Читать книгу Брехня - Сергей Малицкий - Страница 4

– Это как это? – спросил Илюха.

Дашка стояла в дверях кухни, засунув руки в муке в карман на клеенчатом фартуке. В домашнем халате, с короткой желтоватой челкой над глазами, пучком на затылке и выбившимися локонами на висках. С бровями вразлет, которые в таком блондинистом варианте, без туши, Илюхе нравились даже больше. Не со слишком тонкими и не со слишком полными губами. Все еще стройная и довольно упругая в свои почти пятьдесят. «Пока смерть не разлучит нас». Нет, никто таких слов в загсе хренову тучу лет назад им не говорил. Но они всегда звучали у Илюхи в голове.

Телефон лежал под вешалкой в коридоре на трех сырых сторублевках. Ну, точно, здесь же висели с утра и штаны. Встал он в половине четвертого. Глаза-то только в гараже продрал, могли сторублевки выпасть? Могли. Или не могли? Клапан-то на месте? Или он его потом застегнул? Может, они к ладони его прилипли, когда он их прихлопывал? А телефон откуда?

Илюха вытащил из кармана старый и испытанный сотовый и снова набрал Лешку. Изделие китайского легпрома задергалось и послушно принялось издавать привычный Лешкин рингтон.

– Ты чего делаешь-то? – спросил Илюха жену, потому что первый вопрос показался ему самому слишком невразумительным.

– Пельмени леплю, – спокойно ответила Дашка.

В голову Илюхе сразу полезли разные картины. Реклама из телика, где весь день проскучавшая у окна молодая жена, увидев усталого мужа, возвращающегося с работы, высыпала на стол покупные мороженые пельмени и припудрила их мукой. Анекдот про рыбака, который заканчивался фразой – «А мой дурак на рыбалку пошел». Но в первую очередь он вспомнил совет того самого Сан Саныча Шмаля.

– Главное, Илюха, это стабильность! – говорил владелец водочного производства, когда Разливахин подвозил его до дома на служебной газели по причине сдачи Шмальского БМВ в ремонт.

– В стране, что ли? – с хохотком откликался на очередное вразумление Илюха, потому как и тогда тоже была пятница, а в ящике с ключами постукивали завернутые в тряпицу очередные умыкнутые им поллитровки «Божьей росы».

– Забудь про страну, – негромко, так, как умел только он, смеялся Сан Саныч. – Если в ней и есть чего стабильного, то об этом лучше особо не распространяться. Роток на замок. Когда соберутся крючить и подвешивать, начнут с тех, кто на заметке стоял, а заметки, боюсь, уже составляются. Так что болтать попусту не следует. Я о семье говорю.

Что там Шмаль выдал про страну и про крючить, Илюха особо не понял. А вот про семью ему стало интересно. Хотя бы потому, что у самого Сан Саныча никакой семьи вроде не было, а у Илюхи ровно наоборот. Красавица и огонь-девка Анна Ильинична на обучении в торговом институте в Москве и Дарья Никитична Разливахина собственной персоной его законная жена – ягодка опять, домохозяйка и она же дежурный техник в ближайшем ЖЭУ, где слесарил и неизменный друган Илюхи Леха – если с полным уважением, то Алексей Алексеевич Попов.

– И чо там? – поинтересовался Илюха. – В семье, то есть?

– Два правила, – стер с лица усмешку Шмаль. – Если хочешь, чтобы у тебя все было в порядке, никогда не спеши. Не торопись, короче. Спешка сам знаешь, где нужна.

– При ловле блох и при поносе! – загоготал Илюха затертой присказке.

– Именно, – кивнул директор. – Считай про себя до… пятидесяти хотя бы. А лучше до ста. И думай, что делать. И не лучше ли не делать ничего. Понял?

– Понял, – кивнул Илюха. – Как не понять. Досчитать до ста. Только тут ведь какое дело, пока до ста досчитаешь, уже ни скандала, ни драки не получится. А выхлоп-то куда девать? И как же это… обида, если что. Или там… правда?

– Правда? – удивился Сан Саныч. – Ты зачем женился, дорогой Илья Степанович? Чтобы у тебя правда была или жена? И кто тебя кормит, дорогой? Правда или жена? Я уж не спрашиваю, с кем ты в постель ложишься…

– Это разве делится, что ли? – удивился Илюха. – Черт. Даже не знаю. Ну ладно. Это ведь первое правило? Хотя, было бы неплохо, чтобы она тоже до ста считала, а не за сковородку или за скалку хваталась. А второе какое?

– Второе еще проще, – вздохнул Шмаль. – Не задавай вопросы, на которые тебе могут ответить что-нибудь такое, что тебе не понравится.

– То есть? – вовсе вытаращил глаза Илюха.

– Что есть то и есть, – буркнул Сан Саныч и посмотрел куда-то в сторону, словно разглядывал что-то, чего Илюха не мог увидеть при всем желании. – Просто прикинь, какой ответ ты можешь получить. Ну, мало ли. Вдруг ты в рот женушке своей какую-нибудь сыворотку правды влил? Или даже не ты влил, а кто-то? И что она тебе скажет? И как ты будешь с этим жить? Ты хочешь с ней разбежаться? Диван пополам двуручной пилой хочешь распиливать? Телевизор? А?

