Читать книгу Три истории из реальной жизни. Любовь и музыка. Трудная работа. Дорога к дому - Сергей Лемехов - Страница 6

Вовка с сомнением покачал головой и подумал опять о себе: «Если скоро вернётся, что едва ли, то мне надо успеть быстро поесть до этого момента. Без еды много не выпью, а выпью – с дамой не управлюсь. Bitch – не Bitch, а подход, как и ко всем, требуется, и процесс особый. Её уход мне весьма на руку», – заключил Вовка и приготовился начать атаку на застольные дары русской кухни в Японии. Краем глаза успел заметить, что Виктор со своим стаканчиком отправился вызволять жену из чужих рук и приветливых улыбок. «Пить ещё будут. Из их стаканчиков брезгуют. Мне же лучше».

Глянув на стол, Владимир опешил. Ложек не было. Большие глубокие пиалы с куриным супом стояли на столе и ароматно дымились. Водка жгла гортань и взывала к закуске, чтобы немедленно пропустили. А как? Перед Вовкой лежали две соединённые у основания деревянные палочки и всё. Вермишелька в золотистом супчике плавала и издевалась. Крупка базилика до слёз просила супчик съесть. Белое куриное мяско лежало на дне как жемчужная раковина, о которой трепался Виктор, а русский не мог нырнуть за ней. Что уж там о глубине говорить. «Ладно, тебя я достану, а остальное просто выхлебаю через край. Удачно я сел – спиной к залу. Всё-таки я молодец».

Орудуя двумя руками – в каждой по палочке, – Вовка подцепил куриное мяско и понес на встречу к опрокинутому внутрь стаканчику с водочкой. Но перед самым входом в каземат мяско сорвалось и плюхнулось в пиалу, подняв горячую штормовую волну и брызнув в лицо голодному страдальцу. За ним никто не наблюдал, и он грязно выругался. Мясо презрительно промолчало в ответ и залегло глубоко на дно. Вовка в покое его не оставил. Налил ещё стаканчик из Витькиной доли, выпил, обе палочки взял как карандаш и по дну начал подтягивать мясо к роковой развязке. У самого берега жгучего озера поймал его пальцами и, охая, лязгнул зубастым забором. Было очень горячо, но терпимо. Желая себе помочь, Вовка налил ещё стаканчик из той же (чужой) доли и поднес к губам для принятия. Зубов не разжимал, а вцедил сквозь них, как кит морскую воду. Мясо сдалось, и он, морщась от горечи, дожевал его и съел. Ловить длинные змейки вермишели Вовка уже не стал. Он выставил на стол локти, сжал в руках молитвенную чашу и, сёрбая как купец за вечерним самоваром, в пять минут всё съел и сгрёб со дна палочками все съестные остатки. На душе резко полегчало, когда в животе потяжелело и потеплело. Глазки стали масляными и начали поглядывать на компанию обидчиков. «Пойти к ним или остаться? Вдруг dragon решит вернуться, видя, что я один». Однако долго думать ему не дали: хозяюшка заведения приметила, что гость супчик поел и бутылочку осушил. Кланяясь и причитая «уважае-масс», хозяюшка принесла сразу три вторых блюда и новую бутылочку взамен пустой. «Вот, и выпить и посуду успел сдать, пока они хе – ёй занимаются за чужим столом – всё же стынет! Дали б знать; я съем для сохранности. Впрочем, хорошо, что их нету: опять начнут рассказывать, показывать. Доведут до того, что как монгол при всех руками есть начну. В знак протеста против палочек в русском ресторане. Ни тебе цыган, ни тебе русской музыки, ни тебе ложек с вилками. Что это такое?» Последние мысли относились к пиале с мясным блюдом. Порезанное словно овечьими ножницами мясо громоздилось горкой под носом и требовало не мешкать. Пришлось налить ещё. «Под горячее полагается». Выпил одним глотком и увидел, что мясо не вполне обычное: «перфорированный» ремень. Всё, что в тарелке – одна большая ленточка.

