Читать книгу Три истории из реальной жизни. Любовь и музыка. Трудная работа. Дорога к дому - Сергей Лемехов - Страница 4

…И началось застолье. Вовка вынул из холодильника всё, что у него было – кирпич ржаного чёрного хлеба и большой шматок сала. Стакан водки уже стоял на столе. Часы показывали 7:50, и по незнанию Владимир Иванович решил, что в магазин бежать поздно, да у него и денег японских не было. Первый день как прибыл и в Институте не оформился ещё на денежное довольствие. Всё это его ждало впереди. Просить о добавке к рациону друзей-соотечественников он не стал – хорошо знал русское правило: кто хочет, тот сам приносит, а нет – и не надо, будем рады тому, что есть.

Квартира была огромная, квадратная по форме. С южной стороны по центру – входная дверь, и сразу же за нею маленькая кафельная площадка метр на метр.

Все японцы в этом месте обувь скидывают, даже если в тапочках в гости придут из соседней квартиры. Потом начинается длинный коридор, уложенный дубовым лакированным паркетом на мягкой упругой подушке. В самом начале коридора две двери направо и налево – просторные спальные комнаты с трюмо и платяными шкафами. Далее по коридору ещё одна дверь – ванная, мини-прачечная и прочее.

Всё это и коридор занимало примерно половину Вовкиного жилого фонда. Заканчивался коридор дверью в апартаменты: справа – кухня трамваем, без всяких стенок, а с метровой по высоте перегородкой, и за ней просторная меблированная спальня. Предположительно женская, потому что мужчина должен спать на татами – возвышенной площадке, покрытой настилом из соломки бамбука. Углом татами выходил на дверь кухни-трамвая и прохода в дамскую спальню, а внешней стороной в просторный зал, где по центру стоял большой ореховый стол и стулья, а над ними светильник со свисающим цепочкой-шнурком.

Его сейчас Вовка и дёргал, пытаясь понять функциональное значение шнурка и осветительные возможности лампы под потолком. Витька деловито и экономно нарезал чёрный хлеб «блокадными пайками», выложил на мелкую тарелочку, а на дощечке оставил широкие полоски сала с чесночком. Включили телевизор и приготовились начать пить «Столичную». Но тут случилась заминка.

– Из полного стакана по двум другим не разлить без потерь. Что делать будем? – спросил Витька. Майю в этом деле тревожило другое:

– Из этих стаканов японцы пили? Тогда их вообще трогать нельзя – всё в рыбе. Перебьёт даже водку – мой, не мой.

– Может, я за нашими стаканами сбегаю? – предложил Витёк.

– Смысла нет – без потерь не перельём, – помрачнел Вовка, понимая, что придётся покупать ещё и средство для мытья посуды из-за этих японцев.

– Оставьте ваши глупые мучения. Будем пить из одного стакана. Это символично и романтично!

– Майка молодец. Правильно предложила. Умница, хоть и красавица. Кто начнёт? Может быть, даму вперёд пропустим «пропустить»?

– Что ж, если это случится, то будет в первый раз за все десять лет знакомства.

– Уважаемые господа, позвольте высказаться и предупредить спор. Дилеммы нет, и даму вперед к стакану не пропускают: первый тост всегда за них. Значит, нам и пить, а дама тогда уж потом, но это никак не может её обидеть.

– Спасибо, Володя. Вы опять всё красиво и со смыслом разрешили.

– Подожди, Майя, ты после нас, а кто первым из нас?

– А из нас тебе и начинать. Я как хозяин гостям рад, но моё слово второе, а ты выразишь даме, что она для тебя значит. Тем более случается это нечасто, как можно заметить. Начинай!

– Майя, be sexy, everywhere and forever! (будь всегда и везде секси-привлекательной)

– Спасибо, Витя, обязательно буду, – пообещала мужу Майя и взглянула из-под опущенных век на Вовку. Витька отпил и потянулся к салу и хлебу. Собрал всё в кулак, кусал и жевал, охая от удовольствия. Майя продолжила банкет:

– Теперь, вы, Володя.

