Читать книгу Восьмая поправка - Сергей Качуренко - Страница 4

Утро следующего дня началось с приятных ощущений. Лично для меня. Потому что выдалось пасмурным и дождливым, а самое главное, прохладным. Наконец-то жара, изматывавшая на протяжении последних десяти дней, отступила. Порывистый западный ветер раскачивал кроны тополей за окнами, а размеренная барабанная дробь дождевых капель по подоконнику настраивала на продолжение сна. Потягиваясь в кровати, с удовлетворением наблюдал эту картину за окном, но разлеживаться было некогда.

Оля еще спала, отвернувшись к стене. Я же тихонько сполз на пол и, прихватив оба мобильных телефона, отправился на лоджию. Сегодняшний день был расписан буквально по минутам.

Перекинувшись стандартными утренними фразами с тещей, готовившей на кухне завтрак, уединился в своем «штабе» и поочередно связался с «крышами». Но первым делом по новому каналу связи передал сообщение Волощуку о том, что собираюсь выйти с ним на видео контакт из кабинета Жукова. С помощью «старого» телефона связался с самим Жуковым и договорился о встрече на 10.00.

Следующим был Везовский. С ним быстро пришли к соглашению совместно отобедать в 13.00 все в том же кафе «У Швейка». На этом утренняя планерка закончилась. Оставалось связаться с Деревянко, чтобы утрясти последние детали поездки на Свитязь, но с Васей мы условились созвониться ближе к вечеру.

– Давайте ка завтракать, – послышался громкий голос тещи из кухни. – Дочь моя, поднимайся! Хватит валяться.

– Ну, дайте же человеку спокойно поспать в родительском доме! – отвечал ей приглушенный одеялом голос жены. – Никакой личной жизни.

Но деваться некуда. Вместо чашки кофе с бутербродом пришлось полноценно позавтракать. А разве можно было устоять перед поджаристыми дерунами со сметаной и молочной рисовой кашей?

За столом Оля рассказала родителям о предстоящей поездке – мол, друзья пригласили отдохнуть в шикарных условиях, поэтому отказываться глупо. Тесть, как обычно промолчал, а теща для порядка поворчала. Но потом взяла с нас слово долго там не засиживаться, а после возвращения погостить у них еще несколько дней. Пообещала собрать нас в поездку: снабдить продовольствием, медикаментами и теплыми вещами. Мы, не пререкаясь, выслушали наставления, радуясь, что обошлось без непонимания и обид.

Сразу после завтрака отправился по намеченным делам, поручив Оле и дальше наводить мосты дружбы с родителями, а заодно объяснить причину моего ухода из дому практически на целый день.

* * *

Согласно договоренности, я вошел в небольшой, но уютный кабинет майора Жукова без пяти минут десять. Игорь Сергеевич оказался совсем еще молодым человеком – невысокого роста, сбитый широкоплечий блондин с короткой спортивной стрижкой. Навскидку начальнику отдела Луцкого УБОП было не более тридцати лет. Открытое лицо правильной овальной формы, чуть раскосые карие глаза, прямой нос и припухлые губы – все это в целом создавало облик молодого оперативника уверенно и жизнерадостно продвигающегося по служебной лестнице. Одет по-летнему: светлая рубашка с короткими рукавами, легкие брюки и кожаные сандалии. Что-то напоминало в нем одесского следователя Панфилова. Сбоку на брючном ремне – кожаная оперативная кобура, из которой выглядывала рукоять плоского пистолета неизвестной мне марки. Говорил Жуков на чистом русском языке без малейшего акцента, но когда в кабинете раздался звонок городского телефона, то сняв трубку, он без труда перешел на украинский язык.

Умело обращаясь с «яблочным» планшетом последней модификации, Игорь быстро наладил видеосвязь с кабинетом киевского патрона, после чего на экране появилось улыбающееся лицо Александра Вадимовича.

– Привет, пан полковник, – помахал мне рукой Волощук. – Вижу по лицу, что «наживку заглотил». Давай, докладывай все по порядку.

Пока рассказывал, Саша старался внимательно слушать и одновременно конспектировать мой доклад в блокнот. Когда же закончил – он какое-то время просматривал записи, а потом, приблизив лицо к экрану сказал:

– Ох, не нравится мне ваша затея. Может отозвать тебя и поручить дальнейшую проверку Жукову? А если с вами что случиться?

– Все будет нормально. «Легенду» мы сейчас готовим. Потом я тебе на утверждение ее предоставлю. Кстати, как там Юрко?

– Выздоравливает. Еще дней десять и «больничка» для него закончится. Потом организуем санаторий.

– А что по стрельбе?

– Кое-что есть. Мы все оказались правы – это не простые гопники. Одну гильзу мои «орлы» все же нашли. И пулю из дерева выковыряли. Пистолетики-то оказались модненькие. «Глок» и «Дир Ган».

– Чего сказал? – я склонился к экрану и, дурачась, приложил к уху ладонь.

– Тебе все шуточки, – покачал головой Саша, но потом растолковал. – Ну, австрийский «Глок-17» ты, наверное, знаешь. А «Дир Ган» – это американский шпионский «ствол» времен холодной войны. Типа «Либерэйтора»… а ладно – не будем лезть в дебри. Короче, «машинка» практически вечная и дорогая. А еще во время стрельбы в том дворе видели черный джип.

– А может, «Хаммер»? – уточнил я, и почувствовал неприятный прокол в сердце.

– Видите ли, бамбино. Может то был и «Хаммер». Вот только свидетель – бабуся лет под девяносто. На балконе сидела, вдыхала ночной воздух. Услышала возню во дворе, потом хлопки. Увидела, как отъезжает большая черная машина. Это всё.

– А по делу Никифорыча новости есть?

– Все материалы в генпрокуратуре, – Саша указал на распечатку, лежавшую перед ним на столе. – Вот, передал мой человек оттуда. Это выписка из учетной карточки на возбужденное дело. Есть статьи о злоупотреблении властью, о превышении служебных полномочий и служебный подлог. Но самое смешное, что дело возбудили не по обвинению Брута. Представляешь, только по факту выявленных нарушений в какой-то «липовой» организации. Цитирую: «ввиду многочисленных злоупотреблений со стороны руководителей общественного правозащитного фонда «Зирка».

– Бред какой-то. И при чем здесь Брут?

– Мало того, – продолжал Саша. – Я такой организации ни по одним учетам не нашел. Сейчас дело готовят к прекращению, мотивируя недостаточностью улик. Об аресте Брута там вообще нет ни слова – и я этого так не оставлю. Человек умер в СИЗО, а эти сволочи хотят все замылить. О причастности ко всему этому Штейна пока неизвестно, но мой человек из генпрокуратуры этого не исключает. Он сказал: «Шурик – еще та сволочь».

– И я того же мнения.

– Я тоже, хотя и сомневался раньше, – согласился Волощук, а потом обратился к Жукову. – Извини, Игорь, что втянули тебя в это мероприятие. Сам понимаешь – оснований для официального расследования пока нет. Поэтому не могу тебе приказывать, но прошу о помощи. Подумай, как организовать прикрытие Сергею Ивановичу.

Не часто приходится слышать подобные речи от руководителей центрального аппарата МВД. Чаще при этом используются совсем другие выражения и интонации. Но Волощук этим и отличался от остальных, получая взамен поддержку и уважение. И не только со стороны коллег, но и от тех, с кем по роду служебной деятельности приходилось общаться, сидя в кабинете по разные стороны письменного стола.