– Упаси боже, – пробормотал Илюха. – Она скорее сама меня распилит.

– Ну, вот и думай, – прошептал Сан Саныч, уже собираясь выйти из газели, потому что остановил ее Илюха прямо у его дома. – Думай, что она тебе может ответить. И надо ли это тебе. Понял?

– Ну как же? – принялся чесать в затылке Илюха, щурясь на своего начальника. – Как же жить-то? С неотвеченными вопросами?

– А вот так! – понизил Шмаль голос, уже вылезая из машины, но обернулся, прежде чем захлопнуть дверцу. – У нее же ведь тоже к тебе может быть ой как много вопросов… И вот еще что. Запомни вовсе самое главное. Для твоего счастья многого не нужно, всего лишь не быть дураком и следовать двум правилам. А вот у баб правил вовсе нет. У них вся жизнь – бои без правил. Но это не значит, что их за это надо порицать. Жалеть их надо, Илья.

– И… – хотел что-то сказать Илюха, но Шмаль уже закрыл дверцу и зашагал к своему коттеджу.

Разговор этот продолжения не имел, но осадок в душе Илюхи оставил. Разливахин, правда, и думать не стал в эту сторону, не хотелось ему баламутить то, что осело и улеглось, но зарубку на сердце тогда сделал. И теперь он косился на Дашку и в самом деле боялся услышать ответ на тот самый прямой вопрос, который висел у него на языке.

Он успел досчитать до пятидесяти пяти, когда Дашка шевельнулась и с фирменной усмешкой выдала:

– Деньги лежали на галошнице. А телефон я нашла на скамейке у подъезда, когда за мукой ходила. Не включала, может, запароленный, хотела написать объявление, да на дверь повесить, но не успела. Пельменями занялась. Чей хоть он?

– Разберусь, – пробурчал Илюха, подхватил Лешкин телефон вместе со сторублевками и сунул его в карман. – А стираешь чего?

– Тюльку из спальни решила постирать, – спокойно ответила Дашка. – Серая уже от пыли стала.

Илюха сделал шаг по коридору и посмотрел через горницу на открытую дверь во вторую комнату. Тюли на окне спальни и в самом деле не было. Карниз, правда, оставался на месте, но дубовым был тот карниз, местного производства. На нем можно было вешаться. Выдержал бы.

«Девяносто два, – продолжал считать про себя Илюха. – Девяносто три».

– Чего делать-то собираешься? – почесала мучной рукой нос Дашка, отчего тот сделался белым. – Я хотела после обеда к мамке съездить. Я велосипед возьму?

«Девяносто восемь, девяносто девять, сто, – закончил отсчет Илюха. – Никогда она раньше про велосипед не спрашивала. Перебор. В обратную сторону что ли отсчет брать?»

За окном спальни, которое как раз выходило на другую сторону дома, засвистела сирена скорой помощи и тут же смолкла. Послышались голоса и даже как будто чей-то стон. На лице Дашки не дрогнула ни одна мышца.

– Ну так чего? – спросила она.

– Не знаю пока, – вздохнул Илюха. – Велосипед бери, чего не взять. А я пойду покурю.

– Ты же бросил! – словно ожила Дашка, то ли удивляясь, то ли собираясь закатить скандал. – Уже лет пять как!

– Иногда надо, – вдруг совершенно спокойно сказал Илюха. – Для сердца. Чтобы… чего не вышло. Я только одну.

За окном снова завелась какая-то машина. Наверное, та самая скорая. Уже не глядя на жену, Илюха сбросил с ног сапоги, сунул ноги, не меня носков, в стоптанные кроссовки и вышел из квартиры. Когда он спустился на первый этаж, покинул подъезд и присел на скамейку, сердце и в самом деле билось в груди так, что захотелось окутать его клубами уже забытого дыма. Но сигарет не было.

Мимо скамейки просеменила пергидрольная Манька, цокая языком и жадно встряхивая тюлевую штору с позвякивающими на ней зубастыми прищепками. Где-то в горле образовалась несглатываемая горечь, и Илюха потянулся к карману, вытянул оттуда ту самую заветную и только что обретенную бутылочку «Божьей росы» и попытался сорвать с нее пробку. У него ничего не вышло. Он с недоумением вытаращился на бутылку, встряхнул ее и снова попытался скрутить пробку, накинув на нее для верности грязный носовой платок. Пробка проворачивалась в ладони вместе с бутылкой, но с места не сдвигалась ни на миллиметр.

«Захрясла!» – понял Илюха и вдруг подумал, что следовать двум правилам не так уж и сложно. Куда как сложнее выполнять то, что Сан Саныч к счету не представил, но почему-то упомянул – не быть дураком. Как будто это зависит от человека. Щелкнул пальцами, и ты уже не дурак.

Илюха покачал головой и, шелестя сторублевками, зашагал к магазинчику.