«Ну, вот, опять приходится напрягаться и выдумывать изящества словесной глупости. Выпить по-людски не умеют: всё им со смыслом надо», – думал Вовка, но вслух сказал другое:

– За милых дам; за то, чтобы наши смелые надежды всегда находили в их душах бухту спасения!

После слов Владимир Иванович взял эстафетный стакан, поставил его на ладонь левой руки, отвёл в сторону локоть, поднося стакан к губам и придерживая правой ладонью ближе к низу. Сделал умеренный глоток, и, сдерживая напряжёнными бровями реакцию на горечь спиртного, потянулся к пайке чёрного хлеба, отщипнул кусочек, положил сверху полоску сала и элегантно отправил всё по назначению.

– Офранцузился вконец. И пить, и есть разучился. Дамский угодник.

Вовка отвлекаться на замечание не стал: молчание возвышает, когда хула у всех на слуху. Он стоял напротив молодой, красивой, счастливой семейной пары, и в первый раз своего холостяцкого бытия позавидовал им. Не конкретно, а всем кряду: женатым и счастливым.

«Сколько бы я перед ней кораллы не развешивал, а спать пойдёт в другой дом. Свой дом. С шеи не спрыгнет… А с ума? С ума её, пожалуй, спрыгнуть можно. Она умна, романтична и доверчива. Клюёт на уважение в ней красивой личности. А с женщинами совсем не как в музее: если женщина одета как экспонат, то руками трогать можно и нужно. Строго рекомендуется. Важно суметь тонко внушить ей, что именно для тебя она в этот день не зря вот так оделась. Убеждение должно прорасти в ней самой, с мелкими глотками красивой лжи до полного опьянения. Когда комплексы проснутся, пора уже будет домой идти, в семью и к детям. Даже провожать не потребуется. Вот с Витькой что делать? Всё-таки он мне приятель… Ну и чёрт с ним. После меня, подлеца, она его ещё крепче любить будет за простоту и глупость. Принято: начинаем атаку до проникновения в сердце… и под него».

– Теперь и Вы, Майечка, не забудьте про бочонок с ромом, что стоит рядом с Вами.

– Умеренность – это моё кредо, тем более, когда есть с кем поупражнять свою голову.

«Вот тебе и на. Во-первых, умеренность. Первое входное значение. Во-вторых, она тоже считает себя на охоте. Что такое женская охота на охотника? Это испанское танго: буйство страсти на грани закипания внутри и спокойствие тореадора снаружи. Вот тебе и второе входное значение. Так, теперь обратимся к следствию. Умеренность ограничивает меня снизу. Причём буквально. Сверху путь открыт: через голову к сердцу и далее везде. Умеренность женщины – это метание между Лаэртом и Гамлетом. Если Лаэрт упорствует, а Гамлет молчит, то быть ей Офелией, сходящей с ума по запретной любви. Если Лаэрт сам кутит, а Гамлет ищет и находит путь к сердцу, она – Лаура. Смотрим на Лаэрта: пьёт большими глотками, с Майей он как Фальстаф и желает, чтобы она как можно лучше смотрелась, была соблазнительной и оттеняла для него ценность обладания ею. Такой Лаэрт и сам к другому за руку отведёт. Было бы кому подсказать. С умеренностью все ясно – будем опускать до уровня „Винзорских насмешниц“ вместе с трусишками, если она их вообще одела. Что следует из факта танго: нельзя терять ритм, единство жестов и звучания. Обладание – это последний логический аккорд, и его играют только вдвоём».

– Скажите для нас что-нибудь приятное или лучше откройте глаза на непонимание вас, женщин, – предложил Владимир с тайным корыстным умыслом.