– Кстати, Александр Вадимович, – обратился я к уважаемому другу. – Есть интересная информация. Если ее грамотно проверить, то появятся основания для официального расследования. У пропавшего в Невирье Максимчука были документы о финансовых махинациях тамошних руководителей. Если он их раздобыл через областное финуправление, то можно же «копнуть» в этом направлении?

– Слышал, Игорек? – Саша ткнул пальцем в экран. – Это уже что-то. Давай действуй. Отправь «гонца» в экономическую службу и пусть совместно приступают к проверке. Это уже не просьба. Письменное распоряжение я пришлю. А все что связано с поездкой Сергея Ивановича, выполняешь по своему усмотрению. Напрямую никуда не вмешиваешься, пока не будет улик. Просто помогай, чем можешь, но с умом. Здесь я тебе не начальник.

– Есть у меня один человек в тех местах, – отозвался Жуков. – Он сейчас на «гражданке», но заканчивал вместе со мной Львовскую школу милиции. Поработал всего год опером в Любомле, а потом уволился и затерялся где-то в Шацких лесах. Я сам его давно не видел, но, думаю, что он может быть нам полезен.

– Не возражаю, только осторожно, – согласился Волощук.

Жуков молча закивал, а спустя минуту наше интернет-совещание было окончено. Но только с Киевом. Пододвинув к себе планшет, Жуков сказал:

– Свяжусь ка я с нашим «офисом» в Любомле. Они должны знать, как найти Лэма.

– Лэма? Это и есть твой человек?

– Да, Степьюк Владислав Богданович. В школе милиции его так прозвали. Лэм – любимый писатель-фантаст Степьюка. А вообще-то Влад – довольно интересная личность. Я даже не удивился, когда он из милиции ушел. Степьюк из тех индивидуумов, кому не то что в милиции, а вообще по жизни неуютно. Все чего-то ищут, исследуют. Как будто их отправили в длительную командировку, из которой поскорее хочется вернуться домой.

Последние слова заставили с немалым удивлением посмотреть на молодого оперативника. Тот перехватил мой взгляд и, заулыбавшись, заверил:

– Да Вы не подумайте ничего такого, вотта-штуккас, – рассмеялся Игорь, вставив непонятное словечко, показавшееся мне узкопрофильным сленгом. – С головой у Лэма все в порядке. Он просто все вокруг видит по-своему. Правда, иногда не замечает, что шокирует этим окружающих. Не научился «фильтровать базар». За что и получал всегда взбучки от начальства.

– Знаю я таких людей, – подтвердил я, вспоминая непростые отношения преподавателей нашей школы милиции с курсантом Саечкиным. – Один из них – мой друг. Его тоже долго «штормило», пока он понял, что в этой жизни нужно чувствовать себя как дома и одновременно как в командировке.

Тем временем на экране планшета появилось странное изображение. На серой стене пустого кабинета висел портрет президента страны в деревянной рамке. Потом появился стул, который кто-то поставил перед экраном, а после этого на стул уселся улыбающийся лысый паренек лет двадцати пяти. Он прокашлялся в кулак и выкрикнул:

– Алло-алло! Витаю Вас, Игорь Сергеевич. Любомль на связи.

– Привет, Василь. Мне нужно срочно разыскать Степьюка. Давно его видел?

– Давненько, – отвечал Василь, листая блокнот. – У меня где-то были его телефоны…

– У меня сейчас нет времени, – остановил его Игорь. – Пожалуйста, найди его и пусть срочно со мной свяжется. Очень надо. Только чтоб об этом никто знал. Все, до связи.

* * *

Дождь шел не переставая. Доехав на машине до центра, я оказался в «пробке». Наверное, из-за дождя отключилось электричество, поэтому на площади возле ЦУМа скопилось около десятка троллейбусов. Проехав затор, припарковал машину с тыльной стороны драмтеатра и, прихватив из багажника зонт, поспешил к месту встречи. По дороге решил провериться на предмет слежки, хотя и оснований для этого не было. Но, как говорится, береженого Бог бережет. Скорее для очистки совести, чем по нужде, посетил подземный туалет на центральной площади. Уже на выходе остановился, делая вид, что не раскрывается зонд, а сам осмотрелся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, пошел в кафе.

Пан Везовский предстал предо мной в элегантном темно-синем костюме с черной «бабочкой» на фоне светло-голубой рубашки. После рукопожатия зашли в кафе, где для нас уже был приготовлен столик.

– Я заказал чисто волынский обед, – торжественно объявил Алоиз. – Здесь подают изумительную грибную юшку и вареники с ливером и шкварками.

После тещиного «легкого» завтрака я не успел проголодаться, но перед юшкой с варениками устоять было невозможно. Ожидая заказ, поговорили о делах. Не вдаваясь в подробности, я рассказал о пропаже человека в Невирье. И о странной смерти того, кто отправился на поиски пропавшего. Объяснил, что именно этим и должен был заниматься Слепчук. А в конце сообщил, что собираюсь отправиться в Невирье с женой, и что было бы неплохо появиться в тех краях под видом историков или этнографов.

– Без твоей помощи не обойтись, – наблюдая за реакцией Элвиса, закончил рассказ. – Может, сможешь раздобыть для нас официальную «ксиву[4]»? Ну, чтоб в Невирье нам оказали всяческое содействие. Что скажешь?

Везовский какое-то время молчал. Шевеля растопыренными пальцами, рассматривал золотые украшения на своих руках. Потом неспешно принялся раскуривать сигару. Выпустив изо рта кольцо сизого дыма, наконец, заговорил:

– Я знаю Волынь, как эти пять пальцев, – Алоиз выставил вперед пятерню. – Это моя родная земля. Моя любовь, пше прошам.[5] Однако Невирье – это моя боль. Пану, конечно, известно, что я меценат, как и то, что Алоиз Везовский бывший злодей… Но, не будем об этом. Помнишь у «советов» была телепередача «Алло, мы ищем таланты»? Вот этим я и занимаюсь сейчас. Ты не знаешь, сколько молодых дарований пропадает в нашей глуши. А я их нахожу и вытаскиваю хотя бы до уровня Луцка. Бог не дал таланта художника или поэта, но я имею деньги и связи, чтобы другие могли пробиться в люди. Наверное, так я хочу выпросить прощение у Всевышнего за свои грехи…

– Алоиз, я не священник, – вставил я, пытаясь вернуть его к теме разговора.

– Да, я знаю, но прости мне эту слабость. Не ведаю почему, но мне с паном легко говорить. Тебя, наверное, многие любят?

– Алоиз, я не психотерапевт.

– Прости, прости. Уже перехожу к делу. Так вот из Невирья мне не удалось еще никого вытащить. И не потому, что там нет талантливых людей. Около года назад на «Варшавском» рынке увидел парня, который продавал картины. Оказалось, что он сам их пишет. Конечно, не Шишкин, но в его лесных пейзажах меня поразило настроение. Сам он из Невирья. Сирота – родители рано умерли, потому что много пили. Парню нужно было на что-то жить, вот и начал рисовать. В общем, договорились с ним, что я приеду в гости посмотреть, чем можно помочь. Потом дела меня задержали. Попал в Невирье только через два месяца. Так он за это время уже спился. Ты представляешь? Я бегом в районный отдел культуры. Ну, чтоб обратили внимание – талант пропадает. Меня сразу к районному «голове» провели. Ну, думаю, солидный подход. Обрадовался. А тут – облом. Этот козел, пся крев, меня так далеко послал, что я с тех пор в Невирье ни ногой.

