региональное отделение, которое обслуживает Шацкий, Невирьевский и еще два приграничных района. Кстати вчера в ресторане я имел в виду именно областное СБУ, когда говорил, что ожидаю получить новые данные. Вот и получил. Сегодня встречался с одним из замов, так сказать в неформальной обстановке. Так этот пузатый гад мне в открытую заявил: «Мы пойдем Вам навстречу, но только в том случае, если Вы обязуетесь регулярно ставить нас в известность о вопиющих фактах коррупции и взяточничестве среди чиновников областного уровня».

– Короче, решил завербовать, – подытожил я.

– И был послан! – выкрикнул Вася, по-ленински вытянув вперед руку. – Ну, а теперь о том, как вся эта история дошла до Киева. Месяца полтора назад я обратился к своему давнему приятелю с большим флажком на лацкане пиджака. Он пообещал подумать, чем можно помочь, а через неделю позвонил и сказал, что делом заинтересовалась одна «солидная контора». В общем, пообещал, что со мной свяжутся люди из органов. Поэтому я так настороженно к тебе и отнесся. Я же ждал кого-то с «крутой ксивой», а тут ты…

Я промолчал, вспоминая рассказ Слепчука: «А ведь было четыре записки. Если история Деревянко вписывается в то, что генерал назвал «замутить по крупному», значит, остальные три записки должны были вывести оперативников на похожие ситуации. То есть странные происшествия в Невирье – это только одно из четырех направлений в расследовании одного масштабного дела. Эх, узнать бы содержание других записок! И еще одно: Слепчук получил от Брута выход на Деревянко очевидно потому, что сам родом с Волыни. Юрко местный, а значит, ему проще ориентироваться в родных краях и находить общий язык с земляками. Значит, можно предположить, что по такому же принципу вручались и другие записки. А вот это уже зацепка. Нужно сообщить Волощуку, чтобы тот узнал у Слепчука, откуда родом другие офицеры, получившие записки. Если моя теория верна, то у нас будет привязка по территориальности. А зная историю Деревянко, можно будет искать связь с похожими событиями в других областях».

Я размышлял об этом, воспользовавшись паузой в разговоре, и одновременно любовался вечерним пейзажем. С высокой террасы Васиного дома открывался замечательный вид на лесопарковую зону, заботливо сохраненную в самом центре города. По асфальтированным дорожкам прогуливались молодые мамы с колясками, а люди постарше сидели на скамейках. Кто-то загорал, расположившись на травянистом склоне, а кто-то что-то отмечал в шумной компании неподалеку. С площадки аттракционов слышался развеселый визг и улюлюканье детских голосов. Этот разноголосый гомон сочетался с пением птиц, радостно приветствовавших вечернюю прохладу.

– Глядя на все это, просто не верится, что есть такие места, как Невирье, – задумчиво произнес Деревянко. – Всепоглощающая трясина какая-то. И знаешь, меня сейчас совсем не волнует вопрос бизнеса на Лиховеле. Я разобраться хочу. Душа болит, когда видишь такой контраст. Как будто люди там живут в параллельной действительности.

– Не хотели бы – не жили, – вставила Лиза.

– Ты забываешь о зависимости, – подсказал жене Вася. – Далеко не каждый может жить по-настоящему свободно. Все мы от чего-то зависимы.

– А если этой несвободы слишком много, то обязательно найдутся люди, которые будут этим манипулировать, – закончила мысль Оля.

– Вот и нашлись, – подтвердил Деревянко. – Этот Невирьевский синдром удерживается верхушкой тамошней власти и опекается кем-то на очень высоком уровне. Это моя точка зрения. А еще там процветает коррупция и криминал. По ним давно тюрьма плачет.

– Для этого нужны доказательства, – сказал я.

– Так работайте! – опять раздухорился Василий. – Что ж я зря «отмашку» в Киев давал? – потом посмотрел на меня и добавил. – А может и зря. Думал, что солидные спецслужбы ухватятся за это, а на деле что вышло? Приехал Сергей Иванович. Прости, конечно, но что ты можешь сделать?

– Кое-что могу, Вася. Мы же здесь только в разведке. А за нами стоят именно те солидные спецслужбы, о которых ты говорил. Но для того, чтобы начать официальное расследование, нужны факты. Вот мы и будем их «раскапывать». С твоей помощью.

– А факты есть, – успокаиваясь, сказал он. – Я располагаю информацией, которая вполне может быть основанием для расследования. Мой экономист Максимчук перед отъездом в Невирье раздобыл распечатки из областного финуправления. Оказывается, что Шацкий и Невирьевский районы получали одинаковые бюджетные вливания на благоустройство Шацких озер и упорядочение лесных угодий. Там же была учтена статья расходов на возрождение древних памятников культуры. Вот Максимчук и сделал сравнительный анализ использования этих крупных финансовых вложений. В Шацком районе изменения в лучшую сторону, как говорят, на лицо: очищена береговая линия всех озер, благоустроены пляжи, лесной заповедник и охотничьи угодья привели в божеский вид. А в Невирье конь не валялся. Куда деньги ушли – неизвестно. В трясину.