– Все знают, что в женщинах мужчины ценят загадку. Тонкий кавалер обязательно подчеркнёт, что она у его дамы есть, но никогда не назовёт ответ вслух. Если его догадка правильная, то дама даст ему о том знать, наградив свыше щедрости тем, чем богата. За мужчин, которые, постигнув загадку женского сердца, не раскрывают вслух секретов и оставляют его с благодарностью.

– Так, ладно, я ничего не понял, но вижу, что остаётся на один мой большой глоток.

– Ну, так и выпей его. Последний всегда за хозяев, а я тебе подарочек пока соберу, – бросил небрежно Владимир Иванович и поспешил к холодильнику.

– Как скажете. За гостеприимную Японию! – и допил стакан. Майя и Володька растерялись: ожидалось, что пить будут за обладателя жилого фонда, где проходило веселье.

– Ты за кого выпил?! За Владимира надо было пить, а ты и капельки на него не оставил! – упрекнула мужа Майя. Виктор стоял и растерянно, но с удовольствием жевал хлеб и сало.

– А я сразу и не понял. Что ж теперь делать?

– Исправлять ошибку, – с намёком на продолжение приятного вечера подсказала мужу жена. – Пойти в русский ресторан и отметить приезд как полагается. Тем более, ты на достигнутом не остановишься, а в данном случае и не надо.

– Ах, ты моя секс-тёлка. Всегда знаешь, как в омут войти и выйти, – расцвёл Витька. В этот момент вернулся с кухни Вовка, неся запакованный в целлофан ещё один, целый кирпич ржаного «Бородинского» хлеба.

– Вот: неси домой, пока не передумал. В семью и детям.

– А сало? Сало тоже давай.

– Сало бери всё, что на столе. Шматок большой, а больше нет. В другой раз к тебе приду есть.

– Нет, лучше мы к тебе опять нагрянем. Ну, я побежал относить, а ты переоденься к ресторану. Туда без галстука не пускают. Любой, хоть шнурок завяжи, – сказал и исчез в коридоре, уходящем к общему балкону с обоймой входных дверей.

Они остались вдвоём: он спиной к татами, а она в проходе на кухню и в женскую спальню. Любая пауза могла породить неловкость и отбросить игру к началу тайма. Необходимо продолжать танго, а это всегда вдвоём: «сплетенье рук, сплетенье ног…» и что у кого к этому есть ещё добавить. Опытный Владимир поспешил продолжить игру до полного проникновения.

– С Вашего разрешения, я приму душ и сменю дорожные доспехи, а Вы, если это не затруднит, повяжите мне галстук. Сам я не умею.

Это была полная правда: за сорок лет он не овладел простым искусством повязывать галстук на рубашку. В вопросах быта он был настоящий «чайник», и всё вызывало трудности. Не в пример его научной карьере: нелегко было сыскать двух ему равных. Любая задача решалась с моцартовской легкостью и бетховенской глубиной смысла.

– А кто же Вам обычно их завязывает?

– Обычно никто. А в первый раз жена или сын. Я их не развязываю, узел только ослабляю и надеваю через голову. Потом подтягиваю. Постепенно узкий конец галстука становится длиннее широкого, смыслосодержащего. Тогда я снова прошу кого-нибудь завязать, кто умеет. Сейчас Вас прошу, и буду долго-долго носить, аккуратно снимая через голову.

– Виктор говорил, что Вы холостой.

– И да, и нет. Я женат, и у меня есть дети, но вся моя семья живет в Москве и никогда со мной не ездит по чужим краям. Вот и получается, что я веду холостяцкий образ жизни. Но я не один, и это очень важно для меня. Я только живу один. Я как журавль: летаю далеко, но знаю, где мое гнездо.

– А почему Ваша жена с Вами не хочет быть за границей? Она что, языков не знает или есть другие причины?

– Языки она знает: английский и немецкий. Но причины есть, и я не могу их не уважать. Только если мы начнем сейчас об этом говорить, я не успею в душ и переодеться. Придёт Ваш муж и будет сердиться на Вас. На меня не посмеет: только приехал, давно не виделись и прочее. Остаётесь Вы как единственный объект упрёков и нападок. Я после с Вами поговорю. Наедине.