– Тебя послали, и ты все так оставил? – недоверчиво переспросил я. – Ты же в авторитете?

– Ай, прошу пана, – отмахнулся Элвис. – Об этом я тогда и подумал. Мне же сказали, что на того парня заведено дело за контрабанду. И что обо мне могут сообщить, как о подельнике, если не уберусь из Невирья. Что мне оставалось делать?

– Контрабанда – это, скорее всего, брехня.

– А кто знает? Мне по вашим ментовским инстанциям ходить как-то не с руки. Можешь считать, что Элвис испугался. Короче, обломали меня заниматься Невирьевскими талантами.

– Так что, не поможешь мне с командировкой?

– Я разве так сказал? Пан здесь от Георга, а для этого человека я сделаю все. Да мне и самому интересно туда поехать. Раньше повода не было, но теперь есть. Я не злопамятный, но в глаза тому местному «бугру» посмотреть хочется. Идею ты хорошую подкинул – на счет этнографической экспедиции. Я такую «ксиву» достану, что нас с почетным караулом встречать будут.

– А вот этого не надо. Нам туда на «кошачьих лапках» нужно прокрасться. Но документы, конечно, понадобятся надежные и убедительные. Так чтобы расположить к себе людей, а бдительность начальства притупить. А «нароем» чего-нибудь, тогда и посмотришь «козлу» в глаза.

К нам подошел официант и положил перед Везовским бумажную салфетку. Я заметил, что на ней что-то написано. Алоиз быстро достал из пиджака телефон и кому-то позвонил. Потом слушал секунд пятнадцать, а напоследок выдал длинную тираду на польском языке, которую закончил словами: «Холера ясна!».[6] Оглядевшись по сторонам, объяснил:

– Мои каратэ́ли срисовали «хвост», который пан притащил за собой.

Я знал, что по-польски «каратэли» означает «вооруженная охрана», но сейчас не это имело значение. Я лихорадочно соображал: «Похоже, что меня уже начал опекать Жуков, хотя он мог бы и сказать об этом. А может и не захотел, чтобы мое поведение было естественным. И Деревянко мог приставить свою охрану. Он как никто другой понимает опасность мероприятия. Но сейчас нужно успокоить «авторитета», а то перепугается и откажется помогать». Наклонившись вперед, быстро заговорил:

– Расслабься, Алоиз. Все под контролем. Я же говорил, что у меня солидная «крыша». После случая с Георгом мои каратэли со мной рядом спать ложатся. Так что мы на равных. Ведь твои каратэли с тебя тоже глаз не спускают?

– Так-то оно так. Бардзо[7] не люблю, когда меня «пасут». Это всегда, прошу пана, плохо заканчивается.

Мне все же удалось перевести разговор на тему завтрашнего отъезда на Свитязь. Везовский успокоился и мы договорились, что в ближайшие дни он постарается раздобыть нужные документы для поездки в Невирье. По поводу этнографической подготовки посоветовал почитать сайты в Интернете об истории и народном творчестве Волыни.

– Этого будет достаточно, – заверил «авторитет». – Тем более что я вас одних в Невирье не отпущу. Буду вашим научным консультантом.

Возражать было глупо. Тем более что пан Везовский все больше начинал мне нравиться. Особенно подкупала его искренность и доверие по отношению к малознакомому человеку.

Мы тепло и по-дружески расстались. Выйдя из кафе, заметил двух крепких ребят, сидевших за столиком на летней площадке. Увидев меня, «качки» поднялись и вразвалочку вошли внутрь. Сразу вспомнились охранники Бокальчука – Борила и Лютик. Необычайное сходство.

Теперь можно было поискать «хвост», который я мог «притащить» за собой. Благо дождь прекратился, а солнышко собиралось выглянуть из-за туч. Решил пройтись по улице Леси Украинки, позаглядывать для вида в магазины и купить какую-нибудь прессу. На это ушло минут пятнадцать, а результат оказался нулевой. Вернувшись к машине, позвонил Жукову и открыто спросил:

– Ты уже меня прикрываешь?

– А что заметно? Вотта-штуккас! Простите, что не сказал, но это указание Волощука. А Вы, однако, «профи». Ну, я им устрою головомойку…

– А вот этого не надо. Ребята нормально работают. Да и мне спокойнее.

– Кстати, я собирался Вам звонить. Нашли Степьюка. Сейчас отправлю Вам на телефон письмо с данными. Я уже с ним говорил. Лэм очень обрадовался и сказал: «Наконец-то мы подорвем это болото».

– Значит, у нас все «в цвет». Ты молодец, Игорь.

* * *

Покатавшись немного по городу, вернулся домой. Так и не разглядев машину сопровождения, которая, как потом выяснилось, неотступно следовала за мной. Из электронного письма от Жукова узнал, что Степьюк живет в Невирьевском районе. Работает поваром в придорожном ресторане недалеко от Свитязя. В общем, все складывалось, как нельзя лучше.

Потом я сидел за столом в радушной семейной обстановке и второй раз за день хлебал… грибную юшку. Так уж вышло, что теща с подачи жены, приготовила именно это блюдо, так сказать, в угоду любимому зятю. И, конечно же, домашняя юшка оказалась гораздо вкуснее ресторанной.

Олин папа давно вышел на пенсию и сейчас был увлечен компьютером. Он и раньше интересовался электроникой и неплохо в ней разбирался. Однажды даже починил японский телевизор, от ремонта которого отказались все столичные мастерские. Я попросил его поискать сайты, о которых говорил Элвис, а приблизительно через час передо мной лежала внушительная стопка нужных нам распечаток. Стало понятно, чем мы с женой будем заниматься весь вечер.

После ужина позвонил Деревянко и доложил ему о готовности к утреннему выезду. Вася дал координаты местного пансионата, где уже был зарезервирован номер.

– Я подумал, что лучше не селить вас в номера для особых гостей, – объяснил он свое решение. – Незачем «светиться» и привлекать к себе внимание. Управляющий предупрежден. Кроме него никто не будет знать, что вы со мной связаны.

– Вот и хорошо, – согласился я. – Мы ведь и в правду на отдыхе…

* * *

Проснувшись около семи утра, увидел за окном безоблачное голубое небо. Листья тополей, чуть покачиваясь на ветру, переливались в лучах утреннего солнца. В отличие от меня, омытая вчерашним дождем природа радовалась началу жаркого летнего дня. Меня же тешила только одна мысль, что и в машине, и в номере пансионата есть кондиционеры.

Вещи были собраны накануне вечером, поэтому путешественникам оставалось только умыться, одеться и плотно позавтракать. На сей раз, теща побаловала блинами.

Проводы получились недолгими и уже в половине девятого мы отъехали от дома. Меньше часа ушло на то, чтобы оставить позади немногим более семидесяти километров, отделявших Луцк от Ковеля. Второй по величине город Волыни встретил нас немалым скоплением транспорта. К тому же почти на каждой улице проводились ремонтные работы. Дороги перегружены тяжелыми фурами, самосвалами и маршрутными автобусами. Это если еще не учитывать немыслимое количество легковушек, среди которых довольно часто попадались машины с номерами Евросоюза. Все свидетельствовало о том, что приграничный город Ковель – крупная транспортная развязка на въезде в Украину.