– А где эти бумаги? – спросил я.

– У Максимчука. Но все же можно проверить. Он же раскопал. Эх, найти бы Андрюху! Я понимаю, что люди иногда теряются и пропадают без вести, но чтобы вот так? У него же родители живут в тех местах. Может с этого стоит начать? Просто голова кругом идет.

Он решительно поднялся и взялся за графин с вином. Лиза с укором посмотрела на мужа, но оценив его состояние, только вздохнула и отвернулась к окну.

– В общем, так, Василий Васильевич, – поднявшись следом за ним с фужером в руке, провозгласил я. – Мы с Олей имеем желание отдохнуть на Шацких озерах. Сам хочу убедиться в невиданной красоте Лиховеля.

– Ну, нет! – замахал руками Деревянко. – Да еще с женой. В той трясине люди пропадают.

– Ну, мы же не сразу туда поедем, – уточнила Оля. – Для начала можно и на Свитязе осесть.

– А что – это идея! – подхватила Лиза. – У нас же там пансионат. Тоже «Лизой» назвали.

– Ну, а потом? – не сдавался Вася. – Под каким предлогом вы в Невирье поедете? Как туристы? Да вас же там вмиг «расколют».

– Еще посмотрим. Есть у меня одна мыслишка. Только я вам пока не скажу – нужно с одним человеком «перетереть». Поэтому завтра еще побудем в Луцке, чтобы подготовить «железобетонную легенду». Я тебе, Вася, говорил, что за мной стоят солидные люди. Так что доверься.

* * *

До дома добрались около десяти часов вечера. Кое-как «отбившись» от настойчивых предложений Олиной мамы поужинать, переоделись и отправились на прогулку перед сном. Благо жара спала, и можно было подышать свежим вечерним воздухом. Да и с мыслями собраться не мешало.

Прогулявшись до вокзала и посетив места нашей юности, расположились на скамейке в уютном сквере возле стадиона. Я рассказал Оле о своем знакомстве с Везовским и о том, что имею поддержку в лице начальника местного отдела УБОП.

– Теперь наметим план завтрашних мероприятий, – деловито распорядился я. – Ты отвечаешь за подготовку к поездке. То есть подготавливаешь родителей, чтобы не было обид. Мне же нужно связаться с Жуковым и попросить прикрытие. Потом переговорить с Алоизом Брониславовичем. Он вращается в культурных кругах, поэтому может организовать для нас правдивую «легенду». Недаром же его называют музейным щуром. Но первым делом завтра позвоню Волощуку. Я же тебе рассказывал о записках Брута. Пусть узнает у Слепчука, кому из офицеров Никифорыч вручил остальные записки. Слепчук ведь с Волыни, значит, и другие оперативники должны были получить записки с привязкой к местности, которая им хорошо знакома.

Оля слушала, не перебивая, а потом спросила:

– Я только не могу понять, что заинтересовало Брута в истории с Невирьем? Ну, подумаешь, не пускают местные власти на свою вотчину заезжего бизнесмена. Может, у них свои планы развития района? Да и о чести мундира забывать нельзя. Мол, увидят областные руководители, что в Невирье беспомощные хозяйственники и отдадут власть другим.

– Понимаешь, группа Никифорыча оперативным путем опекает очень богатых людей. Это «денежные мешки», которые важны для любого государства. Деревянко может и не дотягивает до такого уровня, но, думаю, что генерала заинтересовало другое. Записки-то четыре – значит, случай не единичный. А это уже брутовский масштаб.

– Похоже, что ты прав. Если честно, то мне немного страшно. Какой-то угрозой веет от этого озера. Ты не знаешь, почему его назвали Лиховель?

– Не знаю, но там еще и Люцимер есть. Вася же говорил, что край богатый разными легендами. Отсюда и родилась у меня идея. Думаю, что с помощью Везовского мы сможем сыграть роль каких-нибудь столичных историков или этнографов.

– Да, но для этого важно хоть немного разбираться в этих науках. Нам же нужно будет контактировать с властями, а зная их отношение к чужакам, без проверки они нас в свои владения не пустят.

– Вот для этого и нужен Элвис. Он связан с музейным делом и антиквариатом, а значит и разбирается в этнографии. В общем, поедем, как Шурик из «Кавказской пленницы» изучать местные обычаи и тосты. И сами успеем хоть немного подготовиться с помощью интернета. У нас еще целые сутки впереди.

– Тогда пусть твой Элвис и ослика достанет, – пошутила Оля. – Ну, как у Шурика. А если серьезно, то мне больше интересно, чем страшно. Хотя, какой интерес заглядывать в ящик Пандоры?