Это страшно обрадовало Вовку: можно подцепить «…да хоть рукой!» один кусочек ленты и затянуть всю цепочку, придерживая губами и палочками внешний конец, пока зубы разбираются с внутренним содержанием. Со стороны выглядело так, что Вовка бубнил, уронив длинный скомороший язык в тарелку. Как он выглядит, его не волновало. С мясом расправился за три минуты, а втянув последний фрагмент, запил всю мясную змею. Жизнь с каждой минутой становилась всё лучше и лучше. Интернациональная компания его больше не волновала. Потирая от удовольствия руки, начал Вовочка изучать оставшиеся два блюда. В одной пиале был рассыпчатый рис, в другой – соус. «По цвету похож на соевый, но гуще и пахнет мускатом. А, тем лучше». Вовка слил соус в рис и помешал загустевшую кашу палочками.

«Ну вот, теперь можно не клевать каждую рисинку отдельно». Вовик пристроил пиалу к губам, держа её в левой руке, выставленной локтем на стол. Орудуя ловко правой рукой, сгрёб мускатно-рисовую кашу и прикончил вторую чужую бутылочку. Палочки после еды Вовка демонстративно сломал и бросил в пиалу в знак того, что он своё уже поел. Если бы! К русскому опять подошла хозяюшка, собрала посуду и выложила в бумажной обёртке новые палочки. Пустые пиалы забрала и, причитая что-то вежливое, удалилась. «Сейчас кофе принесёт», – решил пирующий в одиночестве русский учёный из Франции, проездом в Москве. Нет, оказалось, что не кофе. Хозяйка вернулась и унесла остывший суп в двух нетронутых пиалах и принесла для Витьки новую бутылочку водки взамен той, что выпил Вовка. Стол был девственно убран: осталась водка и запакованные палочки.

В этот момент вернулись Майя и Виктор, но не в ссоре, а весёлые, что было отрадно для Владимира. Подходя к столу, Виктор успел подать сигнал хозяйке зала, и она поспешила на кухню, а вскоре вернулась с тройным набором первого: горячий куриный супчик с базиликом и змейками яичной вермишельки.

«Рестарт», – безошибочно решил Владимир, но обидеться по обыкновению на злую Судьбу не успел.

Майя хитро улыбнулась и, указывая глазами на Владимира, по-русски попросила хозяйку подать всем ложки и вилки:

– Он первый день в стране и не сможет без привычных инструментов управиться с едой.

Хозяйка знала, что может, и весьма быстро может, но смолчала. Проявленная забота обрадовала Владимира и вселяла надежду, что Майя вновь вышла на охоту на самца. «А я уже поел и жду загонщицу». Ложки, вилки и ножи через полминуты были на столе, и Майя, глядя на Владимира, весело сказала:

– Мальчики, чем быстрее поедим, тем быстрее Виктор к Курилам перейдёт.

– Ну, это без меня. Проблемы врастания НАТО на Восток – пожалуйста, а с Курильской темой я не успел познакомиться. Не пришлось, – откомментировал Владимир, но на супчик налёг, а к водке не притронулся.

Майя поправилась:

– К счастью, участвовать в беседе не обязательно. К столу переговоров приглашена японская сторона с дальнего столика.

– А нам, беспартийным, куда деваться? – с намёком для Майи спросил Владимир.

Та быстро ответила:

– На гейш смотреть или в Японском саду погулять.

– На улицу распаренным водкой не пойду – балдёж пропадёт.

– На улицу идти не придётся. Сам увидишь. Японский сад – это карликовые деревья. Их растят в больших, как тазик, глиняных мисках и выставляют на полочки как слоников в Москве. Красиво. От туалетной комнаты есть проход за кухонную стенку, а там сад. По весне все деревца на улицу переедут. У японцев жизнь не такая оседлая, как у нас. Могут сорваться в другой город, сменить бизнес или вообще уйти от дел, а природу они любят и возят за собой. Мы – мебель, они – деревья.

– Теперь ты, Майечка, начинаешь культуру трогать, Вовке поесть не даёшь. Гляди, в спор уйдём – ты первая из-за стола побежишь.

Они ещё немного весело поговорили в промежутках между поднятиями ложек с обжигающим куриным супчиком. Майя с Виктором повторили раза два по стаканчику; Вовка воздержался, и теперь ко всем уже пришло чувство умиротворения и теплоты. Глазки мужчин масляно поблескивали, а у женщины светились изумрудными огоньками больших бесовских зелёных глаз. Вовка глянул на неё и, забывшись об осторожности, просто промолвил:

– Какая Вы, Майя, красивая…

– Да-а, слишком красивая… – бесцветным голосом протянул Виктор в ответ.