Наконец, удалось выехать на шоссе, ведущее в сторону Любомля и дальше к Шацким озерам. До конечной цели путешествия оставалось проехать около ста километров.

А недалеко от Шацка, на пустынном лесном участке дороги я заметил стоявшего на обочине милиционера. Увидев мою машину, он поднял жезл и подал сигнал остановиться. Я выполнил требование, но тут же понял, что поступаю опрометчиво. Во-первых, поблизости не видно патрульной машины ГАИ, а во-вторых, милиционер одет в обычную повседневную форму патрульно-постовой службы. То есть, по правилам дорожного движения я имел полное право не останавливаться. Но то ли жара подействовала, то ли попросту расслабился и потерял бдительность.

– Дорожная милиция Шацкого района, – отрекомендовался странный гаишник, подойдя к машине. – Попрошу документики.

– Так может, сначала покажете удостоверение? – ответил я, опуская стекло. – Раз уж забыли представиться.

В это время к машине подошел еще один псевдо гаишник. Он был одет так же, как напарник, только на плече висел автомат. Оля насторожилась и, тронув меня за руку, показала глазами в сторону леса. Оттуда показался еще один автоматчик, а меж деревьями на лесной просеке, я рассмотрел темно-вишневую «девятку» без номерных знаков. Ничего хорошего ситуация не предвещала.

– Выходите из машины, – приказал милиционер с жезлом. – Иначе мы применим силу.

– И не подумаю, – уверенно ответил я, доставая из кармана телефон. – Вы не представились, а я ничего не нарушил. Сейчас свяжусь с управлением внутренней безопасности, чтобы они вам растолковали положение Закона о милиции.

– Быстро из машины! – рявкнул он и потянулся рукой за моим телефоном.

Я успел поднять стекло, а еще – услышал характерный щелчок, звук которого нельзя было спутать ни с каким другим. Это стоявший перед капотом машины милиционер передернул затвор автомата. Оля обеими руками вцепилась мне в руку. Ситуация явно выходила из-под контроля.

Вдруг я заметил, как автоматчик нехотя опустил свое оружие и попытался спрятать его за спину. А разговаривавший со мной милиционер смотрел при этом на дорогу позади машины. В зеркале заднего вида я увидел подъезжавшую к нам иномарку. Из старенького белого «Опеля» неспешно выбрался рыжеволосый парень в белой футболке и шортах. Широко улыбаясь, он быстро пошел в нашу сторону.

– Ну, слава Богу! Люди! – слышался его радостный голос. – А я уж думал, гаплык – потерялся окончательно. Командир, я правильно в Беларусь еду?

– Правильно, правильно, – раздраженно ответил милиционер. – Давай проезжай. Быстро!

– Да погоди, командир, – парень уже стоял рядом с машиной и заглядывал в салон. – Дай с земляком поздороваться. Вижу, номера-то киевские.

Он демонстративно повернулся спиной к милиционеру и, нагнувшись, приблизил лицо к стеклу.

– О! А я вас откуда-то знаю, – прокричал весельчак, а после того, как я чуть опустил стекло, прошептал одними губами. – Спокойно, свои.

Оля тут же сориентировалась и, приняв условия игры, обрадованно рассмеялась.

– И я Вас знаю! Вы сын тети Поли, – кричала она мне в ухо, теребя рукой за колено. – Ну, надо же, где довелось встретиться.

Я тоже поддержал их словесную чехарду, наблюдая за тем, как милиционер с жезлом и оба автоматчика поспешно отходят к лесу. Чтобы закрепить успех оперативной комбинации, наш спаситель повернулся в сторону своей машины и прокричал:

– Пацаны! Идите сюда, я знакомых встретил.

От белого «Опеля» уже неспешно шагали двое крепких пацанов, в курортной форме одежды. Можно было перевести дух и расслабиться.

– Один-один, – сказал я, выбравшись из машины и пожимая руку рыжему весельчаку.

– Не понял?

– Вчера вы «засветились» возле «Швейка», а сегодня я, мягко говоря, облажался. В общем, спасибо, мужики.

– Ну, и ладно, – отозвался рыжий и представился. – Меня зовут Андрей. По работе кличут Чифом. Я старший группы «наружки», которая будет Вас прикрывать по команде Жукова. А вот интересно, откуда эти «ковбои»? Неужто местные «мусора» в наглую «крысятничают» на большой дороге?

– Давай догоним, Чиф? – предложил один из оперативников.

– Смелый да? – прикрикнул на него Андрей. – Автоматы видел?

– Пусть уезжают, – согласился я. – Морды мы их видели, так что не трудно будет узнать. Да и красная «девятка» засветилась. В общем, мы поехали дальше.

– Мы их вмиг вычислим, – заверил Чиф, прощаясь. – Нам Игорь Сергеевич дал для связи одного опера из Шацкого райотдела. Так я его прямо сейчас и озадачу.

Ребята ушли к своему «Опелю», а мы продолжили путешествие. Всю дорогу до пансионата я покорно выслушивал лекцию жены на тему: «Почему погиб Чапаев». Оля была права: отдых на Свитязе – это только «легенда», поэтому так беспечно расслабляться нельзя было ни в коем случае.

* * *

Я легко нашел дорогу к пансионату «Лиза», который расположился на самом берегу озера у опушки соснового леса. Само название красноречиво свидетельствовало о том, кто был хозяйкой этого современного пятиэтажного особняка, обнесенного высокой кованой оградой. Нам отвели номер на третьем этаже с окнами, «смотрящими» на лес. Зато с балкона открывался замечательный вид на озеро Свитязь.

Просторная комната со вкусом обставлена. В углу возле выхода на балкон стоял небольшой диванчик. Рядом – пара удобных кресел и журнальный столик. Напротив прямо на стене висел плоский телевизор. А весь противоположный угол комнаты занимала двуспальная кровать. В отдельной комнате, площадью поменьше, размещался гардероб, холодильник и кухонный стол с электрочайником и кофеваркой. Из комнаты можно было попасть в туалетный блок с умывальником, душевой кабиной и туалетом. В общем, номер вполне соответствовал стандартам трехзвездочного отеля.

От дежурного администратора узнали, что наше пребывание оплачено, а в перечень услуг входит трехразовое питание, охраняемая автостоянка, пляж и сауна.

Чуть позже нас пригласили на обед. Переодевшись, присоединились к двум десяткам постояльцев, расположившихся за прономерованными столиками на просторной террасе с видом на лес и озеро. Номера на столиках соответствовали номерам комнат пансионата. Еще в Луцке Вася рассказал, что кухню здесь курирует его мама. И вот теперь мы убедились, что здешнее питание организовано на высшем уровне.

После обеда приняли решение отправиться на пляж. Искупавшись, ощутил себя на отдыхе, но прослушанная накануне лекция о бдительности не дала возможности полностью расслабиться. Из головы не выходили автоматчики на лесной дороге, но в решении этого вопроса я полагался на Чифа.

Вечером посетили сауну. Честно говоря, после такой «смены декораций» думать о деле и вовсе не хотелось. Поздний ужин заказали в номер. После фужера терпкого сухого вина и рыбного филе на гриле почувствовал себя полностью отдохнувшим и готовым к новым свершениям. Произошла внутренняя перезарядка или, точнее сказать, перезагрузка. Все события последних двух недель четко скомпоновались и уложились в некую виртуальную папку. Все в ней было «подшито и пронумеровано», поэтому без труда можно найти нужный документ. При этом я никак не представлял себе дальнейший ход событий, полагаясь на естественный процесс. Новая виртуальная папка только формировалась, а наполнение ее фактами и документами пока проходило без особых сбоев. Если, конечно, не считать встречу с автоматчиками…

* * *

Утро выдалось тихим и солнечным. Но самое главное, что здесь, на берегу лесного озера, жара переносилась не так, как в заасфальтированных и забетонированных городских «застенках».

