Читать книгу Сыр в мышеловке. Минипамфлеты, рассказы, очерки - Сергей Коханович - Страница 10

Кто не спрятался – я не виноват, или Три, четыре, пять – я иду искать

Кабинет начальника охраны крупного нефтеперерабатывающего завода был прост и полностью соответствовал своему хозяину, мужчине лет сорока-сорока пяти, Доронину Виктору Сергеевичу. Так официально его называли только на работе коллеги и подчиненные, для немногочисленных друзей, в основном бывших сослуживцев, он как был, так и остался Виктором. В секретных же архивах военной разведки по-простому ГРУ он числился, как Герой России, майор подразделения специального назначения «Оскал Белого Медведя» или «ОБМ», уволенный в запас по причине ранения, при выполнении задания в горячей точке. Куда пуля, осколок или клинок попали и в каком месте земного шара в досье не указывалось, а вот в сверхсекретном с грифом «только для трех лиц» было написано, что ТОР был ранен, вынося раненого ЗЕДА, в левое плечо и область шеи с той же стороны. Место проведения боевой операции – ледники Памира. Круговая засекреченность просматривалась и в этом документе в нем не указывалось ни звание, ни фамилия, ни имя, ни отчество.

Крутя ролик мышки, Виктор просматривал новостной портал, задерживаясь на немногочисленных интересных новостях. Очередная пауза застигла ролик на сирийских событиях.

– Да, – размышлял сам с собой Виктор. – война меня не отпускает. Смотря или читая новости о военных конфликтах, я мысленно нахожусь там, мозг постоянно анализирует решения воюющих, появляется неугомонный зуд во всем теле, мышцы напряжены, все твое существо просит выброса адреналина.

В общем, военный профессор-психолог, так и сказал: «Это, милок, адреналиновая зависимость или, если угодно, поствоенный синдром, так что спорт-спорт! Горные лыжи, прыжки с парашютом и, дай Бог лет, так эдак через десять, все нормализуется». Виктор, конечно, понимал старичка профессора, светило в своей области, профессор так и остался жить в советском формате, где и парашют, и лыжи, в общем-то, ничего не стоили, было бы желание. Сейчас это дорогое удовольствие, а выбросы энергии просятся наружу почти каждый день. Мысли Виктора прервал стук в дверь, в кабинет вошел парень, чуть выше среднего роста, лет тридцати.

– Здравствуйте, подпишите мне обходную. – несколько категорично попросил он Виктора.

Не дождался приглашения, ни волшебного слова не произнес, и вообще он выглядел как-то дерзко, расхлябано. Люди с такой манерой поведения не очень нравились хозяину кабинета. Виктор вспомнил его, охранники в своих рапортах-отчетах давали информацию об опоздавших или скандалистах. Завод-то серьезный, и охрана не только следила за контрольно-пропускным режимом, но и выполняла функции по наведению порядка. И паренек этот, судя по анкете Эдуард Глубский, не раз фигурировал и в одной, и в другой категории.

Эдик пришел на завод недавно и чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Про себя он знал, что стабильность и труд не его стезя, вот торговля, во всех ее проявлениях, манила его, он даже готов был начать с продавца, нет, не с простого, сидящего на кассе, а с ловкого, базарного умельца, владеющего искусством отжать и впарить, обвесить и недодать. Но, увы, уличные комплексы среди местной молодежи не дали Эдуарду проявить себя на этом поприще, боязнь быть под насмешками парней и девчонок заставила его сделать выбор в пользу завода.

– Этот старый мудак совсем нюх потерял?! – заговорил Эдик, как бы ожидая сочувствия Виктора, внимательно читающего анкету. – Ну ничего, я этому уроду устрою сладкую жизнь, он у меня попляшет в комиссии по трудовым спорам, это начальство обнаглело совсем, они думают, что им все можно, не на того напал, хрыченыш.

Не проронив ни слова, Виктор быстро подписал анкету и протянул ее Эдику. В этот момент их глаза встретились. Эдик вдруг почувствовал себя каким-то маленьким, кухонным тараканом. Все слова, которые ждали своей очереди, чтобы унизить начальника цеха, вдруг застряли непонятно где, то ли в начале дыхательного тракта, то ли в конце его, а уходя, он заметил, что сам того не желая, произнес: «спасибо и до свиданья». Слова, словно под гипнозом, сползли с его губ. Закрыв за собой дверь, Эдик облегченно вздохнул.

– Надо же, есть ведь такие противные люди… – подумал он про начальника охраны.

Виктор напоминал ему рентгеновский аппарат, от которого невозможно утаить истину, его, Эдика, нутра. Такие люди ему определенно не нравились. Вот и начальник цеха Егор Васильевич, такой же урод – разыгрались здесь в ум, честь и совесть нашей эпохи. Да, в принципе, пошли они на… Я теперь свободен, немного отдохну, а там что-нибудь придумаем. Сделаем, придумаем, помыслим у него всегда были во множественном числе, так как мысленно эти функции он всегда возлагал на всю свою родню. На улице майское солнце, голубое небо, щебет, спрятавшихся в кронах деревьев птиц, и, конечно же, дурманящий весенним запахом, воздух, приняли Эдика в свою праздношатающуюся компанию, а в качестве успокоительной таблетки судьба подарила ему видение в образе, пока еще не четком, несколько размытым, но, судя по контурам, очень многообещающим. В начале улицы в его сторону двигалась обалденная фигурка, принадлежащая беспечной, можно сказать, бунтарской и, конечно же, романтической натуры, Настеньки Волиной.

Может быть, Эдик и не блистал повышенным интеллектом и глубокой эрудицией, но в области знакомств с хорошенькими девчонками он имел определенный успех, которым и пользовался при каждом удобном случае. Вот и сейчас неведомые силы интуиции подтолкнули его обратно к проходной, где он с жалостливой гримаской выпросил у охранника кусок картона и маркер, и второпях написал: «ДОЛОЙ ПРОДАЖНУЮ АДМИНИСТРАЦИЮ! ДОРОГУ МОЛОДЫМ ТАЛАНТАМ!». Затем, кое-как прилепил, так же, второпях написанный плакат себе на грудь, и постоянно, вскидывая кулак вверх и твердя «но пасаран, но пасаран!» он вышел на площадь перед зданием администрации, где его и заприметила Настенька. Интересный паренек привлек ее внимание, один с плакатом, что-то выкрикивает и машет рукой. Определенно Настеньке он понравился своей неординарностью, и сходством с ней самой, такой же ершистой с повышенным чувством справедливости.

– А почему «но пасаран»? Настенька, приветливо улыбнулась новоиспеченному революционеру.