Образовалась пауза. Каждый из них задумался о своём. В такие мгновения вдруг начинаешь слышать гул окружающих голосов, как звенят чашки или стаканы. Любой внешний звук становится доступным слуху и чувствам. Слова запираются, в груди бьётся сердце в тревожном ожидании – добра ли? худа? – и непостижимо трудно вернуться к тем, кто рядом с тобой.

Любые слова будут пустыми, любые улыбки – маска. Всё, что рядом – ненастоящее. В такие мгновения Владимиру всегда хотелось встать, уйти, остаться одному, наедине со своими мыслями и чувствами. Он любил ближних, но не выносил их присутствие рядом. Всех без исключения: они, сами того не ведая, заставляли его страдать.

Паузу разрядила Майя простым возвратным вопросом:

– А почему всё-таки за Моцарта, Володя?

Он вышел из душевного стопора – Майя вывела его. Возможно, почувствовала его настрой, а может и правда интересовалась? Таинственно улыбаясь, Володька начал рассказывать:

– Мы с Моцартом старые друзья. С восьми лет дружим, несмотря на солидную разницу в возрасте – двести лет. Мы родились в один год, но в разные века. Я ни с кем так не дружен, как с ним. Моцарт это знает и не оставляет меня. Объясню полнее. Вы поймёте. Однажды довелось мне доклад толкать на неважно какой международной конференции. Конечно, я готовился и волновался. Я всегда волнуюсь: знаю, что лучше всех выступлю, но волнуюсь. Нет уверенности, и где её другие берут, я просто не знаю. Мой доклад в повестке сессии первый, и я – первый русский за всё время существования этого евродома. Плохо выглядеть нельзя, мы же не финны. Выхожу. Кто-то из организаторов крепит мне микрофон к костюму, а я с Моцартом беседую. «Играй, тебе говорю!» А он мне: «Что играть? Из Фигаро?» – «Я тебе покажу из Фигаро! Играй по теме выступления: менуэт или аллегро. Сороковую играй, мою любимую». То ли я слишком грубо с ним в этот раз обошёлся, то ли он ноты забыл – не играет. Я жду, меня ждут, а он не играет. Стою и перебираю цветные картинки и плёночки с формулами, партитуру раскладываю и жду его, он не играет. Через десять секунд уже могли и другие бы заметить, что что-то не так. Я разозлился. Lost temper. «Играй, – говорю, – а нет, так сменю на Вагнера. Разменяю тебя на Фауста». Поверите ли – заиграл. Менуэт заиграл из сороковой симфонии. Я заулыбался, обвел взглядом зал и разом снял напряжение со всех лиц: они за меня переживали не меньше, чем я за Моцарта. Вот со звуками менуэта я и начал. Музыка Моцарта вела меня. Я никогда не готовлю свои выступления. Never! Я готовлю background, basement, плёнки и канву. Спрашиваю об отпущенном на выступление времени и начинаю с первыми звуками его земной музыки: для любви, жизни и для радости другим. Моцарт будет последним, с кем я в жизни расстанусь вместе с жизнью. Я вас утомил рассказом?

– Нет, просто это не совсем обычно для меня, но понять я, кажется, смогла, – ответила Майя.

Теперь пришла её пора грустить. Даже лицом постарела. Виноват в том факте был Владимир, и он начал думать, как вывести Майю из задумчивости. Требовалось что-то необычное, нейтральное и общее. Он спросил:

– А почему у японцев ноги кривые, словно они после нас с дерева слезли?

Майя заулыбалась и глянула на Виктора, предлагая ему взять слово. Виктор взял:

– Про деревья не скажу, а про ноги поделиться догадками могу. Женщины наполовину лучшая половина японского общества. А наполовину потому, что упаси тебя Боже смотреть на их ноги колесом. Я убеждён, что оно было изобретено именно здесь. Мужчина – лучшее в доме украшение. Ему достаются первые куски. Он – самурай, олицетворение японского духа. И дух этот, надо сказать, ощущается всюду! В метро, в магазинах, на лекциях. Ландышем не перебьёшь. Женщин же кормят как нашу науку: по остаточному принципу, с той разницей, что от красавцев-мужчин ничего совсем не остаётся. Глаза у женщин грустные. Приглядись. Не раз убеждался, что это от переживаний и хронических недоеданий, голодных рисовых диет. Едят женщины быстро, согнувшись, как будто из ладошек. По сторонам не смотрят, пока всё не съедят. Понять, что они опережают своего красавца-мужчину, нетрудно. Мужики суп сёрбают, рыбу причмокивают, а поели – громко рыгают. Что бы они ни ели, всегда имеется чёткая звуковая индикация.