Меня разбудил телефонный звонок, ставший предвестником целой череды утренних переговоров. Сначала Вася Деревянко допытывался, все ли нам нравится и нет ли претензий к сервису. Следом за ним майор Жуков после своей странной реплики: «Вотта-штуккас!» уверял меня в том, что вчерашним случаем на дороге уже плотно занимаются. Потом на связь пробился Элвис. Не без пафоса в голосе «авторитет» сообщил, что областная администрация готовит документы для исследовательской экспедиции по изучению народного творчества западных районов Волыни.

– Эта оказия будет проводиться под эгидой минкульта, – пересказывал тонкости «легенды» Алоиз. – Поэтому из Киева откомандировали двух научных сотрудников. Как ты уже догадался – это сам пан Сергей и его супруга. Вот на что способен Элвис, если его правильно попросить! Короче, завтра ждите в гости. Номер в пансионате «Лиза» я уже заказал.

– Но как ты узнал?

– Пан полковник меня недооценивает. Слухами земля полнится. Ты вчера еще супчик хлебал, а я уже знал, где вы с женой накануне обедали. Вот так-то, сыщик.

– А как быть с документами нашего прикрытия? – спросил я, переваривая слова Везовского и с опаской поглядывая на спящую жену. – В Невирье могут возжелать проверить личности столичных специалистов.

– И все же у пана не получится меня обидеть, – смеялся он в ответ. – С такими «корочками» и в страны Шенгена пропустят.

– Я мало что понял, но ты молодец. Надеюсь, что после этого нас не привлекут за подделку документов?

– Сядем разом. Всё! Я отключаюсь. До завтра.

Оля открыла глаза и, посмотрев на меня, лишь глубоко вздохнула. Потом перевернулась на другой бок и беззлобно проворчала:

– Отож я и говорю: и чего тебе, Слон, спокойно на пенсии не живется?

Я подошел к ней и, склонившись над кроватью, чмокнул в щеку.

Теперь пришло время позвонить Степьюку. Но сначала – кофе. Хозяйничая на кухне, подумал: «С какой все-таки неожиданной стороны иногда проявляют себя бывшие оперативные работники? Один стал священником, другой – поваром, третий, уверовав в то, что может всех купить, довел себя до безвременной кончины».

Закончив приготовления, отнес одну чашечку на тумбочку у кровати Оли, а с другой вышел на балкон.

Владислав Богданович Степьюк по кличке Лэм сразу ответил на звонок, как будто только его и ждал.

– Я могу к Вам приехать прямо сейчас, – с готовностью заверил он. – Мне сегодня выходить во вторую смену, поэтому успею с утречка искупаться. До Свитязя мне ехать километров тридцать, так что через час буду. Тем более что в «Лизе» у меня дела. Высматривайте пожарную «Таврию».

Я не сразу понял, о чем идет речь. Поначалу мозги не могли совместить образ пожарной машины и малолитражки. И только после того, как кофе был выпит, а мозговая деятельность запустилась на полную мощность, дошло, что речь шла о цвете машины.

Теперь, с чувством выполненного долга, можно было аккуратно «ставить на ноги» Олю и вместе отправляться на завтрак.

* * *

С террасы хорошо просматривалась часть озера с лесистым островом посредине и береговая линия с пляжами и пристанями для катеров. Любители утреннего плавания уже резвились в воде. Среди пляжников я заметил парочку наших «ангелов-хранителей», которые сидели на берегу и, пользуясь отсутствием Чифа, оживленно беседовали с двумя молодыми девушками. Если не знать, кем были эти подтянутые, коротко стриженые весельчаки, то можно предположить, что на озере отдыхает компания офисных клерков, решивших провести на Свитязе так называемый корпоративный уикенд.

За оградой пансионата начиналась территория кемпинга, где автотуристы жили в палатках или маленьких деревянных домиках рядом со своими машинами. Белый «Опель» возле одного из домиков мы с Олей «срисовали» еще вчера во время вечерней прогулки по окрестностям пансионата.

Сейчас ребята совмещали приятное с полезным. Девушки смеялись, слушая какую-то увлекательную историю, а один из оперативников, перехватив мой взгляд, приподнял руку и показал дайверский жест «Окей». В ответ я кивнул головой и указал рукой в направлении автостоянки пансионата. Потом спустился с террасы и направился к своей машине, наблюдая, как тот же оперативник уже подходил к ограде.

– Нужно перехватить красную «Таврию», – сказал я ему, делая вид, будто ищу что-то в багажнике. – Она сейчас будет ехать со стороны шацкого шоссе на озеро. Посмотрите, нет ли за ней «хвоста».

Потом закрыл машину и ушел, а оперативник еще какое-то время стоял на месте и фотографировал с помощью телефона здание пансионата. А когда я вернулся за столик и продолжил завтрак, то увидел, как веселая компания рассаживается в салоне белого «Опеля».

– А девушек-то, зачем с собой брать? – спросила Оля.

– Для конспирации, – деловито ответил я.

Мы не спешили покидать удобный наблюдательный пункт. Наслаждаясь утренней прохладой и легким ветерком со стороны озера, я уплетал мороженное и поглядывал на дорогу. По этой лесной грунтовке, уходящей в сторону шоссе, уехала наша разведгруппа. Теперь осталось дождаться появления пожарной «Таврии».

Приметная машина была замечена издалека. Действительно ярко-красная «Таврия» с тонированными стеклами и несвойственными для такого типа машин широкими покрышками, вскоре остановилась у ворот пансионата. Тюнинг у этого «кроссовера» был еще тот! Хромированная дуга с четырьмя круглыми фарами угрожающе нависала над крышей. Еще одна дуга с фарами поменьше была установлена над передним бампером. Сразу вспомнилась машина «шерифа» из Лучистого. Даже приготовился увидеть похожего на него водителя, но из крохотной почти игрушечной машинки вылез огромный белобрысый великан, издали напоминавший богатыря из скандинавских легенд. «И как же он там поместился?!» – недоумевал я. И все же Лэм таки походил на Шерифа, но это было за счет распространявшегося вокруг него невидимого поля надежности.

Рассматривая Степьюка, подумал, что в «Таврии» должны быть сняты передние сидения, чтобы такой верзила мог управлять мини автомобилем, сидя на задних. Но, оказалось, что это не так. А кроме самого великана в машине был еще и груз. Осмотревшись по сторонам, Лэм открыл дверцу заднего отсека и достал пару пластиковых ящиков, в которых обычно перевозят молочные продукты. Неся их перед собой на вытянутых руках, он подошел к воротам. Охранник, дежуривший возле входа, приветливо поздоровался, пропуская Степьюка. «Отличная конспирация», – подумал я и посмотрел в сторону пляжа, куда уже подходила веселая компания, высыпавшая из белого «Опеля». Ребята несли бутылки с пивом и бумажные свертки. Один из них опять показал мне жестом: «Окей».

Когда Лэм проходил между столиками, за которыми уже не было постояльцев, и поравнялся с нами, я негромко сказал ему:

– Номер триста восемь.