Последние слова он произнёс с особым смыслом. «Теперь она будет думать над тем, что я сказал. Накладывать на мои слова свои причины, почему она здесь, и думать о других, что держат многих жён бродяжных журавлей в Москве или любом другом российском доме. Это её должно размягчить. Потом она вспомнит, что я пообещал с ней поговорить наедине, и зазвучит в её мозгу мелодия испанского танго. Тут главное её не уронить и на ногу не наступить. Об этом после думать буду. Сейчас в душ».

В японских жилых домах душевые комнаты очень удобные. Гораздо лучше, чем в Европе. Они отделены от умывальника водонепроницаемыми шарнирными дверями. Там есть все необходимые полочки для мыла и шампуней, и есть куда повесить полотенце, чтоб безопасно было. В Японии не обязательно забираться в ванную – можно стоять в просторной душевой и наслаждаться струйками воды, подставляя под них лицо, шею и… прочее. Душевые в жилых японских домах спланированы на демографический взрыв, не иначе. Места в них на двоих. Нет больничной белизны чугунных корыт, называемых в Москве и России ванными. Нет моргового мрамора обителей шоузвёзд, а есть пластиковые купели цвета слоновой кости, и если к ним прислониться – да, чем угодно, – то не охватывает озноб. Под ногами пластиковый мягкий коврик. Одним словом, плодись и грейся.

Пора было ему из ванной выходить, и тут Судьба вновь о себе напомнила. Дилемма: голым не выйдешь, а несвежее бельё надеть нельзя – танго не позволяет.

«Что делать? Попросить отвернуться и сверкать по квартире задом – насмешишь. Бытовая мелочь уронит весь романтический настрой. Попросить принести? Можно, только уж слишком явно проявлюсь. Из-за двери руку за вещами только женщины протягивают. Мужчине полагается приоткрыться: часовой механизм спрятать за шарнирную дверь, а разрез по вертикали отдать на обозрение. Неважно, толстый ты или тонкий, маленький или ещё какой. Если есть кому подать, то она с этими недостатками уже смирилась ввиду других достоинств… Вот именно, а в моём случае она только начинает обретать причины и мало что знает о достоинствах. То, что я могу спрятать за дверью, возможно и будет её новым приобретением для моей пользы и её удовольствия. But nothing for sure. Рисковать нельзя». Он ещё помялся в ванной комнатке, прилаживая полотенце и разглядывая себя в зеркале.

«Придётся выходить как Аполлону к Венере – в полотенце. Влажные волосы, белые покрывала, прямой взгляд смелых глаз, свежесть и душевная чистота. И она – черна, как южная ночь. Эротично. Может сработать. Ну и подлец же я».

– Я выхожу. Прошу, не пугайтесь. Я совершенно как из бани, но под полотенцем.

– Я не пугаюсь, приходилось видеть мужчин и без полотенца.

– Вакхические оргии?

– В кино. На видео. Виктор приносит для вечернего просмотра.

– Всё же я попрошу Вас сейчас повернуться к окну и проверить, нет ли, к примеру, дождя.

Майя повернулась, а мнимый Аполлон пробежал к татами. Но тут случилась неожиданность.

Майя быстро вернулась от окна к татами и, протестующе выставив вперёд правую руку с веером тонких пальчиков, сказала:

– На татами нельзя так просто заходить.

Аполлон опешил и замер с занесённой над татами ногой. Руками он придерживал полотенце.

– А как же можно?

Венера приблизилась, встала сбоку, рядом, и начала учить:

– Подходить к татами следует мелкими семенящими шажками. Подойдя, руки сложите ладонями вместе, поднесите к лицу и поклонитесь, склонив голову к рукам и спину в пояснице. Тапочки перед тем, как ступить на татами, надо успеть скинуть. Вот смотрите.