– Исчерпывающее объяснение. Ясно, по крайней мере, почему японцы такие умные: фосфора в мозгах много, а от нехватки кальция гибкие конечности у женщин.

Вовка помолчал, а Виктор, польщённый вниманием, продолжил свои спекуляции:

– Днём по городу пойдёшь – приглядись: многие женщины ходят в брюках.

– Это те, у кого колесо квадратной формы? – вульгарно предположил Вовка, чтобы польстить даме, у которой ноги были совершенны.

– Нет, совсем напротив. Помнишь, как у Эльдара Рязанова: «Некрасивые ноги надо прятать». Это про некоторых японок. Если у неё ноги как у Клавки Пастуховой…

– Клаудия Шиффер, – подсказала Майя.

– …то такое уродство необходимо прятать в брюки. Позор один, да и только.

Вовка с сомнением покачал головой.

– Япония – страна консенсуса: всё, что у большинства, то красиво, правильно и дорого всему народу. Остальные подстраиваются или маскируются. Так во всём. Заметно даже в магазине.

– А что в магазине? – с опаской поинтересовался Вовка.

– Японцы убедили себя и весь мир, что они больше всех любят рыбу. Теперь вынуждены её есть и покупать за бешеные деньги.

– А почему за бешеные, коли всем надо?

– У нас в Японии так: что нужно всем, то дорого для всех; что требуется лишь для некоторых, то отдают по бросовым ценам. Показательные примеры. От кур они едят только то, что получается после посещения их петухами: яйца. Куриное мясо есть некому, и стоят белые грудки и «бушевские» лапки копейки. Говядину едят особую: жирную, чтобы рис легче слипался в резиновые комочки. Орудуют-то палочками. Постное мясо, вырезка – бросовый товар, для нищеты и лимиты, вроде нас. Покупать стыдно, а есть вкусно. Все пьют саке: мужчины и женщины. Виски, джин и Смирнофф – хоть залейся. Наши люди в Японии страдают от обжорства и пьянства. По-другому не получается: дорого. Верно, Майечка?

– После всего, что ты рассказал, про гейш я боюсь и спрашивать.

– Спрашивай, не бойся. Не к ночи будь сказано, гейши – это нечто. У нас в стране бытует мнение, что это особо образованные дамы для тела и души. Поэзию знают, философию, языки. Чушь, полная ерунда. Так говорят те, кто ни разу не бывал в Японии. Во-первых, женщины здесь в беседу мужчин не встревают, и те их никогда не просят это делать. За один стол, бывает, садятся, но не для того, чтобы беседовать. Задача гейши в другом – красиво служить. Понимать следует в комплексе. Образование гейше необходимо, чтобы знать не по меню, а по беседе, что к столу подать, что и когда в стаканчик налить. Это первое. Теперь второе, самое главное. После отрыжки самцов на женщин тянет. Это закон. Но у всех у нас с бабами комплексы. Один считает себя некрасивым и стесняется, другой лысый, у третьего нос кривой, у четвёртого конец нестойкий и так далее. Так вот, гейша своим стелящимся поведением и безукоризненной приветливостью обязана служить так, чтобы снять у мэна комплекс неполноценности, каким бы сложным комплекс не был, и «обкончать» его. Вот что такое гейши. Параллель с цыганками уместна, но не полная. Те берут естеством, а гейши мастерством, но цель одна: любовь и деньги.

Витька победно умолк. Заметно было, что он гордится своей особой наблюдательностью.

– А-а, вот и японская делегация на низшем уровне. Прошу, прошу, присаживайтесь, – протянул Виктор по-английски, заметив подошедших к ним двух японцев от далёкого столика в центральном проходе зала.

Майя, притворно зевнув, встала и, обращаясь к Владимиру, сказала:

– Пока они Курилы по справедливости делить будут, мы можем в японском саду погулять. Как Вы, Володя, смотрите на моё предложение?

Вместо Владимира ответил Виктор, обрадованный переходом на Вы в общении между ними:

– Конечно, идите. Я и один с ними управлюсь. Славой урегулирования делиться не собираюсь.

И они пошли, оставляя враждующие в добрососедстве стороны искать компромисс.