Читать книгу Война красноармейца Константина Рукавицына. 1941—1945 годы - Сергей Константинович Рукавицын - Страница 7

Смоленское сражение

На очередной кратковременной остановке «солдатское радио» сообщило, что их везут под город Смоленск, где идет жестокое сражение уже с начала июля. Эшелон не дошел до своего пункта назначения. Немецкие бомбардировщики поочередно сменяя друг друга начали его уничтожение. Первым взорвался котел паровоза одновременно с фугасной бомбой. Взрыв был такой силы, что ударная волна сорвала закрытые двери с кузовов вагонов «теплушек». Первый вагон взлетел вместе с паровозом и с детонирующим боезапасом в воздух. Три следующих вагона перевернулись и упали, набок съехав по насыпи, остальные четыре сбросило с рельс, из них выпрыгивали оглушенные и обезумевшие кавалеристы и лошади. Все бросились бежать подальше от этого «ада». Константин выпрыгнул из горящего вагона в числе последних. Придя в себя, он увидел в небе пару заходящих для атаки фашистских истребителей, которые уже начали поливать пулеметным огнем разбегающихся людей. Он залез под вагон и укрылся за колесом. За истребителями вновь зашли бомбардировщики добить эшелон. Кругом стоял грохот от взрывающихся бомб. Слыша шестым чувством, как по колесу стучат осколки, он плотнее прижимался к спасительному колесу. Выбрав момент между взрывами, он метнулся в сторону от железнодорожной насыпи и побежал в сторону перелеска и залег в небольшом овражке. Этот рывок спас ему жизнь. Скат вагона, немного прокатившись по развороченным шпалам, съехал с насыпи и перевернулся. Налет закончился.

Костя пошел искать своего четвероного друга. Белогривый лежал недалеко от разбитого вагона весь в крови и медленно издыхал. Став на колени, обнял голову коня, приподняв ее, заговорил: «Прости, что не уберег, прощай, я буду тебя помнить всегда, мне же надо исполнить свой воинский долг!». Выстрел в голову из карабина оборвал мучения лошади. Оставшиеся в живых бойцы стали собираться на пригорке возле небольшого лесочка. Командиров не было. Они ехали во втором пассажирском вагоне и все погибли. Выжившие лошади обезумев, разбежались. Безлошадные солдаты теперь уже не кавалеристы обсудили между собой создавшееся положение и решили идти вдоль железнодорожного полотна в сторону, куда двигался уже не существующей эшелон. В обойме карабина осталось 4 из 5 патронов. Он шел и думал, как так получилось, что передвижение железнодорожного состава осталось без прикрытия с воздуха, где же наши хваленые «ястребки»? Видимо и с другими эшелонами происходит то же самое. Ответа он не находил кроме одного – Нас предали! И он сделал для себя такой вывод. И был недалек от истины.

Почему накануне войны И. В. Сталин допустил грубейший просчет в оценке времени нападения фашистской Германии, позволивший ей достичь внезапности вторжения; как вследствие этих причин Красная Армия оказалась в начале войны на краю пропасти? Могло ли начало войны быть иным, не столь тяжелым, удручающе-жутким? Если могло, почему не стало? Причин тому достаточно.

Во-первых, военные, в который раз (так уж повелось в истории) стали заложниками политиков. В данном случае «в плен» взяла их военная доктрина, в основу которой была положена работа В.И.Ленина «О лозунге Соединенных Штатов Европы» с основополагающей идеей единства мыслей и устремлений мирового пролетариата. И уж если мы пойдем освобождать пролетариев любой страны от гнета капитала, утверждалось в ней, с нашей стороны это будет война справедливая, значит, непременно победная – как пелось в одной из песен, «малой кровью, могучим ударом».

С другой стороны, Сталин осознавал неготовность СССР к открытому столкновению с фашистами и всячески стремился, как можно на больший срок оттянуть войну с Германией в том, что это произойдет, сомнений не было, вопрос шел лишь во времени. Следует иметь в виду, что на Сталина и его ближайшее окружение с осени 1940 г. в определенной степени влияли целенаправленные акции фашистских спецслужб. Они все делали для того, чтобы убедить советское руководство о грядущей войне Германии с Англией. Дескать, немецкие войска, сосредоточивающиеся у советской границы, таким образом, якобы проходят скрытую от английской разведки подготовку к броску через Ла-Манш.

Гитлер и его сподвижники играли крупно, расчетливо маскировали свои планы. Сложная политическая обстановка в Европе в то время требовала глубокого и грамотного анализа, взвешенных оценок, поиска эффективных

дипломатических вариантов решения проблем, возникших перед Советским Союзом. Неординарность ситуации требовала смелых решений. Советское руководство оказалось не готово к ним. И прежде всего из-за чрезмерной централизации власти, когда мнение одного человека – Сталина – даже явно ошибочное, определяло все. Репрессии тридцатых годов породили в обществе и армии страх и взаимную подозрительность, боязнь быть обвиненными в антипартийных и антисоветских настроениях. Руководители всех уровней боялись отклониться от установок сверху, особенно связанных с именем «вождя». Так постепенно утрачивались ценнейшие качества руководителя – готовность к риску, независимости, инициативе.

Сказать, что в СССР не понимали опасности и не предпринимали мер к отражению фашистского нашествия, нельзя. Меры предосторожности были приняты, но недостаточные.

22 июня было воскресенье. Народ готовился соответствующим образом провести этот день. Радио Москвы передавало обычные передачи и музыку мирного времени, и только в полдень выступил Молотов. Сталин не обращался к народу до 3 июля. Немецкое нападение произвело на него очень сильное воздействие. Он ждал, что его придут арестовывать и по своей трусости и боязни гнева русского народа прятался и возможно хотел бежать из страны как его предшественник Троцкий.

Что сказал Сталин 3 июля 1941 года?

Сталин обратился к стране и народу по случаю начала войны лишь 3 июля 1941 года. Волнуясь и говоря с сильным грузинским акцентом, произнеся свои знаменитые «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!», просчитавшийся вождь дал первую публичную оценку происходящему, причём весьма объективную: «Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы, и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было ещё отмобилизоваться и придвинуться к границам».

Разумеется, он не признался перед народом, что до самого последнего момента считал сведения разведки на этот счёт «английской дезинформацией». Однако уже в этом выступлении он упомянул о «нытиках и трусах, паникерах и дезертирах», заявил, что все граждане СССР – в военной форме и штатские – «должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и смётку, свойственные нашему народу». Слово «должны» показывает, что такое происходило отнюдь не всегда. Великий вождь потребовал также «организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникёрами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов», в частности, «немедленно предавать суду Военного Трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны, невзирая на лица».