Читать книгу … всё во Всём - Сергей Коч - Страница 14

Я проснулся абсолютно разбитым, действительно, как после тяжелой и длительной пьянки, медленно поднялся с дивана, на котором провел остатки ночи и утро. Алекс мирно дремал на сухой части кровати, покрывало он снял и, свернув его в кулек, бросил на пол в ванной. Меня он заботливо накрыл найденным сухим одеялом. Кроме назойливого запаха гари и пятен подтеков на полу и кровати, ничто внешне не напоминало о ночном бедствии. На часах уже было двенадцать часов дня. Я вошел в ванную комнату, тщательно отмыл руки от оставшихся следов ночного фиаско, сполоснул голову, сменил футболку и вышел на улицу. Пока я шел, ко мне возвращалось обычное самочувствие. Тело еще ныло и саднило в груди. На удивление, все мои ощущения стали простым воспоминанием. Да и в зеркале я не увидел ни ожогов, ни красных пятен от огня. Руки тоже были целы. Спустя несколько минут всё стало меняться: голова стала более легкой, тело не болело совсем, мышцы чувствовали, что в них полно силы. Неплохо для человека, которому несколько часов назад делали искусственное дыхание. Вместо мучительного раскаяния и тяжести ответственности я видел мир в более ярких красках, чем еще вчера. За раздумьями обо всем произошедшем я шел вперед. Торопиться теперь было некуда. Я медленно побрел по одной из улиц в неизвестном направлении. За пятнадцать минут я ушел куда-то так далеко, что обернувшись, не нашел глазами знакомых очертаний. Впереди возвышался старый, как всё в этих местах, католический собор стандартного песчаного цвета с довольно высокой колокольней. Я направился туда. На входе стояло несколько табличек, на одной из них было указано, что это собор Святого Леона, на соседних были расписания времени и дней службы и рекламки концертов, проходящих здесь. Я решительно толкнул дверь и вошел внутрь.

Я прошел прямо через вторые двери в основной зал, в сторону нефа, между рядами скамеек для молящихся. Как странно бы это ни звучало, мне становилось все легче на душе, но совсем не трепет перед Всевышним приводил меня в чувство, а то, что я смотрел вокруг, на высокий свод храма и понимал все пропорции и правила, по которым он был построен. Даже на глаз я точно мог сказать, что высота свода в пике 17 метров, ширина между колоннами капители ровно 12. Всегда далекий от архитектуры и подобных точных конструкций, я не мог этого знать до вчерашнего вечера, а сейчас знал.

Прямо передо мной стоял довольно молодой священник в сероватой сутане и держал в руках большой современный электронный планшет вместо псалтыря.

– Ищете Отца своего в Храме Божьем? – по-английски спросил он.

– Нет, Отец, я только посмотрю и уйду.

– Прошу меня простить, но я буду здесь, на первом ряду, и с удовольствием отвечу на вопросы, – нараспев, как на службе, проговорил он и очень хорошо улыбнулся.

Я кивнул и стал рассматривать витражи позади нефа, красивые и простые, вставленные в высокие готические окна, они подсвечивались сейчас солнцем и ярко светились. Я ходил и проговаривал слова священника: «Ищете Отца в храме?». Как можно найти того, кого забрал случай? Кто уже не вернется и не выслушает, не даст совета? Нет сомнений, что многое в жизни моей сложилось бы по-другому, да и сам я, скорее всего, тоже был бы другим. Воспоминание об увиденном ночью больно резануло внутри. Не знаю, какие органы болят от таких мыслей, но боль физическая и ощутимая. Я всегда чувствовал себя брошенным и преданным. Родители оставили меня одного, без родственников. Мы переехали в страну, где всё было чуждо. Потом я попал в руки не совсем чистых на руку людей, потом снова череда переездов. И полная потеря доверия к людям вокруг. Спасибо Малокешин, они стали первыми людьми, которые дали мне семью. Такую семью, как я мог запомнить, такую, какой я бы мог гордиться, но не смог. Слишком велик был страх потерь. Ведь все, кто протягивал мне руку до этого, оставляли меня. Они дали мне свою любовь, дом, возможности образования и свободу, наконец. Почувствовав, что я должен им позвонить, я сунул руку в карман. Телефон остался в номере отеля.