* * *

Почти одновременно мы оказались возле двери нашей комнаты. Опасливо пожав огромную ручищу, я пропустил Степьюка вперед, а Оля в это время стояла в сторонке и уважительно посматривала на гостя снизу вверх.

Владислав Богданович расположился в кресле и попросил чашку горячего чая. Меня это вовсе не удивило. Я слышал о неписаном правиле всех поваров не пить на кухне холодной воды. Потому что таким образом трудно утолить жажду, находясь в жарком помещении возле раскаленной плиты.

Глядя, как Влад с удовольствием прихлебывает обжигающий напиток из стакана, который в его руке казался коньячной рюмкой, я понял, что нам предстоит иметь дело с человеком из категории людей, генетически наделенных недюжинной силой. Открытое лицо великана с высоким покатым лбом и массивным подбородком, почему-то казалось мальчишеским. Но мощная шея с выступающими прожилками и кадыком давала понять, что под просторной рубахой скрыта развитая мускулатура. Атлетический вид дополняли спортивные шорты и кроссовки как минимум сорок шестого размера. Заметив на себе изучающий взгляд, Лэм пробасил, немного смутившись:

– А у меня и батька кремезным был. И деда в селе «горой» прозывали.

– А я могу тебя называть просто Владом? – улыбаясь, спросил я.

– Да, на здоровье. Я вообще такой счастливый, что вы здесь. Хоть ментом поганым называйте – я только рад буду.

– Ну, тогда поведай нам про болото, которое нужно взорвать.

Лэм как-то сразу сник и уставился в пустой стакан. Потом шумно вздохнул и начал рассказывать:

– Уже семь лет, как я из «ментовки» ушел. Кстати по идейным соображениям. У меня есть одно хобби – с людьми общаться люблю и так, чтобы они получали от этого удовольствие. А какое удовольствие от милицейского общения? А после увольнения вернулся из Любомля в родной дом. Хата родительская стоит прямо посреди леса недалеко от Невирья. Устроился на работу – взяли физруком в родную Невирьевскую школу. Я хоть и спортом серьезно не занимался, но на уроках физкультуры мне равных не было. Да и наш старенький директор меня сильно уважал. А через год женился на учительнице истории, а еще через год сынуля у нас родился. Таня, жена моя, в Невирье по распределению приехала после института. Она сама из Ровно. Вот и стали мы в лесной родительской хате жить. Отец-то мой лесничим был. В общем, все у нас было хорошо. Меня даже классным руководителем назначили. А три года назад поменялась власть в Невирье. Как гриб из-под земли вылез непонятно откуда новый «голова» района. Ну, вы же знаете, как местные обычно принимают чужаков?

– Да, наверное, тяжело ему было? – предположила Оля.

– В том-то весь фокус, – нахмурился Степьюк. – Приняли нашего пана Недолю, как родного, а через полгода он и районную раду возглавил. А кто он, что он – неизвестно. Конечно приняли его не сами люди, а только районная верхушка. Людям уже потом наказали его любить и холить. И вот тут началось.

– Подожди, Влад, – прервал я его. – В сельской местности все про всех знают. Не поверю, чтобы на местном базаре нельзя было узнать всю подноготную про вашего «голову».

– Да чего только не городили наши «народные мстители». Был даже слушок, что Иван Иванович – свояк самого президента. А самая реальная сплетня была о том, что назначению Недоли очень противились в Луцке, и что из-за этого даже сняли с работы одного областного босса. Киев якобы настоял. В общем, началась в Невирье повальная смена руководителей. Все проходило быстро и жестко. Просто чистка кадров какая-то. Сначала появился новый прокурор – тоже никому не известный человек. Куда подевался старый, так никто и не знает. Выехал из Невирья вместе с семьей и с концами, а ведь проработал у нас всю жизнь. Потом вся семья военкома вдруг грибами отравилась. Главврач под машину попал, насмерть. А нашего директора школы проверками довели до инфаркта – он в больнице умер.

– Ну, а люди-то что? – недоумевал я. – Молча и покорно восприняли эти перемены?

– Я сейчас постараюсь объяснить, – ответил Лэм и попросил еще чаю. – С тех пор почти каждый день на главной площади Невирья стали собирать митинги. Сначала людей сгоняли, а потом они как завороженные стали туда ходить. Даже из сел приезжают целыми делегациями.

– Ну, этим сейчас никого не удивишь, – прокомментировала Оля, подавая Степьюку чай. – У нас на Майдане тоже каждый день митинги собирают.

– Да, но одно дело политические митинги, а другое – это когда сборы устраивает районная администрация для поддержания своего имиджа. То есть митинг не за какую-то партию, а за веру в нашего «голову» и его идею. А в конце всех одаривают продуктовыми наборами под бравурные марши.

– Что, духовой оркестр играет? – поинтересовалась жена.

– Откуда оркестр? Все фанфары давно пропиты, а музыканты поспивались. Специальная машина у них для этого имеется с громкоговорителями. А Графин накачал из интернета множество разных маршей. Да еще своими дебильными виршами паузы заполняет.

– Ну, вот видишь? – обратился я к Оле. – Я же говорил, что Вася сгущает краски. Мол, в Невирье ни цивилизации, ни талантов. А тут и местный поэт, и интернет. И я стихами заговорил.

– А кто такой Графин? – поинтересовалась Оля.

– Это отдельная история. Если можно, то я хотел бы именно Графином закончить свой рассказ. А то важную мысль могу упустить. Сергей Иванович спрашивал о реакции людей, а я еще не все сказал. Так вот эти митинги, как «промывка» мозгов. Всегда выступает лично «голова», а потом кто-нибудь из его свиты. Все тезисы сводятся к восхвалению самого руководителя района и к страшилкам на тему: «Нам не нужны никакие реформы и демократия». Мол, все это ведет к разрушению нации, которая когда-то начала зарождаться именно в здешних местах. То есть по их утверждениям, основой украинской нации являлся племенной союз волынян. А его костяком было племя дулебов, обитавшее на озере Лиховель. Если еще проще, то все исконно украинское находится только в Невирье. А центральные власти с помощью областной администрации намереваются лишить местных жителей права называться пращурами украинцев.

– Что за бредятина? – возмутилась Оля. – Насколько я знаю, дулебы жили не только здесь, но и на территориях, где сейчас Польша, Венгрия, Болгария. Неужели люди во все это верят?

– А что им остается? Я же говорю, что идет тотальная «промывка» мозгов. Моя жена Таня недавно была на курсах повышения квалификации учителей в Тернополе. Там читали лекцию о том, что еще в седьмом веке до новой эры на территории Украины жили индоарийские племена, которые приняли участие в каком-то там генезе…

– Этногенезе, – подсказала Оля.

– Вот, вот – в этногенезе славянских народов. Я даже все записал, чтобы при случае можно было поспорить с кем-нибудь из тупоголовых воспевателей Недоли. – Лэм достал из кармана шорт блокнот и, полистав его, положил себе на колено. – Так вот на санскрите эти племена назывались Далбги. По названию священной травы, которую мы называем осокой. Есть исторические подтверждения, что не все арийские племена ушли тогда в Индию. Ушла только часть далбгов, а те, что остались со временем стали созвучно называть себя дулебами. Точно так же, как и племя бужан имеет на санскрите созвучное название Бгоджи. Я здорово этим заинтересовался, и хочу найти книги наших украинских исследователей отца и сына Наливайко.

– Надо же? – не сдержался я от реплики. – Куда тебя после фантастики и ментовки кидануло.