И она показала, как надо заходить на татами. Взошла на середину его зелёного поля. Впереди стоял Аполлон, слева кровать. Венера томно попросила:

– А теперь Вы, но по правилам нашей японской культуры. Традиции священны: просветлённый Будда восседал и возлежал на татами. Женщины восходят на него, чтобы служить мужчине. Тут я Вам галстук и повяжу.

«Послать ко всем чертям Просветлённого с его деспотической традицией или нет? Шутовство какое-то. Восседал, возлежал… Любому ясно: ел и спал, а на бамбуке потому, что влажно там было, а бамбук всегда сухой. Смолы в нём особые. Не смачивается он. Вряд ли Будда задумывался об особой важности места, а не о сухости зада – берёг старичок себя от сырости. Но делать нечего: придётся плясать её па. Могу представить, как глупо сейчас буду выглядеть». Вот здесь мнимый бог ошибся – представить, как он будет через секунду выглядеть, он не мог.

Аполлон отступил на метр от татами. Просеменил мелкими шажками к выступу ковра. Скинул тапочки и встал на них поверху. Затем, как учили, сложил руки, поклонился, ступил… а полотенце осталось на входе. Аполлон – смешной, как старик Хотабыч, и голый, как Адам в саду Эдемском, – стоял напротив Венеры, демонстрируя всё, чем по-самцовски наградил его Господь.

Медленно переведя взгляд от дара к Венере, Аполлон встретил её глаза. Она смотрела на него и не смеялась. Она подставилась под его напряжённый взор, как он недавно в душе подставлял лицо под струйки воды – наслаждаясь, чувствуя, как убегает с их потоком усталость. О полотенце он не думал. Сделав два решительных шага, Аполлон-Вовка приблизился к Венере вплотную и крепко стиснул её руки в плечах. Она не напряглась, не отпрянула, а подалась к нему грудью, подчиняясь призыву сильных рук. Он смотрел всё время ей в глаза не мигая, боялся отвести. Пока он так смотрит на неё, он знал – она в его власти, но эта власть для двоих, а не для него одного.

Её руки совсем ослабли и обвисли. Потом он начал чувствовать, как зашевелились её тонкие пальчики и вновь напряглись руки. «Подбирает повыше платье. Освобождает для меня. Сейчас и про трусишки всё выяснится. Господи, успеть бы до второго пришествия… её мужа». Она зашептала:

– О чём ты сейчас думаешь?

– О танго, что мы танцуем вдвоём.

Не успели. Комната наполнилась красивой мелодией: сработал звонок на входе. Виктор, желая войти, предупреждал любую возможную неловкость. Тактичные русские люди. На это способны только они: уважать право наций на тайну блуда.

– Одевайся, быстро.

– Не успеть. Дай рубашку и возьми галстук. Рубашка длинная, прикроет. Сама стой рядом, как будто повязываешь и не отходи, я ещё в норму не пришёл. Опасность меня не пугает. Веди себя смело, спокойно, натурально. Даже если он что заподозрит, такое поведение собьёт его с толку. Если в первую секунду не станет скандалить, значит и вовсе ничего не будет. Всё. Об остальном я позабочусь. …Ты очень необыкновенная. Особая. Южная Ночка, тёплая сказка.

– …Вот вы где?

– А где? Видишь, женщина обслуживает мужчину по нашим теперь японским традициям. Так что стой рядом и не мешай, а то узел ровным не получится. На татами не заходи – это место занято.

– Так и не научился сам подвязывать? – спросил, но взглядом оценивал обстановку и проверял кровать. Успокоился: не тронута.

– Даже если б и умел, то теперь бы в этом не признался.

– И душ принять успел?

– Успел. Я же с дороги. В ресторан грязным идти не могу: верю, ждёт меня там удача.

– Начинает человек в норму приходить. Вот что значит на двадцать минут с женщиной оставить.

– Хорошо, что не на час. Пришлось бы мне тогда не в ресторан, а в другое заведение идти.