Я прошел круг по периметру зала, отмечая все геометрические решения создателя этого храма. Так я оказался за спиной сидящего на краю первого ряда молодого священника. Я сел за ним и, подглядев, чем он занимается, слегка удивился – святой отец в данный момент рассматривал котировки Нью-Йоркской биржи. По экрану бежали строки котировок разного цвета, а над ними открытый текст с заголовком «Коэффициенты Фибоначчи и временные ориентиры» со многими графиками и цифрами. Откинувшись на спинку лавки, я стал вспоминать: «Фибоначчи… Фибоначчи… Фибо…».

Это было просторное помещение с несколькими высокими решетчатыми окнами. Слепящее средиземноморское солнце чертило ритмичный узор на полу зала, но даже оно было бессильно против мастерства искусных ваятелей. Здесь сохранялась приятная прохлада, а стена напротив окна оставалась в полумраке. На границе света и тени в креслах с высокими спинками сидели двое. Тени от решетки на их фигурах и лицах приобретали фантастические очертания, мешая разглядеть их черты. Один был, несомненно, тем же мудрецом, которого я видел во сне. Я тогда назвал его Знаток, а Хокинг – Мудрецом. Но возраст придал ему дополнительной глубины и силы. Теперь я бы назвал его Мыслитель. Он был в той же одежде, что и прежде, только старше лет на сорок – лицо с множеством благородных морщин, поседевшие волосы и борода. Другого же человека я не знал. Знаток несколько раз назвал его Леонардо – но, конечно, это был не «тот» Леонардо. Уж того бы я смог отличить, слишком много автопортретов он оставил. С другой стороны, наверняка история науки знает не одного Леонардо. И даже не двух. Но то – история науки, я был в ней только гостем. Приятное округлое лицо этого Леонардо было гладко выбрито, платье, простое с виду, сшито явно из дорогой ткани, и держался он с достоинством. Он мог бы быть царедворцем или придворным ученым. Я для себя так его и стал называть.

Беседа, по-видимому, только началась. Придворный ярко рассказывал Мудрецу о какой-то книге.

– Поразительно, какие глубины мудрости постигли люди; жившие за много веков до нас. А ведь это, по большей части, изложение и развитие мудрости, пришедшей из еще большей древности. Мне не знаком язык Древней Индии, который называют санскритом, но в нем были знаки для обозначения цифр от 1 до 9. Они записывали числа не так, как мы, а по порядку, по декадам. В «Книге об индийском счете» Аль- Хорезми об этом пишет.

– Истина была открыта Аль- Хорезми, – произнес этот Мыслитель. – Он смог постичь знание предков. Человеку его рода, служившему Заратустре, многое дано. Он достойно служил знанию. Через него это должно было прийти к тебе. И пришло.

Я пытался понять язык, на котором говорили эти двое, но он был мне не известен. Однако я понимал и чувствовал каждое слово.

– Готов преклонить колени перед величием этой книги, – воскликнул Царедворец. – Теперь я все время думаю, как приложить знание, что оно несет, к нашей бренной жизни. Эти новые числа… Именно новые. Это странно. Смысл чисел тот же, но в таких видах, какими изображает их Хорезми, мне видится неведомая, нераскрытая до сих пор сила.

– Сила чисел безгранична – но она скрыта. Ты думаешь так, но смысл чисел глубже. Много глубже и древнее.

– Числа обозначают количество. Что еще? – придворный ученый явно задумался.

И тут снова произошло невозможное. Таинственный Мыслитель запел. Точнее, не запел, а начал растянутый речитатив, практически без пауз, но сила его голоса и всепроникающий тембр вкладывали слова сразу в сознание, даже не надо было думать, правда это или нет. Без вариантов. Я снова превратился в слух.

– Я расскажу тебе всё про числа сейчас. Единица – монада. Бог, который есть начало и конец всего, и сам по себе не есть ни начало, ни конец. Монада четна и нечетна, потому что, будучи добавлена к четному числу, дает нечетное, а, добавленная к нечетному, дает четное. Великая сила сосредоточена в центре Вселенной и контролирует она движение планет вокруг себя, поэтому монада есть Трон Юпитера. Будучи между большим и меньшим, монада равна самой себе; между намерением и свершенным она посредине; во множественности она среднее и во времени она настоящее, потому что вечность не знает ни прошлого, ни будущего.

Монада есть отец. Что же тогда мать? Это Дуада – двойка. Она всегда разделена и представляет двух, а не одного, и они противоположны друг другу: демон, зло, мрак, неравенство, нестабильность. Монада является символом мудрости, дуада – символ невежества, потому что в ней существует смысл разделенное, которое есть начало невежества.