– Да уж, – с довольным видом подтвердил Влад. – Есть такое. Я вообще человек интересующийся и увлекающийся. Но послушайте дальше. Кроме всего прочего, дулебы считались кастой языческих жрецов. Наверное, поэтому наши края изобилуют ведуньями, знахарями и магами всех мастей. Люди попросту подменили веру в Бога на веру в то, что какая-нибудь бабушка из лесной чащи все их проблемы повышептывает, выкатает яйцом и на воск выльет. Отсюда и такая падкость и расположенность к «промывке» мозгов.

– Да ты, брат, философ, – заключил я, удивляясь и радуясь рассуждениям Степьюка. – Я не иронизирую. Честно. А на счет ваших людей я понял. Они просто уловились на ахинею новых руководителей из-за недоразвитости сознания.

– А еще они полностью зависимы от этих горлопанов. Работы в райцентре никакой нет, не говоря уже о селах. Народ вынужден заниматься только своими огородами или сбором грибов, ягод и березового сока весной. Но даже здесь им палки в колеса вставили. Вести личную торговлю в районе строго запрещено. То есть все излишки будьте любезны сдавать за бесценок в райпотребсоюз. Феодальный оброк какой-то. При этом в головы «забивают» только один лозунг: «Главное – это стабильность». И слово-то вроде хорошее…

– Скорее двоякое, – подсказала Оля и объяснила. – Если взять медицину, то больной может быть стабилен в тяжелом состоянии. Например, в коме. То есть стабилен без изменений на протяжении месяцев и даже лет. А может быть другая стабильность. Больной стабилен в динамике выздоровления, то есть уверенно идет на поправку.

– В точку, – согласился Степьюк. – А наши «гуру» преподносят стабильность, как постоянное наполнение животов и тихое безоблачное существование. Да еще и при полной независимости от вышестоящих властей.

– Федерализм, что ли? – переспросил я.

– Хуже. Полное отделение и неподчинение. Сами, мол, прокормимся. Пусть каждый человек работает только на себя, становясь при этом самодостаточным. Тогда и денег не надо будет. Потому как от них все зло на планете. Это я вам передал смысл стихов нашего Графина. А еще в них присутствует тезис, что нужно быть всегда чеку, чтобы рядом не оказался человек, мыслящий по-другому. А если такой появляется, то об этом нужно сообщить всем и в первую очередь идеологам «фронта». Да-да! Именно фронта. По их словам, Невирьевский район занял круговую оборону для выживания. Потому что все государство стоит на краю гибели и поэтому старается выживать за счет самодостаточных регионов. Мол, мы не обязаны кормить всю Украину!

– Ты это серьезно? – усомнился я, как и во время разговора с Деревянко. – Это же сепаратизм чистой воды. Если все так, как ты говоришь, то на лицо признаки государственного преступления. То есть призывы к развалу страны и существующей системы государственного управления.

– Я что, по-вашему, не понимаю? – нахмурился богатырь и даже засопел. – Я же тоже, какой-никакой юрист по образованию. Вы попросили рассказать о «болоте», вот я и рассказал.

– Я не сомневаюсь в твоей объективности. Мы же здесь для того, чтобы разобраться. Поэтому не обижайся.

– На обиженных кастрюли падают, – с улыбкой отозвался он. – А в то, что говорил, я и сам иногда слабо верю. Но факт остается фактом.

Я тоже заулыбался, вспоминая слова Батона о том, что на обиженных лампады падают. А по выражению лица Степьюка понял, что свой рассказ о местном «болоте» он закончил. Поэтому напомнил:

– Ты обещал рассказать о Графине.

– Ах да, – спохватился Лэм и добавил уже, как повар. – Приготовил десерт и забыл подать к столу. А это блюдо с изюминкой. Графин появился в Невирье года полтора назад, когда власть Недоли только начинала крепнуть. Поговаривали, что он приехал из Литвы. А в Невирье объявил себя отпрыском древнего графского рода Лиховельских. Были такие в наших краях еще в семнадцатом веке. Кстати, говорят, что наше озеро, поэтому так и называется. А кто-то говорит наоборот. Что какой-то лесной разбойник поселился тогда на озере, а позже присвоил себе титул графа и фамилию по названию озера. Сейчас разве разберешься? Отсюда и легенды всякие о Лиховеле. Самая модная из них о графе Люцимере и его неразделенной любви к местной красавице Берте.

– Это поэтому так называется озеро в Шацке? – уточнил я.

– Ну, да. У нас – Лиховель, а в Шацке – Люцимер. Короче довел этот буржуй Люцимерский сельскую девушку Берту до того, что она в нашем озере утопла. А потом стала русалкой. А граф тот сильно переживал и утоп в другом озере, а потом тоже каким-то кикимором лесным стал. Поэтому и озеро назвали Люцимер. Вот теперь эта парочка занимается тем, что людей на тех озерах губит.

– Ужас какой! – поежилась Оля. – Ну а Графин ваш тут причем?

– Так на берегу Лиховеля остались же развалины маетка[8] этого графа Лиховельского. А Графин предъявил право на наследство и объявил их своей собственностью. А «голова» оформил ему все документы. Зовут Графина Петром Петровичем Заболотным. Это по паспорту. Но сам он называет себя Дарием Лиховельским.

– У меня уже голова пухнет от этих титулов, – вздохнула Оля. – Ну, как люди могут верить в такую белиберду?

– Так верят же, – продолжал Степьюк. – Графин этим именем и стихи свои подписывает. Их брошюрами печатают, а потом бесплатно раздают людям вместе с пайками. Так на обложке и написано: Дарий Лиховельский «Невирьевские баллады». Лично я их называю «стоном озабоченного лося в период спаривания по причине отсутствия самки».

Мы дружно рассмеялись, но я почувствовал нахлынувшую изнутри тревожную волну. Нечто похожее довелось испытать в Николаеве после прочтения электронного письма с изображением олимпийского мишки, которое похититель прислал Бокальчуку. Его угрожающий текст нельзя было забыть: «Я не хочу убивать твое тело, я буду медленно убивать твою душу».

Тем временем Лэм продолжал рассказывать:

– «Голова» выдал этому борзописцу ссуду на постройку дома. Теперь он возле развалин маетка строит нечто похожее на тюрьму. Каменный забор в два человеческих роста и трехэтажный дом с маленькими, как бойницы окнами. Сторожей там целый взвод, и строители все «импортные». Официально Заболотный числится директором нашего дома культуры, а на самом деле он идейный вдохновитель «фронта». Сейчас вот Невирьевскую конституцию пишет.

У меня бесконтрольно вырвалось короткое бранное слово.

– А куда смотрят местные законники? – извинившись, спросил я. – Милиция, прокуратура.

– А туда же и смотрят, – Степьюк закатил глаза. – В светлое космическое независимое ни от кого будущее. Я же говорил, что новый прокурор пляшет под дудку Недоли. А главный мент Кущ и судья по своей тупости и алчности тоже дружно подтанцовывают. А законы в Невирье работают так, что, кажется, настало время военного коммунизма. Малейшая провинность – сразу судимость. Не так посмотрел – админарест. Один из родителей моих учеников, который входит в близкое окружение «головы», написал на меня жалобу. На следующий день меня из школы и уволили. Куда я только не обращался? Бесполезно. Сказали, что если еще одну жалобу напишу, то меня вообще не найдут. И жену стали репрессировать. Вот я и отступил. Зато занимаюсь теперь любимым делом. Общаюсь с людьми посредством наполнения их желудков вкусной и здоровой пищей.

