Читать книгу Три истории из реальной жизни. Любовь и музыка. Трудная работа. Дорога к дому - Сергей Лемехов - Страница 8

На переговорах спор не затихал. Речь действительно шла о Курилах, как это у нас называют, или о «северных территориях», как здесь, в Японии. Когда Венера и Феликс, успевшие принять обличия Майи и Владимира, вернулись к столику, наступал момент кульминационной развязки. Виктор, оправдывая свое имя, победно доминировал во всех видах программы: в языке, аргументах и фактах. Волосы на густой шевелюре Виктора топорщились, а он победно жестикулировал то по-ленински, то по-сталински. Со стаканчиком – по Ильичу. Без стаканчика – чётко по партийному, как учил лучший друг всех советских детей, матерей, бабушек и дедушек будёновских времён.

От вида всей сцены победно зазвучал в Вовкиной голове, отравленной (не) земными радостями, «Марш Черномора». От неожиданности звучания Вовкина голова заговорила сама:

– Только этого ещё с нами не хватало!..

– Кого, Володя?

– Глинки… Ивана.

Витька уцепился за последнюю фразу и начал ему выговаривать:

– Форменно, Ванькú. Ты послушай, что он говорит: верните и всё. Ни фактов, ни аргументов – одно голое желание и японское, чтобы не сказать ослиное, упрямство.

– А-а, вы всё про это? – протянул Вовка и сел напротив дамы, уставился на неё и отрешился: не замечал и не слышал никого; видел только её… и вспоминал дорогую сердцу, любимую, единственную, далёкую женщину – жену Оленьку, что ждала его в Москве. Он никого больше не слушал и не слышал…

Виктор продолжал победный марш:

– Если вы ставите вопрос в плоской проекции – «отдай и всё!», – то я предложил бы вам, прежде всего, взглянуть на вектор в целом. Тогда станет ясно, откуда мы вышли, как пришли к нынешнему статусному состоянию и куда от него в дальнейшем стремиться будем. В плоскости всего не видно – потеряно. Это первое. Откуда вышли – знаем: до Москвы «от границы мы Землю вертели назад – было дело сначала. Но обратно её закрутил наш… Главком, оттолкнувшись ногой от Урала». Дальнейшее известно: Сталинград, Варшава, Берлин, Прага, суд, Сибирь, Манчжурия, опять суд, снова Сибирь и – не гуляй, самурай, не твой это край.

– Отдайте, отдайте назад всё, что отвоевали! – тянул, мотая головой, хмельной японец, бывший самурай.

– Во вам! «Создайте условия!» – недипломатично вспылил Виктор и сунул под нос самураю кукиш образца бесподобного инженера Талмудовского, держателя патента на этот бессловесный, убийственный аргумент.

– И вам, и вам!

– А нам-то что?

– Денег вам – во! – столь же сноровисто, как Виктор, самурай вернул кукиш к лицу русской делегации. Оскорблял.

– Нет, ты видал, Вовка, ещё и хамит! Когда просят, говорят: «Пожалуйста».

– Вот вам, please. Скажите, Владимир, отдать или не отдать, please?

Ничего Владимир не видел: он был далеко. На секунду выйдя из прострации, он поймал за хвост последнюю фразу самурая и кивнул головой: отдать. Он всегда так делал, когда не понимал вопрос: нейтрально соглашался в тон говорящему. «Повторит – отвечу нормально». Не повторил самурай.

– Не отдать! Ты его, Самура-сан, не слушай. Он негосударственный человек. И острова вам отдаст, и денег не возьмёт. Его кроме баб и науки ничего не интересует. Космополит гаремный. Не слушай его. Он вас до добра не доведёт. Меня слушай: «не отдавать!», а деньги – аригато, милости просим; укрепим доброе враждососедство. Деньги – зло, они вас портят, избавляйтесь от них легче, а это значит давайте нам. Ничего нет проще, чем растворить ваши деньги в нашей экономике. Себе и нам поможете. Опять пришли к компромиссному решению: «деньги – да, острова – нет».

– Отдайте! …Пожалуйста, «уважае-масс».

– Опять ты за своё. Я могу назвать целый ряд причин, по которым этого делать не следует. Но остановлюсь только на двух, картечных. Обещаю: больше просить острова не будешь.

– Буду. Отдайте. …Пожалуйста, «уважае-масс», – угрожал, требовал и просил самурай, прошедший Манчжурию, Сахалин и Сибирь, освоивший русский язык, женившийся на русской казачке, но так и не образумившийся умом.

Виктор перебил:

– Из всех причин не отдавать важнейшими для нас являются две: икра и крабы.

– ??? …Едим, чёрную едим.

– Каспий трогать не будем: там свои проблемы. Об этом я не с тобой говорить буду, а с Am-guysи – «Albi-nonsense»амии (англичанами).

– Okay, не едим, и какой из этого следует вывод?

– Икру вы не едите. Факт. Она у вас дешевле селёдки и воблы. Требуха дороже стоит. В России к кабачковой икре народ больше уважения питает, чем вы к кетовым слезам. Над вами лосось в голос смеётся. Дополнительное обстоятельство: вы – жадные. Это ясно на примере с деньгами: имеете, но не даёте. Всё условия ставите, – Виктор укоризненно покачал головой, глядя из-под бровей на японцев. После паузы продолжил:

– Теперь следствие: вы поставите сети, введёте для рыбы паспортный режим и будете ловить её единолично. Американский флот с авианосцем Эйзенхауэром станет на якорь в бухте Спокойствия и начнёт ваш промысел охранять. Им икру, вам – требуху, а Россия лишится ещё одного своего национального символа. Из сверхикровой державы перейдёт в разряд третьерыбных стран. Это те, что сами не ловят и у других не покупают. Денег нет.

– Мы дадим.

– Как вы даёте, я видел. Стыдно так давать: кукиш к лицу. «Уважае-масс».

– Хорошо, а с крабами что не так? Крабы-то как на острова залезли? Они все у ваших берегов.

– В том-то и штука. Вы – единственный народ в мире, который по деньгам ценит крабов больше, чем стоит купить ракету «Стингер» и послать её в Израиль. Мы крабов ловим в Охотском море и вам продаём целиком, неочищенных, по пятьдесят-семьдесят «капустных листов». Вы их очищаете, лапы и клешни съедаете, а мясо, что на спине под панцирем, прессуете в крабовые палочки и как отход производства по символическим ценам откидываете нам для дальнейшей, полной утилизации. Мы – голодные, задавленные перестройкой, – берём. Где вам нас понять? Крабов мы кормим рыбой – той, что у вас отбираем; у браконьеров, нарушителей границы. Ту дрянь, что вы ловите, у нас люди не едят. Голодать будут, помирать, а не съедят. Мойву в России и кошки не едят, только крабы.