Я в восхищении слушал его обволакивающий необыкновенный голос, который снова проникал во всё вокруг, и не оставалось ничего, что не услышало бы его. Вспомнил песни Кины и понял, о чем она говорила, когда спрашивала меня на утесе о моих поисках. Теперь я знал. Ассоциация была настолько яркой, что я так же, как и тогда, чувствовал, что растворяюсь в звуках, наполненных множеством смыслов.

– Ты так говоришь о числах, будто они порождают какие-то движения твоей души, – проговорил ошеломленно Придворный.

– О, да. Числа волнуют душу. Они вызывают любовь, презрение. Мы чтим монадуи нам претит дуада. Подумай сам: силой дуады в противоположность небесам создается бездна. Бездна отражает небеса и становится символом иллюзии, потому что низ является просто отражением верха. Низ называется майей, иллюзией, морем. От дуады идут споры и соперничество.

Но послушай дальше. Триада – тройка – это первое число, которое по-настоящему нечетно. Триада – это дружба, мир, справедливость, благоразумие, умеренность, добродетель. Триада есть число познания музыки, геометрии, астрономии и науки о небесных и земных телах. В древних учениях – куб этого числа имеет силу лунного цикла. И вот – символ триады. Это священный треугольник.

Тетрада – четверка – это изначальное, всему предшествующее число, корень всех вещей, источник природы и наиболее совершенное из чисел. Все тетрады интеллектуальны; из них возникает порядок, они опоясывают мир. Бог – это тетрада, потому что число 4 является символом Бога, потому что оно – символ первых четырех чисел. Больше того, тетрада есть середина недели, будучи промежуточным между днем первым и последним, седьмым. Я только мудрость высшего знания излагаю и утверждаю, что душа человека состоит из тетрады, при этом четыре силы души – это ум, наука, мнение и чувство. Это Причина и Делатель всех вещей, постижимый Бог, Творец небесного и чувственного добра. Тетрада связывает все вещи, числа, элементы и сезоны.

Мне показалось, что в воздухе, прямо перед глазами говоривших появились числа. Я точно их видел? А они? Мыслитель ничего не писал, он даже не двигал руками, а я будто бы видел запись воочию. Видел ли ее этот Леонардо? Во всяком случае, глаза его заблестели, и на лице выразился крайний интерес. О чем была та книга об индийском счете, с которой начался разговор, я не знал, но сейчас ученый явно видел необычное употребление чисел.

Числа висели в воздухе несколько минут, и я смог хорошо запомнить их порядок, потом стали светлеть, растворяться и, как туман, исчезли.

Мудрец немного оправил бороду и продолжал. Голос его, звучный и глубокий, наполнял своды высокого зала. И я не знал, что бы стало с миром вокруг, если бы окна не были закрыты изящной вязью витражей. Рассказ его всё больше казался пением священного гимна, потрясающего и бесконечного.

– Пентода – пятерка – есть союз первого четного и первого нечетного чисел. Пентаграмма – пятиконечная звезда – священный символ света, здоровья и жизненности. Она также символизирует пятый элемент – эфир, потому что он свободен от влияния четырех нижних элементов. Она называется равновесием, потому что разделяет совершенное число «10» на две равные части. Пентода есть символ природы, потому что, будучи умножена сама на себя, она возвращается к себе, точно так же, как зерна пшеницы, рождающиеся в форме семени, проходят через природный процесс и воспроизводят семена пшеницы в виде окончательной формы своего собственного роста. Другие числа, будучи умножены сами на себя, дают другие числа, но только 5 и 6 возвращают при этом свое исходное число как последнюю цифру в произведении. Пентода представляет все высшие и низшие существа. Пентода – основа жизни и жизнеспособности. Тетрада плюс монада равны пентоде: элементы земли, огня, воздуха и воды проницаемы и для субстанции, называемой эфиром.

Гексода – шестерка – это сотворение мира согласно пророкам и древним мистериям. Она – совершенство всех частей. Это форма форм, сочленение Вселенной и делатель души. Гексода – неутомимость, потому что она содержит элементы бессмертия.

Гептада – семерка – число религии, потому что человек управляется семью небесными духами. Гептада – мистическая природа человека, состоящая из тройного духовного тела и четырехсоставной материальной формы. Они символизированы в фигуре куба, который имеет шесть граней и таинственную седьмую точку внутри – человека.

Огдоада – восьмерка – священна, потому что является четно-четным числом. Огдоада делится на две тетрады, каждая тетрада делится на дуады, и каждая двойка делится на монаду; восстанавливая ее. Это малое священное число. Она заимствует свою форму от двух переплетенных змей на Кадуцее Гермеса и частично от извилистого движения небесных тел, возможно, и от движения луны.