– А где же местные журналисты? – спросил я. – Блоггеры, в конце концов!

– Там где и старый прокурор. Своей газеты в районе давно нет. Вместо нее – прокламации «фронта» и стихоплетные брошюры. Был корреспондентский пункт областной газеты, но сгорел вместе с музеем и архивом. Журналисты разбежались, а интернет есть только у Графина. В общем, он и есть – вся районная пресса.

– А мобильный интернет? – не отступал я.

– Так я же сказал, что все в руках Графина. Говорят, в его доме есть аппаратура, которая контролирует мобильную связь и интернет. По ней все мобилки в районе отслеживаются. Если что, то его подручные сразу же телефоны отбирают, а людей сдают в милицию Кущу.

– А телевидение? – приняла эстафету Оля.

– Тоже самое, – махнул ручищей Лэм. – Государственные телеканалы отключены, а спутниковая «тарелка» под контролем Графина. В общем, люди телевизор не смотрят. Верят в то, что через него могут напустить на них информационную заразу.

– Ну, с этим можно согласиться, – закивал я. – Вот только верится с трудом, что наш народ может отказаться от телевизора.

– От чего только не откажешься ради того, чтобы желудок был полным, – прокомментировал Степьюк. – И не забывайте заоблачный уровень пьянства в районе.

– Ну, а церковь в Невирье есть? – поинтересовалась Оля.

– Конечно, есть, – удивился вопросу великан. – Только священника нашего замордовали совсем. Батюшка сразу отказался участвовать в их балагане. Так «фронтовики» распустили слух, будто отец Павло – развратник и пьяница. Будто любит юных мальчиков. Бред, конечно же, полный. А вот люди в церковь ходить перестали. У них вместо этого теперь митинги.

Разговор затягивался и постепенно стал напоминать интервью с человеком явно заинтересованным. А из-за этого он мог быть не совсем объективным. Поэтому я решил перевести разговор в более конкретное русло.

– Ты упомянул о череде несчастных случаев в Невирье. Кто-то грибами отравился, кто-то под машину попал. Наверное, были и утопленники. Я вот слышал, что недавно кого-то молнией на озере убило.

– Было такое. Сам я, правда, не видел – как всегда на работе пропадал. Но жена рассказывала, будто парень какой-то приезжал в Невирье искать могилу прадеда, погибшего в наших местах во время войны. Поэтому никого и не удивило, что он в окрестностях озера бродил. А молнии в Лиховель часто попадают. Старухи наши говорят, будто это Бог гневается и хочет спровадить в ад утопшего графа и русалку Берту. Я, конечно, в это не верю. Что Богу больше заняться нечем, как только водяными кикиморами? Но я не верю и в то, что того парня могло молнией убить. Спросите почему? Уж больно много несчастных случаев за последнее время. И самоубийства случаются. Но почему-то только с теми людьми, которые выступают против «фронтовиков». Или с теми, кого считают подозрительными. Как по мне, так в районе работает тайная бригада больших умельцев трагических инсценировок. Как в советском КГБ или секретной службе Генриха Гимлера.

– У меня уже волосы на голове шевелятся, – призналась Оля. – Может, все-таки не будем настолько сгущать краски?

– А ты семью Максимчуков знаешь? – быстро спросил я, чтобы успеть предотвратить очередной эмоциональный всплеск у нашего рассказчика.

– Конечно, знаю. Андрей в параллельном классе со мной учился. Умный пацан. Он после школы в Киев уехал в институт, а потом где-то за границей учился. Наши отцы тогда вместе лесничими работали. Мой-то умер давно, а его батя сейчас сильно пьет. С работы выгнали…

– А самого Андрея давно видел? Говорят, что он приезжал в Невирье?

– Слышал, что приезжал, но сам не видел. У нас тогда аврал на работе случился. Поболели все, поэтому пришлось сутками в ресторане пахать. А местные рассказывали, будто Андрюха приехал, весь модный такой. Машина крутая. С Недолей встречался, а потом они в гости к Графину вместе ездили. А потом Максимчука вроде срочно вызвали по работе, и он уехал.

– А зачем приезжал, не знаешь?

– Так к родителям, наверное, – ответил Лэм и настороженно посмотрел на меня. – А Вы чего спрашиваете? Случилось что-то с Андреем? Вы поэтому здесь?

Я промолчал, а Влад откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В комнате стало тихо. Со стороны пляжа доносились веселые голоса отдыхающих. Было слышно пение птиц.

– Чуяло мое сердце что-то недоброе, – после паузы заговорил Степьюк. – И так дела в Невирье безрадостные, а тут меня еще тоска в последнее время атаковать начала. В семье вроде бы все хорошо, на работе тоже. Никак не могу разобраться в своем состоянии. Но Вы мне смело можете рассказать, что с Андрюхой приключилось.

– Максимчука после Невирья никто не видел, – осторожно, не делая выводов, ответил я. – Мы ничего не знаем. Просто один бизнесмен из Луцка хотел заняться развитием инфраструктуры вашего района.

– А я об этом слышал. Местные мужики как-то заезжали ко мне в ресторан. Маленько посекретничали.

– Вот для этого бизнесмен и посылал в Невирье Максимчука.

– Угробили они его! – взорвался Лэм. – Тут и ментом быть не надо, чтобы понять. Видать Андрюха раскопал их воровские схемы. Ведь район, как административная единица области, существует. Так же? Значит, и бюджетные деньги идут. А развития – ноль. Зато все «дулебы» на таких «тачках» ездят, что и в Луцке не купишь. Я же говорил, что недавно сгорел районный архив и комната с музейными экспонатами. Это же все в здании райадминистрации было. Поговаривают, будто перед пожаром все документы и экспонаты вывезли в поместье Графина. А кроме этого Дарий скупает у людей старинные иконы и антиквариат. Денег-то у народа нет – вот он этим и пользуется. А преподносится все, как работа по восстановлению краеведческого музея. А теперь еще и Максимчука сгубили. Ну, все, мое терпение лопнуло! Пойдет Графин вслед за своим пращуром в озеро.

– Спокойно, Влад. Спокойно, – попытался я утихомирить разбушевавшегося великана. – Нам нельзя злиться на этих людей. Потому, что допустив озлобленность, легко скатимся до их методов. У нас другие принципы работы. Мы все по-тихому выясним, задокументируем, а потом внесем в законы Невирья восьмую поправку.

Влад сначала посмотрел на меня, а потом опустил глаза и задумался. По выражению лица можно было понять, что бывший сыщик пытается что-то вспомнить. Наконец, встрепенулся, расправил плечи и почти выкрикнул:

– А, я понял, о чем Вы! Американская Конституция. Это те поправки, что когда-то давно были туда внесены. Но они работают, и по сей день.

– Точно, – подтвердил я, удивляясь своему мыслительному экспромту. – Сам не знаю, как в голову пришло. А ведь и правда. Восьмая поправка в Конституцию США была внесена в конце восемнадцатого века и действует до сих пор. Она закрепляет основные права и свободы человека. А еще в поправке говорится о запрете применения неадекватных и жестоких наказаний.

– Ты просто корифей юриспруденции, – округлила глаза Оля и, обращаясь к Степьюку добавила. – Не переживай, Влад. Закостенелые мозги твоих «фронтовиков» против нашего менталитета – это морская пыль для настоящих моряков.