Я машинально попытался вспомнить, как выглядит этот самый загадочный «кадуцей». В голову лезли крылатые сандалии лукавого покровителя торговли на тех его изображениях, которые беззастенчиво присваивали себе многочисленные коммерческие организации. Странно – я попытался просто представить себе восьмерку – и не смог. В моем воображении она настойчиво вырисовывалась лежащей на боку. «Это же символ бесконечности!» Почему я сейчас снова вспомнил об этом? И кольнуло память слово «сингулярность».

Так он и продолжал свое распевное, еще больше похожее на мощное музыкальное произведение уже гремящее, как апофеоз задумки композитора, а местами переходившее в мелодичное камлание шамана, которое я слышал в горах Перу, но речь была ясной и слова гулко звучали в зале:

– Эннеада – девятка – первый квадрат нечетного числа. Эннеада – это ошибки и недостатки, потому что эннеаде недостает до совершенного числа «10» одной единицы, одной монады. Она называется числом человека из-за девяти месяцев вынашивания ребенка. Эннеада есть безграничное число, потому что ничего нет за ней, кроме бесконечного числа «10». Она называется границей и ограничением, потому что она собирает все числа внутри себя. Она называется сферой воздуха, потому что она окружает числа так, как воздух окружает землю.

Декада – десятка – согласно великим познаниям, есть величайшее число – она объемлет все арифметические и гармонические пропорции. Десять – есть природа числа, потому что все народы приходят к ней. И когда они приходят к ней, они возвращаются к монаде, к единице. Декада называлась и небом, и миром, потому что первое включает второе. Небесные тела делятся на десять порядков. Декада совершенствует все числа и объемлет в своей природе четные и нечетные, подвижные и неподвижные, добрые и злые.

Мудрец резко оборвал свое пение, но звуки еще отражались от высоких сводов и стен, возвращались эхом друг к другу. Зал медленно погрузился в тишину.

Поначалу рассказ о цифрах, вызывающих эмоции и несущих в себе тайный смысл, казался мне просто пересказом архаичных представлений. Но где-то в середине речи Знатока я начал вспоминать, что в детстве мы часто играли в «великих нумерологов». Читали друг другу странные гороскопы по числам, каждому числу обязательно соответствовало какое-нибудь значение или характер. Девочки подбирали себе подруг и бой-френдов, мальчики смеялись над ними, но каждый тоже подсчитывал свое число и точно его знал. Но такая трактовка мне была непривычна. Хотя я уже тогда удивлялся, почему все заканчивалось на девятке. А девятки вычеркивали при подсчете. Теперь я начинал что-то понимать.

Между тем средневековый царедворец – собеседник – молчал. Он слушал долго и очень внимательно всю песнь Мыслителя, но явно испытывал какие-то сомнения по поводу слов мудреца. Этот человек был явным прагматиком.

От всезнающего Мудреца и это тоже не могло укрыться.

– Я вижу, Леонардо, ты сомневаешься. Я понимаю тебя. Ты сын таможенного чиновника и привык искать практического применения числам. Ищи же, и думай о том, что я сказал тебе.

* * *

– И что ты найти успел, сын мой? Я готов выслушать тебя, – прозвучал реальный голос, и я поднял глаза.

Передо мной снова стоял молодой священник, всё с той же неизменной и дружелюбной улыбкой. В руках он всё так же держал свой планшет.

– Спасибо, Отец, но я ищу, и я в пути, но я стал видеть больше, чем раньше.

– Главное не то, что ищешь, а то, что найдешь. Всё бренно. Только вера вечна.

– Так и есть, Отец, – я, полностью уверенный теперь, что надо делать, встал и быстро вышел из-под церковных сводов.

Около «Вилла Европа» уже сидел в машине Алекс, поджидая меня. Наши вещи лежали в машине. Я сел рядом. За рулем теперь был мой рыжий товарищ. Его вид снова не выражал особенных эмоций. Он смотрел на меня скорее заинтересованно, чем раздраженно или озабоченно из-за произошедшего. Но вопросов об этом задавать не стал.

– Ну что, куда теперь? – спросил он. – Я расплатился за номер. Правда, твой маленький пожар обошелся нам в три тысячи евро.

– Спасибо, Алексей, мы возвращаемся в экспедицию. Выпишу чек.

– Так мы же потеряли книгу?

– Зато приобрели кое-что другое! – я подмигнул ему. – Жми, шеф, два счетчика!

Через двенадцать часов мы, перелетев Адриатическое море обратно, подъезжали к деревне Олимпиада и нашему лагерю.